Камень. Повесть

Владимир Шевелев

Что, если бы вам предложили испортить чужую свадьбу? Не за деньги, разумеется, а по старой дружбе. Что бы вы ответили?А если бы вы согласились, то что именно бы предприняли? Как далеко бы зашли? И где вообще находится граница того, что для вас допустимо?Повесть «Камень» – история о том, как обычный парень ответил на такие вопросы и что из всего этого вышло.

II

Внешне Мирон изменился незначительно, разве что залысины расползлись во все стороны, словно гигантские кляксы, и вечно загорелое лицо немного осунулось. Говорил он всё так же внушительно, делая акцент на каждом слове, будто втолковывал прописные истины. Однако куда-то испарилось хладнокровие Мирона, орлиный нос непостижимо съёжился, а чёрные глаза приобрели пепельный оттенок.

Мы сидели в большом полутёмном зале, заставленном дубовыми столами и высокими стульями. Было шумно и многолюдно: даже по понедельникам пивной ресторан заполнялся до отказа. На улицах нестерпимая августовская жара вела охоту на горожан, но не осмеливалась заглянуть в приличное заведение. Звучала немецкая народная музыка, но её заглушали восклицания и смех разгорячённых посетителей. Запах чесночных гренок, солода и жареного мяса разжигал аппетит. Мимо нас протискивались, задевая широкими юбками, запыхавшиеся официантки в клетчатых платьях.

Мирон, зажмурившись от удовольствия, отпил полкружки пива и причмокнул языком. На губах у него весело пузырилась пена, но лицо вдруг приобрело выражение серьёзное и сосредоточенное. Он сказал:

— Помоги мне испортить свадьбу бывшей жены.

Я округлил глаза, но тут же взял себя в руки и попробовал отшутиться:

— Зачем? Подожди пару лет, и их брак сам собой превратится в пытку.

Мирон ухмыльнулся.

— Ты не понял. Я не хочу сорвать свадьбу. Пусть женятся на здоровье! Я мечтаю испоганить ей праздник, — в глазах у него заплясали кровожадные огоньки, а лицо исказила гримаса ненависти.

На моё счастье, в этот миг пышнотелая официантка, пробираясь в угол зала с подносом, уронила кружку с пивом. Женщина громко ойкнула и зажмурилась, но, ко всеобщему удивлению, кружка не разбилась, а лишь звонко приземлилась на кафельный пол. Прочие официантки бросились помогать неловкой подруге, застывшей с подносом в руках. Пока на наших глазах разыгрывалось небольшое представление из жизни питейного заведения, я напряжённо обдумывал странную просьбу Мирона. Увлёкшись своими мыслями, я вздрогнул, ощутив на себе тяжёлый взгляд.

— Что скажешь, Валь? Поможешь? — он испытующе глядел на меня.

— Подожди, — говорю, — ты меня хотя бы введи в курс дела. Что ты собрался делать?

— Понятия не имею. Знаю только, что свадьба в субботу. Но мы с тобой обязательно что-то придумаем, так ведь?

«Круто, — думаю, — сходил пива попить со старым приятелем. Легко тут не соскочить. Видимо, придётся весь вечер придумывать отмазки».

Мирон повелительным жестом подозвал официантку и заказал свиную рульку, ассорти колбасок и две литровые кружки пшеничного пива. Затем двумя руками хлопнул себя по щекам, будто пытаясь взбодриться, вздохнул и приступил к рассказу. Подробное повествование, вместившее в себя без малого семь лет жизни Мирона, заняло около двух часов. Изредка его монолог прерывался моими уточняющими вопросами.

