Тайна гибели русского «Бонапарта». И другие криминальные истории XIX века

Владимир Фетисов

В книге, на основе многочисленных документов, рассматриваются версии гибели М. Д. Скобелева, «Белого генерала», национального героя России. В книгу также включены два криминальных рассказа из истории Туркестана XIX века.

Версия первая. Самоубийство

Наименее вероятное объяснение, но всё же рассмотрим и его, поскольку слухи о самоубийстве также были распространены достаточно широко, и даже одна из европейских газет, комментируя их, писала, что «…генерал совершил этот акт отчаяния, чтобы избежать угрожавшего ему бесчестия вследствие разоблачений, удостоверяющих его в деятельности нигилистов». Кого имела в виду газета под нигилистами не знаю, но вряд ли Скобелев был связан с какой-либо организацией. Вполне возможно, у Михаила Дмитриевича всё же были причины для добровольного ухода из жизни.

Отмотаем время на два года назад. После усмирения Хивы и Бухары и покорения Коканда единственным регионом в Центральной Азии, не подвластным России, оставались туркменские степи, врезавшиеся огромным клином между Закаспийским военным отделом и русскими владениями в Туркестане. Все сообщения между Красноводском и Ташкентом приходилось поддерживать через Оренбург, поскольку воинственное племя туркмен — текинцев, обитавших в Ахал-Текинском и Мервском оазисах, и отсутствие сухопутных и водных путей, делали прямую дорогу невозможной. Дважды Россия пыталась решить этот вопрос и дважды терпела неудачу. Походы генерала Ломакина в 1877 году и затем в 1880 году привели к тяжёлым людским потерям и цели не достигли. Смириться с этим поражением Петербург не мог. Более чем определенно об этом высказался военный министр: «Без занятия этой позиции Кавказ и Туркестан будут всегда разъединены, ибо остающийся между ними промежуток уже и теперь является театром английских происков, в будущем же может дать доступ английскому влиянию непосредственно к берегам Каспийского моря. Занятие англичанами Кветты и Кандагара, быстрая постройка ими к этому пункту железной дороги от Инда и стремление их быстро водвориться в Герате ясно означают тот кратчайший путь, на котором должно состояться русско-английское столкновение или примирение».

Решение о новом походе было принято Александром II 1 марта 1880 г., ровно за год до его трагической гибели. Выбор военачальника, который должен будет возглавить экспедицию в Туркмению, был сделан лично Императором. Им становится 37-летний командир IV армейского корпуса генерал-лейтенант М. Д. Скобелев, который после окончания русско-турецкой войны являлся национальным героем России. Не знающий поражений полководец, покоритель Плевны, Ловчи и Шипки, он вызывал восторженную любовь как русских патриотов, так и освобождённых от турецкого ига балканских народов.

После личной беседы с Императором в Зимнем дворце Михаил Дмитриевич выходит оттуда командующим Ахалтекинской экспедицией. При этом две вещи попросил Скобелев у Императора: полную самостоятельность в действиях и запрет на присутствие в походе журналистов. Обе просьбы были выполнены.

Задачу Скобелев решил блистательно. Ахалтекинская экспедиция 1880—1881 гг. представляет собой первоклассный образец военного искусства. Причём, кампания, вместо отведённых по плану двух лет, была закончена за 9 месяцев. Таким образом было сэкономлено несколько миллионов рублей. Непосредственно перед военными действиями была проведена тщательнейшая подготовка, главными вопросами которой стали логистика и использование самых последних достижений науки. Для экспедиции оперативно заказываются все технические новинки того времени: опреснители воды, рутьеры (паровые тягачи), аэростаты, гелиографы (световой телеграф), пулемёты, ракеты, ручные гранаты, консервы и тому подобное.

Для транспортировки грузов и войск строится Закаспийская железная дорога.

Никогда ещё русская армия не имела такого прекрасного обеспечения. Каждый солдат имел по две пары сапог, для зимнего времени было заготовлено 25 тысяч полушубков, 10 тысяч вязаных фуфаек, теплые сапоги, рукавицы из верблюжьей шерсти. Провиант выдавался солдатам по морской норме. В приказе, подписанном Скобелевым, говорилось: «Кормить до отвала и не жалеть того, что испортится».

