Старые русские. Книга 1. Любовь

Владимир Челухин

В книге известного дальневосточного писателя, к слову сказать доктора технических наук, хироманта и астролога, профессора вуза, рассказывается о первой любви студентки девушки Ани, ее однокурсника Сережи и предпринимателя Вани. Их трудной Судьбе в приснопамятные 90-е годы и судьбах их родных и близких.

Роман-газета №20 (858) — 1978. Ст. «Хранитель ценностей»

Большое искусство общечеловеческой мысли не имеет национальных ограничений, хотя у него есть место и время рождения, неповторимые особенности эпохи и родного крова. В то же время в зрелую пору оно выходит за пределы родительского дома и тогда принадлежит всему человечеству. Но какую бы широкую славу не завоевал художник, он законнорожденный сын своего срока и своего народа. Ведь почти все, что создали его талант, — язык, грамматика и синтаксис, краски и энергия красок, сюжеты, жизненные конфликты и представление об идеале — в конце концов, первооткрыты не им, так как изначально возникли в глубине его народа. Художник как индивидуальность, пропускающая сквозь себя главнейшие проблемы прошлой и настоящей истории, вносит собственные светотени, акцентировки, обобщения, являясь, в сущности, выразителем чувств и мыслей народа.

Поэтому современное творение «Война и мир» представляется в моем воображении разительно иным, чем знакомый нам великий образец. Я представляю роман, разрушивший рамки классических коллизий и вышедший на просторы земного шара, потому что весь мир стал сейчас сценой, где сходятся и перекрещиваются линии кардинальных проблем современности: человечество в истории и история в человечестве; земля и человек, человек и его отношение к сущему, что сделало его человеком; война, угроза гибели, кровь и надежда; справедливость и жестокость; интернационализм и национализм; движение коммунистической идеологии, завоевание свободы и процесс становления личности как самого ценного феномена на земле; судьба человечества…

Если характерной чертой, скажем, английской литературы можно назвать лирический комизм и иронию по отношению к бытию, если во французской прозе не исчезает из поля зрения выписанный с изящной подробностью, однако стереотипный уже адюльтер, если западногерманским писателям присущ элемент самосострадания и самооправдания, если американскому искусству свойственна концепция разорванных связей и сексуального буйства, а японскому — метания и тоскливая опустошенность маленького непознанного «я», как бы заблудившегося в цивилизованной пустыне, то наша литература живет беспокойной идеей человека, борьбой человека за человека, за его духовное усовершенствование.