Твоя кровь – мои слёзы

Владислав Вячеславович Чураев

Парню по имени В исполняется 18 лет. Утром он отправится на встречу дивному дню в компании своей прелестной девушки М. Ребята и не подозревали, что сегодня весь их мир, наполненный хлопотами школьников, потерпит серьезные потрясения, а после встречи с экстравагантной богиней и вовсе расколется на «до» и «после». Новая реальность подарит: опасные приключения, бессонные ночи и погоню за призраками. Смогут ли влюбленные преодолеть тернистый путь, не потеряв самих себя, а что важнее – друг друга?

Глава 2

Новая реальность

Одинокая старушка, живущая двумя этажами ниже меня, опираясь на клюшку, подошла к окошку своей спальни, чтобы задернуть шторы и после отправиться спать. Она уже начинала закрывать их, как вдруг остановилась и схватилась за сердце от крайне неожиданного испуга. Перед ней отчетливо предстали все те события, случившиеся с нами вчера: мое падение на асфальт, М, перебегающая через дорогу, и несущаяся на скорости машина. Прихрамывая, женщина поспешила в другую комнату, взяла в руки телефон и набрала номер скорой помощи. Машина смогла приехать довольно быстро.

Я же упал на колени и от страха отчаянно заорал протяжными криками на всю улицу, срывая себе горло. Во мне поселился ужас. Мои трясущиеся кулаки нескончаемо колотили сырой асфальт, сбиваясь в кровь, которая красным ручьем потекла дальше по дороге. Однако, никакой боли не ощущалось. Потоки нескончаемых слез хлынули по моим щекам и, скатываясь по лицу, падали на бездыханное тело моей девушки.

Она лежала на спине с закрытыми глазами, полуоткрытыми окровавленными губами и раскинутыми в стороны руками. Из-под ее бледной мокрой кожи открыто выступал коленный сустав. Вся ее одежда порвалась и испачкалась в крови, что лилась с головы, рук, шеи, покрывая все тело.

В панике я разорвал свою футболку с задумкой сделать из ткани жгут; суматошно начал искать поблизости дерево, чтобы сорвать палку и сделать из нее шину. «Сейчас все закончится, закончится, мы скоро пойдем домой! — метались мысли в моей голове, пока я срывал ветку с дерева у тротуара. — Потерпи еще немного, моя хорошая, потерпи, все будет нормально». В моем видении ситуации пылала ярая уверенность в том, что М разговаривает со мной и слезливо просит о помощи. Этот высокий голосок терзал мое сердце и требовал немедленных действий.

— Парень, остановись! — крикнул вышедший сосед. — Скорая уже за поворотом, отойди от нее. Тут ты уже ничем не поможешь.

— ЧТО?! — мои дикий взгляд нацелился на него. — НИЧЕМ НЕ ПОМОГУ?! Я СЛЫШУ, КАК ОНА ДЫШИТ, ГОВОРИТ СО МНОЙ, ПОЭТОМУ ВСЕ ИСПРАВЛЮ, ВСЕ ИСПРАВЛЮ!

— Послушай ме… — он не договорил. Его прервала женщина, выбежавшая из подъезда в домашнем халате.

— Что происходит то, господи? — спросила она, оглядываясь по сторонам.

— Он так и не понял, что она мертвая уже, — шепнул мужчина, прикрывая рот рукой. — Никак не может поверить.

«Идиоты, боже, какие идиоты, — думал я. — Что за бред вы несете? Мне же все слышно. Она жива! Конечно, она жива! Глупые люди всегда сгущают краски».

— Какой ужас! — прокричала женщина. — Это же М из соседнего дома, врачей дочка. Горе то какое… Смотри, вон и скорая подъезжает!

Несколько врачей скорой помощи рванули к М и оттолкнули меня в сторону. Затем начали осматривать ее тело. Вместе с ними на место происшествия сразу же приехали полицейские. Часть из них побежала к машине, которая колесами вверх лежала на тротуаре, а другие подняли меня с колен и, крепко взяв под руки, начали уводить подальше отсюда. Я не хотел оставлять мою М лежать там одну, поэтому с вырывающимися изо рта грубостями высвободился из их рук, и даже пытался с ними драться. В тот момент мне было абсолютно все равно, что будет со мной дальше.

Обезумев окончательно, я развернулся лицом к полицейскому, занес свой кулак и что есть мочи ударил его по лицу. Он слегка пошатнулся, поскользнулся и упал в лужу. Собираясь обратно бежать к М, внезапно мир потух для меня. Последнее событие, которое мне удалось запомнить — толстая черная дубинка второго сотрудника, прилетевшая прямо в мое лицо и сбившая меня с ног.

Как потом рассказала мама, навестившая меня в больнице на следующий день, после удара я сразу же упал и потерял сознание. Меня погрузили в машину скорой помощи, затем сразу же увезли.

За рулем той проклятой машины находился мужчина тридцати лет. Его машина перевернулась и грудь ему проткнул металл от смявшейся части автомобиля. Спасти его не успели — он скончался от кровоизлияния. Та самая пожилая женщина, рассмотревшая все происходящее из окна, добровольно стала свидетелем и дала свои показания полиции. Сотрудники опросили всех жильцов, которые выбежали из дома на улицу. Они же, зная мою маму долгие годы, позвонили ей и рассказали все в деталях. Бросив работу, вызвав на бегу такси, она примчалась в больницу. Ко мне ее пустили, но пообщаться нам удалось лишь когда я пришел в себя. Всю ночь ей пришлось пробыть возле моей постели. Поведав все произошедшие события, о которых я мог позабыть, мама замолчала, села на стул возле кровати и взяла меня за руку. Увы, мне не было никакого дела до полицейских, врачей, и уж тем более соседей.

— Мам, я… не смог ее спасти, — говорил я севшим голосом. — Хотя мог, мог! Это все произошло из-за меня!

— Сынок, это все очень ужасно. Большая трагедия для наших семей, — сказала она и вдохнула носом воздух. Так мама делала всегда, когда нервничала. — Но, прошу тебя, не вини себя. Ты ни в чем не виноват.

— Если бы только проводил ее до дома, остался с ней! — я начал с силой сжимать в руке пододеяльник и нервно трясти его. — Не надо было брать эти чертовы ключи, тогда ей не пришлось бы бежать ко мне! М была бы жива!

— Никто тебя не осудит! Полицейский, которого ты ударил, простил тебя и понял сразу же. Родители М приходили к тебе утром, когда ты еще спал. Они просили передать, что не винят тебя и хотят видеть при первой же возможности. После похорон ты можешь приходить к ним в гости, они тебя любят — это их слова.

— Г-гости? — запинался я. — Мне им в глаза смотреть будет стыдно… не то что… находиться в доме, в котором жила она.

— Поверь, ей бы этого хотелось, — сказала мама, положила ладонь мне на щеку и ласково погладила ее.

— Она уже ничего не хочет! — с криками я оттолкнул руку. Мама пошатнулась на стуле и едва не упала. — И ничего ей не нужно! И все это из-за меня!

После этого она стремительно поднялась и решительно направилась к выходу.

— Оставлю тебя одного.

Я злился и стыдился своей несдержанности одновременно.

— Мам, прости меня.

— Тебе нужно еще поспать, поэтому ложись. Вечером я приеду и заберу тебя домой.

С оглушительным хлопком дверь закрылась. Случилось самое страшное. Мама оставила меня в палате одиноко размышлять над буйствующими мыслями. Заснуть не получалось, как бы сильно я не старался. Передо мной сразу же возникала улица с погашенными фонарями, черная машина и образ ее окровавленного тела, лежащего на асфальте, и тогда вместо сна в глазах появлялись лишь слезы. Запомнить ее такой невыносимо больно и жутко страшно. Еще более душераздирающе было вспоминать то, как она весело, по-детски, радовалась пустякам и улыбалась невзгодам; застенчиво переступала с ноги на ногу, поджимала губы и смущенно отводила взгляд. Щеки ее розовели, а ногти ковыряли швы на колготках. Даже в тех случаях, когда М нервничала, кричала от обиды и уходила недовольной в сторону, не имея никакого желания со мной разговаривать — все это были честно испытываемые ею эмоции, которых она никогда не стеснялась, не прятала в себе, и это мне безумно нравилось, потому что они были настоящими во всех своих проявлениях. «Ты всегда такая искренняя, — сказал однажды я.» — «Да, если буду вести себя каждый раз так, как требует того ситуация, то вскоре совсем позабуду, кто же я есть на самом деле, — с гордостью ответила мне она.»

Самое ужасное, что теперь своих кристально чистых эмоций ей никогда не явить миру, ведь вчера я не смог никак помешать произойти тому, что произошло, тому во что до сих пор не верилось. Облизываясь, я все еще чувствовал сладкий вкус ее губ, на одежде находил завитые темные волоски и жадно вдыхал аромат М, оставшийся на моих запястьях, пальцах и воротнике футболки.

Мой мозг издевательски погружал меня в самые приятнейшие воспоминания, связанные с ней, концентрировался на них и проявлял все счастливые моменты в неописуемо ярких красках. Далее транслировались все леденящие кровь события вчерашнего дня — и так в течение долго времени по кругу, адскому кругу, из которого выбраться мне не удавалось.