Не забывал командующий и о досуге своих солдат и даже об их физиологическом здоровье. На полях доклада санитарного врача Михаил Дмитриевич пишет:

«По опыту минувшей войны знаю все разрушающее действие на войско продолжительных сидений на одном месте. Война не война, мир не мир. В таком положении одно: неустанная сердечная заботливость непосредственного ближайшего начальства. Солдата нужно бодрить, веселить и не киснуть с ним вместе. Прошу сделать распоряжение теперь же, в счет экстраординарной суммы, выписать скорее игры для солдат по числу укреплений на обеих коммуникационных линиях и в оазисе. Полезными играми я признаю игру в мяч, причем необходимы мячи различных размеров, прочные и красивые. Кегли можно устроить почти везде на месте, и надо выписать лишь несколько деревянных или костяных шаров […] Там, где по числу гарнизона это возможно, предписать устроить солдатский театр, для чего можно выписать несколько либретто из балаганных репертуаров. […] Вопрос о публичных женщинах является очень важным. Необходимо иметь прачек и вообще практиканток в тыловых укреплениях для солдат. А для этого нужно их достаточное количество. Буду ожидать доклада начальника штаба».

В результате, в начале 1882 года, после непродолжительной осады и штурма главная крепость текинцев Геок-Тепе была захвачена, после чего Скобелев отдаёт её солдатам на трёхдневное разграбление.

Геок-Тепе. Прорыв в крепость. Рис. Н. Н. Каразина

Думаю, это было заранее предусмотрено командующим, и именно поэтому он попросил Императора, чтобы в экспедиции не было журналистов. Даже своему другу, американскому корреспонденту Мак-Гахану, Скобелев запретил участие в походе. Так на белоснежном мундире «Ак-Паши», как называли Скобелева на Востоке, появилось кровавое пятно.

Традиция отдать захваченный город на разграбление, уходит своими корнями в античные времена. «Горе побеждённым» — говорили древние римляне. Однако в 19 веке такого уже не было в армиях цивилизованных стран. Мародерство и грабеж были строжайше запрещены и в русской императорской армии и карались военно-полевым судом. Завоевание Хивы, Коканда показало, что вполне можно было обойтись и без резни и грабежа. Скобелев нарушил это правило, соединив европейскую военную науку и вооружение с азиатским способом ведения войны. Превосходство русских войск в военном отношении вполне позволяло обойтись меньшей кровью текинцев и, тем более, не устраивать грабежа. По меркам сегодняшнего дня приказ Скобелева ни в коем случае не может быть оправдан, и он мог быть судим международным трибуналом как военный преступник.

Вполне возможно, что это страшное деяние, эти «мальчики кровавые в глазах» стали причиной депрессии приведшей к самоубийству. По свидетельству начальника штаба 4-го корпуса Михаила Духонина, после битвы при Геок-Тепе Скобелев стал часто впадать в мрачное настроение, думать о смерти и упоминать о лежавших на его совести многочисленных «осмысленных» жертвах.

Вот, что об этом пишет Вас. Ив. Немирович-Данченко: «В бессонные ночи, в минуты одиночества полководец отходил назад и выступал на первый план человек с массой нерешенных вопросов, с раскаянием, с мучительным сознанием того, какую дорогую страшную цену требует неумолимый заимодавец судьба за каждый успех, в кредит отпущенный ею. Тысячи призраков сходились отовсюду с немым укором на бескровных устах — и недавний победитель мучился и казнился как преступник от всей этой массы им самим пролитой крови».

Возможно, к трагическому концу могли привести и какие-то события, связанные с личной жизнью Михаила Дмитриевича, в частности его отношения с женщинами. Стоит рассмотреть и этот вариант.

Из того, что мы сегодня знаем, Скобелев вряд ли был счастлив в личной жизни. Он не был приспособлен для создания семейного очага — семьёй для него была армия.

Без сомнения, женщин он любил, но полагал, что настоящий военный не должен чрезмерно привязываться к ним и связывать себя брачными узами. Михаил Дмитриевич считал, что: «Нужно бежать от порядочных женщин! Именно от порядочных. Военному непременно, иначе — привяжешься, двум богам нет места в сердце. Война и семья — понятия не совместимые».

