Несбывшаяся мечта, или…

Владимир Фролов, 2020

Я родился в Сибири. Первые десять лет с родителями прожил в Обьской-Салехардской тундре в г. Салехарде. Затем, восемь лет прожил в тайге в междуречье Оби, Иртыша, Енисея. Природа, народы тех мест – мои родители заложили искру жажды к путешествиям. Эта искра разгорелась пламенем, которое всю жизнь толкало меня к путешествиям. Я прошел и объехал почти все страны Европы. И, конечно, десятки тысяч километров я прошел, проехал на байдарках, лодках, оленях, собаках, лошадях по моей родине – прекрасной России. Эта книга – мой отчет об этих путешествиях. Это мой гимн моей Родине, моему краю, моей России. Мое сердце помнит слова Андрея Дементьева: Край пронзительно любимый, Ты всегда меня поймешь, Богом данные равнины В белом пламени берез. Мы все с Вами вышли из этого белого пламени берез.

История города Лабытнанги

Название города происходит от ханты-мансийских слов «лапыт» («семь») и «нангк» («лиственница»). В хантыйском фольклоре считается, что число «семь» обладает магической силой. При этом лиственница для коренного населения — дерево священное.

В начале XIX века на берегу реки Выл-Посл появилось хантыйское стойбище под название Лабытнанги. В конце 1920 годов здесь было создано производственное товарищество, а в 1932 появился колхоз. Лабытнанги стал железнодорожной станцией, а 15 декабря 1952 года получил статус рабочего посёлка в составе Приуральского района. Главным занятием колхозников является оленеводство. 19 сентября 1956 года поселок передан в административное подчинение Салехардскому горсовету. В начале 1960 годов посёлок стал перевалочной базой для освоения газоконденсатных месторождений. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 5 августа 1975 года рабочий поселок Лабытнанги получил статус города.

В лазоревом поле серебряные горы о двух больших вершинах и между ними одной малой, обрамленные золотой головой оленя с черными глазами, тонко окаймленной черным, в сопровождении шести серебряных, тонко окаймленных зеленью лиственниц по сторонам, по три с каждой стороны, и одной между рогами; во главе щита — серебряная снежинка с лиственничными концами, лазоревая оконечность посередине пятикратно выщерблена.

Ничего нового я в Лабытнангах не увидел. Такие же старые постройки домов. Рядом с этим посёлком много стоит чумов, в которых живут семьи ненцев. Чтобы всё это показать, я пытался найти старые фотографии, не нашёл, а жаль. Благополучно вернулись домой. Погода стояла хорошая, не было ветра, лодка туда и обратно шла хорошо. Вечером я дома рассказывал о том, что я увидел в Лабытнангах и, конечно, о родственниках Ваньки Куйбина. Пришёл июль, и я снова с семьёй ненцев в тундре собираю морошку и грибы. Мои домашние довольны, всё это тундровые деликатесы.

Осенью я пошёл в школу в третий класс. За лето школу подремонтировали, покрасили, и стала она как новенькая. По этому поводу в школу на открытие пришли какие-то начальники, и у нас в школе сделали линейку. Это такая штука, когда всех учеников выстраивают в одну строчку, это как бы торжественное собрание, чтобы всех было видно.

У другой стены зала, что напротив нас, на табуретке сидел какой-то уже старый дядька и на коленях держал какой-то сундук. К нему подошла женщина, как потом я узнал, это была учительница нашего класса, и что-то ему сказала.

Этот дядька открыл сундук и вытащил из него поменьше сундук. На этом сундуке были прикреплены лямки, которые этот дядька надел себе на плечи. На этом маленьком сундуке везде были кнопочки. Одни кнопочки чёрного цвета, другие кнопочки белого цвета. Эта женщина махнула дядьке рукой.