Несколько часов я лежал на животе, спрятав голову под подушкой, словно в попытке избежать бесконечного потока мыслей. Но от них некуда было спрятаться. Они нагоняли меня и топили в омуте из собственных же горестных чувств. «Поверь, этот день ты не забудешь никогда, — говорила М вчера утром.» Похоже, что фраза, которой изначально наверняка не придавалось пророческого смысла, сбылась. Душераздирающий хруст костей и скрежет металла отпечатается в памяти на всю жизнь.

Целыми часами напролет мою голову занимал только этот день. Я прокручивал все возможные варианты того как он мог сложиться и понял, что мог спасти М абсолютно в каждом событии, при любой ситуации. Нам стоило лишь задержаться где-то на минуту. Может, у палатки с мороженым, выходя из автобуса, у самого дома. Тогда бы машина просто проехала мимо, ведь ее бы не оказалось на дороге. И теперь каждый мой последующий день рождения, вероятно, будет проходить с жгучей горечью в душе. Хотя, будет ли следующий, спросил себя я.

Дверь в палату открылась.

— Поспал? — спросил глухой голос мамы.

— Ты же должна была приехать вечером, — вспомнил я и медленно вытащил голову из-под подушки.

— В, уже вечер.

— Неужели? — мой взгляд бросился к окну. На улице солнце садилось за горизонт, небо окрасилось в оранжевый. — Прошу, забери меня домой.

— Сынок, я для этого и приехала, — сказала она и протянула мне руку. — Поднимайся.

Мы вместе вышли из центральных ворот больницы, немного подождали такси, затем поехали. Как можно скорее мне хотелось добраться до дома, зайти в родную комнату и насладиться домашним уютом, заглушая те чувства, которые безжалостно давили на меня весь день. Однако, представив исключительно свою комнату, мной совсем позабылось, что такси сначала привезет нас именно к тому месту, где и сбили М, и остановится точно у того тротуара, на который она почти забежала. Закрыв глаза, я попытался хоть на секунду успокоиться и не показать маме моих трясущихся от тревоги губ, как мне невыносимо больно и страшно.

— Я с тобой, — тихо сказала она и ласково вплела свои пальцы в мои. — Ты потерял своего близкого человека. Эта рана навсегда останется в твоей душе, но со временем затянется, поверь. Возникающие жизненные испытания, радости и приключения обязательно заберут тебя в круговорот новых событий, в котором придется искать себя и собирать заново. Не взирая на трудности, ты будешь улыбаться и бежать им на встречу, желая погрузиться в них с головой. Тебе откроется новый дивный мир, в котором не будет места уныниям, лишь желанию просыпаться каждый раз и улыбаться, счастливо встречая очередной день. А пока этого не произошло и сейчас ты чувствуешь себя так, знай, что рядом с тобой есть люди, которые тебя любят и всегда поддержат. Не скрывай эмоций. В, я же твоя мама, твоя семья, я приму тебя любым, каким бы ты ни был, разделю каждую твою эмоцию. Я люблю тебя, сынок. Никогда не забывай об этом.

— Мам, я… — мой голос сорвался. — Тоже тебя люблю.

Водитель остановил машину и сообщил, что мы приехали. Стараясь полностью сосредоточиться на вдохновляющих словах мамы, я вышел из такси, пытаясь не озираться по сторонам, и как можно скорее зашел в подъезд, чтобы поскорее очутиться дома — в самом комфортном месте, где мне обязательно должно стать легче. Возможно, хотя бы в нем у меня выйдет заснуть или же получится думать о чем-то другом, более приятном и не столь тревожащим меня изнутри.

Ключ провернулся в замке дважды, мама потащила ручку на себя и открыла дверь. Наша двухкомнатная квартирка предстала перед нами в освещении садящегося солнца за окном. Только ступив на порог, родной привычный запах, который можно было почувствовать исключительно здесь, сразу же обдал нас своим благоуханием, исходящим от стоящих на кухне горшков с цветами.

— Ступай в комнату, а я пока приготовлю что-нибудь покушать, — сказала мама, положив руку на мое плечо. — Потом можем что-нибудь посмотреть, что хочешь.

— Ладно.

Моя комната осталась в том же самом виде какой была, когда вчера утром мы с М уходили отсюда: в спешке застеленная кровать выглядела неаккуратно из-за торчащего синего пододеяльника; потертые дверцы шкафа все так же открыты нараспашку с тех пор, как я достал из него одежду, чтобы одеться и поехать в парк; белые волнистые шторы отдернуты наполовину.

Рухнув всем телом на кровать, я глубоко вздохнул и громко выдохнул всей грудью. Затем прикрыл свои уставшие глаза в надежде насладиться тишиной. Потоки мыслей постепенно начинали уплывать вдаль, оставляя после себя легкие покачивающиеся волны спокойствия и умиротворения. Головная боль, преследующая меня весь день, становилась все менее чувствительной. Сон подкрался ко мне и забрал в свои теплые объятия. Ничего не оставалось, кроме того, как бессильно ему поддаться.

Мне удалось заснуть и благодаря этому не думать о том, что так сильно желалось забыть. Хотя бы на время оставить невыносимую реальность, наполненную болью и погрузиться в чудный мир покоя, в котором не нужно что-либо чувствовать и ощущать — именно то, чего безумно хотелось. Да, не чувствовать и не ощущать.

Спустя время, лениво открыв глаза в кромешной темноте наступившей ночи, повернув голову направо, я увидел перед собой лежащую рядом М. Она грустным взглядом смотрела на меня, а еще, как и в прошлый раз, пальчиками игралась с моими волосами.

— В, наконец-то ты проснулся, — произнесла девушка понуро. — С днем рождения.

— Что? — потерянно спросил я и начал озираться по сторонам в поиске понимания происходящего. — К-как такое возможно, ты… жива? Но ведь вчера…

— Жива, мой дорогой, жива, — нежно прошептала она мне на ухо и начала рисовать пальцем воображаемые узоры на моей груди. — В твоем сердце я буду жить вечно, чтобы напоминать тебе о том, что ты сделал. Вернее, о том, чего ты не сделал.

— Н-но, послушай, ведь…

— Закрой свой рот, когда я говорю! — несвойственным ей грубым голосом сказала М, взяла меня ледяной рукой за волосы и подтянула ближе к себе. — Любимый, взгляни в мои глаза, скажи, что ты в них видишь!

По телу пробежали мурашки. Я не понимал, что происходит. Красивые лазурные глаза казались мне такими же прекрасными, как и раньше. Только вот, приглядевшись, я понял, что сейчас они совсем не горели, скорее стали стеклянными, холодными и безразличными ко всему живому. Рядом лежала моя любимая М, в том же облике незабываемой красавицы, но ее поведение и манера говорить совершенно отличались. Они переполнялись грубостью и неуважением. Словно кто-то другой вселился в ее тело, сделал своей марионеткой и управлял всеми действиями.

— Я вижу в твоих глазах все, кроме жизни, — сказал я, пытаясь отвезти от нее взгляд.

— Знаешь, почему? — прислонилась она головой к моей, заставив продолжать смотреть на нее. — Потому что ТЫ ПОГУБИЛ МЕНЯ!

В эту же секунду М сделала жалостливый вид и заплакала кровавыми слезами. Ее лицо полностью покрылось глубокими порезами, волосы мгновенно стали мокрыми — с них напором полилась грязная вода, она начала стекать по рваной одежде, затапливала кровать, а вскоре и весь пол комнаты скрылся под алой водой. Цвет глаз сменился ярким красным свечением, заполонившим собой всю полость, скрыв зрачки. Громкие рыдания резали мне уши, казалось, будто звук проникает в глубины моего тела и не покидает его. Она кинулась ко мне и костлявой рукой обхватила мои щеки. Синеватые губы слегка приоткрылись — по ним на постель посыпались слипшимися кучками червяки и мухи в желтой слизи. Я пытался закрыться от них руками, но насекомых стало появляться так много, что они покрыли собой все вокруг и уже начинали с писком заползать ко мне в рот, пытаясь поселиться внутри. Мне было совершенно нечем дышать.

Вдруг кровать подо мной провалилась. Мы вместе с М начали падать в пропасть, окутанную темнотой, которой не было конца и края. Во время полета она вновь посмотрела на меня, тогда ее вид стал прежним. Лицо очистилось от ран и заблестело, глаза сменили свой окрас, а волосы стали такими же шелковистыми.

— Такой ты видишь меня в последний раз! — с обаятельной улыбкой пропела она.

Резко поднявшись, я проснулся в своей кровати, хватая ртом воздух. Комната сменилась на светлую и чистую. Я пытался спастись во сне, не думать обо всем, отключиться на время, но даже там не удалось уйти от происходящего. Оно настигло меня и предстало в еще более пугающем свете. Хотя, если такие кошмары позволят мне видеть М, то пусть уж лучше буду спать вечно. Даже такой я хочу ее видеть, хочу видеть ее любой. Лишь бы не… мертвой.

