Белый слонёнок с поднятым хоботом

Владислав Кетат, 2018

Краешек одной старой, давно похороненной в песке истории, тайны случайно открывается скучающему московскому плейбою. Сам не зная зачем, он начинает собирать мельчайшие осколки разбитого временем «зеркала», хранящего отражения забытых событий и героев навсегда ушедшего прошлого. Поначалу это кажется ему невинной забавой, игрой, средством от скуки, но с каждым сделанным им шагом, игра делается все опаснее, и очень скоро на кону в ней оказывается его собственная жизнь. Сквозь унижения и неудачи герой движется к разгадке тайны, по пути лишаясь практически всего, что имел, но и обретая немало – новую любовь, новых друзей, а также новых врагов… Паутина сюжета романа сплетена из эпизодов бурной история Индии, Китая, России и Персии, человеческих страстей, любви и ненависти… паутина, в которую вам, мой дорогой читатель, очень скоро предстоит попасть.

3. Очки сними!

— Очки сними! — сказал Виктор Степанович Головко — он же Степаныч, первый вице президент компании, где работал Алексей и, по совместительству, его тесть.

Алексей нехотя снял очки Ray-Ban, купленные прошлым летом в Доминикане. Очки были огромные, как раз, чтобы полностью закрыть два фингала, которые за ночь украсили его похмельную физиономию.

Степаныч расхохотался так, будто он был женщиной за пятьдесят, а перед ним юродствовал живой Петросян. Алексею стало мерзко, хотя минуту назад он думал, что хуже быть не может: голова его болела невыносимо, кроме того Алексея тошнило.

А ехидный Степаныч продолжал заливаться.

— Молодец, Маринка! Ай да девка, вся в меня! Жалко только, что яйца тебе не отбила!

— С отбитыми яйцами, Виктор Степанович, я вам внуков никогда не сделаю, — не без язвы вставил Алексей.

Степаныч моментально стал серьёзным.

— Вот скажи, чего тебе не хватало? Тебе что, моя дочь не нравится, а? Уже не встаёт на неё, что ли?

Чтобы его не вырвало, Алексей перевёл взгляд с рассерженного тестя на моложавого Путина, который неискренне улыбался с портрета на стене.

— Думаю, как мужчина вы должны меня понять… — аккуратно произнёс Алексей, — все не без греха, вы ведь тоже иногда… и даже вот он…

Степаныч упёрся взглядом в портрет и кардинально изменился в лице. Затем встал, быстрым шагом дошел до двери кабинета и ещё плотнее её закрыл.

— Ты это брось! — тихо, но твёрдо произнёс он, усаживаясь обратно в своё кресло. — Мне можно, моей жене, слава богу, скоро на пенсию! И потом, я за тридцать с хером лет брака ещё ни разу не попался, тьфу три раза, дай по твоей голове постучу… А ты, козёл безрогий, на ровном месте засыпался. И где! И с кем! Мог бы уже научиться соблюдать культуру блядства, особенно на рабочем месте!

Алексей обречённо кивнул. Спорить с этим ему не хотелось, тем более что его тесть был абсолютно прав.

Степаныч резко повернулся на кресле и ткнул указательным пальцем портрет.

— А его не нам с тобой судить! Понял? Тем более что ничего не доказано… фотоматериалов-то нету… а про тебя есть!

Степаныч откинулся на кресле и улыбнулся собственной шутке. Алексей попытался улыбнуться в ответ, но у него не получилось.

— Только вот не надо мне рожи корчить! — доставая из портсигара две сигареты, сообщил Степаныч. — Я и сам это не хуже тебя умею. Виноват, так и скажи: виноват, Виктор Степанович, не устоял перед соблазном, постараюсь исправиться в следующей пятилетке…

— Виноват, исправлюсь, — выдал укороченную версию покаянной речи Алексей.

Степаныч покачал головой, затем протянул ему сигарету, а другую закурил сам.

