Михаил Зощенко: Опыт исцеления осознаванием

Владимир Плетников, 2022

Эта книжка для тех, кто интересуется темой самооздоровления, в том числе – психического, эмоционального, но у кого нет времени читать большие произведения. Эта книжица – нечто похожее на саммари, саммари книги М.М. Зощенко "Перед восходом Солнца". В ней на основе книги самого Михаила Зощенко излагается его собственный опыт эмоционального, психического исцеления от невроза. В книжку добавлены комментарии автора и некоторые сведения из современной психологии.

Самое лучшее средство от всех болезней

— сильная воля и сильный разум.

Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст Парацельс фон Гогенгейм

Осознавание само по себе целительно.

Фредерик (Фриц) Соломон Перлз

Слова Теофраста Парацельса и Фредерика Перлза, представленные в эпиграфе, очень полно и четко характеризуют весь путь самоисцеления, по которому шел М.М. Зощенко в деле улучшения собственного психического и физического здоровья. С другой стороны, этот путь и те результаты, которых он добился, подтверждают истинность слов Парацельса и Перлза.

НО! Не занимайтесь самолечением!

Книги об исцелениях — это поддержка для духа и души, но не заменитель специалистов. Обращайтесь к специалистам!

*****

Имя Михаила Михайловича Зощенко широко известно. Выдающийся и любимый многими писатель, — юморист и сатирик, — чье имя вписано в мировую литературу. Если спросить людей, знающих и любящих Зощенко, что он написал, то они легко перечислят книги, которые составляют «золотой фонд» его произведений.

Но есть книга, которая стоит особняком во всем творчестве писателя, и не все даже очень заядлые любители творчества Зощенко знают ее. Называется она «Перед восходом Солнца».

О чем эта книга? Она о жизни, болезни и исцелении самого М.М. Зощенко.

На протяжении многих лет Зощенко страдал психоневрозом: он испытывал приступы меланхолии, хандры, депрессии, страха. Его посещали мысли о самоубийстве — настолько сильными иногда бывали эти приступы. Но писатель решил бороться и победил свой недуг.

Михаил Михайлович рассказывает о своем пути в деле исцеления: о творческом поиске, получении знаний из области психологии, физиологии, медицины, даже геологии; знакомстве с творчеством самых различных писателей и музыкантов — как подверженных, подобно Зощенко, приступам меланхолии, — так и тем, кто не страдал этим недугом.

Михаил Михайлович развенчивает миф, что якобы все выдающиеся творческие люди непременно страдали меланхолией, хандрой, и что меланхолические приступы — признак великого ума и тонкой душевной организации творческих личностей.

Тем более меланхолия не является «опознавательным знаком» творческого потенциала: мол, если человек подвержен приступам меланхолии, то он непременно — творческая натура с тонкой душевной организацией.

В своей само-психотерапии Зощенко опирался на учение академика И.П. Павлова об условных рефлексах. В их комбинациях он нашел причины своего невроза.

В то же время, в его позиции присутствуют некоторые теоретические положения психоанализа, аналитической психологии К.Г. Юнга, некоторые аспекты будущего экзистенциально-гуманистического течения в психологии, этические идеи философии экзистенциализма.

Что же касается практических приемов исцеления, то они представляют, — на наш взгляд, — большой интерес. Поскольку М.М. Зощенко главным образом опирался на учение об условных рефлексах, логично было бы ожидать, что он и методы будет применять, опираясь на это учение — что-нибудь в духе работ Уотсона и Скиннера. Однако Зощенко пошел по другому пути — по пути осознавания. Задолго до слов Ф. Перлза о том, что осознавание само по себе целительно, Михаил Михайлович на свое личном примере показал целительную силу осознавания.

*****

Книжка, которую вы читаете, является чем-то вроде саммари (саммари (англ. summary — резюме, сводка) — краткое изложение книги, созданное для того, чтобы быстро познакомить читателя с основными идеями автора) с моими комментариями, параллелями и сведениями из области психологии и философии, с привлечением мыслей известных ученых и философов. Слова авторов даются с указанием их имен и фамилий, и в тексте выделяются цитатой и курсивом.