Дядька стал нажимать на кнопочки и свой сундук стал руками растягивать в разные стороны. И из этого сундука вдруг возникли разные звуки. Они были разные — весёлые, грустные, жалобные. Я даже не заметил, что все вдруг куда-то пошли, а я стоял и смотрел на дядьку и на сундук. Эта женщина подошла ко мне и спросила, что случилось, почему ты стоишь и не идёшь со всеми в классы. Я показал ей на этого дядьку, на его сундук и спросил:

— Что это такое? Как этот дядька всё это делает?

Она задумалась, долго смотрела на меня, я уже подумал, что она не знает, что мне ответить, и вдруг сказала:

— Это гармоника. Ты что, никогда не видел и не слышал такой музыки?

— Да, не видел этой гармоники и не слышал музыки из неё. И как этот дядька заставляет сундук делать такую музыку?

Она засмеялась и ушла. А я пошёл в свой класс. После уроков я пришёл домой, и когда пришла с работы мама, я рассказал всем про этого дядьку и его сундук. Мама слушала и даже, по-моему, тихонько смеялась. Я сказал ей, что обязательно научусь также из этого сундука вызывать звуки. Вот бы мне такую гармонику. Но где же мне взять такую гармошку? И вот с этого дня я всегда ждал, когда придёт в школу этот дядька с гармошкой. А он приходил только в разные праздники: в день революции, в новый год, день 8 марта. Вообще только в разные праздники. Я даже с его разрешения несколько раз потрогал гармошку. И с этих дней я решил, что как только я вырасту, я куплю себе такую гармошку и буду учиться на ней играть, играть всякую музыку. Когда я говорил это моей маме, она всегда меня гладила по голове и говорила, что мы обязательно все будем стараться работать так, чтобы могли купить тебе гармошку. Я даже во сне видел, как я играю на гармошке.

История появления первой старинной гармошки, как и история других инструментов, полна противоречий и неточностей. Многие утверждают, что этот предмет антиквариата был изобретен в начале девятнадцатого века в Германии Кристинином Бутманом, жителем города Фридрихрода.

Уникальным является тот факт, что сами немцы считают, что старинная гармонь была исконно русским изобретением, а вот согласно исследованиям академика Мирека, впервые гармонь появилась в 1783 году в Санкт-Петербурге. По мнению Мирека, изобретателем гармони стал чешский органный мастер по имени Франтишек Киршник, который и придумал уникальный инструмент, издающий звуки при помощи специального металлического язычка, который колеблется под давлением потока воздуха.

История этого раритетного музыкального инструмента полна загадок, ведь гармошка появилась в XVIII–XIX веках сразу в нескольких странах: Франции, Австрии, Германии, Англии и Италии. В процессе создания и усовершенствования музыкального инструмента принимали участие многие люди, каждый из которых добавлял в этот инструмент какие-то новшества. Хотя изобретателем старинной гармошки принято считать того, кто разработал саму гармошечную планку, установить его личность так и не удалось.

Если говорить о русской гармони, то ее принято делить на два вида в зависимости от типа извлечения звука. Первый вид — это гармонь, в которой в процессе сжатия и растяжения мехов каждая кнопка издает звуки одинаковой высоты. К этому виду можно отнести «ливенку», «русскую венку», «хромку». Во втором виде гармони высота звука изменяется зависимо от направления движения мехов. Сюда относят «черепанку», «тальянку», «вятскую» и «тульскую» гармонь. Сегодня самой распространенной гармонью считается двухрядная «хромка». Существуют так же старинные гармони с одним и тремя рядами кнопок.

Наступил 1947 год, я уже закончил учиться в школе. Я уже закончил третий класс и был дома. В этот день к нам в комнату вошёл такой здоровый дядька и спросил:

— Фроловы здесь живут? Фролова Мария Кузьминична — твоя мама?

— Да. Это моя мама. А вы кто и зачем вам моя мама?

Он подал мне конверт и сказал:

— Я с парохода, что пришёл из Тобольска, привёз письмо твоей маме от её сестры тёти Нюры, что живёт в городе Ханты-Мансийске. Я сейчас уйду, у меня в городе дела. Пусть твоя мама завтра приходит на пароход и спросит там Петрова Николай Ивановича, значит это меня. У меня для вас ещё небольшая посылка. Обязательно пусть приходит. Мы отплываем (пароход уходит) завтра вечером. Понял меня?