— Знаешь, Лёш, — сказал он, выпуская дым прямо в закрытый полиэтиленовым пакетом пожарный датчик на потолке, — ты мне очень симпатичен, и у меня к тебе никогда никаких вопросов не было, но тут… как мужик я тебя понимаю прекрасно. Я с утра специально на седьмой этаж спустился, чтобы на эту Ерёмину посмотреть… ну, брат, губа у тебя не дура…

Степаныч приложил кисти обеих рук к груди и покачал выставленными вперёд локтями, попеременно вскидывая брови.

— Виктор Степанович, не надо… — взмолился Алексей.

— Стыдно, да? — поинтересовался сияющий, как энергосберегающая лампочка, Степаныч.

— Да, стыдно, — ответил Алексей, — а ещё, мне очень плохо, Виктор Степанович.

— Пить надо меньше, дорогой друг, и на чужих баб в рабочее время не залазить!

Алексей бессильно уронил голову на грудь и уставился на собственные колени. Ему было уже всё равно, что ещё скажет тесть, и что вообще будет дальше. Единственное, что ему хотелось — чтобы это всё поскорее закончилось.

— Так, с морально-этической стороной проблемы покончили, — неожиданно заявил Степаныч, — переходим к стороне практической.

Алексей поднял голову.

— В смысле?

— В прямом. Ты в курсе, кто тебя пожопил? Мысли? Подозрения? Версии?

Алексей сделал вид, что задумался, потом ответил:

— Без понятия.

Степаныч уставился на зятя, словно детектив из американского кино.

— А денег никто не вымогал? Звонки, может, какие были?

— Нет, ничего такого не было… я вообще не понимаю, кому это, блин, было нужно!

— Странно всё это… — Степаныч встал с кресла и принялся расхаживать по кабинету. — Если денег не просили, значит, просто хотели поднасрать, но зачем? И кому?

Алексей в ответ нерешительно пожал плечами. Ему не хотелось посвящать тестя в мутную историю с Зиновьевым, пока он не разобрался в ней сам.

— Сделано-то всё было профессионально, — продолжал рассуждать Степаныч, — на частных детективов похоже. Или на ментов. Но ни те, ни другие ничего просто так делать не будут, значит, их кто-то нанял… Лёш, а у тебя, вообще, враги есть?

Вопрос застал Алексея врасплох.

— Враги? Какие враги?

— Какие, какие… нормальные такие враги. Может, ты у кого бабу увёл или денег, там, взял и не отдал, или ещё что-нибудь нехорошее сделал, а? Подумай.

Алексей снова сделал вид, что думает. Тесть в это время встал у него за спиной.

— Нет, Виктор Степанович, ничего такого, — сказал Алексей, пытаясь повернуться к тестю лицом, — я человек мирный, вы же знаете…

— В том то и дело, что знаю… кстати, ты в курсе, что у тебя уже охренительная лысина на башке выросла? Дай-ка я её сейчас померю…

От неожиданности Алексей резче, чем надо повернул голову, отчего у него в районе виска разорвался средних размеров фугас.

— Спасибо, что напомнили, Виктор Степанович… — простонал он, непроизвольно ощупывая голову, — только воспитанные люди говорят: «зона поредения».

Степаныч задорно хохотнул и похлопал Алексея по плечу.

— Узнаю гусара по соплям!

Алексею был приятен этот запанибратский жест, но, хорошо зная тестя, он понимал, что это, к сожалению, мало что значит. Степаныч был человеком сложным, непредсказуемым и временами опасным.

— Ладно, — сказал сложный человек, приземляясь в своё кресло, — это всё лирика, а физика такова: Маринка не хочет тебя видеть, по крайней мере, пока. Это раз. Здесь ты мне тоже с такой рожей на фиг не нужен. Это два. Так что бери-ка отпуск недель на несколько и вали куда подальше, это три.

— А потом, что? — аккуратно поинтересовался Алексей.