*****

… В 1933 году на страницах литературного журнала «Звезда» впервые была опубликована книга М.М. Зощенко «Возвращенная молодость», посвященная усилиям человека поменять себя в лучшую сторону — вернуть молодость собственными усилиями, собственной активностью. Книга была снабжена некоторыми комментариями из области психологии и физиологии. Она вызвала резонанс в научной (!) среде. Ученые разговаривали с писателем почти как с равным, и он даже стал получать повестки на заседания в Институт мозга. А Иван Петрович Павлов пригласил Михаила Михайловича на свои знаменитые «среды».

Осенью 1934 г. Зощенко познакомился с патофизиологом академиком А.Д. Сперанским, который хорошо отозвался о книге «Возвращенная молодость»: «… То, о чем вы пишете, — следует писать. Изучать сознание есть дело не только ученого. Я подозреваю, что пока еще это в большей степени дело писателя, чем ученого. Я физиолог, и потому не боюсь это сказать».

*****

В августе 1942 г. М.М. Зощенко приступил к написанию книги «Перед восходом Солнца». Сперанский, узнав о том, какую книгу и о чем пишет Зощенко, «благословил» писателя на этот труд.

*****

… Приступы меланхолии начались у Зощенко в юности. В детстве, по его словам, он ничего подобного не испытывал. Вся юность писателя была окрашена приступами хандры, беспричинной тоски, грусти. Хандра преследовала его на каждом шагу. «Я был несчастен, не зная почему», — писал Зощенко.

В восемнадцать лет он решил, что это — рок всех выдающихся умов, утонченных душ, печать гениальности.

Хотя писатель знал, что бывают иные взгляды — радостные, оптимистичные, даже восторженные, — но, — по его признанию, — он не уважал людей, которые были «способны плясать под грубую и пошлую музыку жизни». Такие люди казались ему на уровне дикарей и животных: «Мир ужасен… Люди пошлы. Их поступки комичны. Я не баран из этого стада… Мои любимые философы почтительно отзывались о меланхолии… Удивительно сказать, но в мое время грусть считалась признаком мыслящего человека…. Я стал считать, что пессимистический взгляд на жизнь есть единственный взгляд человека мыслящего, утонченного….».

Приступы хандры чуть не привели писателя к самоубийству: «Я хотел умереть, так как не видел иного исхода».

Он пробовал излечиться, пытаясь убежать от хандры: «Я пробовал менять города и профессии. Я хотел убежать от этой моей ужасной тоски». За три года Михаил Михайлович переменил двенадцать городов и десять профессий. Однако ничего не помогало, хандра следовала за ним по пятам.

Тогда Михаил Михайлович обратился к врачам. Кроме хандры, у него были «нелады» с сердцем, с желудком, печенью.

Врачи взялись за него энергично. От соматических болезней они стали лечить его пилюлями и водами (лечение водами в то время было очень популярным). Хандру же было решено изгонять путешествиями, морскими купаниями, душем Шарко и развлечениями. Дважды в год Зощенко стал выезжать на курорты — в Ялту, в Кисловодск, в Сочи.

Именно в Сочи с Зощенко произошло событие, которое разрушило его веру в «величие» и «благородство» меланхолии.

На курорте он познакомился с человеком, которого не единожды вытаскивали из петли, в которую тот залазил добровольно, потому что не знал, как избавиться от приступов страшной хандры. Михаил Михайлович пишет: «В Сочи я познакомился с одним человеком, у которого тоска была значительно больше моей. Минимум два раза в год его вынимали из петли, в которую он влезал, оттого что его мучила беспричинная тоска. С чувством величайшего почтения я стал беседовать с этим человеком. Я предполагал увидеть мудрость, ум, переполненный знаниями, и скорбную улыбку гения, который должен уживаться на нашей бренной земле.

Ничего подобного я не увидел. Это был недалекий человек, необразованный и даже без тени просвещения. За всю свою жизнь он прочитал не более двух книг, и кроме денег, еды и баб, он ничем другим не интересовался. Передо мной был самый заурядный человек, с пошлыми мыслями и с тупыми желаниями…, просто дурак. Просто дубина, с которым больше трех минут нельзя разговаривать.

Моя философская система дала трещину. Я понял, что дело не только в высоком сознании».