— Понял, понял, что я, маленький какой? Всё понял.

Он засмеялся и сказал:

— Обязательно всё расскажи маме. Ну ладно, большой, давай не забудь. Вот тебе конверт.

Вечером с работы пришла мама. Я всё рассказал ей про этого дядьку и отдал конверт, что он оставил. Когда она открыла конверт, то вытащила оттуда листок бумаги, весь исписанный, и много денег. Это мне так показалось, много денег. Она прочитала письмо и сначала долго молчала, а потом вдруг начала плакать. Да так горько, как будто её побили. Все мы: я, сестра и младший Петька собрались вокруг мамы и стали гладить её руки. Постепенно она перестала плакать, потом сказала:

— Сегодня нам надо лечь пораньше. Завтра мы с Володей (то есть со мной) утром рано пойдём на пароход, а ты, Галя, останешься с Петром, а то как бы не натворил что, если мы оставим его одного.

Утром мы были на пароходе. Мама нашла того дядьку. Они очень долго о чём-то говорили. Потом этот дядька передал маме какой-то свёрток, и мы ушли домой. Вечером пароход ушёл обратно в Тобольск.

На следующий день было воскресение. Мы все были дома. В это день мама всё делала как-то странно. Она то начинала что-то делать, не окончив, откладывала это дело и бралась за другое. Потом вдруг садилась и начинала читать письмо, которое привёз этот дядька, и начинала плакать. И так несколько раз, мы ничего не могли понять и спросить её, почему она плачет, тоже не решались.

У моей бабушки и дедушки было девятнадцать детей. Мама была восемнадцатая. Письмо из Ханты-

Мансийска пришло от самой старшей маминой сестры, тёти Нюры. На следующий день мама нам рассказала, что было в этом письме:

— Моя сестра, тётя Нюра, зовёт приезжать в Ханты-Мансийск жить. Не прямо в этот город, а в село Самарово. Там тоже есть большой рыбокомбинат и её муж дядя Гоша уже договорился о работе для мамы на этом комбинате, потому что она уже знает, как работать на этих комбинатах. В письме говорилось, что уже договорились, где мы будем жить первое время, где школа для нас с Галей.

Да, это не тундра, а хорошая тайга, да и полегче будет с продуктами. Тайга, если не лениться, то она прокормит нас.

Мама спросила нас, что мы думаем. Что нам решить, что ответить её сестре. Вот какая у нас была мама. Она нас маленьких спрашивала, как мы хотим поступить. Этот дядька с парохода, Петров Николай Иванович, сказал маме, чтобы мы собирались, и в следующий приход парохода он заберёт нас на пароход и высадит в Самарово. Он об этом сообщит тёте Нюре, когда будет пароход идти из Тобольска в Салехард, чтобы мамина сестра встречал его пароход, который придёт из Салехарда в Самарово.

Мы сидели в комнате все вместе и смотрели на нашу маму. И вдруг мама сказала:

— Давайте сделаем так. Каждый скажет, что он думает об этом, ехать нам или нет. Начнём с самого маленького человека. Давай, Петя, говори.

Петька сказал:

— А что я скажу? Я очень хочу прокатиться на пароходе, я ещё не ездил на нём, поэтому давайте поедем.

Все засмеялись.

— Да, это серьёзная причина, — сказала мама. — Теперь ты, Володя.

У нас мама — самая лучшая мама. Она нас никогда не называла Петька, Вовка, Галька. И с огромном уважением к моей маме сейчас об этом вспоминаю, когда сегодня я слышу от некоторых родителей их обращение к своим детям как-то Вовка, Петька, Галька. Для нашей мамы мы были Галя, Володя, Петя, а мы все к маме обращались всю жизнь только на вы. И я сказал:

— Всё, что я узнал из письма вашей сестры, конечно, нам там будет легче. Тайга с её запасами — это не тундра с морозами и комарами. Да там и огород можно завести. Овощи разные выращивать — картошку, капусту, морковь, лук, огурцы, да и кур можно завести. А здесь все овощи сухие и привозные. Да там и реки теплее, и я рыбачить буду, да и комаров будет поменьше, а то от них здесь никакого спасенья нет. Да и зима будет полегче, Самарово — это же поближе к югу. Но мне всё-таки жалко, что мы уезжаем.