Сразу после окончания университета Мирон столкнулся с суровой действительностью: никому не нужны были экономисты и бухгалтеры без опыта работы. Те, кто хорошо умеет считать чужие деньги, высоко ценились в девяностые, но времена давно изменились. Мирон помыкался пару месяцев по собеседованиям и впал в отчаяние. Его красный диплом, плод многолетней мышиной возни с оценками, оказался никчёмной картонкой. Однако больше всего Мирона огорчали вакансии с мизерной зарплатой. Мало того, что у него никак не получалось устроиться на работу, он просто не мог вообразить, как на обещанные деньги физически выживать. Не говоря уже о всяких излишествах — квартире, машине, семье. В итоге он решил «бросить экономику ко всем чертям» и обратился за помощью к отцу, военному пенсионеру. Глава семьи Шпилевых, хитрый бровастый бочонок, нашёл сыну доходное дело. Он пристроил Мирона менеджером по продажам в автосалон.

— Отрасль была на подъёме, — рассказывал Мирон. — Новенькие «немцы» разлетались как горячие пирожки, а клиенты выстраивались в очередь. К тому же я умею уговаривать, сам знаешь. Бонусы в несколько раз превышали оклад. Я чувствовал себя королём.

Оседлав стремительную волну продаж, Мирон через полгода отправился в отпуск в Испанию, потом окунулся в ночную жизнь в Таиланде, а Новый год встретил на кубинском пляже с бутылкой шампанского в руках. Через пару лет он купил приличный фольксваген. Успех настолько вскружил ему голову, что он подумывал запустить авторский тренинг «Искусство продаж». Но не судьба. Его мысли оказались заняты Викой, манерной блондинкой с миленьким личиком, которую он повстречал на одной из тусовок.

— Никогда не думал, что тоже увязну в этом романтическом болоте, — качал головой Мирон. — Стройная, гордая, эффектная, ещё и умная. Микробиолог, представляешь? И всё мне в ней нравилось. Недостатки казались милыми особенностями, даже её страсть к понтам. Я к женитьбе с детства относился с суеверным страхом, но тогда почему-то оглупел и осмелел. В общем, уже через полгода я сделал предложение. Подъехал к её дому, панельной девятиэтажке, верхом на белом коне, с букетом роз и кольцом в кармане. Каков дебил, а?

— Где ты коня-то взял?

— Да есть одна компания…

Я не верил своим ушам. Нелегко было слышать о моральном падении кумира юности, но я старался не подавать виду и топил разочарование в пиве.

Влюблённые готовились к свадьбе по нынешним меркам недолго — всего пару месяцев. Невеста настолько понравилась его родителям, что даже мать, никогда не называвшая девушек Мирона по имени, а только — «эта» («эта звонила», «эта пришла»), отыскала в лексиконе приторное слово «Викуся». Вечно погружённый в себя отец говорил мало, но зато показывал сыну большой палец и одобрительно кивал, когда Вика проплывала мимо с гордо поднятой головой.

Свадьбу сыграли на широкую ногу: с лимузином, сотней гостей, дорогим рестораном, модным тамадой и прочими атрибутами богатого торжества. Родители с обеих сторон помогли деньгами, но Мирон всё равно умудрился влезть в долги, чтобы соблюсти все пожелания избранницы. Несмотря на то, что за месяц до свадьбы разразился очередной финансовый кризис, Мирон тратил деньги, не задумываясь о будущем. В свадебное путешествие чета Шпилевых отправилась в Венецию: пресловутые каналы, гондолы, паста, красное вино и, конечно же, россыпь фотографий в соцсетях. «Всё как у людей. Всё как положено», — сказал Мирон и поморщился.

Вернувшись в Волгоград, Мирон очнулся от сказочного сна и осознал, что автобизнес не просто заболел, а уже лежит под капельницей в реанимации. Поток денег от продаж сначала обмелел, а потом и вовсе пересох. Автоцентр пустовал, а поиск клиентов приобрёл истерический, с нотками отчаяния, характер. Оказалось, что в кризис люди первым делом бегут в продуктовый магазин, а не за новым автомобилем.

