Молчание небес

Владимир Потапов, 2019

В этом сборнике вы найдёте рассказы с неожиданными развязками, которые порой заставят посмеяться от души, непременно удивят и, возможно, пробудят лёгкую грусть. Вырезанные из обычной жизни простых людей сценки очень атмосферные. Они проникнуты неподдельными эмоциями. Автор заглядывает в души своих героев, рисует обстановку вокруг, показывает их стремления и надежды, всегда оставляя на потом что-то особенное, что заставит иначе посмотреть и на человека, и на ситуацию. В результате получаются очень неординарные и интересные выводы философского толка. Главный из них – не всё такое, каким кажется. Согласны? Если сомневаетесь, самое время убедиться!

Выстуженная душа

Пять минут назад он сказал:

— Я ухожу от тебя.

Она сидела в это время за компьютером, корректировала написанное и слушала его в пол-уха.

— Сейчас, сейчас, — ответила рассеянно. — Немного осталось. Я быстро…

Он стоял справа от неё и молчал. Наташа видела его силуэт боковым зрением. Но уж слишком интересным было словосочетание этого норвежца — и так можно перевести, и так, и что красивее — не поймёшь, выбирать самой надо, — поэтому ей было не до мужа. Стоит же, ждёт… Не к спеху, значит…

И лишь звенящая тяжёлая тишина заставила отвести её взгляд от экрана и оглянуться на Владимира.

— Извини, я не расслышала. Что ты сказал?

Он по голосу и по этим отрешённым, немного безумным глазам понял: она всё равно там, в переводе. Но не мигая продолжал смотреть на неё.

— Я, правда, не слышала! Трудно повторить, что ли? У меня самая концовка «не вырисовывается»… Ну, что ты смотришь? Повтори, я же извинилась!..

— Я ухожу от тебя.

— Куда?

Его передёрнуло. Он не ответил и ушёл в другую комнату.

Она ещё тупо проводила его глазами, затем резко вскочила и бросилась следом.

— Володь, что случилось?

Она обхватила рукой дверной косяк и смотрела, как муж пакует чемодан.

— Да ничего не случилось, — обычным голосом ответил он. Рубашка никак не хотела аккуратно складываться. Он скомкал её и засунул сбоку. — Ты не знаешь, где мой костюм спортивный? Хотя… откуда…

Он сам залез в не глаженное, достал костюм и так же запихал вслед за рубашкой. Прошёл мимо неё — она посторонилась — в ванную за бритвой и зубной щёткой.

— Там, в холодильнике, рагу! — прокричал из ванной. — И салат! Ешь, пока свежий!

— У тебя кто-то появился?

Как она прошла следом — он не слышал. Поэтому вздрогнул от неожиданности.

— Нет. У меня никто не появился. Я просто ухожу от тебя.

Он смотрел ей прямо в глаза.

— Почему? — Голос её стал беззащитным и немного плаксивым.

— Потому, что я живу с тобой, а ты живёшь со своей Норвегией…

— Я с тобой живу! Я люблю тебя!

— Родная, — непроизвольно ударил он её под дых. — Мы живём с тобой уже двадцать пять лет. И из них ты любила меня максимум 2–3 года. До рождения сына. А может, и ещё меньше… Остальное время ты любила что угодно: детей наших, работу, кофе, дачу… Что угодно… Сейчас вот Норвегию… А меня… так… полюбливала на досуге…

— Кто у тебя появился? — прервала она мужа.

Он не отвёл глаз.

— Как-то… Без толку с тобой говорить… Ты помнишь, например, чем я занимаюсь?

— Материалы какие-то испытываешь… — растерянно ответила она.

— Какие-то… где-то… с кем-то… А когда мы последний раз вместе были? Помнишь? Не так, чтобы от меня отвязаться, а чтоб самой захотеть?..

— Кто у тебя появился? — вновь ухватилась она за соломинку.

— Значит, не помнишь. — Ему стало скучно и противно. Он сгрёб с полочки свою парфюмерию. — А я помню. До свадьбы это было. Да и то сейчас не уверен — искренне ли было?..

— Вов, как тебе не стыдно! — Она всё-таки беззвучно расплакалась.

— А за что, Наташа? За то, что я тебя любил, устал жить без ответа и ухожу?

— Ты тоже работаешь. — Она размазала ладошками слёзы по щекам.

