Ледовый материк. Вангол-4

Владимир Прасолов, 2018

Книга завершает историю Вангола, человека невероятной судьбы, обладающего удивительными, сверхъестественными способностями. Разведывательная группа «Северный ветер», возглавляемая Ванголом, на подводных лодках достигает берегов Антарктиды. Здесь, в секретных лабораториях Новой Швабии, немцы создают супермощное оружие, с помощью которого Германия надеется покорить весь мир, конструируют летательные аппараты нового типа, культивируют новую совершенную расу. Многочисленные трудности и приключения выпадают на долю разведчиков, прежде чем они ступают на зеленый берег подледной Антарктиды. Пойдя на риск, бойцы отряда Вангола совместно с немецкими инженерами-антифашистами проводят успешную операцию по захвату поселка, где расположен закрытый технический комплекс, ведущий работу над проектом «Хронос». В подледной Антарктиде Вангол встречается со своей женой Ольгой, внедренной ранее в тыл врага. Но минуты личного счастья пролетают быстро – Ванголу, в совершенстве владеющему немецким языком, приходится под видом гауптмана Шварца отправиться на вражеской подводной лодке на Большую землю, чтобы передать командованию полученные разведданные. В этом походе Вангол отдает свою жизнь ради Победы, стремясь предотвратить доставку на фронт нового, обладающего разрушительной силой химического оружия.

Забайкалье. Сырохватов

Старший лейтенант Сырохватов в который уже раз перелистывал дневник убитого его людьми Игоря Сергеева. Все в нем указывало на то, что документами Сергеева воспользовался некто Вангол, в чем Сырохватов был уже абсолютно убежден. Он подчеркнул красным карандашом строки, прямо или косвенно подтверждающие его догадку. Их было не так уж и много, но вполне достаточно для определенных выводов.

Его интересовало теперь другое — почему Сергеев, очнувшись от болезненного состояния, не вышел из тайги. Не вышел к своим, советским людям, хотя бы для того, чтобы рассказать о случившемся с ним. Заявить в органы о том, что его документы похищены, восстановить справедливость. Тем самым он бы снял с себя ответственность за все последующие события. А так получается, что он как бы скрыл то, что его документами воспользовался враг. Он сам пишет, что понял — ему здесь хорошо и уходить из тайги никуда не хочется. «Здешний мир стал мне родным» — этой дневниковой фразой Сергеев, в глазах Сырохватова, показал, что стал предателем и изменником Родины.

«Туда ему и дорога, — думал Сырохватов. — Взяли бы живым — все равно к стенке как дезертира поставили бы. Но что это за Вангол? Судя по имени, азиат какой-то. А по записям в дневнике — русский. По крайней мере, Сергеев пишет, что говорил он по-русски хорошо. Но имя-то нерусское, скорее всего, ненастоящее… Оперативный псевдоним вражеского разведчика, не иначе…» За размышлениями Сырохватов не заметил, как стрелки часов ушли далеко за полночь.

Завтра на службу. С утра он собрался прийти на прием к начальнику Читинского УНКГБ майору ГБ Портных. Он понимал, что добраться до Москвы без ведома руководства невозможно, поэтому принял решение доложить о своих выводах лично ему. Этого человека он знал с довоенных времен как опытного чекиста, под его началом служил еще в тридцать девятом году, непростое тогда было время даже для них.

Попав на стажировку в районное НКВД в Дебальцево под Донецком, он сумел показать себя так, что Портных заметил в нем отменное оперативное чутье и мертвую хватку. Он сумел быстро, по горячим следам, разоблачить и привлечь к ответственности группу врагов народа, совершавших в течение нескольких лет вредительские действия на железнодорожной станции. Он заставил их говорить, припер к стенке неопровержимыми уликами, в конце концов поставил их к стенке. Еще тогда он понял, что люди слабы настолько, что умеючи можно добиться от них признания в том, о чем они и не помышляли. Достаточно выяснить, чем человек дорожит более всего. Найти его слабое место. А оно есть у всех. Дети, жены, родители, честное имя. Многие не выдерживали чисто физически, это действительно мучительно: несколько суток без сна, непрерывные допросы с пристрастием. Ответ «нет» — по почкам, молчанка — еще по почкам. Некоторые так боялись потерять мужское достоинство, что после первого удара в пах теряли человеческое достоинство — подписывали все, что нужно было, что требовалось. И тонули сами, и тянули за собой других. Не помогали партбилеты с дореволюционным стажем. Прошлые заслуги не принимались во внимание — враг должен быть уличен и уничтожен карающей рукой трудового народа. Портных видел тогда, как Сырохватов своей активной работой, конечно под его умелым руководством, проложил ему дорогу на повышение. Как и многие в те годы, он сам висел на волоске. Малейший промах — и все, лагеря в лучшем случае. Он этого не забыл.