Как и всякий молодой муж, начинённый, словно пирожок, стереотипами и наивностью, он ожидал от жены моральной поддержки в трудный момент. И действительно, несколько месяцев Вика машинально, словно виртуальный голосовой помощник, произносила заученные фразы из фильмов о победе над обстоятельствами. Но со временем даже сухое, формальное выражение сочувствия пропало. Чем меньше Мирон приносил денег в дом, тем холоднее и безучастнее становилась Вика. Пока Мирон насиловал свой мозг книгами по саморазвитию, тайному искусству продаж, НЛП, Вика устроилась в фармацевтическую компанию на должность с солидной зарплатой. Экономический кризис наглядно показал, что не только от еды никогда не откажется человек, как бы беден он ни был, но и от лекарств. Вскоре семью Шпилевых в большей степени обеспечивала жена, что Мирон воспринимал крайне болезненно.

Отчаянные попытки сменить работу или даже сферу деятельности ни к чему не приводили. Что бы ни предпринимал Мирон, ничего не получалось. Жена с каждым днём всё сильнее отдалялась. О времени, когда Вика наигранно поддерживала мужа, оставалось лишь ностальгировать.

— Когда-то мой телефон вскипал от её сообщений, но теперь всё изменилось, — говорил Мирон. — Вика часто задерживалась на работе, что, в общем-то, было объяснимо. Ещё и командировки одна за одной: конференции, тренинги и прочие междусобойчики. Похоже, что микробиологи только и делают, что повышают квалификацию. Я так понял, Валь, их работа — учиться. Но чем тяжелее Вика вкалывала, тем жизнерадостнее выглядела. Правда, ровно до того момента, как замечала меня… В общем, холодная она стала, высокомерная. Через губу не переплюнет.

По ходу рассказа Мирон несколько раз с отвращением передёрнул плечами. Видимо, даже воспоминание о бывшей жене вызывало в нём злую брезгливость.

— Вечерами ей постоянно кто-то писал, телефон без конца вибрировал. Вика говорила, что по работе, — Мирон закусил губу. — Я успокаивал себя тем, что, будь у неё кто-то на примете, Вика честно бы мне рассказала. В конце концов, детей мы не завели, поэтому никаких особых трудностей развод бы не доставил. Не имело никакого смысла меня обманывать. Во всяком случае, мне так казалось.

— Похоже, я догадываюсь, чем всё закончилось, — сказал я.

— Как-то утром, за завтраком, она объявила, что подаёт на развод. Притом сообщила новость между делом, поедая тосты с сыром. У меня рисовая каша встала комом в горле. По её словам, уже полтора года у неё был другой мужик — некий фармацевт Марк, коллега. Надёжный, предприимчивый и, в отличие от меня, перспективный, — он покачал головой. — Я тогда чудом сдержался, честное слово.

— Дела… — прохрипел я и кашлянул, чтобы подавить смущение.

— Представляешь, мы ещё не отметили первую годовщину свадьбы, а она уже с ним там, в лаборатории… развлекалась.

Мирон сжал кулаки и отвернулся в сторону. Клянусь, на секунду показалось, что его глаза увлажнились. Я сконфузился и не поверил своим близоруким глазам. Быть того не может, чтобы сам Мирон, мечта всех девчонок с факультета, дал слабину. И причиной послужила какая-то Вика, пусть даже и его жена. Творилось что-то немыслимое.

Опьяневший Мирон задумчиво смотрел куда-то вдаль, не произнося ни звука.

— Но теперь всё нормально. Я справился, — Мирон ответил на незаданный вопрос. — Бесит меня только одно. Зачем обманывать? Ну расстанься ты со мной — и вперёд.

— Порода такая.

— Да нет там никакой породы. Просто сука, — подытожил он и нахмурился.

Ближе к полуночи, изрядно пошатываясь, мы вышли из ресторана и направились на набережную подышать свежим воздухом. Конечно же, это всего лишь фигура речи, никакого свежего воздуха в августе в Волгограде не найти даже с наступлением темноты.

