Боевой 1918 год

Владислав Конюшевский, 2021

Опять попаданец. Опять в прошлое. Только все уважающие себя герои попадают в точки бифуркации истории. Этот же попал в то время, когда уже все решено и ничего нельзя изменить. Территория бывшей Российской империи. 1918 год. И что делать, если ему не нравятся ни белые, ни красные, ни даже, прости господи, зеленые. Анархисты, монархисты и прочие «исты» тоже не прельщают. Нацистов (которые еще толком и не вылупились) он вообще не переваривает. Как же быть в этом случае? Кто его знает… Содержит нецезурную брань.

Глава 5

Сняв папаху и подставив щетинистую голову к солнышку, греющему уже по-весеннему сильно (хорошо все-таки на юге), я задумчиво курил трофейную папиросу и соображал, что же теперь делать. Студент вился вокруг меня, пытаясь вызнать подробности. А подробности были не очень. Начнем с того, что на поезда билетов не было. Но это не стало бы преградой, так как, пока существуют проводники, то наличие или отсутствие билетов в кассе может являться лишь легким недоразумением. Но, отираясь на вокзале, я узнал гораздо более серьезный факт. Шмон в поездах был жесткий. Проверяющие (обычно в количестве пяти-шести человек) лютовали. Причем действовали грамотно. Один оставался в начале вагона. Один проходил в конец, перекрывая тем самым и вход, и выход. Остальные занимались проверкой документов, с выборочным перетряхиванием багажа. При отсутствии ксивы человек тут же задерживался и передавался, для выяснения личности, в контрразведку. Бывало даже, что наличие документов от этого не очень-то и спасало.

То есть наш лепет про ограбление здесь совершенно не катил, а снова попадать к контрикам меня совсем не тянуло. Ибо чревато. Бурцев опечалился:

— Так нам что теперь — опять пешком идти?

Мотнув головой, я пояснил:

— Пешком тоже опасно. Это нам крупно повезло, что сюда без проблем добрались…

Серега вытаращил глаза, и я поправился:

— Ну, почти без проблем.

— А как же быть?

Осторожно затянувшись папиросой (крепкая, зараза), ответил:

— Вроде наклевывается один вариант. За околицей станицы есть аэродром. На нем базируются два самолета. При этом один из них поломан. По словам местных, завести его не могут. Сейчас пойдем, посмотрим, что там. Определимся с охраной. С режимом. Поглядим, что за самолеты. Ну, и если повезет, то попробуем воспользоваться воздушным транспортом.

Студент, потеряв дар речи, какое-то время вхолостую открывал и закрывал рот, после чего его прорвало:

— Но… но как же так? Разве вообще это возможно? И я никогда не летал… — Тут Сергея переклинило в другую сторону и, глядя на меня восторженным взором, он завопил: — Ах! Чур, вы умеете пилотировать аэроплан?

Я поморщился:

— Не ори. Не умею я управлять самолетом. Но я знаю того, кто умеет.

— У вас здесь есть знакомый пилот?!

— Нет. Но думаю познакомиться. Пойдем.

Не обращая больше внимания на подпрыгивающего Бурцева, я двинул к окраине, на которую мне показывали местные. На полпути, когда он более-менее успокоился, стал инструктировать спутника:

— Слушай сюда внимательно. Я брат твоей матери. Мать зовут… Кстати, как ее зовут? Елизавета Григорьевна? Хорошо. Ты соответственно мой племянник. Здесь были по делам. Сам я из Питера. Работал на заводе вместе с Сикорским. Да-да. С тем самым авиаконструктором. Сейчас, в ожидании поезда, на который мы пытаемся купить билеты, я решил посмотреть на коллег. Ты при этом старайся рта не открывать. Вообще не открывать! Дошло?!

Студент кивнул и тут же попробовал вякнуть:

— А вы действительно…

— Молчать, сколопендра ушастая! Или оба погорим, мать твою растак!

Собеседник заткнулся, но, судя по виду, затаил обиду. Я же, не обращая на надутого Бурцева внимания, направился к виднеющемуся вдалеке солдату, который охранял подступы к аэродрому. Тот с интересом нас разглядывал, а когда подошли ближе, сурово оповестил:

— Не положено!