Сырохватов никогда не нарушал субординации и никогда не просил чего-либо для себя. В этот раз он решил попросить Портных о содействии. Но опять же не для себя. Для дела особой важности, суть которого он решил преподнести несколько иначе. По имеющейся у него оперативной информации, неустановленное лицо мужского пола по кличке Вангол еще до начала войны выехал по поддельным документам в Москву с целью проникновения в советскую разведку. Причем внедрение произошло при содействии работников Иркутского НКВД. Кто, как и почему способствовал этому, выяснит следствие, однако говорить об этом преждевременно, пока не установлен сам преступник.

Сырохватов, понимая всю опасность своего положения, ведь он носитель компромата на должностных лиц УНКГБ по Иркутской области, не может пока действовать официально по служебным каналам. Он опасается того, что если эта информация реально не подтвердится или найдутся силы, которые сделают все возможное, чтобы эта информация не подтвердилась, то он сразу попадет под сокрушительный удар, уцелеть после которого ему не удастся. Однако он убежден, что, получив особые полномочия, он найдет преступника и тем самым будет раскрыто очень серьезное государственное преступление. Сырохватов, зная майора Портных, предполагал, что тот потребует доказательств. Их было крайне мало, но они были, а еще было чутье Сырохватова, о котором очень хорошо начальник знал. На это старший лейтенант и рассчитывал, и не ошибся.

— Так говоришь, агент иностранной разведки, не иначе?

— Так точно. Наверняка довоенное внедрение. Глубокая конспирация, тщательно разработанный план. Все говорит о том, что мы имеем дело с вражеским разведчиком. Представляете, где он может сейчас работать? На какой должности?

— Главное, на кого он сейчас работает?.. И под чьим руководством?.. Да, задал ты мне задачку, Сырохватов. Тут с лету не решишь, тут ох как подумать надо…

— А я, товарищ майор, сейчас только одного прошу: направить меня в Москву в командировку. У вас же есть связи в наркомате, нужно просто содействие в получении информации. Никакого рапорта или донесения на эту тему не будет, пока я не сумею выследить этого Вангола. Пока не установлю, кто он, где он, чем дышит и на кого работает. Все, что я выясню, будете знать только вы, вам и принимать решение о том, как действовать дальше. Время разобраться в ситуации будет. Мне главное — достать его, а вот тут надо торопиться.

— Хорошо. Я подумаю, как отправить тебя в столицу. Зайди завтра после обеда, а пока отдыхай.

— Есть, товарищ майор. Разрешите идти?

— Иди, Сырохватов.

Как только Сырохватов вышел и его шаги затихли в гулком коридоре управления, Портных снял трубку телефона:

— Соедините меня с наркоматом.

Через несколько минут Москва ответила. Дежурный по наркомату, выслушав Портных, спросил, с кем соединить.

— Кадры.

Когда трубка ответила голосом старого знакомого, майор спросил:

— Привет, Иван Михайлович, как здоровье?

— Нормально, у меня все хорошо. На здоровье тоже не жалуюсь.

Далее разговор потек в режиме обычного диалога.

— Чего звоню? Слушай, у меня есть один вопрос. Если припомнишь, года полтора-два назад от вас была ориентировка на некоего Вангола, его разыскивали по поводу царского золота, кажется, ну и разбой вроде был… да, да, помнишь? Почему интересуюсь? Да тут кое-какой материал на него вырисовывается… Как забыть? Вообще забыть? Понял, не дурак.

Осторожно положив трубку, Портных вытер лоб носовым платком. От услышанного его мгновенно пробила такая испарина, что стало мокро аж между лопатками.

— Ну, сука, Сырохватов… Хорошо, что я позвонил, вот это вляпался бы…

Иван Михайлович, ответивший ему, был опытный кадровик, с феноменальной памятью человек. Он сразу вспомнил приказ «самого» по тому делу. По-дружески он посоветовал давнему приятелю даже имя этого человека забыть, поскольку этого человека уже давно нет. Самое главное, он сказал:

— Понимаешь, принято решение, что его вообще никогда не было. Его никто и никогда не видел и не мог видеть. Это очень важно. Вообще и никогда. Ошибочная была ориентировка. Ошибочная.