Своему другу, писателю Немировичу-Данченко, Скобелев, как-то сказал:

— Игнатий Лойола (основатель ордена иезуитов, В. Ф.) только потому и был велик, что не знал женщин и семьи… Кто хочет сделать что-нибудь крупное — оставайся одинок…

Однажды в Бухаресте «Белый генерал» добился свидания с понравившейся ему француженкой. Вдруг прямо посредине любовной беседы он вдруг задумался, пошел к столу, вынул какую-то книгу и погрузился в чтение, по временам что-то отмечая на карте. Дама, посидев некоторое время в недоумении, просто ушла. Характерный эпизод, не правда ли?

Тем не менее, в январе 1875 года Скобелев, всё же женился. Женился по воле своих родителей, которые считали, что брак поможет ввести необузданный, порывистый характер сына в спокойное русло семейной жизни. Его женой стала фрейлина императрицы, княжна Мария Николаевна Гагарина, — кроткая нравом, миловидная девушка. Однако, интересы мужа мало её волновали. Балы, наряды из Парижа да убранство семейного очага в Петербурге, вот круг интересов супруги Михаила. «Радуюсь твоему настоящему степенству, — пишет Дмитрий Иванович Скобелев сыну, — радовался радостью твоей жены, она накупила удачно тебе в кабинет ковров…».

Но никакие ковры не могли заменить молодому офицеру жизни военной — деятельной, боевой, где гремят пушки, где под крики «ура» идут в штыковую атаку и пороховой запах пьянит крепче, чем любимый им «шато д’икем». Вот что писал по этому поводу друг Михаила Дмитриевича, художник В. В. Верещагин: «Горячий, простой и искренний, он не мог ужиться с пустой, надменной, холодной красавицей женой, и между ними на первых же порах раскрылась целая пропасть».

Тем не менее в начале отношения между супругами были достаточно теплыми, у них даже родился сын, которого, как и отца, назвали Михаилом.

Весной 1875 года, через несколько месяцев после свадьбы, Скобелев вновь, в третий раз отправляется в Туркестан. На этот раз уже в чине полковника и флигель-адъютанта Его Императорского Величества. Жену он берёт с собой. Но походная жизнь генеральшу Скобелеву не привлекает. Достигнув Нижнего Новгорода, она отказывается продолжать путь сославшись на слабое здоровье. «Хотя бы несколько дней отдыха». — попросила она мужа. Но Скобелев торопится в Ташкент, где его дожидался Кауфман с ответственным поручением отправится с дипломатической миссией в Кашгар, и оставив супругу в гостинице он уезжает.

Прибыв на место Михаил Дмитриевич немедленно телеграфирует жене, прося её о немедленном приезде, но Мария Николаевна отказалась. Через два года, в ноябре 1877 года Скобелев, находясь под Плевной, получил письмо от супруги с просьбой о разводе. Так, плачевно, окончился для «белого генерала» опыт семейной жизни. Попытка обрести семью не удалась, но думаю большая часть вины в этом лежит на нём самом.

М. Н. Гагарина-Скобелева. Фото из книги М. И. Полянского

«Памяти Михаила Дмитриевича Скобелева». СПб, 1908.

Страшным, трагическим стал для Михаила 1880 год. В начале января (по новому стилю) от разрыва сердца умирает отец, генерал-лейтенант Д. И. Скобелев, которому исполнилось всего 58 лет. А летом того же года, трагически погибает мать, Ольга Николаевна Скобелева, в девичестве Полтавцева. Михаил Дмитриевич находился в Закаспии, где готовился к последнему броску к крепости Геок-Тепе, когда получил страшное известие из Болгарии. Расскажем чуть подробнее об этой трагедии.

Мать Скобелева, женщина с железным характером, умная, честолюбивая, души не чаяла в своём единственном сыне. «Ольга Николаевна была очень интересной женщиной, с характером властным и настойчивым. Она очень любила своего единственного сына, посещала его даже в походной обстановке и своей широкой благотворительной деятельностью поддерживала его политику в славянском вопросе». Так характеризовал Скобелеву Н. Н. Кнорринг.

Родители М. Д. Скобелева. Ген.-лейт. Д. И. Скобелев, рисунок П. Ф. Бореля, «Всемирная иллюстрация», 1880 г.