Пришлось мягко попенять:

— Я знаю. Но ты вот что, голубчик. Позови-ка кого-нибудь из начальства. Скажи, что встречи желает инженер с завода Сикорского.

Рядовой скептически оглядел мою шинель с мятой папахой. После чего не менее скептически окинул взором армяк студента. Я поспешил развеять сомнения:

— Вы, милейший, на внешний вид внимания не обращайте. Дорожные перипетии… Да-с…

В конце концов, был вызван унтер, который препроводил нас к старшему лейтенанту. Тот представился поручиком Васиным и, с интересом глядя на наш гардероб, поинтересовался целью визита. Я отрекомендовал себя как Иван Иванович Чуров. Рассказал историю с ограблением. Про документы только промолчал. А свой визит объяснил желанием пообщаться с коллегами.

Поручик заинтересовался. Спросил о личном знакомстве с Игорем Ивановичем^[4] (я кивнул).

Потом поинтересовался, чем я занимался на Русско-Балтийском военном заводе, и, узнав, что перед ним инженер-двигателист, пришел в восторг.

— Понимаете, мой «Антара ДС» уже третий день неисправен. А у главного механика тиф. Его помощник пытался отремонтировать мотор, но не преуспел. Командир еще с утра поехал в Дубровскую, выбивать другого механика, только вряд ли у него это получится. Дефицит-с. А вас сам бог послал! Может быть, посмотрите, что с моей птичкой?

— С вашей птичкой? А вы что — пилот?

— Да. Ну, так что? Посмотрите? А я вам билет на поезд организую. С билетами сейчас, действительно, большая проблема…

— Ну, хорошо. Ведите. Только, если можно, какой-нибудь фартук предоставьте…

Обрадованный поручик тут же принялся давать распоряжения, а мы направились к самолету. Чувствовал ли я неуверенность? Не-а. Это же не движок «мерса», напичканный электроникой. А у обычных моторов причины неисправности по пальцам пересчитать можно. Или компрессии нет. Или бензин не поступает. Или воздух не поступает (либо наоборот — подсасывает там, где не надо). Ну, или искра на свече отсутствует. Всё! С компрессией я ничего сделать не смогу, а вот что касается всего остального… надо постараться, так как у меня появился интересный план.

Вообще, сегодня со мною творилось нечто странное. Еще когда прояснял ситуацию с билетами, появилось все более нарастающее чувство беспокойства. А когда узнал о проверках, беспокойство перешло в ощущение смертельной опасности. Аж волосы по всему телу дыбом встали. Была твердая уверенность, что попытка проезда для нас кончится весьма плачевно. С интуицией спорить не стал. Но когда принялся прикидывать пеший путь, то случилась та же фигня. Не дойдем мы. Шлепнут в дороге. Кто нас убьет и почему, предположить не получилось. Только чувство опасности выло как сирена. Вот тогда-то и услышал про аэродром. В любом другом случае у меня и мысли бы не возникло сунуться к самолетам, а тут стал прислушиваться к себе и — чудеса! Интуиция молчала. Так — только легкая опаска шкрябала. Вот мы и двинули к летунам, надеясь неизвестно на что. Теперь главное, чтобы не получилось, как в том анекдоте про внутренний голос и ковбоя, нагадившего на голову вождя племени…

Когда подошли к аэроплану, я скинул шинель (мне тут же был выдан синий халат) и остановил помощника механика, который уже кинулся открывать капот.

— Подождите. Давайте сначала попробуем его завести так. А я послушаю…

Васин, пожав плечами, полез в кабину, а механик принялся крутить винт. Самолет сказал: чих-пых-пых пых. Чих-чих-чих-чих-чих-чих-пых-пых-пых. Я поднял руку:

— Достаточно. Открывайте.

Так, посмотрим. Угу. Двигатель звездообразный. Судя по радиатору — водяного охлаждения. Присутствует лейба, на которой написано «Salmson» и мощность — 150 лошадок. Даже карбюратор есть. Аж целых две штуки. Блин… Помню, мне как-то говорили, что на таких самолетах карбюраторов не было. Получается, что ошибались. Так… так… Ну, где-то понятно. Сначала проверил свечу. Искра была. Подача горючего? Вроде есть, но как-то неуверенно. Осмотрел шланг и проволочный хомут. Механик, тершийся тут же и подающий инструменты, проинформировал:

— Шланг не забит. Я его сразу почистил.