Свет не был потушен и это внушало спокойствие. Внезапно мой взгляд поймал то, чего ранее не было — что-то блестящее лежало на столе. Тут же поднявшись, ватные ноги привели меня к углу комнаты. Раскиданные учебники были убраны и расставлены по полкам. Мама, наверное, зашла и прибралась. Вместо горы книг одиноко лежала лишь яркая фотография. Внутри все сжалось. Это было то самое фото, которое мы с М сделали, когда только приехали в парк аттракционов. На нем наши лица светились счастьем и неподдельной радостью момента. «Видишь этот снимок? — зазвучала вспышка моей памяти. — Я добавлю его дома в наш коллаж! Он останется там навсегда. Как и я с тобой…»

Вспомнив эти слова, меня тут же подкосило и резко потянуло вниз от бессилия. Опираясь рукой о стену, мне удалось устоять на ногах. Ощущения страха, гнева и нежелание верить в происходящее перемешались в единое целое. Кажется, будто некто невидимый переключил что-то в моей голове, увеличив тем самым все негативные эмоции в несколько раз. Думать рационально больше не удавалось. Я начал бить кулаками стол, стену шкаф, абсолютно все, что только попадалось мне на пути вымещения моего гнева. Комната погружалось в полнейший хаос из досок от мебели, раскиданных вещей и порванных тетрадей с учебниками. Все перевернулось с ног на голову. «Этот чертов сон, что это было вообще? — гремели крики внутри меня. — А эта фотография… Откуда она здесь?! Не могу, не могу… не хочу, НЕТ».

Стены комнаты вдруг стали стремительно сужаться в направлении друг друга и совсем скоро, по-видимому, раздавят все, что здесь имеется. Уши начали резать неразборчивые шепчущие голоса, которые с каждой секундой нарастали и становились громче, переходя на множественные крики и плачи. Разум окончательно запутался и совсем не позволял понять: галлюцинация все это, может, очередной кошмарный сон? В любом случае, отсюда необходимо выбираться, и при том, как можно скорее, решил я. Пространство давило на меня в прямом смысле этого слова. Стены уже почти сомкнулись.

В надежде спастись от всего безумия я рванул в прихожую, захватил кроссовки и выбежал из квартиры, одевая обувь на пути к лифту. Забежав в него, ударил по кнопке последнего двенадцатого этажа, он повез меня наверх. «СЕЙЧАС ТО ТЫ РАБОТАЕШЬ, ДА?! — думал я в истерике и бил по кабине. — РАНЬШЕ НАДО БЫЛО! КОГДА БЫЛ ШАНС СПАСТИ ЕЕ!» Двери открылись. Я выбежал в коридор этажа, по которому разносился мой нервный истерический смех. Моей целью была лестница, ведущая на крышу дома.

Постоянно спотыкаясь на бегу, мне удалось достигнуть нужной двери. Заперта. Отойдя к стене, как следует разбежавшись, у меня получилось выбить ее ударом ноги, но раза с пятого.

Свежий воздух острым напором хлестнул по лицу. «Ну вот и все, сейчас все и закончится — надрывно шептал я, пока шел к краю. — Так больше не может продолжаться, нет, нет, не может. Нужно покончить с этим раз и навсегда.» Я переступил за невысокое железное ограждение и встал на небольшой выступ, за которым крыша уже заканчивалась. Казалось, что ветер дул здесь еще сильнее. Все мое тело мотало из стороны в сторону. Внизу виднелись маленькие человечки, которые бродили туда-сюда, а также оттуда доносились их перемешанные голоса и звуки сигналящих машин.

«Мне больно здесь оставаться, — говорил я сам себе. — Ты не смог ее спасти, понимаешь? Никогда не смогу перестать об думать. Каждый день я буду засыпать и просыпаться лишь с этой невыносимо гнетущей мыслью. М, ты — самое лучшее из вообще случавшегося в моей жизни, своей любовью ты насыщала все, щедро дарила себя всему миру, ничего не требовав взамен… Прости меня. У тебя было столько планов, твои амбиции… Ты хотела стать художницей и писать картины. Целая жизнь была впереди! Она не должна обрываться в столь раннем возрасте. Если бы я только смог выйти из дома раньше, тогда с тобой все было бы в порядке. Мое тело должно лежать на той дороге, но никак не твое. Поэтому, давай же, осталось лишь шагнуть вперед, скоро весь этот несправедливый мир померкнет в моих глазах. Я усну навсегда, а ты будешь являться ко мне во снах. Именно это мне и нужно.»

Телефон, что лежал в кармане джинсов, вдруг зазвонил, по моей ноге прошлась будоражащая вибрация. От внезапного испуга нога подкосилась на неустойчивом покрытии, затем сразу же вторая — я начал падать назад и ударился позвоночником об один из железных прутьев перегородки, находящийся за спиной. Карнизный свес был металлическим и лежал под наклоном вниз, поэтому штаны при падении на него заскользили — меня стремительно понесло вперед. Мои ноги уже скатывались за пределы крыши, казалось, что вот-вот они перевалятся полностью. Неожиданно мое тело повисло в воздухе, покачиваясь над просторами ночного города. Мышцы с ног до головы загудели, меня охватил страх, выброс адреналина в кровь затруднял дыхание. Голова максимально осторожно, неторопливо, стараясь избежать резких движений, приподнялась наверх — я увидел, что капюшон моей кофты зацепился за те самые железные прутья у края. Таким образом, лишь легкая хлопковая ткань удерживала меня от падения вниз. Телефон в кармане продолжал беспрерывно звонить.

В одно мгновение все обилие суицидальных мыслей осталось где-то далеко позади. Теперь эти глупости уже никак меня не тяготили. Единственной моей проблемой было лишь то, что я, с бурлящей кровью в жилах, повис над землей, качаясь из стороны в сторону, и рискую в любую секунду сорваться и разбиться насмерть. Вдруг ко свисту ветра в ушах добавился некий треск, характерный для рвущихся швов на одежде. Ощущение неминуемой гибели проросло во мне предельно быстро. Инстинкт самосохранения взыграл, затуманенная голова наконец-то очистилась и вернула себе здравый рассудок, который неустанно повторял, что ему хочется жить.

Любые мои телодвижения оказывали заметное давление на капюшон — так он рвался еще быстрее. Решив не терять времени, я дернулся наверх и правой рукой схватился за выступ. В этот момент кофта порвалась окончательно. Мне удалось сразу же закинуть наверх вторую руку и свободно повиснуть, держась самостоятельно. Из-за вчерашнего дождя покрытие намокло, пальцы соскальзывали. Либо сейчас, либо никогда, твердо решил я. Из последний сил подтянувшись на руках, оттолкнувшись ногой от выступающего кирпича стены, мне удалось занести локоть на поверхность. Опираясь на него, и, закидывая ногу наверх, я перевел груз своего тела вправо и повалился на край крыши, тяжело дыша и чуть не плача.

Телефон выпал на землю и вновь раздался звонок — на экране высветилось «Мама». Пальцы тряслись от напряжения, но приняли звонок.

— Алло, — ответил я дрожащим голосом.

— Сынок, ты вышел прогуляться? Вернешься скоро?

— Д-думаю, да.

— На улице довольно прохладно. Ты кофточку взял?

— Кофточку? — спросил я и начал трогать торчащие нитки, на месте которых должен был быть капюшон.

— Да-да, черненькая такая. Она у тебя довольно теплая.

— Взял, мам, — я постарался успокоиться и говорить максимально спокойно, — не переживай.

— Ох, ну хорошо. Ты так быстро убежал, даже ничего не сказал. Я уже не знала, что и думать.

— Не бойся, скоро вернусь домой. И еще, прости за тот беспорядок, что устроил в комнате.

— Какой беспорядок? Только что заходила поменять тебе постельное белье. Здесь все чисто.

— Чисто? — удивился я. — Хочешь сказать, что мебель целая?

— Конечно!

— Тогда я точно схожу с ума, — пробормотал едва слышно я.

— Что, что ты говоришь?

— А, ничего, — вдруг опомнился, — спасибо тебе за… белье. И вообще, мам, знаешь, я очень тебя люблю и ценю. Просто знай это.

— Сынок, разумеется, я знаю это. Я тоже тебя люблю и очень жду. Возвращайся поскорее.

— Хорошо, мам, пока, — договорил я и заплакал.

— Пока-пока, мой котенок!

Я продолжал лежать на животе, не принимая попыток подняться. Мой взгляд устремился в окно соседнего дома, где сквозь алые шторы виднелась маленькая девочка, играющая со своей мамой в настольную игру. Они кидали на стол фишки, а после каждого третьего броска начинали смеяться и обнимать друг друга. К ним присоединился папа, который принес им по шоколадке и кружке какого-то напитка. Потом мужчина сел и начал их целовать. От этих людей, что находились на расстоянии, до меня доходил самый настоящий семейный комфорт, тепло и любовь. Смотря на них, мне было удобно лежать даже на холодной крыше.

В памяти возникло событие: мы с М сидели на уроке литературы и листали учебник, в котором прочли цитату одного умного человека, он говорил: «Независимо от того, что вы сделали для себя или для человечества, но если вы не сможете оглянуться назад на проявленную любовь и внимание к своей семье, то вы на самом деле ничего не сделали.» Этот мужик оказался чертовски прав.

На протяжении всей жизни моя семья была всегда рядом: они разделяли со мной радостные моменты, не оставляли одного в грустные. Отец ушел из жизни и все эти обязанности мама взвалила на свои плечи. Признаться, справлялась с ними она превосходно. У нее совершенно не было времени для скорби, все чувства без остатка посвящались мне. Возможно, что она и переживала, роняла слезы на подушку когда-то по ночам, но мне этого никогда не показывала. Мне всегда казалось, что и я дарю ей ту же самую заботу и безграничную любовь в ответ. Однако, взглянув сейчас на свои действия, на то, что я попытался сделать несколькими минутами ранее, мне стало чертовски стыдно. Люди никогда не должны поступать с близкими так. Мама сидит дома и переживает, пока один обезумевший придурок тут прыгать собрался. Думаю, что любовь — это не только получать, а еще и отдавать многое ради любимого человека, жертвуя порой гораздо большим, чем располагаешь. Что же до меня, я заботился и думал лишь о своем состоянии, но никак не о ней, не о том, чтобы бы ей пришлось пережить, если бы меня сегодня не стало.