Лечение успеха не имело. Михаил Михайлович очень похудел, сильно мерз; у него дрожали руки, а кожа стала желтеть. Тогда ему прописали гипноз, после которого ему стало еще хуже. Писатель почти перестал выходить из дома. Передвигался с большим трудом. На курорты ездил на несколько дней, и возвращался в еще более сильной хандре.

По словам писателя, он был потрясен и озадачен: откуда берется эта хандра, что является ее причиной? Возможно, причиной являются социальные условия, противоречия, мировые вопросы (bullshit и elephantshit, как, вероятно, сказал бы Ф. Перлз).

Однако Зощенко вспомнил слова Н.Г. Чернышевского, что «не от мировых вопросов люди топятся, стреляются и сходят с ума». Мне представляется символичным, что эти слова в своей сути перекликаются со словами философа-экзистенциалиста А. Камю: «Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, — значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное — имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями — второстепенно» (См.: Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде).

Дальнейшие поиски, размышления привели М. Зощенко к вопросу: родился ли он таким слабым и чувствительным, или же в его жизни случилось что-то такое, что повредило нервы, психику, испортило их и привело к тем последствиям, с которыми он теперь живет: страху, слабохарактерности, робости, меланхолии, хандре, депрессии и пр.?

Михаил Михайлович решил, что он не мог родиться таким меланхоличным, но что-то случилось в его жизни, что и привело к меланхолии.

Он решил найти событие или события, ставшие причиной его недуга.

Но что случилось? Когда? Как искать это? Путь был один: нужно вспоминать всю прошедшую жизнь, и там найти это событие. Михаил Михайлович решил, что нет нужды вспоминать все, достаточно вспомнить только самые сильные, самые яркие события, которые связаны с душевными волнениями, переживаниями.

Писатель стал вспоминать события своей юности: «… нет нужды вспоминать детские годы… Я захворал… уже будучи взрослым. Начну лет с шестнадцати…», — писал он.

Зощенко вспомнил и описал в книге шестьдесят три события своих юности и молодости, дойдя до возраста в 32 года. Именно в это время Зощенко, — по его словам, — перестал есть и чуть не погиб. Но ни в одной из этих историй писатель не нашел того, что искал. Тогда он решил обратиться к своему детству.

Возрастной период воспоминаний был выбран писателем в промежутке от 5 до 15 лет.

Перебирая в памяти события этих лет, Зощенко вдруг почувствовал страх, и решил, что этот страх показывает, что он находится на верном пути.

Однако и эти воспоминания ничего не дали. Тогда Михаил Михайлович решил углубиться в еще более ранний возраст. Это было очень трудным делом. Писатель мог вспомнить только какие-то отрывки, фрагменты, моменты.

Однако было нечто очень важное: Зощенко, стараясь вспомнить эти годы, снова стал испытывать страх, и даже больший, чем ранее. «Значит, я на верном пути… Значит, рана где-то совсем близко», — решил он.

Но так как в этих воспоминаниях писатель также ничего не нашел, то он подумал, что причина его недуга может лежать в самом раннем детстве — до возраста двух лет.

Но как проникнуть в ЭТО прошлое? Ведь о нем вообще нет никаких, — даже самых отрывочных и примитивных, — воспоминаний. Хотя Лев Толстой вроде бы мог вспомнить те ощущения, которые он испытывал в младенчестве, когда его пеленали. Но были ли это действительно воспоминания? Может быть, это были только псевдовоспоминания?

Напрягая память, Зощенко стал думать о начале своей жизни. Но ему не удалось вспомнить никаких сцен, никаких далеких очертаний, разорванных образов и т.п.

Однако Михаил Михайлович уже не имел сомнений, что причина его меланхолии лежит в этом раннем-раннем возрасте. Его снова убеждал в этом страх, который возникал, когда писатель пытался как-то проникнуть в тот возраст, и страх этот снова был сильнее, чем предыдущие: «Что драма разыгралась именно тогда, я уже не имел сомнений. В поисках того, что не было, я бы не испытал такого безотчетного страха, который я стал испытывать, стараясь проникнуть туда, куда не разрешалось проходить людям, перешагнувшим младенческий возраст»,

Конец ознакомительного фрагмента.