Портных откинулся на спинку кресла. Мысли неслись в голове бешеной круговертью.

«Да, с меня причитается, Михалыч. Даст Бог, сочтемся…»

На следующий день в канцелярии управления, куда дежурный направил Сырохватова, встретив у входа, ему выдали предписание о выезде в Москву и пакет, который он обязан был передать лично в руки начальнику управления кадров. Начальника управления на месте не было, уехал на несколько дней в районы.

«Что ж, хорошо, майор слово держит. Еду в Москву», — обрадовался Сырохватов.

Вечером он уже сидел в купе поезда Чита — Москва, ему достались нижняя полка и приятный попутчик, очень интересный собеседник.

— Вы по чину-званию кто будете?

— Старший лейтенант НКВД.

— Офицер, значит?

— Значит, офицер.

— По-старому, если я не ошибаюсь, поручик?

— Не знаю, я царю не служил.

— А я и царю служил, и великой России — честью и правдой.

Сырохватов оглядел сидевшего напротив чисто одетого, ухоженного деда. Кряжистый, с окладистой седой бородой, с ясным взглядом синих глаз, одним своим видом он внушал какую-то уверенность и надежность.

— И где же ты, дедушка, служил?

— На флоте российском, сынок, на крейсере «Варяг». Слыхал про такой?

— Слыхал. Это что, который врагу не сдается?

— Да, о нем песня сложена. И не сдались, и пощады не желали. Правильная песня.

— Это же сколько тебе лет?

— Восьмой десяток разменял, а что?

— Сохранился хорошо.

— Точнее сказать, сохранили. — Старик как-то странно улыбнулся, показав ряд белых, не прокуренных, как у Сырохватова, зубов.

— Как это «сохранили»?

— А вот так, закрыли на десять лет как врага народа. Теперь вот отпустили, сказали, ошибка вышла. Документ, как положено, выдали.

Он вытащил из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумагу и положил на столик перед Сырохватовым.

— Смотри вот, читать-то, поди, умеешь.

Сырохватов развернул бумагу и прочитал: «Справка об освобождении».

Суть справки заключалась в том, что Петров Иван Петрович освобожден от отбытия наказания в связи с отменой приговора от 12.09.1933 года, срок наказания десять лет, за отсутствием события преступления; это означало, что освобожден он по реабилитирующим основаниям. Получается, не было им совершено преступление. Невинно срок мотал.

— Надо же! — искренне удивился Сырохватов. — И такое бывает! Так ты же, дед, почти весь срок отсидел уже…

— Не весь, три месяца и восемь дней не досидел, вернее, не допарился.

— Это как это?

— Я в Могоче, в пересылке, как туда попал, почти весь срок банщиком отбыл. Мыл да парил бедолаг, этапами идущих в забайкальские лагеря. Ой, сколь людишек увидел. Всех мыл, и мужиков, и баб, всех отпаривал, да, бывало, и отпаивал. Дух живой в тела их возвращал, вот и такое ж бывало… А сколько начальства перепарил, а?

— Да, дед, повезло тебе. За что такое теплое место отхватил, а? Поди, помогал кому следовает?

Дед с укором глянул в глаза Сырохватову. Смело и открыто посмотрел.

— Зря ты так, служивый. Я стукачом никогда не был. Чести своей не посрамил. А место это мне не просто так досталось, прав ты. Я же после войны Японской долго у них в плену был, сначала в Японии, потом в Китай попал. Почти семь лет по китайским монастырям к дому родному пробирался. Там и научили меня косточки человечьи править.

— Править?

— Да, править. Вот ты сидишь и который раз уже плечами поводишь, потому как в пояснице у тебя боль сидит, не так?

— Так, — чуть помедлив, ответил Сырохватов. Он и правда давно чувствовал болезненное напряжение в пояснице. Но старался не обращать на это внимания. Болит не сильно, терпимо. Иной раз прихватит, а то вообще никаких проблем.

К врачам Сырохватов вообще никогда сам не обращался. Если и был на лечении, то его только уже лежачего в больничку доставляли. Не верил он врачам. А тут надо же, угадал дедок.

— Давай-ка я тебя посмотрю. Дорога длинная, может, и забудешь про болячку свою…

— Ну, если можно, давай, дед, гляди.

— Сымай китель и по пояс заголись, ремень тоже ослабь, ложись на полку.