Поэтому, вернувшись домой, остаток времени до похорон М я проводил с мамой наедине, не покидая дом. Мы разглядывали старые семейные фотоальбомы. Начинали день с плотного завтрака в кровати, а заканчивали жирным ужином на диване. Развалившись, смотрели старинные ужастики и до полуночи говорили обо всем на свете. Всеми своими действиями она пыталась не дать мне остаться одному, отвлекая от происходящего своей компанией. Тем не менее, ложась в постель ночью, заснуть мне удавалось лишь через несколько часов. Мои мысли вновь занимал тот злополучный день, перематывающийся снова и снова.

Ранним дождливым утром возле кладбища, окутанного вуалью тумана, начали собираться люди, пришедшие проститься с М. Черных силуэтов, не спеша шагающих под зонтиками к окраине города, с каждой минутой становилось все больше. Учителя из школы, одноклассники, близкие родственники — все они, узнав о трагедии трехдневной давности, пребывали в шоке. Ситуация получила особенно широкий охват после утреннего выпуска новостей, где подробно обо всем рассказали, взяв интервью у очевидцев. Безразличных попросту не осталось. Каждый человек, который хотя бы мимолетно имел удовольствие пообщаться с ней, сразу очаровывался, поэтому, по непонятной мне причине, считал своей обязанностью появиться сегодня здесь и увидеть ее в последний раз. Некоторые молча стояли и томились в ожидании возле ворот, кто-то не переставая лил слезы, а какие-то девочки со знакомыми мне голосами без устали перешептывались между собой, обсуждая появившиеся слухи. Все это я отчетливо наблюдал, прислонившись головой к запотевшему стеклу.

— Ее должны привезти через пять минут, — заявила мама, приоткрывая окно и поджигая себе сигарету.

Она сидела за рулем старой машины отца в черном бархатном платье и нервно постукивала ногтями по приборной панели.

— Ты же бросила курить, — безразлично произнес я, сидя справа от нее на пассажирском сидении.

— В, не ты один переживаешь, — тихо сказала она, выдыхая дым изо рта. — Я тоже люблю М и мне тяжело.

— Понятно.

— После похорон и поминок поедем к ее родителям. Вчера вечером они позвонили и сказали, что будут рады видеть нас у себя.

— И что ты им ответила? — апатично поинтересовался я, не отрывая голову от стекла. Его холод приводил меня в чувство.

— Приедем, конечно.

— Поедешь одна.

— Это еще почему, позволь спросить?! — повысила она голос и стряхнула пепел за стекло, обстучав сигарету пальцем гораздо больше раз, чем требовалось.

— Я не поеду, — спокойно ответил я.

— Спрошу по-другому, — она сильно затянулась в последний раз, словно желая поглотить в себя мое несогласие, выбросила сигаретный бычок в окно, а затем повернулась лицом ко мне и начала сверлить взглядом. — По какой конкретно причине ты не поедешь со мной? Они хотят поговорить с тобой! Будут ждать именно тебя!

— Мне им нечего сказать, разве что: здравствуйте, красивый ремонт сделали, кстати, ваша дочь погибла по моей вине.

— В, в чем дело?! — крикнула мама, откидывая свои пшеничные волосы за спину. — Мне казалось мы уже обсудили эту ситуацию и соответствующие выводы из нее ты сделал! — она продолжала уничтожать меня разъяренным взглядом, ожидая хоть какого-то ответа. — Молчишь? Так вон оно что, сменил свои скорбящие слезы на всепоглощающее безразличие ко всему. Если тебя так будет легче, ладно, не говори со мной, но не прийти к этим людям ты просто не можешь! Это прежде всего неуважение к ним и сам знаешь к кому!

«Сам знаешь к кому». Я почувствовал, как в мою душу нагло вторглись незваные гости, не изволив разуться.

— Почему же тогда ты избегала родителей отца, когда он умер? — повернулся я к ней и, смотря в глаза, начал говорить: — Бабушка с дедушкой так хотели тебя видеть, а ты после похорон испарилась. А когда я рассказал им, что у отца был рак уже как несколько лет, то знаешь, они очень этому удивились, ведь услышали это впервые! «Как же так?! Она нам ничего не сказала?!» — спрашивали они у меня. У меня! Мам, вы всегда доверяли друг другу самое сокровенное, объясняя мне, что именно так и должна поступать настоящая семья. А ты умолчала о самом главном. Понимаю, не хотела волновать их раньше времени, как и меня. Мало ли все бы еще обошлось. Медицина то вон как развивается! Могли и вылечить, да? Но вот только решение это оказалось ошибочным в том момент, когда дед после похорон слег в больницу с сердечным приступом от столь неожиданных и шокирующих новостей, перенесенных им. Но даже тогда ты заставила поехать меня и навестить его, а сама осталась дома, прикрываясь горой документов, будто работаешь. Так вот, мама, о каком тогда уважении идет речь, почему я должен сегодня поехать к родителям М, ведь ты чувствовала себя тогда точно так же, и поступки твои схожи с моими. Зачем тогда ты говоришь все это?

— П-потому что, — слышалась дрожь в ее голосе, она отвернулась и больше не смотрела на меня, — не хочу, чтобы ты повторял моих ошибок, вот и все. Я поступила неправильно, игнорируя их столько времени. Такое решение правда было ошибочным. Твой отец еще за несколько лет до своей смерти просил меня ничего им не говорить, но это вовсе неважно. Если люди тебе близки, то ты должен быть с ним честен, а если даже нет, то как минимум признать свою вину и извиниться. Увы, я этого не сделала, теперь очень об этом жалею. Поэтому мне хочется, как и любому любящему родителю, хочется, чтобы ты брал от меня только самое лучшее, делал выводы и не повторял совершенных мною глупостей, сынок.

— Мам, ты знаешь, что…

— Поговорим позже, — перебила она меня и кивком головы указала вперед. — Машина подъехала, пойдем.

Выходя из нагретого салона, я сразу же накинул по самые глаза капюшон своего темного плаща и опустил взгляд вниз. Мама подошла ко мне. Вместе, под руку, мы зашли на кладбище. Людей внутри оказалось гораздо больше, чем около входа. Пробиваясь через нескончаемое скопление народа, я находил знакомые лица одноклассников, многих близких друзей и изо всех сил надеялся, что они меня не замечают. Солнце совсем не показывалось из-за облаков, сплошная завеса туч закрывала его. Туман поглотил собой все видимое пространство, видеть что-либо дальше пары метров было затруднительно. Моему плану оставаться не признанным это сыграло на руку.

— Мы встанем сбоку, вон там, — мой палец указал на свободное место возле дерева.

— Оно далековато, — мама несогласно помотала головой. — Родители М будут стоять ближе.

— Мы к ним приедем, обещаю. Я поговорю с ними, но позже. Сейчас не время и не место.

— Как скажешь, — выдыхая, согласилась она. Похоже разговор на повышенных тонах в машине слегка ее пристыдил. Если так, то меня он пристыдил поболее.

Стоя на небольшом пригорке, поросшим ядовито-зеленым мхом, под высоким дубом, нам стало видно, как по заросшей травой тропинке вдоль крестов и могильных оград шагают четверо крупных мужчин, несущих черный лакированный гроб на своих плечах. Перед ними люди расступались, замирали на месте и провожали их застывшим взглядом. Все ближе они подходили к вырытой в земле яме, на которую смотреть мне не хотелось. С каждым их последующим шагом сердце в груди сжималось сильнее, а пальцы рук тряслись от волнения еще больше. На теле выступил холодный пот. До меня только в эти секунды начало доходить, что же именно сейчас произойдет.

Конечно, все три минувших дня я осознавал, что этому обязательно суждено случиться, но сейчас все мои прошлые переживания меркли по сравнению с тем внутренним хаосом, что бушевал во мне. «Там же М, моя любимая, — думал я. — Сейчас ее закопают в эту чертову яму навсегда! Нет, нет! Она не должна лежать там, пожалуйста! Господи, ей надо жить! Пусть мы даже не будем больше вместе, пусть она ненавидит меня целую вечность, но она… Главное, она должна жить! Хотя бы где-то поблизости, пусть даже совершенно не ведая обо мне. Костьми за это лягу! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я отдам за это все, что у меня есть без остатка. ВСЕ, что у меня есть, когда-то было, и еще будет в будущем!»

Мой бурный разум будто запустили заново и вернули ему всю ту боль, которая сводила меня с ума, заставляя принимать беспечные решения. На несколько дней его обездвижили, а теперь все спрятанные эмоции вырвались наружу. Состояние было сравнимо с тем самым, в котором я забрался на крышу и от безысходности, безумия и потери собственного сознания, собрался прыгать вниз. Мои ноги подгибались, тело, казалось, через мгновение рассыплется вовсе. Хотелось упасть на землю и больше никогда не подниматься с нее. До меня наконец-то добралась правда.

— Ты накачивала меня чем-то? — с претензией в голосе спросил я и повернулся к маме.

— Что? — обомлела она.

— Все эти дни я был вялым, сил не было ни на что, спать хотелось вечно. Ты подсыпала мне успокоительные?