— Все равно снимай. Чудес не бывает.

И чуть позже, продавливая и сгибая топливный шланг, победно улыбаясь, сказал:

— Ну вот. Видите — трещина. Так-то она не видна, но если прижать, то видно. Отсюда воздух подсасывает. А когда двигатель пытается завестись, идет деформация и трещина расходится еще больше. Надо герметизировать.

Сказано — сделано. В ожидании высыхания герметика (судя по запаху — на касторовом масле) гостеприимный поручик нас сводил на обед. Потом попробовали результат трудов. Правда, механик говорил, что герметик застынет только к завтрашнему дню, но я, с высоты своего инженерства, лишь демонстративно хмыкнул. Так-то маслопуп прав, но не зря же я еще и прорезиненной материей место трещины обмотал. Поэтому сейчас рассчитывал, что какое-то время шланг продержится.

Движок схватился почти сразу и ровно затарахтел. Поручик счастливо улыбался из кабины. А вот когда он, погоняв двигатель на разных режимах, заглушил свою тарахтелку и, спустившись на землю, двинул ко мне со словами благодарности, я приступил к охмуряжу. Выслушав слова, воспевающие мой инженерный талант, спросил у Васина:

— Господин поручик, вы же, прежде чем лететь на какие-то свои задания, все равно должны испытать качество ремонта над аэродромом?

Пилот кивнул. Тут я (деланно), смущаясь и краснея, изложил свою просьбу:

— Понимаете, в чем дело. У меня племянник просто грезит небом. Да и сам я, признаться, тоже… Столько лет рядом с авиацией, но ни разу не поднимался в воздух. Не могли бы вы взять нас в этот испытательный полет с собой?

Тут все строилось на тонком расчете. Я ему только что починил средство передвижения. Он только что рассыпался в благодарностях. И вот так сразу отказать? Понятно, что «не положено», но начальства нет, и он сейчас здесь самый главный. Также общая лихость и раздолбайство летчиков сыграли свою роль. Тем более я не просил катать нас по одному, а сказал, что мы и вдвоем отлично в задней кабине поместимся. В общем, уговорил. Был снят пулемет (для облегчения веса), студенту была выдана кожаная куртка, вместо его крестьянского облачения (чтобы не замерз), и мы залезли в кабину. «Сидор» Бурцева остался демонстративно валяться на земле. Там все равно, кроме вина, консервов и плитки шоколада, почти ничего не было. Зато свой я умудрился незаметно сунуть под ноги. У меня там сало и патроны. Самый стратегически необходимый продукт. Ну и мыльно-рыльные, куда же без них.

Когда устроились, Васин спросил о готовности, после чего самолет, подпрыгивая на мелких кочках, начал разбег. Толчки становились все реже — и вот мы уже в воздухе. Сделав круг над аэродромом, аэроплан набрал высоту, и поручик в переговорную трубку стал пояснять, что находится под нами. Я его послушал, а потом сделал предложение, которого он сначала не понял, а потом резко отказался. Но пистолетный ствол несколько угомонил скандалиста. Да и как возражать, если он свое оружие даже достать толком не может, не говоря о повороте ствола в нашу сторону? Его угрозу, что он направит самолет в землю, я парировал тем, что сам умею пилотировать. Шлепну пилота, переберусь в кабину, выкину труп и улечу. Тут я отчаянно блефовал, но поручик-то про это не догадывался.

Тем более что и просил немногого. Просто в течение часа лететь на север. Там высадить нас, сев на любую дорогу, и улететь обратно. Всё! Я даже не претендую на его тарахтелку! И никакой я вовсе не шпион! Где он видел шпионов, которые могут чинить аэропланы? Я инженер, но на поезде ехать не хочу, потому что в поезде нас и ограбили! И ограбил именно патруль! Что значит — «не верю»? А на хрена мне это придумывать? Отвели в пустой тамбур и там чуть не прирезали. Пришлось на ходу из вагона выпрыгивать, благо паровоз не быстро ехал. Да и высаживать он нас будет на территории, контролируемой Добровольческой армией. Так что чей я тогда шпион? Короче — убедил оппонента.