— А потом посмотрим, — ответил Степаныч дымом, — я за свою дочь решать ничего не могу. Если она тебя простит, вернёшься домой, и будете жить, как раньше, а не простит, разведётесь, и будет у меня через какое-то время новый зять, а у тебя — новый тесть. Вот так вот я вижу наши перспективы. А с теми, кто с тобой так неудачно пошутили, я постараюсь сам разобраться — как-никак это и по мне удар тоже, значит надо ответить… правильно я рассуждаю, а?

— Абсолютно правильно, Виктор Степанович, — согласился Алексей, — никакой удар, кроме солнечного, не должен оставаться без ответа.

Степаныч сдвинул брови.

— Кто сказал?

— Мухаммед Али, — тихо ответил Алексей.

— Молодец, Мухаммед Али, — одобрительно закивал Степаныч, — прямо, как я мыслит, хотя и черножо… Так, у тебя ко мне вопросы ещё есть?

— Вы только Татьяну не увольняйте, ладно, — неожиданно для себя попросил Алексей.

Степаныч насторожился.

— Какую Татьяну?

— Ерёмину, с которой я, ну…

Степаныч снова выставил вперёд локти и задорно ими потряс.

— Ну что ты, как можно! Я к ней присмотрюсь поближе, может и у меня с ней чего выгорит!

Алексей понял, что дальше с тестем говорить бесполезно, встал со стула и протянул ему руку.

— До свидания, Виктор Степанович.

— Бывай, зятёк, — Степаныч крепко сжал Алексееву ладонь, — подумай на досуге о своём поведении.

Алексей молча кивнул и побрёл к выходу. Спиной он явственно ощущал два нагретых глазами Степаныча пятна. До двери было не более семи — восьми шагов, но их преодоление показалось Алексею бесконечным. Каждое мгновенье он ожидал какого-нибудь подвоха сзади, от крупного седого мужчины, которому он был обязан карьерой, квартирой и много чем ещё… ну вот, наконец-то дверь. Только Алексей положил ладонь на дверную ручку, как сзади прилетело:

— Стой, раз-два!

Алексей непроизвольно втянул голову в плечи.

— Что? — не оборачиваясь, спросил он.

— Очки надень, людей испугаешь!

Пока якобы легальное такси с сильно загорелым водителем тащилось по проспекту Вернадского в сторону центра, Алексей прокручивал в голове разговор с тестем. Он специально сел на заднее сиденье, чтобы не отвлекаться на гостя столицы и пресечь всякую возможность общения с ним. Глядя через затемнённое окно на пробку, Алексей пытался рассуждать логически.

«С одной стороны, беседа прошла более чем успешно, — думал он, — ведь тесть мог запросто выпереть меня с работы и из квартиры, половиной которой владел, и ещё и говном вдогонку бросить. — Степаныч в гневе бывал страшен, это Алексей знал не понаслышке. — Но, с другой стороны, придётся добровольно собрать манатки и где-то болтаться целый месяц… и ведь не факт, что Маринка меня простит…»

Воспоминание о Марине неприятно пошевелило что-то у Алексея за пазухой.

«Сердце? — подумал он и положил руку себе на левую грудь. — Этого ещё не хватало… ко врачу, что ли сходить на старости лет?»

Неприятное ощущение ушло. Алексей откинулся назад и облегчённо выдохнул.

«Нервы это всё, — подумал он, — пьянка, бабы, курево… нездоровый, мать его, образ жизни…»

Такси проехало мимо гостиницы «Звёздная», и Алексей стал смотреть в другое окно, за которым показалась зелень парка 50-летия Октября, в котором он почему-то сто лет как не был.

— Останови, я здесь выйду! — крикнул он водителю, изрядно того испугав.

— Зашем кричишь, э? — крутанув голову на сто восемьдесят градусов назад, выпалил гость столицы, — Спокойна не мог сказать, а?

— Извини, дорогой, забыл кое-что. Вот тебе за неудобство, — и Алексей протянул пострадавшему тысячу.

Увидев купюру, гость столицы мигом подобрел.

— Канечна, канечна! Выходи, дарагой, с кем не бывает!