— Это было для твоего же блага, — сказала она, виновато опустив голову вниз.

— И с какого момента?! — потребовал объясниться я.

Люди начали оборачиваться на нас и недовольно шептаться между собой.

— Тише! — мама поднесла ладонь к моим губам. — С тех пор как забрала тебя из больницы.

— И куда? — мои глаза расширились. — В напитки, еду?

— Во все понемногу, — переступала она с ноги на ногу. — Ты бы не стал пить их сам, поэтому мне пришлось. Они правда помогали тебе, за все время ты даже улыбнулся пару раз.

— Ага, а еще меня чуть не убила комната, а затем и я себя сам, — промычал я себе под нос. — Ты невообразима, мама!

— Веди себя спокойнее, мы все-таки на похоронах.

— Так что же, я не спокоен? — язвительным тоном спросил я. — Сегодня забыла еду мне отравить, да?

— В, что с тобой такое? Почему ты так себя ведешь? Сейчас не время для выяснения отношений!

После этих слов раздался глухой звук. Гроб поставили на землю перед ямой, затем начали читать молитву.

В своих словах она оказалась совершенно точно права. Время для демонстрации своих претензий было совсем неподходящим. Эмоции уже в который раз одержали надо мной верх и властвовали над моим поведением.

Кладбище наполнилось безмолвием. Переговаривающиеся между собой люди полностью замолчали, их лица в миг, как по заказу, наполнились печалью. Говорил лишь священник, одетый в белый подрясник, точнее, запевал похоронную молитву, что разносилась пронзительным эхом по всему кладбищу. Кадило в его руке поднималось снизу в верх, издавая гремящий звук цепи, заполняя густыми облаками благовонного дыма пространство вокруг гроба.

— Смотри-ка, в закрытом будут хоронить, — зашептала пожилая женщина в платке, стоявшая в метре от нас.

— Ага, ага, — отвечала ей вторая, обернутая шалью. — Совсем видимо живого места не осталось на девчушке.

Чем громче звучала молитва, тем более душераздирающими становились рыдания вокруг. Некоторые эмоциональные родственники кричали навзрыд и падали на колени в сырой песок. Мужчины покрупнее подавали им руки, поднимали, прося срочно успокоиться, однако после их слов истерики продолжали бушевать с еще большей театральностью.

Я перевел взгляд на родителей М, к которым так и не решился подойти из-за нехватки смелости. Несмотря на убедительные слова мамы о их отношении ко мне, чувство вины все равно пожирало меня изнутри. Они стояли рядом друг с другом, взявшись за руки, выпрямив спины ровно. На их лицах не читалось ни единой эмоции. Их взгляды устремились в одну точку и ни разу не перевелись на кого-то еще. Казалось, происходящего они просто не замечают, лишь борются с собственными демонами в голове, не давая им победить себя и показав этим самым слабину. Совершенно определено, градус стресса, переживаемого ими в эти дни, был настолько чувствителен и высок, что, вероятно, мне и не понять вовсе. Хоронить собственного ребенка, стать наследником его юности — самое кошмарная участь любого родителя. Тем не менее, они находили в себе силы справляться и держать себя достойно. Я испытывал искреннее уважение к этим людям, а так же собственную никчемность к самому себе, ведь не мог сказать им о том, какие же они замечательные и удивительные люди.

Священник закончил читать молитву. Могильщики начали забивать гвозди в гроб. Я заткнул уши, пытаясь не слышать этого, но у меня не получалось. Каждый удар молотка откликался болью в сердце. Затем они обвязали его вокруг веревкой. Пару раз проверили надежность крепления и, надев рабочие перчатки, подняли его и понесли прямиком к яме. Опускали они его аккуратно, старались не повредить. Люди длинной очередью потянулись к яме, чтобы бросить по три горсти земли сразу же после того, как первыми это сделали родители. Все крики и стонущие рыдания утихли. Тишину разрезали лишь хлипкие звуки топающей обуви по грязи.

Взяв в руки лопаты, мужчины начали засыпать яму песком и формировать могилу. К ним поднесли могильный крест терракотового цвета, который они установили позади. По окончанию, они сформировали земельную горку, на которую поставили фотографию М в рамке. Ее полностью завалили цветочными венками разнообразной палитры пестрых цветов, выражая этим свой траур. На черных ленточках виднелись золотистые надписи: «С глубокой скорбью, одноклассники», «Печаль и скорбь не выразить словами», «От родных и близких», «Помним, скорбим».

Постепенно все начали расходиться по сторонам, собираясь на поминальную церемонию. Кладбище заметно пустело. По какой-то причине с уходом людей мне стало спокойнее и легче дышать.

— И нам пора, — сказала мама, аккуратно взяв меня за рукав плаща.

— Давай еще постоим, — настоял я.

— Давай хотя бы подойдем ближе. Все ушли.

— Я хочу один. Оставишь меня?

— Хорошо, я подожду тебя в машине. Потом мы точно поедем сам знаешь куда. Поэтому давай не долго.

— Угу.

Мама направилась к выходу, утопая своими каблуками в лужах грязи. Я наблюдал за ее медленно удаляющимся силуэтом до тех пор, пока он полностью не растворился в тумане. Оставшись в полном одиночестве, под назойливое карканье кружащих в воздухе ворон я начал идти к могиле. Когда мне оставалось пройти пару метров, выразительный взгляд М на фотографии встретил меня, заставив замереть на месте. Издалека не было понятно какое ее фото выбрали оставить здесь. Теперь мне удалось его разглядеть.

Однажды в художественной школе ей дали задание написать картину, чтобы отправить на конкурс. Для участия в нем требовалось прикрепить рядом со своей работой собственную фотографию. Тогда она, возникнув из ниоткуда, в панике подбежала ко мне на улице возле школы.

— Ты же, В, правильно? — схватила девушка меня за плечи. — Мы в одном классе учимся.

На ней идеально сидело легкое ситцевое платье в мелкий цветочек. Летний наряд цвета спелой вишни слегка оголял колени и вынудил меня оробеть. Глаза и все лицо было накрашено довольно ярко, но это не показалось мне чем-то вызывающим. Броский макияж лишь подчеркивал ее непревзойденную внешность. Она выглядела как красивая девушка с интернет-картинки, которая вряд ли когда-то заговорит с тобой. Но я решил попробовать и общаться при этом спокойно, оставить волнения своего сердца в тайне, не давать волю эмоциям, чтобы в будущем мысли об одной лишь даже мимолетной встрече с ней заставляли меня задыхаться.

— Здорово, что ты запомнила моя имя спустя год, — максимально безразлично попытался ответить я. Ходят слухи, что девочкам такое нравится.

— Да-да, мне говорили, что ты не умеешь шутить, знаю! Мне нужная твоя помощь!

— Кто это тебе такое сказал? — нахмурился я. — Впрочем, не имеет значения. Какая помощь требуется?

— Пошли со мной в лес! — попросила она с выпученными глазами, схватив меня за руки.

— Типа… на пикник меня зовешь?

— НЕТ! — М мотнула головой и ее черные волосы вспорхнули. От их насыщенного аромата я чуть не упал в обморок. — Мне фотки нужно сделать!

— Я похож на фотографа? — спросил я, причудливо осматривая свое тело.

— Ты похож на доброго парня, который может мне помочь.

— А-а-а… друзья твои не могут?

— Друзей у меня нет, — жалостливо произнесла она. — Я ведь недавно переехала.

— Чего? Ты же самая популярная девочка в классе!

— ЧТО, ПРАВДА?! — завизжала она, улыбнулась и приблизилась ко мне.

— Ты даже не знаешь этого… — я прикрыл голову ладонью и опустил взгляд. — Ладно, пойдем.

— Спасибо! — крикнула она. — Ты такой отзывчивый!

Неподалеку от нашей школы протекала широкая река. Сразу за ней начинался огромный хвойный лес. Перейдя через железный мост над серебрившейся водой, мы отправились прямиком туда.

— Вот, держи, — сказала М и протянула мне сумку с фотоаппаратом.

— А давно ты рисуешь? — спросил я, после того как М, по пути, поведала для чего ей нужны фотографии.

— Сколько себя помню. Скоро закончу художественную школу и отправлюсь в свободное плавание. Хочу связать жизнь с искусством.

— Неплохо.

— Вот, смотри какая полянка! — сказала она, переступая через упавшие ветви деревьев. — Ну чудо же! Хочу здесь! Значит так, смотри, нужно включить камеру, направить на меня, а затем нажать во-о-от на эту кнопочку.

— Да, я умею фотографировать. Спасибо.

— Ой-ой, какой ты молодец! Приступим!

Она начала филигранно позировать, принимая различные позы, меняя выражения лица со смешных на серьезные. Вставала возле повалившегося дерева, присаживалась на него, ложилась, извивалась как только могла. Я только и успевал опускать и поднимать камеру, ловя ее в интересном ракурсе.

— Ну, как я на фото? — поинтересовалась М, положив руки на пояс и надув губы.

— Красивая, — совершенно не думая, выдал я.

— Э-эм… я про… смазалась или нет… — смущенно проговорила она, прикрывая часть лица волосами.

— То есть… красиво… получается, вот!

— Вот и превосходно! — пропела девушка, а затем с задумчивым видом отвела взгляд чуть в сторону.