Тем более что действительно не требовал от него лететь к красным или до последней капли горючего. Васин сам, за обедом, рассказывал, что его «Антара», он же «Анасаль», может в воздухе два с половиной часа находиться. Заправлен самолет под пробку. Так что час туда. Час обратно. Еще и запас остается. А за час мы километров на сто двадцать — сто тридцать улететь сможем.

В общем, так и получилось. Я ориентировался по солнцу (чтобы летун нас не туда не завез), но поручик летел приблизительно на север. Потом благополучно сели на какой-то проплешине, невдалеке от дороги. На саму дорогу мы бы не поместились — деревья мешали. Васин к этому времени уже перестал плеваться ядом, и мы, предварительно высыпав патроны из его револьвера, вернули ему оружие и даже помогли развернуть самолет (чтобы мог взлететь по своим следам). Правда, на вопрос: «А где мы сейчас находимся?» пилот лишь пожал плечами, ответив, что в этих местах не бывал и сказать ничего не может. А потом, как тот Карлсон, газанул и улетел.

Проводив глазами удаляющийся «Анасаль», я повернулся к приходящему в себя Бурцеву:

— Ну что, студент. Почти полпути пролетели. Летун про то, что произошло, скорее всего, молчать будет. Невыгодно ему о нас рассказывать. На аэродроме, скажет, что просто высадил нас на соседней станции и всё. А даже если и начнет болтать, то пусть его. Мы, считай, в другом государстве сейчас находимся. Так что можно не опасаться. Меня вот только сильно смущает твоя стильная одежда…

Договорить я не успел, так как Серега неожиданно набычился и, плотнее запахнувшись в куртку, твердо прервал:

— Кожанку не выброшу!

Глядя в его шальные глаза, со все еще летящими к глубине зрачков облаками, я только сплюнул. Пацан! Первый раз в жизни прокатился на аэроплане. Даже не обрыгался при этом. А тут еще досталась заветная мечта всей молодежи — настоящая летная кожаная куртка. Да он сейчас на расстрел готов пойти, лишь бы в этом прикиде. Романтик хренов!

Так что, цыкнув зубом, успокоил взволновавшегося попутчика:

— Никто твою прелесть выкидывать не собирается. Надо будет просто прикупить тебе какую-нибудь хламиду в ближайшей деревне. Куртку же до времени в мешок спрячем. А то ты сейчас смотришься то ли как заблудившийся комиссар, то ли как самокатчик без мотора. И вообще — харэ болтать. Нам еще топать и топать. Так что двинули.

Ну, мы и пошли. Старались двигаться не по дороге, так как Бурцев в своем поскрипывающем одеянии выглядел довольно вызывающе. От этого я несколько бздел и старался не попадать никому на глаза. Ближе к сумеркам подуспокоился и стал присматривать место для ночлега. Дорога в результате моих метаний осталась где-то далеко в стороне, и мы топали по какому-то совсем уж проселку. При этом я рассчитывал, что рано или поздно он нас должен вывести к жилью. В принципе, так и вышло. Небо еще было светлым, когда мы подошли к мелкому хуторку. Дом. Большой сарай (или это овин называется?). Два сарая поменьше. Забора не было. Странно, что живности никакой не видно. Или хозяева всех кур в птичник уже загнали?

Подойдя ближе к хате, я громко сказал:

— Добрый вечер! Ау! Хозяева есть дома?

Пару секунд была тишина, потом в доме что-то уронили (густой бас выматерился), и в открывшейся двери появился бородатый мужик. Какое-то время он оглядывал нас, оглядывал округу, после чего, сплюнув, спросил:

— Чегой-то надоть?

— Еще раз — добрый вечер! Мы из Сухума, до дому пробираемся. Вот, хотели узнать, нас на ночлег, в сарай, не пустите?

Хозяин, еще раз сплюнув, резюмировал:

— На х..!

Спать во чистом поле совсем не хотелось, поэтому зашел с другой стороны:

— Так мы же не просто так. Заплатим за ночлег деньгу малую…

Бородач почесал кудлатую голову и, подозрительно разглядывая фигуру студента, поинтересовался:

— А ентот, что в кожане? Комиссар?