Сырохватов разделся и лег на вагонный диван. Иван Петрович засучил по локоть рукава рубахи и положил тяжелые, сильные ладони на спину старшего лейтенанта. С полчаса Сырохватов, еле сдерживаясь от боли, терпел то, что с ним творили эти руки. Когда дед закончил, слегка похлопав его по спине, он долго не мог, вернее, не хотел вставать, даже пошевелиться, такая истома прилила к его телу. Такое тепло разливалось от пальцев ног до головы, такая легкость, что действительно не хотелось возвращаться в то состояние, в котором он находился до этого «массажа».

— Вставай, вставай, паря, все у тебя в порядке будет, еще пару разов помну тебя, будешь как огурец свежий.

Сырохватов медленно сел и покачал головой.

— Не кружится голова?

— Немного есть…

— Сейчас пройдет, кровь схлынет и пройдет. Полежи пока.

— Да, ничего подобного никогда не испытывал… — Сырохватов откинулся на спину и вытянулся на полке. — Действительно, ощущения сильные. Спасибо, дед.

— Так и вышло, что, вместо спасибо, меня старший майор Битц, был такой начальник лагеря, в баньку и определил на весь срок.

— Верю…

— Да, многих на ноги поднял, а кому просто помог от боли избавиться, всяко бывало… приезжали всякие большие люди, начальство. Даже самого Лаврентия Палыча, ага, его, его тоже… поясницу ему поправил, снял недуг…

Сырохватов аж привстал от неожиданности.

— Да ну, батя?! Не врешь?

— Чего мне врать, вот сейчас я в купе с тобой, служивый, еду куда? В Москву. Как так? Без пачпорта? Зэк со справкой? А вот так, в купе. Приеду, меня прямо на вокзале встретят и к нему повезут, а ты думал чего? Вру? Не вру я, чистая правда. Здоровье, оно один раз человеку дается, его хранить надоть и беречь. Видно, вспомнил, как я его правил, прихватило, вот и призвал.

— Верю, верю я тебе, верю…

— То-то, а то…

— Прости, батя… — Сырохватов извинился, наверное, впервые в жизни.

Неделя дороги пролетела незаметно, Сырохватов еще два раза подвергся добровольной экзекуции и чувствовал себя очень хорошо. Боль в пояснице вообще ушла, зато появилась какая-то неведомая ранее ему энергия, просто какая-то жажда жизни. Появилось какое-то новое, неведомое ему ранее ощущение, чувство благодарности человеку. Он с удивлением смотрел на этого чудного деда, гордившегося своей службой царю на легендарном крейсере, отсидевшего почти десять лет по чьей-то злой воле и не утратившего доброту и стойкость, буквально излучавшего благодушие и надежность. А встреть он такого в зоне, сломал бы не глядя, как многих, не смирившихся со своей участью. Сломал бы, потому что так было принято. Потому что в лагере только он решал, как кому жить и как дышать. Зэки для него были лагерной пылью, рабами, не более. Такие, как этот, тоже встречались, но их было мало. Они пытались жить сами по себе. Он их гнул и ломал. Теперь он ловил себя на мысли: а вдруг он был не прав? Нет, не всегда, но иногда и он мог ошибиться… Раньше Сырохватов никогда не сомневался в своей правоте. Иначе в зоне нельзя, хозяин должен быть один. Надо же. Отменили приговор через десять лет. Тут что-то не так. Немыслимо!

Сотни, тысячи зэков в лагерях тянут сроки и не мечтают ни о чем, кроме куска хлеба. А тут один из них едет с ним в одном купе. С удовольствием попивает горячий чай с белыми сухариками и спокойно смотрит ему в глаза. Все не просто так… Может, сама судьба ему помогает. Дед едет к Берии. Это точно, на кой ему врать. И справка эта липовая, просто приказали освободить и отправить, и все дела. Скорее всего, скрытно его сопровождают ребята из особого отдела. Сырохватов несколько раз заметил этих людей. Он не мог ошибиться. Особисты. Надо воспользоваться случаем. Это шанс добиться встречи с наркомом, по крайней мере передать письмо.

Сырохватов все разложил по полочкам, почти, как всегда, правильно. Заблуждался только в одном: сопровождали особисты не деда, а его. Дело в том, что, с кем едет Сырохватов, особистов абсолютно не интересовало. Попутчиками были просто случайные люди. Операм была поставлена строго определенная задача, они ее выполняли. Если бы Сырохватов знал! Но он не знал и знать не мог.