В этот момент она показалась мне особенно прекрасной. Решая не упускать момент, я направил объектив фотоаппарата на М и сразу же ее сфотографировал. Это фото было моим любимым из сделанных тогда. На нем она смотрела не прямо в камеру, а скорее на место около, словно внимательно разглядывала кого-то, но не смотрящего на нее. Подбородок был слегка приподнят, губы плотно сомкнулись в розовый бутон, а бледная кожа сверкала в лучах солнца. Роскошные кудрявые волосы сплывали на левое плечо. На контрасте с голубым цветом глаз смотрелось это сказочно красиво.

— Все, готово, — заявил я, опуская камеру.

— Дай-ка, посмотрю! — попросила она, подбегая ко мне. — О-о-о, у тебя прям талант! Вышло здорово.

— Думаю, что дело вовсе не во мне.

— В ком же тогда или в чем? Правильный свет?

— Фото не вышло бы столь замечательным, если бы на нем был запечатлен кто-то другой, — после этой фразы мы удивленно подняли глаза и с нескрываемым интересом принялись изучать друг друга.

Внезапно меня выкинуло из омута приятных воспоминаний в суровую давящую реальность. Лучезарная опушка леса сменилась мрачными памятниками из черного камня. На голову начали падать редки капли прохладного дождя, но уходить я пока не собирался. Глубоко погрузившись в приятное прошлое, мне захотелось остаться в нем, запереться и никогда его не покидать. Тот стал началом нашей истории. Тогда случился наш первый диалог, вспоминавшийся мною регулярно. После этого завязалось наше тесное общение. «Интересно, почему выбрали именно этот снимок? — думал я, — обычно, как правило, выбирают более строгие кадры. Вроде фото на паспорт или подобные таким.» Хотя, она являлась личностью неординарной, поэтому такое было как раз к месту.»

Дождевые капли ложились и на стекло рамки. Казалось, будто по лицу самой М в этот момент льются слезы. Не желая этого видеть, я сдвинул венки плотнее, образуя небольшую крышу из них. Затем, встав на колено, тыльной стороной ладони протер образовавшуюся влагу с ее щек.

— Красивая, — тихо зазвучал нежный голос у меня за спиной.

— Очень, — согласился я, затем опомнился и, покинув свои мысли, обернулся.

Перед могильной оградой стояла высокая незнакомка в длинном бежевом плаще, затянутым поясом на тонкой талии. Ее пепельные волосы спускались крупными локонами до пояса. Пара завораживающих глаз цвета серого дымчатого агата внимательно рассматривала меня. Внешне ей было чуть за двадцать, но смотрела она на все сорок, смотрела так, будто знает цену себе и может назначит цену тому, кто ведет с ней разговор. Тонкие острые черты лица рисовали ей образ некой невозмутимой девушки, подходящей к делам с абсолютной уверенностью в успехе. Такая внешность, как у нее, магически приковывала, заставляя любоваться каждой деталью лица, не отрываясь ни на секунду.

Вдруг длинные черные ресницы девушки захлопали, выражая немой восторг. Ее голова подобно механизму заведенной куклы начала качаться из стороны в сторону, касаясь ушами собственных плеч. На стройной шее выступили сухожилия. Тучи начали сгущаться еще больше, тьма охватила собой солнечные просветы. Листья на деревьях зашелестели, под гнетом ветра сами стволы начали наклоняться к земле в такт с головой девушки. Я почувствовал как по всему моему телу проходит дрожь от холода. Мои черные ботинки покрылись тонкой коркой льда. На коже высыпали мурашки.

— Не боишься меня? — с интересом спросила она и немного озадачилась.

— Кто ты такая? — спросил я оробевшим голосом. — Что здесь делаешь, вы дружили с М?

— Значит, он видит меня иначе, — задумчиво проговорила она, затем начала обходить могилу по кругу. — Куда более важнее узнать… кем же сейчас являешься ты.

— Я тебя не понимаю, — пожал плечами я, пристально следя за ее вальяжной походкой. В каждом движении тела проглядывалась наигранность. Мне показалось, что девушка собиралась посетить театр, а вместо этого заплутала на кладбище.

— Вот и я тебя совершенно не понимаю, В. Недавно ты ходил по краю, а сегодня уже стоишь здесь. Определись уже наконец.

«По краю?» — подумал я и вспомнил треск рвущегося капюшона.

— Откуда тебе известно мое имя? Что это вообще за…

— Какой нетерпеливый! Хм, истина откроется тебе скоро, подожди. Попрошу ответить, но только без свойственных тебе истерик. Скажи, кем для тебя была эта девушка?

— Знаешь, мне несвойственно отвечать на подобные вопросы подозрительным незнакомкам.

— Можешь звать меня Ю, — представилась девушка и покрутила золотую серьгу на мочке уха. — Раз теперь мы знакомы, вернемся к моему вопросу.

— Любимой… она была моей любимой! Теперь ты довольна?

— Интересно, а как это? — прошептала она и ненадолго ушла в свои мысли, приложив ладонь к щеке, словно пыталась ее согреть. — Так что же, ты и правда готов отдать за жизнь этой девушки все, что у тебя есть, без остатка?

Незнакомка только что обнажила мои мысли, процитировала их с улыбкой.

— Но… как ты?

— «ВСЕ, что у меня есть, когда-то было, и еще будет в будущем».

— К-как ты узнала… о чем я думал? — недоумевал совершенно я. Мои губы затряслись, тело пронзил страх. — Т-ты… ведьма какая-то или что?

— Это выше моих сил! — Ю закатила глаза и подняла голову к небесам. — Так меня еще никто не оскорблял…

— Отвечай на вопрос! — не выдержал я и закричал. Меня бросило в агонию злости из-за того, что она залезла в мой разум и начала потешаться. Да и как вообще она в него залезла?

— Ну, ты громко думал, — читая мои мысли, ответила она, — вот я и услышала твои искрометные думы. Даже не смей спрашивать меня: «как, зачем и почему?» Просто наберись смелости и ответь: правда ли это? Готов ли ты пожертвовать абсолютно всем, что имеешь, каждой счастливой проведенной в будущем минутой в этом мире, приносящим тебе ранее столько радости и восторга? Оставить все те прелести, что имеешь здесь, потерять то, чем дорожишь ради М, ради жизни с той, кого всем сердцем любишь, в каком бы мрачном свете эта новая тяжкая реальность не предстала перед тобой, ведь главное для тебя, чтобы она жила. Все верно?

— Я не знаю для чего тебе это, — тихо проговорил я и на секунду задумался, — но будь у меня возможность вернуть ее, я бы и правда сделал это.

— Так, скажи же это, — улыбнулась Ю и сократила расстояние между нами до непозволительного.

Ее мистические глаза смотрели прямо в мои. Казалось, что они глядят намного глубже, чем я только мог себе представить, проникают в мою душу и спокойно разгуливают по ней.

— Да, — невольно сорвалось с моих губ. Изо рта внезапно повалил морозный пар. — Я готов отказаться от всего, что имею сейчас, если М будет рядом.

— Да будет так! — ее руки сложились в замок, она сделала шаг назад и закрыла глаза. — В непроглядной мгле, иль при свете дня, пусть миру воля явится сия, заберет покойный сон и жизнью их наполнит взор!

— И что все это знач… — не успел я договорить, как вдруг меня охватила разрывающая головная боль.

Уши пронзили громкие крики: плач и стоны женщин, визг детей, мужские измученные вопли — все они осадили меня градом беспрерывных голосов. Они молили о пощаде, просили о спасении, слезно требовали не забирать их покорные души раньше времени. В этот момент мое тело замерло, как если бы его заключили в цепи. Я не мог пошевелить ни одной частью тела. Прилагая силы, пытался из раза в раз открыть глаза, но каждая попытка оканчивалась крахом. Их будто склеили. Безграничных потоков яростных речей вскоре стало куда больше, чем мог воспроизвести мой мозг. Тысячи, миллионы, может, миллиарды различных людей оглушали меня со всех сторон. Из кромешной темноты вырисовывались ведения. Повсюду начали возникать силуэты и образы, похожие на человеческие. Скачущие всадники на конях топтали заживо всех, кого только видят. Сверкающие мечи срубали головы, перерезали глотки. Раненые пытались ползти в надежде спастись. Стрелы лучников протыкали насквозь треснувшие доспехи, добираясь до тел. По моей коже скатывался пот, каждая клеточка тела адски пылала. Мне думалось, что вот-вот весь белый свет запросто расплавится и не останется вообще ничего.

Вдруг все окружающее пространство мигом погрузилось в тишину. Чудовищные сражения и смерти сменились ночной цветочной долиной под чарующим звездным небом. Над алыми розами, источающими упоительный аромат, кружили голубые бабочки, с их крылышек сыпалась блестящая пыльца. Потоки воды водопадом спадали со скал, красиво сияя в сапфирном свете, и впадали в прозрачное озеро. Неподалеку, на подошве горы, расположился аккуратный деревянный домик, с трубы которого выползал слабый дымок. На пороге избы сидели старики и рассматривали вереницу детишек, собирающую хворост для костра. Они подбрасывали веточки в огонь, завывая мотивы народных песен.

Позади меня послышались приближающиеся шаги, шелестящие по траве.

— Привет, — мелодично зазвучал до боли знакомый голос.

