Время Петра

Владислав Клевакин, 2023

Дремучая, праведная Русь и новая, просвещенная Россия. Кто победит? Чья возьмет? Чье время пришло, а чье ушло? Предательство и трусость. Покаяние и мятеж. Петр и Софья.

Глава 4

Лавра

Карета царевны остановилась у ворот монастыря. Кучер сошел с козел и открыл двери. Софья огляделась. Ворота заскрипели, и показалась голова инока.

Он решительно направился к царевне и склонил голову:

— Матушка, патриарх в Лавре.

Софья улыбнулась:

— Вот уж не ожидала, но коли так, то разговору быть.

Под куполами колоколен раздался веселый колокольный перезвон, возвещая о прибытии царской особы в Лавру. Патриарх Иоаким уже встречал ее у входа в храм.

«Все-таки старик переступил через себя», — думала она, ступая по каменным дорожкам монастыря. Ему пришлось смириться, и дело не в том, что она стала чеканить собственную монету, и не в успехе Крымской кампании князя Голицына. Она нужна ему в борьбе с ересью, пока братец Петруша занят постройкой своих корабликов. Ересь Аввакумова захлестывает государство и уже докатилась до Москвы, охватив при этом Дон и Тобольскую губернию. Эти мысли терзали Софью, не давая покоя ни днем ни ночью.

Патриарх, в знак приветствия, протянул руку царевне и обратился с вопросом:

— Здорова ли, матушка царевна?

Софья слегка опустила голову, скрывая легкую улыбку. Сейчас, когда Нарышкины с приближением совершеннолетия Петра вновь обретали свою силу, ей необходимо было окружение верных и более мудрых людей, каким и являлся патриарх.

Софья оглядела золоченые купола собора, перекрестившись, приложилась губами к кресту в руках патриарха и медленно прошла в храм.

— Помолимся вместе, владыка, а после дела наши мирские обсудим.

Владыка, не скрывая улыбки, согласился и добавил:

— Не ожидал тебя здесь увидеть, царевна. Словно кошка черная меж нами пробежала. А вере истинной с того разорение.

Софья склонила голову и лукаво улыбнулась:

— Я тебя тоже не ожидала увидеть, владыка. Про веру ты правду сказал. Сколько же пожарищ народ, одурманенный еретиками, примет. Сколько душ невинных сгорят в сатанинских ладьях.

Иоаким перекрестился:

— Согласен я с тобой, матушка царевна. Много ереси в земле нашей.

— Взять Тобольский уезд, так, почитай, сколько душ монах раскольник Даниил на реке Березовке в небо увел. Не успели стрельцы до пустоши добраться, предупредили раскольников. Везде у них свои люди, как паутиной державу нашу опутали. Воевода-губернатор не узрел близ себя предательства. А куда смотрел воевода? За карманом своим смотрел.

В глазах патриарха блеснули маленькие капельки слез. Ему стало нестерпимо больно за эти несчастные души невинно сгинувших женщин и детей.

— Была б моя воля, самого в тот корабль огненный загнал и спалил бы заживо, — с горечью произнес патриарх.

— Да что же ты говоришь, владыко, — Софья с ужасом посмотрела на патриарха.

— А что я говорю, — патриарх стукнул железным концом посоха о каменную плиту. — Пора бы скиты все затворнические извести, царевна.

На колокольне зазвенел благовест. В монастырском саду распустились яблони и пахло липой.

Софья с нежностью вдыхала удивительный аромат цветов.

— Как же хорошо здесь, владыко, а аромат какой чудесный, сердцу прямо петь хочется.

Патриарх посмотрел на пустившие цвет яблони и искренне улыбнулся.

— А душе как свободно! Век бы здесь провела, в красоте при Божьей милости да без забот. Уезжать не хочется. Сколько езжу в Троицу на богомолье, завсегда садом твоим дивным не устаю любоваться. А там что, владыко? — Софья указала на небольшие темные ящики под деревьями.

— Это ульи, царевна, — ответил патриарх. — Монахи медоносных пчел разводят. Я тебе пришлю медку здешнего, матушка. Пчела — Божье создание.

При упоминании меда и пчел сердце Иоакима смягчилось, и его речь сделалась такой же тягучей, как этот мед.

— Есть ли вести от царевичей, матушка? — спросил патриарх.

Софья кивнула:

— Есть, владыко. Петруша корабли свои строит на Плещееве озере, а царевич Иван опять занемог.

