Сверчок

Владимир Петрович Бровко, 2020

Данная книга переставляет новую авторскую версию биографии А.С. Пушкина и предназначена для всех любителей и знатоков российской истории и истории литературы в том числе..... Содержит нецензурную брань.

ч.1 СОВРЕМЕННАЯ ОФИЦИАЛЬНАЯ БИОГРАФИЯ А. С, ПУШКИНА

ПУ́ШКИН Александр Сергеевич [26.5(6.6). 1799, Москва — 29.1(10.2).1837, C.-Петербург; похоронен в Святогорском монастыре, ныне Псковская обл.], рус. поэт, драматург, прозаик, историк, лит. критик и журналист.

Источник фото: https://ru.wikipedia.org/wiki/Пушкин,_Александр_Сергеевич#/media/Файл:Orest_Kiprensky_-_Портрет_поэта_А.С.Пушкина_-_Google_Art_Project.jpg

Из рода Пушкиных. Отец — Сергей Львович (1767 или 1771 — 1848), мать — Надежда Осиповна, урождённая Ганнибал (1775–1836), внучка генерал-аншефа А. П. Ганнибала.

Детство провёл в Москве, где получил первые представления о светской и лит. жизни, рус. истории и культуре, приобщился к чтению сочинений русских и в особенности франц. авторов, создал первые лит. произведения, в т. ч. комедию «Похититель» и поэму «Толиада» (1809–11, не сохр.). Определённое влияние на становление лит. интересов юного П. оказал его дядя — В. Л. Пушкин.

В 1811г. П. принят в новооткрытый Царскосельский лицей, где изучал классич. мифологию, античную (преим. римскую), франц., рус. лит-ру, европ. историю. В лицее у П. появились друзья, которым было суждено повлиять на его мировоззрение (И. И. Пущин, А. А. Дельвиг, В. К. Кюхельбекер); здесь же к нему пришло первое признание: его лит. дарование оценили Г. Р. Державин, П. А. Вяземский, К. Н. Батюшков и В. А. Жуковский, которых П. считал своими наставниками в поэзии

Из других рус. писателей наибольшее влияние на него оказали М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков, В. П. Петров, Д. И. Фонвизин, Н. М. Карамзин, И. А. Крылов; из европейских — Ж. де Лафонтен, Вольтер, Ж. Ж. Руссо, Э. Парни и вся школа франц. «лёгкой поэзии». Осн. темы лицейской лирики П. — любовь, вино, дружба, поэзия; первое опубликованное стих. «К другу стихотворцу» («Вестник Европы», 1814, № 13).

Во 2-й пол. 1810-х гг. на первый план выступили иные интонации: подражая «унылым» элегиям Жуковского, П. обратился к темам непреодолимого одиночества, предчувствия смерти, утрат и ударов судьбы; элегич. топика проникла и в жанр послания: «Городок (К**)» (1815), «К Жуковскому» (1816, опубл. в 1840). Характерны эксперименты с поэтикой рус. оды, преим. «торжественной» и «политической»: ориентированные на этот жанр лицейские стихотворения осложнены ассоциациями с элегией («Воспоминания в Царском Селе», 1814), балладой («Наполеон на Эльбе», 1815), посланием (прямое обращение к адресату в стих. «Принцу Оранскому», 1816, опубл. в 1841) и в меньшей степени с топикой идиллии (тема детства в «Воспоминаниях в Царском Селе» и в оде «На возвращение Государя Императора из Парижа в 1815 году», 1815).

Незавершёнными остались лицейские поэмы: «антиклерикальная» («Монах», 1813, опубл. в 1928–29) и «богатырская» («Бова», 1814, опубл. с цензурной правкой в 1841, полностью — в 1899).

После окончания лицея в июне 1817 П. поступил в С.-Петербурге на службу в Коллегию иностр. дел в чине коллежского секретаря и, обратив на себя внимание светского общества демонстрацией независимого поведения, энергично включился в лит. жизнь.»

Тут я прерву цитирование биографии чтобы сразу сказать, что его биографы между собой так и не пришли к окончательному выводу о том:

Как закончил А. Пушкину учебу в Лицее?

С каким чином он был выпущен?

Какую должность он получил в Коллегии иностранных дел?

Выполнял ли он там какую-то работу и если не выполнял, то почему?

Какое ему платили жалование и почему платили, если он не ходил на службу?