Мама спросила:

— А что такое? О чём ты жалеешь?

— Да вот я уже три года уговаривал нашего школьного гармониста, который играет в нашей школе, чтобы он учил меня игре на гармошке. Он все эти годы отказывался. А вот недавно он вдруг сказал, что учёбу начнём этой осенью. В новом учебном году. Значит, учёбы не будет. Пропадёт моя учёба, а жалко.

Все смотрели то на меня, то на маму. Потом мама обняла меня и сказала:

— Не горюй, мы что-нибудь придумаем в Самарово.

После этих её слов я уже понял, что она решила. Она решила уезжать отсюда. Потом она обратилась к Гале. Сестра ответила сразу, быстро и коротко. Видимо, пока мы тут с Петром говорили, она всё решила. Она сказала:

— Мама, я сделаю как вы решите. Но в письме вашей сестры, нашей тёти Нюры, много хорошего, и я за переезд. Но я приму любое ваше решение.

Мама подвинула свою табуретку к нам, обняла нас и сказала:

— Правильно мы все решили. Спасибо. Нам там будет полегче. Начинаем собираться. Но хорошо бы нам получить от тёти Нюры весточку, что всё остаётся так, как описано в письме. Потому что мне надо будет увольняться с работы, а если сорвётся переезд, я потеряю работу, и тогда на что мы будем жить? Вы не горюйте, моя самая старшая сестра не может нас обмануть.

Итак, мы едем в село Самарово.

В письменных источниках место, где сейчас расположен Ханты-Мансийск, впервые упоминается в «Летописи Сибирской краткой Кунгурской» как городок князя Самара, являвшийся местом боя дружин Самара и Ермака в 1582 году. В конце 1620-х — начале 1630-х годов был основан ямщицкий Самаровский ям (будущее село Самарово, ныне район Ханты-Мансийска, где находится речной порт и пристань).

В 1675 году Николай Гаврилович Спафарий (московский посланник, ехавший с посольством в Китай) стал первым из путешественников, посетивших Самарово.

В 1708 году Самарово вошло в состав Сибирской Губернии.

2 июля 1740 года профессор Лиль и его спутник Кенигсфельд установили обсерваторию на Сахаровской горе и произвели ряд наблюдений.

В 1748 году была проведена первая перепись ямского населения России. Согласно её результатам, в Самарово проживало 487 ямщиков. На административно-почтовом языке Самарово называлось Самаровский ям, слобода Сибирской губернии Тобольской провинции в Тобольском дискрете на восточном берегу Иртыша.

В 1808–1816 годах в Самарово был построен каменный храм Покрова Пресвятой Богородицы.

В 1930 году в Самарово началось строительство рыбоконсервного комбината, появился свой рыболовецкий флот, новые орудия для ловли рыбы.

А я всё думал, что хорошо, что мы едем, но плохо, что моя первая маленькая мечта не сбылась. Позже моя жизнь показала мне, что всё это было не случайно.

Начали собираться, сортировали вещи, что брать с собой, а что можно и оставить. Росли прямо кучи вещей. Как мы это всё утащим на пароход, да ещё собака? Мама как-то в один из дней сказала, что я не вижу уже три дня собаки.

— Куда она денется, — сказал я. — Гоняет где-нибудь в тундре гусей, набегается и придёт.

И вот ещё дня через два к нам пришёл сосед и сказал:

— Собаку вашу я видел на берегу реки Полуй разорванной, мёртвой. Видимо, волки погубили собаку.