Софья вспомнила, как намедни царевич Иван, вновь сраженный болезнью, забился в припадке у трона перед самым заседанием Думы. Лекари тотчас же скрутили припадочного царевича и унесли прочь в его покои. Три дня его отпаивали разными отварами, лекари немецкие мази иноземные прикладывали. Встал царевич. Но не с лекарств и снадобий, а с Божьего соизволения. И вот опять болезнь протянула к Ивану свои костлявые руки.

— Помолись, владыко, сегодня за брата нашего. И я помолюсь.

— Да, трудно ему на царстве придется, — согласился патриарх, — однако не он себя выбрал. Господь ему ношу такую дал. Ну, да ладно, — патриарх оттолкнул концом жезла камушек с поверхности каменной плиты.

— Царевич Петр недавно денег на корабли свои просил.

— Дала ли, матушка? — вопросительным взглядом глянул на Софью патриарх.

— В казенном приказе пусто было. Вся казна ушла на войну против турок. Наскребли по сусекам пять тысяч рублев, то и ссудили.

— Это хорошо! — глаза патриарха заблестели. — Не время сейчас государям ссориться. Другие вопросы решать надо. Слышала ли, матушка царевна, про Дионисеву пустошь? — Патриарх на секунду остановился.

— Нет, не слышала, владыко, только ты и сказал. А что, беда какая приключилась?

Иоаким набрал в легкие воздух. Софье на миг показалось, что патриарх задыхается, но он остановил ее коротким движением руки.

— Был в монастыре, под Торжком-градом, старец. Дионисием звали, святой человек был да умом не обделен.

Царевна внимательно слушала речи патриарха, пытаясь понять смысл его слов.

Патриарх опустил глаза на каменную плиту, на которой сейчас стоял, и добавил:

— В раскол Дионисий ударился. Собрал вокруг себя таких же овц заблудших и давай проповедовать. А коли стрельцы нагрянут, грозится скит сжечь вместе с бабами да детишками малыми.

Софья удивленно посмотрела на патриарха:

— Так они и раньше, владыко, себя сжигали. Послать роту стрельцов ряженых да скрутить зачинщика.

— Нет, матушка, — патриарх отрицательно покачал головой, — как со всеми нельзя. Другом мне был тот старец, вразумить хочу.

Софья вздохнула:

— Ну, коли так, отправлю кого нужно. Приведут тебе твоего старца, владыко.

Патриарх перекрестился и спросил:

— Молиться со мной пойдешь, царевна?

Софья, склонив голову, произнесла еле слышно:

— Одна сегодня справлюсь, владыко. Прости.

Патриарх улыбнулся:

— Тут не за что прощать. Ступай, молись.

Софья была довольна беседой с патриархом. Первый раз со дня ее воцарения патриарх принял ее со спокойной душой, без злобы и наущений.

Полуденное солнце окрасило золотом купола Троицкого собора. Ему под стать взлетели в небо маковки Успенского собора. За толстой крепостной стеной, уже не раз выдерживавшей осаду неприятельских войск, было тихо и по-домашнему уютно. Уже не нужны были греческие герои, сражающиеся с многоголовыми гидрами. Ни римские императоры. Не нужны театральные постановки, что так завораживали девичье сердце в юности. Здесь все сияло благолепием. И кажется, что не нужно сердцу русского человека ничего больше, чем созерцать взором эти маковки куполов и услаждать слух перезвонами Благовеста. Она прошлась по дорожке вдоль рядов молодых лип и заметила у изображения Святого Духа нескольких монахов в черных рясах, между ними разгорелся жаркий спор. Софья заинтересовалась, о чем могли вести столь оживленную беседу эти люди. Тихонько, чуть дыша, Софья подкралась как можно ближе к темным фигурам, прячась за стволами деревьев. Монахов было четверо.

Высокий инок Сафоний, очевидно еще послушник, рассуждал о природе царской власти на Руси. До черного монашества уже докатились слухи о противостоянии Софьи и Петра, и сейчас монахи ожесточенно спорили, кто для монашества будет лучшим государем. Его противник Никодим, пожилой монах, со всей страстью утверждал, что именно царевна является хранителем той дремучей и праведной Руси, что испокон веков рождала праведников и великих подвижников. На что Сафоний возражал, дескать, корабли и новое устройство армии никоим образом не затрагивают их служения. При любом монархе их долг служить Богу, а кто лучше — Петр или Софья, — то решит Господь, и не им, чернецам, это дело мыслить. Софья помнила, как во время Стрелецкого бунта в Москве бежала в Троицу с двумя юными братьями и всем двором. Тогда Федор Леонтьевич Шакловитый восстановил порядок в стрелецком войске, навсегда покончив с зачинщиками Московской смуты.