Я обернулся и передо мной в белой кружевной накидке предстала М. Босиком она подходила все ближе, наступая на свежие капельки росы. На лице сверкала счастливая улыбка. По всей видимости, ей было радостно меня видеть. Подойдя ко мне, она сразу же потянулась к моей руке, взяла за запястье и приложила мои пальцы к своей щеке. Я почувствовал приятное тепло от нежной бархатной кожи, проходящее напором по всему телу, когда она прильнула лицом к моей ладони. В серебристом свете луны обескураживающие черты ее лица выделялись живописными изящными линями.

— В, теперь мы и правда останемся с тобой вместе навсегда, — самые желанные мною слова были сказаны ею, девушка кинулась обнимать меня.

— Неужели… снова сплю? — спросил я в страхе проснуться. Мои руки были опущены по швам, в то время как М вцепилась в меня, обхватив спину, и не выпускала из объятий. Все прикосновения ощущались, как если бы наяву. Однако, почувствовать ее вновь казалось мне бесценной роскошью. Такой бесценной, что такого просто не могло произойти.

— Нет, дурачок, ты не спишь, — моя грудь ощутила на себе тепло ее дыхания. — Ты стоишь на моей могиле.

Резкая жемчужная вспышка света озарила всю щебечущую долину и заставила меня зажмуриться. Прозвучал протяжный свистящий шум, похожий на гул сирены, после чего все испарилось. Открыв глаза вновь, передо мной возник сгусток тучных облаков. Лицо поливали капли проливного дождя. Спина начала жутко болеть — под ней ощущалась твердая поверхность. Мое состояние было похожим на то, когда человек только проснулся и вяло потягивается, разминая тело. Немного придя в себя, я понял, что лежу на улице, весь вымокший, холодный.

Резко вскочив, увидел стальную лавочку, на которой очнулся. «Но ведь… это же не кладбище, — думал я, — Где та девушка Ю? Она так странно говорила. Можно подумать, что читала меня, как открытую книгу, при чем даже не читала, а перечитывала уже в который раз. С ее присутствием в воздухе воцарился холод, пробирающий меня до костей. А что же М? Ведь сразу понял, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что вообще со мной происходит? Наверное, упал в обморок, все это привиделось мне. Затем кто-то нашел меня без сознания и перенес сюда. Хотя… почему именно сюда?»

Внимательно осмотревшись, сориентировавшись, я догадался, что эта скамейка стоит возле дома, который находился в сотне метров от моего собственного. Последние дни со мной явно происходило что-то необъяснимое. Все эти ведения, возникающие из ниоткуда; моя переменчивость в настроении; нервные срывы; давящие стены сжимающейся комнаты; и наконец-то этот ненормальный диалог возле могилы. Становилось сложно отличать реальность от сновидений и галлюцинаций. Не было никаких гарантий, что даже в данный момент мне все это мне не кажется. Как только приду домой, попрошу маму больше не поить меня успокоительными. Вероятно, всему причиной служило их побочное действие, думал я.

Ливень понемногу прекращался, небо заметно прояснялось, свет проглядывал между слоистых облаков. Полностью вымокший, с прилипшей к телу одеждой, под лучами бронзового солнца, вдоль цветущих клумб, я лениво перебирал ногами по сырому тротуару в направлении дома, хлюпая переполненными водой ботинками. Идти было совсем недалеко. Обойдя здание, необходимо повернуть за поворот, затем невзрачная серая многоэтажка, которая теперь была мне не мила, появится в своем угнетающем виде.

Время, видимо, перевалило за вторую половину дня. На улице было довольно людно и шумно. В магазине через дорогу у витрины копошились продавцы. По округе раздавался смех ребят, возвращающихся со школы, мамочки возили в коляске плачущих детишек по территории деткой площадки. С проезжей части доносились вопли нервных водителей и омерзительные для моих ушей гудки их сигналящих машин.

— Мама, мама, смотри! — крикнула маленькая девочка за моей спиной. — Водяной идет! У-у-у, страшила!

— Здравствуйте, — поздоровался я, признавая в ребенке и женщине своих соседей по лестничной клетке.

— Ходят тут странные всякие, детей только пугают, — заворчала мама девочки, отворачивая ее рыженькую голову от меня. — Пойдем, дорогая!

— Уже как восемнадцать лет ходят тут вообще-то, — недовольно пробормотал я.

Никакого внимания моим словам они не предали. Лишь засверкали пятками в противоположном направлении. Решив, что и мне тоже пора, я ускорил шаг и, оставляя мокрые следы позади себя, завернул за поворот.

Возле собственного подъезда какой-то прохожий одарил меня косым взглядом. Мне же хотелось лишь поскорее зайти домой, скинуть с себя всю одежду, а затем отправиться в ванну. Дверь домофона была открыта нараспашку, придвинутая кирпичом к углу. Повезло и с лифтом, в который мне удалось проскользнуть боком за секунду до его закрытия.

— Здравствуйте, — кивнул я стоящему в углу мужчине, держащему на поводке собачку с высунутым язычком.

— О, добрый день, молодой человек! — приветливо поздоровался он. — Вам на какой этаж?

— Седьмой, как всегда, — буркнул я, вопросительно посмотрев на него.

— Как всегда? Вы к нам только переехали? Что же, раз так, полагаю, теперь вам всегда на седьмой. Правильно понимаю вас?

— Только переехал? — насторожился я. Черт, может, подъездом ошибся и зашел не в свой. Ну я и придурок.

— Вы не переживайте! Мы с женой на восьмом живем. Так что, соседями почти будем. У нас отличный дом, все очень добры и приветливы друг к другу! Взять вот, к примеру, пятый этаж, так там вообще одна интеллигенция обосновалась, знаете ли, каждый второй музыкант, а вот на шестом вообще скульптуры осели с актерами театра драмы на пару. Ох, театр! Давно мы с супругой на спектакль не выбирались, пора исправляться, согласны? А, кстати, с девятого недавно алкоголиков всех выселили, так дышать легче стало, ей богу! А то орали ночи на пролет, ух! Как с дурдома сбежали, клянусь! О-о, вот и ваш этаж, прошу. Счастливого вам дня!

— В-всего доброго, — ошарашено ответил я, задержав на нем ненадолго свой изумленный взгляд, а затем вышел из лифта.

Он на прощание помахивал мне ручкой до самого закрытия дверных створок. Неразбериха в голове, по окончании этого мимолетного диалога, становилась еще куда более запутанной. Мне всегда казалось, что у нас в доме никогда не жили ни музыканты, ни скульптуры, да и вообще других деятелей культуры тоже вряд ли бы удалось отыскать. Можно предположить, что у это дядьки потеря памяти случилась, все-таки возраст берет свое. Именно поэтому меня вспомнить ему не удалось. Еще приветливым таким был, милым… точно с головой проблемы.

Череда удивлений и новых открытий продолжилась. Я подошел к своей квартире и сразу заглянул под горшок с цветком в поиске ключа. Его там не оказалось. Тогда мне пришлось постучаться, потому как звонок у нас был сломан. За дверью затоптали приближающиеся шаги. Замок с щелчками начал открываться и дверь открылась.

— Здравствуйте, вы что-то хотели? — спросила мама, выглядывая в белом пушистом халате и тапочках. На ней были очки, а в руках газета. — Слушаю вас.

Меня охватила злоба.

— Вообще-то, знаешь, это мне хотелось бы послушать, куда ты делась, почему уехала с кладбища?

— А-а-а, что-что, простите? — удивленно спросила она, теребя прядь волос между пальцев.

— Ты сказала, что будешь ждать в машине. Потом я вырубился возле могилы, а пришел в себя уже на лавочке. И вообще, с каких пор ты носишь очки? Они тебе не идут.

— Молодой человек, с вами все в порядке? — спросила мама, подтягивая оправку очков выше к носу. — Какое кладбище? Вы может квартиру перепутали? Даже если так, попрошу мне не тыкать, ведь я явно постарше вас буду. Вы куда шли вообще?

— Мам, ты тоже решила принять те успокоительные, которые мне подсыпала? Вижу подействовало, но тоже с побочным эффектом.

— МАМ?! — раздался оглушительный крик на весь подъезд. Мои ноги даже слегка подкосились. — Значит просто пьяный… это вам на девятый этаж подняться надо! Там вам помогут, ступайте!

— Стой! — остановил я рукой закрывающуюся дверь. — Если это шутка, то она сильно затянулась! Впусти меня уже домой!

— Молодой человек, отпустите быстро! — мама дергала ручку на себя. — Я сейчас полицию вызову.

— Хочешь оставить мокрого сына на улице? — промычал я, сражаясь с ней за дверь. — Не самый лучший материнский поступок!

— Какого к черту сына?! У меня не было его никогда!

После этих слов по всему телу пробежала дрожь, словно меня ударили электрошокером. Сразу же вспомнилась соседка с ребенком на улице, мужчина в лифте — они оба думали, что мы видимся с ними впервые, но это определено было не так. Эти люди знали обо мне всегда, каждый день здоровались и с удовольствием говорили со мной.

— То есть, ты не знаешь меня? — ошарашенно спросил я, делая шаг от двери.

— Впервые вижу! Ступайте уже отсюда!

— Но… м-мам, как же так? Прошу, скажи, что ты шутишь… мне уже страшно становится.

— У МЕНЯ НЕТ СЫНА!

— Я-я… Я сейчас докажу тебе, подожди секунду, — моя рука полезла в карман за телефоном. — Черт, где же он! Сейчас покажу тебе фотки, тогда ты все вспомнишь. Вспомнишь… как порезалась на море об ракушку и попросила это сфотографировать, вспомнишь как научила меня подделывать твою подпись в дневнике, чтобы я расписывался сам и вспомнишь как заставляла меня смотреть «Сумерки», да, вспомнишь. Только вот найду телефон… и покажу.