— Правильно, работаю. И люблю свою работу. Но я и тебя тоже люблю! И одно другому не мешает. А ты… Я у тебя как персик на базаре. «Возми, дарагая, это бэсплатно!» — коверкая слова, протянул он. — Я не хочу быть довеском к твоим переводам. Ты и с детьми-то общаешься наскоро, когда приезжают: раз-два — и опять к компьютеру…

— Да что ты знаешь о моей работе? — уже со всхлипыванием возразила она.

— Да мне на хрен твоя такая работа не нужна! — чуть было не закричал Владимир, но сдержался. — «Работа, работа»… Отдать всю жизнь работе, наплевать на всех близких… Что-то вечное творишь, да? Нетленку? «Детские стихи норвежских авторов». Дура! — всё-таки произнёс он зло. — Ты хоть одного Маршака среди них видела? Или Чуковского? «Нетленка»… И из-за этой дребедени — вся жизнь вокруг вдребезги?! Ну, ты и… — он сдержал язык и быстро прошёл мимо неё обратно в комнату.

Затянул ремни на чемодане. Почувствовал: она здесь.

— Я пока на даче поживу, — сказал он не оборачиваясь. — За месяц, думаю, сниму что-нибудь. Ребятишки приедут — можешь им всё рассказать. Они поймут. — Выпрямился. Оглядел комнату. — Машину я забираю. Подготовишь документы на квартиру — позвони, я подпишу. — Ещё раз огляделся. — Всё. Счастливо тебе. Да вот ключи мои от квартиры… Всё. Привет Норвегии.

И вышел.

Она проревела до вечера.

Сидела на просторной двуспальной кровати и выла белугой, утопив лицо в ладошках. И медленно-медленно качалась из стороны в сторону, будто метроном с ослабленной пружиной.

А за стеной у соседей «плакала» труба из Свиридовской «Метели»…

И сгущались сумерки.

Стемнело.

Она поднялась на ослабших ногах и прошла в ванную.

Опухшее от слёз лицо немолодой привлекательной женщины смотрело на неё из зеркала безразличными глазами. Долго умывалась холодной водой. Утёрлась. И так, с полотенцем в руках, прошла на кухню. Включила кофеварку. Закурила. Увидела полотенце в руках, повесила его на спинку стула.

— Ты только не раскисай, Наташа, — прошептала она, — только не раскисай. Образуется…

Вновь непроизвольно покатились слёзы.

Звякнул зуммер кофеварки. И слёзы остановились. Налила. И снова закурила.

В углу ласково и таинственно светился экран компьютера. И манил к себе…

— Володя, может, останешься? — спросила она, не поднимаясь с кровати.

— Поздно уже. — Носок вывернулся наизнанку и никак не хотел одеваться. Но включать свет было как-то стыдновато. — Да и тебе пора на смену…

— Ага, — легко согласилась она, зевнула с наслаждением, потянулась. — Хорошо хоть парами стали на проходной дежурить. А то ни поспать, ни…

Она сказала это просто, обыденно, не смущаясь.

— Это точно, — подтвердил он и обрадовался, что ночник не включён: покраснел невольно от чужой простоты. — Ну, всё. Пока. — Наклонился к ней, ткнулся губами куда-то в область виска.

— Придёшь завтра?

— Постараюсь. Как лекции поставят…

…Выстуженный салон машины казался голубым и туманным.

Он долго грел мотор. Ехать на промороженную дачу не хотелось. Но и оставаться здесь, в тёплом, мягком, уютном после «ни поспать, ни…» тоже не хотелось. Ни за какие блага.

Сорокапятилетний мужчина, профессор, заведующий кафедрой «Сопротивление материалов» сидел в машине. Курил.

«А небесный калькулятор ни на миг…» — тихо-тихо неслось из динамика.

Владимир не гадал, где ему остаться. Ни «высоколобая» Норвегия, ни низменное «Может, останешься?» его не манило. Выбирать было не из чего. Его тошнило и от того, и от другого.

Ему жаль было прожитой жизни. А как жить по-другому он тоже не знал.

Взглянул на себя в зеркало заднего вида. Худое окаменевшее лицо с напряжёнными скулами.

— На дачу поеду. Затоплю печку, — сказал он вслух себе. — В тепло мне надо… В своё тепло… И выпью… Посмотрим дальше…

Машина тронулась.