Проклиная про себя хиппующего Бурцева, я возразил:

— Какой комиссар? Это пацан — племяш мой. Ему еще зимой, на именины, обнову подарили. Вот и форсит…

— Оружие есть?

— Вы что? Откуда у нас оружие? Мы законопослушные люди!

Мужик еще раз как-то оценивающе посмотрел на Серегу и задал совсем некорректный вопрос:

— А деньги есть?

Мне столь странный подход совсем не понравился. Обычно селяне, встреченные нами в пути, были гораздо более дружелюбными и не столь борзыми. А этот бирюк, живущий на отдаленном хуторе, ведет себя довольно странно. Не зря чувство опасности у меня ворохнулось, как только увидел сего персонажа. Но так — слабенько. Гораздо меньше, чем когда я на аэродром собрался идти. Ладно… не в степи же в самом деле ночевать? Погода не та. А мужика мы всегда разъяснить сумеем. Поэтому, не меняя приветливо-просящего выражения лица, ответил:

— Немного есть. За ночлег заплатить хватит. Ну и если ужином угостите, так вообще хорошо будет…

Бородатый ухмыльнулся и, буркнув под нос: «Кожан хорош…» — приказал:

— Ждите здеся. Я щаз.

После чего ушел в дом. Интересно, куда он двинул? За свечкой, что ли? Обдумать мысль не успел, так как появившийся в проеме хозяин приказал:

— Ходи сюда.

Пройдя в хату мы, подталкиваемые бородатым, вошли в комнату. А там, за столом, сидели еще двое. Несколько свечей давали неплохое освещение, поэтому разглядев не только их заросшие рожи, но и убранство стола, на котором, помимо продуктов, стояла бутыль с чем-то мутным, я восхитился:

— Хорошо сидите!

Один из сидящих отрезал:

— Не про твою честь! — и, обращаясь к собутыльнику, заметил: — Во! Гляди, Ляксей, какой дён сёдня рыбный! После полудни один приперси. К вечору еще парочка появилась. Ну тот-то понятно — краснопузый. А енто шо за птицы?

Блондинистый Ляксей лишь криво улыбался, глядя на нас, зато хозяин пояснил:

— Гуторят, шо путники. На постой просились. Но ты, Мирон, глянь, кака на сопляке справная одёжка.

Ошарашенный студент молча слушал беседу, но как только речь зашла об его обнове, встрепенулся:

— Не отдам! Хоть убейте!

Мирон покладисто согласился:

— А и убьем. — После чего откинул тряпицу, прикрывающую лежащий на столе наган, и, схватив револьвер, подскочил к нам, заорав:

— А ну сымай кожан, паскуда! Сымай, покеда не пристрелил!

Все его внимание было сосредоточено на Сереге, а от меня он почему-то никаких действий не ожидал. Да и чего тут ожидать — тут, как я понял, принято бояться «человека с ружьем» и выполнять все его требования.

Поэтому, когда я ударом слева, по руке, выбил оружие, а правой влепил в прикрытый бородой подбородок, он улетал с каким-то изумленным выражением лица. Я же, не поворачиваясь, ногой долбанул стоящего за спиной хозяина. Попал по хозяйству удачно. Сзади лишь всхлипнули и мягко обрушились на пол. Ляксей за это время успел три раза моргнуть. Потом ступор с него спал, и он суетливо полез в карман, но увидев мертвящий провал ствола «люгера», направленный в голову, застыл. Подбадривающе ему подмигнув, я предложил:

— Давай, родной! Показывай, что там у тебя. Осторожненько. Двумя пальцами доставай.

А увидев, чем именно мне хотели грозить, чуть не рассмеялся. Такой здоровый парняга и такой маленький револьверчик. Что-то типа «Бульдога». При этом, подталкивая свое огнестрельное недоразумение по столу в мою сторону, он еще и обиженно вякнул:

— А Митрий говорил, что у вас оружия нема…

— Я его обманул. Ладно, что тянуть. Ложись на пол. Руки положи на голову…

Ляксей взволновался:

— Э! Э! Ты чаво задумал?

На что я с ухмылкой ответил:

— Даже не надейся, противный. Шмонать тебя буду. А потом и дружков твоих.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Игорь Иванович Сикорский.