На эти вопросы я постараюсь дать ответы в следующих частях, а пока продолжим чтение биографии:

«Если в лицее он выступал против литераторов архаического направления на стороне писателей — последователей Н. М. Карамзина, объединившихся в лит. об-во «Арзамас», то в 1817, формально став членом об-ва и получив некогда желанную возможность заседать в «Арзамасе», ею почти не воспользовался, предпочитая вечера у о смеиваемого им ещё недавно А. А. Шаховского.

Смена лит. ориентиров оказалась плодотворной: именно в это время формируется пушкинский худож. метод, основанный на парадоксальном сближении разнородного жизненного материала и принципиально разных лит. традиций.

На мировоззрение П. в 1817–20 повлияли Н. И. Тургенев и П. Я. Чаадаев: первый старался приобщить его к идеологии европ. либерализма, второй разъяснял необходимость интеллектуальной независимости.

Осн. произведение П. этого периода — поэма «Руслан и Людмила» (1817–20, опубл. в 1820), в которой лёгкость слога сочеталась со знанием рус. фольклора, истории, традиций рус. «богатырской» поэмы и зап. европ. рыцарских романов.

Оригинальность построения поэмы состояла в резких переходах от «отступлений» и описаний к сюжетной динамике, в насыщенности лит. полемич. подтекстами, имевшими пародийный оттенок. В состав поэмы вошла, в частности, пародия на «Двенадцать спящих дев» В. А. Жуковского, который не без скрытой иронии надписал П. свой портрет: «Победителю-ученику от побеждённого учителя…».

В лирике П. петербургского периода, продлившегося по начало мая 1820, особое место занимают политич. стихотворения, как не противоречившие гос. идеологии и политике («Деревня», 1819, строки 1–34 опубл. в 1826 под назв. «Уединение»; полностью — в «Полярной звезде на 1855 год», Лондон; в России — в 1870), так и резко оппозиционные, среди них самая известная — ода «Вольность» (1817 или 1819, опубл. в 1856), в которой рассказывалось об истинных обстоятельствах убийства имп. Павла I, что было воспринято как обвинение имп. Александра I во лжи: офиц. версия утверждала, что Павел I скончался от аполексич. удара.»

Тут я прерву цитирование «биографию» чтобы сказать, что в общем как на те давние времена преступление было серьезным и политическим.

Посему я ниже привожу полный текст этой оды чтобы читатель давно не отрывавший тома со стихами А. Пушкина сам сразу все мог понять!

Беги, сокройся от очей,

Цитеры слабая царица!

Где ты, где ты, гроза царей,

Свободы гордая певица?

Приди, сорви с меня венок,

Разбей изнеженную лиру…

Хочу воспеть Свободу миру,

На тронах поразить порок.

Открой мне благородный след

Того возвышенного галла,

Кому сама средь славных бед

Ты гимны смелые внушала.

Питомцы ветреной Судьбы,

Тираны мира! трепещите!

А вы, мужайтесь и внемлите,

Восстаньте, падшие рабы!

Увы! куда ни брошу взор —

Везде бичи, везде железы,

Законов гибельный позор,

Неволи немощные слезы;

Везде неправедная Власть

В сгущенной мгле предрассуждений

Воссела — Рабства грозный Гений

И Славы роковая страсть.

Лишь там над царскою главой

Народов не легло страданье,

Где крепко с Вольностью святой

Законов мощных сочетанье;

Где всем простерт их твердый щит,

Где сжатый верными руками

Граждан над равными главами

Их меч без выбора скользит

И преступленье свысока

Сражает праведным размахом;

Где не подкупна их рука

Ни алчной скупостью, ни страхом.

Владыки! вам венец и трон

Дает Закон — а не природа;

Стоите выше вы народа,

Но вечный выше вас Закон.

И горе, горе племенам,

Где дремлет он неосторожно,

Где иль народу, иль царям

Законом властвовать возможно!

Тебя в свидетели зову,

О мученик ошибок славных,

За предков в шуме бурь недавних

Сложивший царскую главу.

Восходит к смерти Людовик

В виду безмолвного потомства,

Главой развенчанной приник

К кровавой плахе Вероломства.

Молчит Закон — народ молчит,

Падет преступная секира…

И се — злодейская порфира

На галлах, скованных лежит.

Самовластительный Злодей!

Тебя, твой трон я ненавижу,

Твою погибель, смерть детей

С жестокой радостию вижу.

Читают на твоем челе

Печать проклятия народы,

Ты ужас мира, стыд природы,

Упрек ты богу на земле.