и О. Н. Скобелева, гравюра неизвестного художника

После смерти мужа Ольга Николаевна посвятила себя помощи больным и раненым и отправилась в Болгарию, где стала руководить болгарским отделом Общества Красного Креста. В городе Филиппополе (ныне Пловдив) она основала приют для 250-ти сирот, родители которых погибли во время войны. Такие же сиротские дома и школы, Ольга Николаевна организовала ещё в нескольких городах. Кроме того, мать «Ак Паши» была захвачена идеей сделать своего сына правителем Болгарии, основав тем самым новую монархическую династию в Европе. С этой целью она проводила там, как сказали бы сейчас, пиар-компанию. М. М. Филиппов писал по этому поводу: «…носились даже слухи, будто Скобелев метит в болгарские князья. Слухи эти имели некоторое основание. О возможности своей кандидатуры Скобелев сам говорил многим близким, и весьма вероятно, что его мать, Ольга Николаевна, поддерживала этот план». О том, что Ольга Николаевна добивалась для сына болгарского престола, упоминает и другой биограф Скобелева, А. Струсевич.

В Болгарии она собиралась купить имение и с этой целью привезла с собой около одного миллиона рублей в ассигнациях, ценных бумагах и драгоценностях. Безусловно, часть этих денег предназначалась для финансирования тайных славянских организаций, которые боролись за освобождение от турецкого ига. Покупка имения, таким образом, служила дымовой завесой.

В начале июля 1880 года Ольга Николаевна отправилась с небольшой свитой, состоящей из старшего унтер-офицера Суздальского полка Иванова и 22-летней горничной Катей, по какому-то делу. У селения Чирпан в 5 километрах от города на её экипаж напали разбойники. Самым ужасным, было то, что во главе грабителей стоял бывший ординарец Скобелева поручик А. А. Узатис.

Подробный рассказ об этой трагедии, оставил очевидец тех событий Э. В. Экк, в описываемое время русский военный агент в Болгарии.

Ольга Николаевна хорошо знала своего будущего убийцу. Алексей Узатис был ординарцем её сына во время русско-турецкой войны. Встретив его в Болгарии, где он служил в полиции, Скобелева искренне обрадовалась. Практически каждый день Узатис стал бывать в доме матери своего бывшего командира. В тот роковой день, 6 июля, он также был приглашен в дом Скобелевой к завтраку, после которого помог со сборами. Именно он паковал деньги, а затем, осмотрев прибывший экипаж, заверил, что всё в порядке и можно ехать. Затем попрощавшись ушёл, якобы в казарму. На самом деле злодей поспешил к месту засады, которое наметил заранее. Там его уже ждали сообщники — три брата из Черногории Илья, Андрей и Степан Барчики. Спрятавшись они стали поджидать свою жертву.

Через два часа после отъезда экипажа, к капитану Экку вбежал его денщик и от волнения с трудом выговорил: «прибежал раненый Иванов, он говорит, что капитан Узатис с черногорцами убили генеральшу и ее девушку». «Известие было так невероятно, — пишет Экк, — что я не поверил ему, приказал помочь мне подняться с постели и сойти вниз к Иванову. Иванов действительно лежал, тяжело раненный в руку, и со слезами рассказал: «Едва мы отъехали от города версты четыре на высоте лагеря, как видим, у края шоссе стоит Узатис со своими тремя черногорцами. Генеральша приказала остановиться. Только экипаж остановился, они подошли и вдруг все бросились: один черногорец на меня, ударил меня ножом в руку и сбросил с козел; другой убил извозчика, а сам Узатис одним ударом ножа зарезал генеральшу, другим — девушку. Воспользовавшись минутой, что они стали разбирать чемоданы, я бросился бежать и бежал досюда».

Далее предоставим слово поручику Вишневскому: «В лагерь прибежали люди, которые передали, что на шоссе стоит экипаж, убиты две женщины и извозчик и тут же лежит взломанный чемоданчик. Мы тотчас поскакали по шоссе и в убитой узнали мать генерала Скобелева. Капитан Ковалевский остался при покойной, а я, вернувшись в лагерь, взял трех конников, чтобы скакать в Дермен-Дере, так как есть подозрение, что убил Узатис».