С момента последнего посещения Алексеем этого парка место изменилось до неузнаваемости, и, что самое невероятное — в хорошую сторону. Дорожки, клумбы, газоны, детские площадки — всё было новое, чистенькое, ухоженное… немного портили вид странные фигуры в виде гигантских растопыренных ладоней, которые Алексей увидел на центральной площади, но во всём остальном парк производил крайне приятное впечатление.

«Да, это вам не сраный Лужок! — удовлетворённо подумал Алексей, вспоминая хитрожопую рожу могильщика столицы нашей Родины. — До Европы, конечно, ещё далеко, но от совка уже основательно оторвались…»

Алексей шёл по главной алле парка и наслаждался прогулкой. Он очень давно без нужды не гулял пешком, наверное, с тех времён, как перестал пользоваться общественным транспортом, то есть, когда всерьёз сел за руль. Наличие в семье двух машин, гаража и персонального парковочного места на работе сводило необходимость в пеших прогулках к нулю. Подобный образ жизни стоил ему былой стройности, но Алексей, как и многие его одногодки, спокойно смирился с потерей — в конце концов, серьёзного человека должно быть много.

Через сорок минут моциона парк закончился, и немного устававший Алексей оказался на задворках Мичуринского проспекта. Остаток пути до своего дома, который находился в элитном квартале «Шуваловский», он проделал на бомбиле.

В трёхкомнатной, недавно отремонтированной квартире Алексея никого не было. Он почему-то надеялся застать там Марину и попробовать ещё раз с ней объясниться, но предчувствие в который раз обмануло его. Немного улучшившееся за время прогулки настроение вновь стремительно испортилось, и Алексею захотелось выпить. Не раздеваясь, он прошел на кухню, по пути захватив стакан, привычно распахнул заветную дверцу, за которой всегда стояли две-три бутылки проверенного вискаря, и замер. Шкафчик был пуст. Не поверив своим глазам, Алексей пошарил внутри рукой, но нашел лишь пыль и старую этикетку от «Грантс». Поиски по другим шкафам и полкам ничего не дали. Алексей исследовал другие части квартиры, где хотя бы теоретически мог находиться алкоголь, но тщетно — квартира была чиста.

В принципе, ничего страшного не произошло, Алексей мог спокойно спуститься вниз и купить виски или чего-нибудь ещё в круглосуточном супермаркете, который занимал весь первый этаж дома, но ему было лень. Он развязал галстук и устало плюхнулся на диван. Его и без того поганое настроение испортилось окончательно. Алексей закрыл глаза и посмотрел в пульсирующую чем-то жёлтым темноту. Ему вдруг показалось, что кто-то большой и грязный навалился на него сверху и не даёт встать и идти дальше.

«Господи, во что я превратился, — с ненавистью к самому себе подумал он, — мне даже за бухлом идти лень…»

Вслед за этим Алексей испытал небывалый по мощности приступ жалости к самому себе. Такие приступы случались с ним и раньше, но этот оказался настолько сильным, что Алесей заплакал. Волна скорби подкатила к горлу и через секунду Ниагарским водопадом вырвалась наружу. Алексей так горячо, так искренне лил слёзы по самому себе, что буквально через пару минут ему стало лучше. Сделав ещё пару ритуальных всхлипов, Алесей поднялся с дивана, разделся и, пройдя незамеченным самим собой мимо зеркала, устремился в ванную.

Что ни говори, а душ — величайшее изобретение человечества. После унитаза, разумеется. Сколько чудесных открытий сделано, сколько судьбоносных решений принято и просто проведено спокойных минут наедине с самим собой именно там! Вот в этом самом волшебном месте и успокаивал свои расшатанные событиями последних дней нервы Алексей Анатольевич Ахабанин. Теплая вода и ни с чем несравнимое ощущение защищённости и комфорта постепенно привели обозначенного субъекта в норму.

Из ванной Алексей вышел совершенно другим человеком. Каких-то пятнадцати-двадцати минут хватило, чтобы избавиться от последствий истерики, стряхнуть с себя дурное настроение и, главное, разработать план действий на ближайшее будущее.