Когда на мрачную Неву

Звезда полуночи сверкает

И беззаботную главу

Спокойный сон отягощает,

Глядит задумчивый певец

На грозно спящий средь тумана

Пустынный памятник тирана,

Забвенью брошенный дворец —

И слышит Клии страшный глас

За сими страшными стенами,

Калигулы последний час

Он видит живо пред очами,

Он видит — в лентах и звездах,

Вином и злобой упоенны,

Идут убийцы потаенны,

На лицах дерзость, в сердце страх.

Молчит неверный часовой,

Опущен молча мост подъемный,

Врата отверсты в тьме ночной

Рукой предательства наемной…

О стыд! о ужас наших дней!

Как звери, вторглись янычары!..

Падут бесславные удары…

Погиб увенчанный злодей.

И днесь учитесь, о цари:

Ни наказанья, ни награды,

Ни кров темниц, ни алтари

Не верные для вас ограды.

Склонитесь первые главой

Под сень надежную Закона,

И станут вечной стражей трона

Народов вольность и покой.

В общем скандал случился страшный!

Дело доложили императору Александру Первому, который в апр. 1820 распорядился начать следствие о возмутительных стихах.

А вот современный биограф утаивает нам всю правду о этом деле! когда пишет следующее:

«П., благодаря помощи друзей, собств. находчивости и стечению обстоятельств, сумел избежать серьёзного наказания, получив назначение в Кишинёв в канцелярию ген. И. Н. Инзова.

А ведь пред тем как послать А. Пушкина в ссылку в глухую и только недавно отвоёванную у Османской империи Бессарабию (т.е. Молдавию) 21-ти однолетнего чиновника Коллегии иностранных дел в Тайной канцелярии по распоряжению императора, так сказать с учетом его «молодости» и «глупости» и с целей быстрейшего «перевоспитания» строптивого барчука — подвергли телесному наказанию на грани бесчестия — выпороли кнутом!

Не знаю на что рассчитывали судьи вынеся такой «приговор» сменив ссылку в Сибирь на ссылку в солнечную Молдавию, но это, в случае с А. Пушкиным увы не способствовало его «вразумлению».

Он и до этого «внушения» очевидно имел врождённые нервно-психологическими травмы своей психики, а тут такое «унижение» его «чести и достоинства».

Но как бы там ни было А. Пушкин был немедленно отправлен в г. Кишинёв.

Правда туда он попал не сразу, но об этих обстоятельствах мы поговорил в последующих частях этой книге, а пока я продолжу цитирование современной биографии А. Пушкина:

«В Кишинёве П. проводил время в обществе М. Ф. Орлова, неск. раз общался с П. И. Пестелем, установил приятельские отношения с В. Ф. Раевским, а также с И. П. Липранди (который станет прототипом Сильвио в повести «Выстрел», 1830);

И в итоге был принят в масонскую ложу «Овидий», история которой до сих пор в полной мере не прояснена: в частности, остаётся неизвестным, почему П. утверждал, что именно из-за деятельности «Овидия» в России «уничтожили все ложи».

П. не был деятельным масоном: его единственное произведение, с уверенностью атрибутируемое как масонское, — послание «Генералу Пущину» (1821, опубл. в 1874), подчёркнуто риторич. и патетическое, допускавшее возможность иронич. интерпретации.

Тут я опять прерву биографию чтобы сказать, что в ней не раскрыты тайные страницы жизни А. Пушкина как российского масона!

А ведь никто А. Пушкина до конца его жизни из числа масонов не отчислял!

А ведь сам он при поступлении в 1831 г. на государственную службу давал письменную клятву, что мол не состоит и не будет состоять ни в каких тайных обществах!

И как члены масонской ложи «Овидий» того пусть и косвенным образом, но был причастен к организации «восстанию декабристов в декабре 1825 года!

И это было второе нарушением А. Пушкиным Законов Российской империи

Так, что нам с вами уважаемый читатель, далее придется отдельно разобраться и с этими тайными страницами биографии А. Пушкина.

Но пока для вашего «погружения в тему» я продолжу цитирование биографии А. Пушкина далее:

«На юге П. увлёкся творчеством Дж. Байрона; отчасти в подражание ему были созданы поэмы «Кавказский пленник» (1820–21, опубл. в 1822), которая имела большой успех, «Бахчисарайский фонтан» (1821–23, опубл. в 1824) и «Цыганы» (1824, отд. изд. — 1827) — с их «местным колоритом», лаконизмом повествования, отступлениями, намёками, умолчаниями и страстями.