Они в этом году стали близко подходить к городу. Ненцы жаловались, что волки стали часто нападать на стада оленей. Вся семья горевала о собаке. А мама ещё сказала, что не было бы это для нас каким-то плохим знаком. На следующий день наш сосед и его взрослый сын с двумя собаками, ружьями и я с ними ушли в тундру, туда, где он видел мою собаку. Кода пришли на место, я сразу узнал всё, что осталось от Алтая. Вместе мы похоронили остатки тут же, на берегу реки.

Дома сборы продолжались. Но мама никак не решалась подать заявление на увольнение с работы. Она как будто ждала чего-то. Ждали и мы. И вот в один из дней от её сестры из Ханты-Мансийска, от тёти Нюры пришла телеграмма. Телеграмма была большая, на целый лист бумаги. Когда она сходила на почту, принесла её домой и прочитала нам, мы все обрадовались. А мама даже заплакала.

В телеграмме было написано, что она нас ждёт и следующий пароход заберёт нас. Везде уже она и её муж дядя Гоша (это он мне дядя) договорились о работе для мамы и месте, где мы будем жить. Все лишние вещи: пилы, топоры, всякую посуду отдайте там кому-нибудь. Собаку с собой не берите, отдайте ненцам (она же о собаке ничего ещё не знала), здесь мы Володе подготовили хорошего щенка.

После этой телеграммы мама снова перебрала вещи. Куча вещей, которые она решила не брать, сразу выросла. Она приняла решение: всё, что мы не берём, предложить без всякой оплаты нашим знакомым, семье Ваньки Куйбина.

Иван Куйбин пришёл с женой и ещё привёл двоих пожилых ненцев, которые были его родственниками. Они взяли всё, что мы не берём с собой. Предлагали оплату. Мама даже отругала Ивана за это.

Теперь мама решила подавать заявление на увольнение с работы. На работе очень удивились. Спрашивали, куда же ты пойдёшь работать? А узнав, что мы уезжаем к родственникам в село Самарово, даже обрадовались за нас. Теперь надо было придумать, как все эти вещи, которые мы берём, с собой упаковать.

В один из дней снова пришли к нам ненцы. Посмотрели на наши вещи и ушли, так ничего и не сказав. Мы ничего не поняли, странно как-то это, пришли и ушли. Вот теперь и гадайте, зачем они приходили.

Дня через два ненцы снова пришли. Принесли кожаные мешки, всякие ремни, какие-то палочки, попросили разрешение на упаковку вещей. Они укладывали наши вещи в эти кожаные мешки быстро и плотно. Первый мешок обвязали ремнями и посередине мешка приспособили палочку, она стала как ручка у мешка. Таких мешков было несколько. Такой упаковке нестрашны ни дождь, ни снег, хоть в воду бросай. Не промокнет и не утонет. Так они перевозят свои вещи на нартах при перекочёвке с оленями. Вот это друзья! Прекрасный народ, дружелюбный, честный, любят свою Родину, свою Тундру и её обитателей. Уже позднее я написал сказку о Тундре. О их прекрасной родине.

Глупый спор

Сказка Тундры. Сказка моего детства

Поспорили Олень, Песец, Сова и Мышь,

Кто Тундре так необходим,

Что без него осиротеет Тундра Мать.

Но как всё это им узнать?

Решили так, что каждый, кто пришёл сюда и здесь живёт,

Уйдет из Тундры, ну на год.

Вернётся и узнает он тогда,

Как Тундра без него жила.

И мышь сказала громко вдруг:

Уйду я первая, друзья,

Но не скучайте без меня.

Отпустит Тундра — Матушка моя.

Олень сказал: подумаешь, какая-то там Мышь.

Важней меня здесь никого и нет.

Я в Тундре царь.

Вот если захочу, тебя в норе я растопчу.

Вот если я уйду, погибните вы все здесь без меня.

Поэтому, чтоб доказать, что я здесь царь,

Начнём с меня.

Ушёл олень, проходит год,

Олень пришёл домой.

А Тундра так же всё живёт.