— Счастливых поисков!

Дверь резко захлопнулась прямо перед моим носом.

— Эй, открой! — мои кулаки начали долбить в дверь.

— Алло, здравствуйте! — затараторила она нервным голосом за дверью. — Все верно, дом 16, подъезд 3, этаж 7. Умоляю, приезжайте как можно скорее… да парень какой-то, то ли пьяный, то ли под веществами, не поняла еще.

Мама вызывала полицию и носилась по квартире в поисках чего-то. Топот ее ног доносился отчетливо. Малейшая надежда на то, что это был всего-навсего глупый розыгрыш развеялась сразу же. Никто из соседей меня не узнал, включая родного человека. Я схватился руками за голову, шокированный, опустился по стене и сел на плитку. Начал бить себя по щекам, пощипывать в надежде проснуться или выйти из этого затянувшегося видения. Но никакой белой вспышки не возникало, в новую красочную локацию мое тело чудным образом не перемещалось. Мир оставался неизменным: ни один человек меня не узнает, а собственная мать еще и вызвала полицию. Необходимо было срочно уходить отсюда.

В строении нашего дома имелось два входа, соответственно и выхода: первый — главный, которым все жильцы пользовались регулярно, второй — запасной, оставшийся со времен постройки дома, служивший работникам удобным проходом для перемещения строительных материалов. После того как здание возвели второй вход никто заделывать не стал, поэтому он начал использоваться людьми для более быстрого выхода к автобусной остановке. К нему невозможно подъехать на машине, так как все вокруг перегорожено забором с небольшой калиткой, открываемой изнутри. Такой путь для отступления был самым подходящим. Не имея ни малейшего желания попасться полиции на глаза, я спустился в левое крыло и воспользовался вторым выходом.

С всепоглощающей опустошенностью внутри, со слипающимися глазами и полным отторжением реальности я еле-еле перебирал ногами в неизвестном направлении, чертя обувью по земле. Мне было попросту неведомо куда можно отправиться, когда у тебя больше нет дома, в который бы ты мог пойти в любой сложной ситуации и найти в нем свой покой. Отсутствовало и понимание как подобное вообще могло произойти, кроме как не в бредовом сне. Вдобавок ко всему, телефон кармане так и не нашелся, поэтому позвонить было некому. Хотя, даже окажись он там, на другом конце провода все равно бы ничего вразумительного не ответили, потому что совершенно никто меня не знал.

Мое существование стерли с лица земли. Окончательно я в этом убедился, когда несколько часов подряд носился, как заведенный, по своему району в поиске знакомых людей. Когда находил таковых, то просил рассказать обо мне что-то, что угодно, хотя бы имя назвать. В ответ они лишь смеялись, а некоторые и вовсе убегали в страхе, думая, что встретили какого-то городского сумасшедшего.

До самого наступления вечера я бесцельно бродил кругами по улицам города, опьяненный, словно в лихорадке, способный в любой момент повалиться на землю и отключиться из-за упадка сил. Эмоциональный фон упал ниже плинтуса, вызывая пассивность, апатию и потерю желания существовать в таком страшном мире вовсе. Солнце полностью село за горизонт. Город погрузился в сумеречную темноту. Одежда так и не высохла, поэтому я до дрожи замерз. Чувство голода вызывало головную боль, а живот неистово кололо. Окончательно потеряв последние силы, я повалился на найденную скамейку в городском парке под деревом.

М, мама, одиночество, разобщенность самого себя — все это разбивало мне сердце на крохотные осколки, отыскать и собрать которые воедино не представлялось возможным. Единственное, чего мне хотелось: просто увидеть их радостными рядом с собой, улыбающихся мне от всей души, не знающих печали, тревоги, главное — помнящих меня. Теперь невозможно лицезреть не то что их, а даже свою собственную жизнь. Все, чем я когда-то дорожил, что нежно любил, затерялось в пучинах прошлого. Глаза были на мокром месте, но заплакать не получалось. Я опустился к коленям и закрыл голову руками, пытаясь скрыться от мимо проходящих людей.

— Эй, милок, а, милок! — обратился ко мне высокий голосок. Подняв голову, я увидел старушку лет семидесяти. На ней красовался сиреневый пиджачок и соломенная шляпка, украшенная искусственными цветами и атласной лентой. Женщина тянула за собой кожаную сумку-тележку на колесиках, другой рукой опиралась на клюшку. — У тебя не занято, присесть позволишь?

— Садитесь, — кивнул я, протирая глаза.

— У-ух, весь день по магазинам гуляла. Устала, аж ноги немеют, ой-ой. Сейчас пару минуток дух переведу, потом домой надобно бежать. Кошка то некормленая. А ты чего такой смурной сидишь?

— Даже не знаю… как и сказать.

— Ладно уж, в душонку глубоко лезть не буду, — улыбнулась она. — Ранимые вы все стали в этом веку. Подружку небось потерял?

— Гмм… ну, — выдавил я из себя отвернулся в сторону, пытаясь не расплакаться при ней.

— Права значит.

— Вообще… все. Я потерял все.

— Тьфу! Небылицы какие рассказываешь мне. Вздор, да и только! Нельзя потерять все. Такое только дуракам под силу.

— Вероятно, я один из них.

— Не может быть! В глаза смотрю твои красенькие, да вижу — умненькие они у тебя, да. Потерянные только не чуточку, как у младенчика, но умненькие.

— Умные? Вам лишь кажется, думаю.

— Что-что, а вот людей то за жизнь я понимать научилась, поверь. Много чего повидала.

Неясно почему, но я отважился и задал ей вопрос:

— Тогда ответьте, пожалуйста, как найти то, чего больше не существует вовсе?

— Вопрос интересный! — женщина улыбнулась и приободрилась, словно была учительницей, услышавшей от ученика что-то дельное. — Но правильно ли поставленный, мой дорогой? Уверен ли ты, что вовсе не существует того, что хочешь найти?

— К сожалению, уверен.

— Или же думаешь только так! — махнула она пальцем. — Знаешь, приведу пример: вот я с возрастом многое начала забывать. Как пообедаю всегда тянет газетенку почитать. Хватаюсь за нее, а очков и нема на полочке, где оставляла. Ношусь, ношусь, ищу их по дому, шуршу везде и всюду. Ну, никак не получается найти! Уставшая, присаживаюсь на креслице волосики поправить. Ну а чего лохматой ходить? Щупаю маковку свою, а ОНИ-ТО НА ГОЛОВЕ И БЫЛИ! Вот тебе и анекдот! Хе-хе!

— Вы хотите сказать, что…

— Да, милый мой, да! Часто то, что мы усердно пытаемся отыскать вдалеке, переворачивая весь мир вверх дном, оказывается подле нас же самих. Нужно лишь немножко раскрыть глаза. Тогда и найдешь, что ищешь. Быть может, где и оставил.

Женщина широко улыбнулась и взлохматила мои волосы.

— Думаю, это имеет смысл, — попытался взаимно улыбнуться я. — Спасибо вам.

— Не благодари, сущие пустяки! — сказала она, тяжело поднимаясь со скамейки.

— Уходите?

— А чего же, пора мне!

— Что же, всего доброго вам.

— Хе-хе-хе, — пискляво рассмеялась она. — Нет уж, это тебе всего доброго, милок. Ах… кое-что забыла! Ты запомни мудрость одну: на кладбище мы приходим, чтобы навестить души покойные, а не свои открывать людям чужим. Уяснил? А особенно всяким проходимкам седовласым!

— ЧТО?! — удивился я, широко раскрыв глаза. — Вы про Ю? Она не привиделась мне, правда существует? Как мне…

— Смотри-ка, у тебя из кармана выпало! — указала она пальцем на землю.

— Выпало? — я опустился вниз. В ту же секунду все фонари в парке разом погасли.

Когда свет снова включился старушки напротив не оказалось. Я сидел в полном одиночестве. Осмотрелся по сторонам, но ее уже не было даже не асфальтных дорожках, ведущих к выходу из парка. Безусловно, такое внезапное исчезновение меня удивило, но далеко не так сильно, как если бы это случилось, например, двумя днями ранее. Самое страшное, что к подобным странностям привычка у меня постепенно начала вырабатываться.

Ей откуда-то известно про кладбище. Наверняка и о многом другом, включая Ю. Не могло же сказанное оказаться просто совпадением. Точно не сейчас. В совпадения больше не верилось. Она явно не была просто обычной прохожей. Но кем? «Подружку что ли потерял? — спрашивала она. — Нужно лишь немного раскрыть глаза. Тогда и найдешь, что ищешь. Быть может, где и оставил.» Несколько минут я сидел, пытаясь в правильном порядке расставить по полочкам каждое слово, чтобы найти смысл хоть в одном.

Могло ли потерянное мной отказаться самой М, мамой или всей прошлой жизнью? Скорее всего, конечно же, нет. Однако, даже не попытаться проверить эту теорию показалось поступком глупым. В голову закралась чистая, светлая мысль о том, что она имела в виду именно это или же хотя бы то, что мне удастся найти кого-то, кто меня еще не забыл в этом мире. Тогда я решил не сидеть на месте, а срочно отправиться в путь. Выбор пал между кладбищем и домом. Ближе располагался дом — именно туда ноги, позабыв об усталости, и понесли меня.