Мы брели по неровным асфальтовым дорожкам вдоль аллеи обрубленных тополей. Жёлтые фонари горели тускло и безрадостно. От скамеек, забитых тёмными силуэтами, доносился приторно-сладкий запах сигарет. По лицу стекал липкий пот, и я осторожно смахивал его ладонью и вытирал влажную руку о джинсы. От духоты и алкоголя волнами накатывала тошнота. Я чувствовал себя так, будто меня посадили в бочку и выбросили в открытое море. Сдерживая позывы к рвоте, я дышал носом и задирал голову вверх, непостижимым образом пытаясь освежиться.

Всё чаще мы ловили на себе косые взгляды полицейских, патрулировавших набережную. Хотя шли мы в основном молча, наше состояние выдавала нетвёрдая походка. Пора было убираться восвояси, и Мирон вспомнил об уютном баре недалеко от центрального рынка, куда мы иногда захаживали в студенческую пору. После двух литров пива и нескольких стопок травяного ликёра выпивать мне больше не хотелось, но перечить человеку, пережившему измену и развод, я не посмел.

Пока мы ковыляли по пустынной центральной улице, Мирон вернулся к главной теме вечера.

— В общем, такие дела, — сказал Мирон, проглатывая окончания слов. — В субботу у неё свадьба, в Питере. Надо нам успеть добраться туда и всё сделать.

— Не понял, — я икнул и наморщил лоб. — Почему в Питере?

— Она выходит за какого-то бородатого программиста. Такого, знаешь, пухлого хипстера. Вот он из Питера.

— А как же фармацевт?

— А, тот… — Мирон устало махнул рукой. — Это уже перевёрнутая страница её биографии. Нас, рогатых, много.

Я попробовал свистнуть, но вместо этого издал неопределённый жалобный стон.

«Почему Мирон делает вид, что я уже согласился участвовать в этой авантюре?» — думал я и прислушивался к тому, как гулко ухало сердце.

В тесном баре без вывески, где помещалась лишь стойка и винтажный музыкальный автомат, мы опрокинули по бокалу виски, отчего фоновый шум в ушах стал ещё громче. Мирон вяло пытался справиться с ярко подсвеченной машиной, но поставить «хорошую песню» не получилось. Мы вышли из бара и вскоре забрели в тёмный тихий дворик, заставленный автомобилями, где уселись на скрипучую карусель на детской площадке. Это последнее, что я помню о том дне…

Разбудил меня звук приближающегося поезда. Привычным движением я накрыл голову подушкой, но это не помогло. Мне всё-таки пришлось подняться и отключить сигнал будильника. Неведомым образом я, помятый и отёкший, оказался в своей комнате. Мне было паршиво: мучила жажда, голова превратилась в ненужный и адски тяжёлый аксессуар, а во рту, похоже, кто-то сдох. На полу, возле торшера, валялась моя вчерашняя одежда, на ногах чернели зловонные носки. Похоже, не хватило сил их снять.

Родители о чём-то разговаривали на кухне. Судя по аппетитному запаху, мать сварила кофе и приготовила гренки. Я постарался незаметно прошмыгнуть в ванную, но столкнулся в коридоре с отцом. Он обжёг меня недобрым взглядом.

— Богемно живёшь, сынок, — вздохнул отец. — Алкаш тот, кто после пьянки не идёт на работу. Помнишь об этом? Давай собирайся.

Желания спросить о том, как вчера я оказался дома, не возникло.

Приняв холодный душ, я немного взбодрился, но вдруг меня кольнула неприятная мысль. Я не мог вспомнить, чем закончился вчерашний вечер и, самое главное, согласился ли я на сумасшедшую просьбу Мирона испортить свадьбу бывшей жены. Тревожное предчувствие поселилось в груди. На полу я нашёл почти разряжённый телефон и прочёл сообщение от Мирона: «Спасибо, что согласился. Позвони, как оформишь отпуск. Я уже купил билеты на поезд, выезжаем сегодня в час ночи».

Злобно чертыхнувшись, я стиснул зубы и продолжил собираться на работу.