Живы Песец, Сова и Мышь. Жить можно без царей.

Потом так сделали Песец, Сова

И возвращались все домой.

А Тундра всё жива, живёт,

На радость всем цветёт.

Пришла и очередь Мыша.

Ей говорит Олень, Песец, Сова:

Да не ходи ты никуда, и так уж ясно нам,

Олень здесь Тундры царь.

Но уговор есть уговор,

Ушла из тундры мышь. Вернулась через год.

И видит: в Тундре лишь она одна,

Погибли и Песец, Сова. Олень едва живёт.

Осиротела Тундра Мать.

Вот вам и мышь. Бывает в жизни так,

Что самый маленький зверёк

Всех кормит и хранит. Уйдет он — всё пойдёт не так.

Не может в Тундре быть царей. Цари ей не нужны.

Царица всем здесь Тундра мать.

Она и каждого и всех хранит.

Все здесь нужны.

Все здесь важны.

И друг без друга вам здесь не прожить.

Не спорить надо вам, а дружно жить.

И поняли друзья,

Что в Тундре все они одна семья.

Забыли распри меж собой.

Живут как дружная семья.

Мама купила продуктов, спирта, что-то приготовила и пригласила Ваньку Куйбина и всю его семью в гости и всех тех ненцев, что упаковывали наши вещи. Они все пришли с малышами, и мне показалось, что они даже очень рады нашему приглашению. При них ещё оказался большой кожаный мешок, и он явно был не пустой. Когда ужин закончился, они встали из-за стола, распаковали этот мешок и начали доставать всё, что там было. Сначала достали шапку и надели её на голову моего брата Петра. Шапка была сделана из молодого оленя. Потом подарки для меня. Вот это подарки. Небольшая рубашка из замши (ровдуги) оленя, а потом штаны из ровдуги и маленькие бурки (это такие сапожки) для зимы. Галине они подарили хорошие большие бурки из оленьей шкуры и чулки из ровдуги (по сегодняшнему пониманию это колготки). Маме подарили прекрасную шкуру лисы. Мама всё это не брала, даже начала сердиться, что так много всего.

Тогда Иван Куйбин заговорил:

— Твой хозяин (твой муж) столько для нас сделал железных вещей, что на эти подарки всех их не купишь. Мы давали ему деньги, он не брал, давали ему шкуры песца, он не брал. Ничего не брал. Он был настоящий железный шаман. Всё мог делать. Огонь и железо подчинялись ему. Поэтому, если ты сейчас не возьмёшь, что мы принесли, то ты нам не друг и мы скажем нашим шаманам и нашим добрым духам, чтобы они пожаловались на тебя твоему хозяину. Бери подарки.

Мама взяла подарки. И ещё у неё было два крестика. Один крестик на простом шнурочке мама надела на шею жены Ивана и сказала:

— Пусть наши боги оберегут вас от всяких несчастий.

Ненцы покивали головами, сказали, что как придёт пароход, они придут помочь перенести вещи на пароход, и ушли.

Тогда я не придал значения словам ненцев. Даже гордился тем, что они сказали про моего отца. Но вот прошло более семидесяти лет, и когда я пишу эту книгу, мне эти слова ненцев о моём отце уже могут сказать что-то другое. А вдруг кто-то написал на отца донос, что он в рабочее время из государственного железа делает какие-то всякие железные вещи для ненцев? Да ещё, может быть, берёт и деньги за них у ненцев. Вот вам может быть и причина ареста.

Не надо ворошить уже давнее прошлое. Как говорят шаманы ненцев, «не буди прошлое, а то оно может больно ударить в будущем». Оставим всё это в прошлом, по-моему, и мама не знала правду о том времени.

Через два дня пришёл пароход. К нам в дом пришёл тот дядька, что приходил к нам раньше — Петров Николай Иванович, — и сказал, что он забирает нас на пароход. В последний день стоянки парохода мама сходила к ненцам, и они пришли и помогли перенести вещи.

Конец ознакомительного фрагмента.