Вишневский с отрядом бросился в погоню и на мельнице, принадлежащей убийце, застиг троих сообщников. Они без сопротивления дали себя арестовать, уверяя, что ни в чем не виноваты. Через некоторое время при попытке бежать в Македонию был настигнут и Узатис. Окружённый преследователями он предпочёл смерть и достав из-за пояса револьвер, выстрелил себе в рот.

Подоплека этого злодеяния выяснилась в результате допроса черногорцев. Они рассказали, что после войны дела Узатиса пошатнулись: весь накопленный капитал он вложил в постройку мельницы, но деньги кончились, а мельница так и не была достроена. Для завершения работ ему нужно было несколько тысяч рублей. Все попытки занять эти деньги у разных лиц закончились безуспешно. Когда в Филиппополь приехала Скобелева, по слухам привезшая с собой огромную сумму, появилась надежда занять денег у нее. Однако, деньги предназначались для другого, и Ольга Николаевна отказала. Тогда Узатис решил взять деньги силой.

Между прочим, на суде один из братьев Барчиков, Андрей, сказал: «Ни один черногорец не убьет женщины, а тем более матери Скобелева. Мать Скобелева и другую женщину убил сам Узатис, а я убил извозчика и ранил Иванова и, если мне дадут офицера, то я проведу его на то место, где закопаны деньги, около 200 золотых. Пошли мы, черногорцы, на это дело потому, что того требовал Узатис, но женщин мы никогда не убиваем».

Пловдив. Памятник на месте гибели О. Н. Скобелевой

Весть об убийстве самого близкого для него человека стала для Скобелева страшным ударом. Ещё не зажила рана от смерти отца и вот новая потеря. Мать Михаил боготворил, относился к ней с огромной нежностью и по рассказам очевидцев плакал как младенец, и не выходил весь день из своей палатки. Позже в беседе с Немировичем-Данченко Скобелев с горечью говорил: «Со смертью матери у меня оторвалось многое от сердца… И зажить оно не может. Все кровью сочится. К кому я пойду теперь, когда душа заболит… Вечно один и один… Сослуживцы?.. Я их глубоко люблю, знаю, и они меня любят, но это все не то. Тут я был сыном, другом… Один я знаю — насколько я обязан ей, её советам, её влиянию. Она одна меня понимала. Ах, если бы она могла жить со мною постоянно…»

Несмотря на то, что в это время Скобелев вёл активную подготовку к штурму крепости Геок-Тепе он попросил царя отпустить его на похороны, но получил отказ. В своём письме своему дяде, графу А. В. Адлербергу, Михаил Дмитриевич так писал об этом: «Он хорошо понял, что мне нельзя было отлучиться, мне же теперь стыдно, что скорбь, хоть на минуту, могла во мне заглушить чувство долга. Увы, случившееся не поправишь».

Тело Ольги Николаевны было доставлено в родовое гнездо Скобелевых, Спасское и похоронено рядом с мужем.

В последний год своей жизни Скобелев, казалось, встретил наконец свою настоящую любовь. В Минске, куда Михаил Дмитриевич отправился служить после Ахалтекинского триумфа, он познакомился с Екатериной Александровной Головкиной. Она была бедной учительницей, классной дамой в женской гимназии, но именно такую жену всегда хотел найти для себя «Белый генерал». Ещё на Балканах он говорил Верещагину о своей мечте жениться на простой учительнице. Познакомился с ней Скобелев в доме генерала М. Л. Духонина, где Екатерина снимала комнату. Судя по сохранившимся письмам, Михаил Дмитриевич действительно влюбился в неё. Однако, Екатерина Александровна была всецело захвачена вихрем идей эмансипации, прилетевшим в Россию из Европы. Её поглощало желание быть не только равной мужчине, но властвовать над ним. «Дайте мне прежде право над вами, полное, бесконечное, и я дам вам счастье», — писала она Скобелеву в ответ на признания в любви и предложения вступить в брак. Это был мучительный роман для Михаила Дмитриевича и, несмотря на то, что они стали близки, разрыв всё-таки произошёл. С тяжёлым сердцем уезжал Скобелев в Москву.

Конец ознакомительного фрагмента.