Герои этих поэм не верили в достижимость счастья, не умели и не хотели примириться с несовершенством мира, не понимали своего предназначения, искали и не находили свободы. «Байронизмом» отмечены некоторые лирич. стихотворения П. («Погасло дневное светило…», 1820, «К морю», 1824) и в меньшей степени «роман в стихах» «Евгений Онегин», который он начал писать в 1823.

Почти одновременно с работой над поэмой «Бахчисарайский фонтан», в которой тема христианства представлена как высокая и значительная, в 1821 создан обширный цикл кощунственных произведений: «<В. Л. Давыдову>» (опубл. в 1884), «Христос воскрес, моя Ревекка!..», «Гавриилиада» (оба опубл. в 1861).

Любовная лирика южного периода сочетала демонстрацию интимности пылких чувств с умолчаниями и недосказанностями, граничившими с мистификацией: до сих пор в популярной лит-ре обсуждается миф о «потаённой любви» П. и кандидатуры на роль его гл. героини (как правило, называются имена Е. К. Воронцовой, М. Н. Раевской, А. Ризнич или К. Собаньской).

В духовной биографии П. 1823 стал переломным: поэт разочаровался в идеологии и практике революц. конспирации, открывшихся ему не столько героикой подвига и самопожертвования, сколько претенциозным пустословием и борьбой за лидерство.

О заведомой неадекватности либеральных иллюзий совр. историч. реальности — стих. «Свободы сеятель пустынный…» (1823, опубл. в 1856). В 1824 в послании «К морю» революц. «просвещенье» и тирания предстанут как две равно неприемлемые возможности.

Со своей стороны, декабристы с самого начала знакомства с П. ценили его лит. дарование, но не доверяли ему как человеку, полагая его слишком легкомысленным и беспечным.

При этом отношение П. к бывшим лицеистам, участвовавшим в событиях 14(26).12.1825, И. И. Пущину и В. К. Кюхельбекеру, оставалось неизменно дружеским («И. И. Пущину», 1826, опубл. в 1841; «19 октября <1827>», опубл. в 1830; и др.).

Летом 1823 П. переведён в Одессу в распоряжение ген.-губернатора М. С. Воронцова, который вскоре стал тяготиться присутствием П., демонстративно пренебрегавшего служебными обязанностями, острого на язык и склонного к эпатажу; обычно предполагается, что свою роль сыграло увлечение П. его женой — Е. К. Воронцовой [ей посвящены стихотворения «Сожжённое письмо» (1825, опубл. в 1826) и «Храни меня, мой талисман…» (1825, опубл. в 1916)].

Письма П. перлюстрировались; в одном из них говорилось о его интересе к «чистому афеизму» (в смысле «атеизму».-автор). «

Так случился второй большой скандал в жизни А. Пушкина который коренным образом изменил его судьбу!

И автор современной биографии так описывает эти события:

«Власти признали служебную карьеру П. завершённой, и летом 1824 он был сослан в родовое имение Ганнибалов-Пушкиных с. Михайловское Псковской губ. под надзор местных властей (полицейский надзор над П. не был снят до конца жизни).

Досуг П. заполнили чтение Библии, произведений У. Шекспира и И. В. Гёте, изучение рус. истории и фольклора.

В центре его лит. размышлений — проблема романтизма, что во многом объясняется полемикой вокруг «Бахчисарайского фонтана»: поэма была опубликована с обширным предисловием П. А. Вяземского, описавшего рус. лит. ситуацию в категориях борьбы романтизма и классицизма и безоговорочно принявшего сторону первого.

В отличие от Вяземского, П. полагал, что «русского классицизма» не существует.

В наброске ст. «О поэзии классической и романтической» (1825, опубл. частично в 1855) он рассматривал классицизм и романтизм как категории, обобщающие историю лит. жанров, связывая с классицизмом формы, известные античной лит-ре, и относя к романтизму те, «которые не были известны древним» или претерпели изменения.

Полагая, что истинный классицизм в России — дело будущего, П. со 2-й пол. 1820-х гг. всё чаще обращался к античным формам, одновременно пытаясь воскресить поэтику торжеств. оды и эпич. поэмы [мотивы и стилистика этих жанров нашли отражение в эпилоге «Кавказского пленника», позднее — в поэмах «Полтава» (1828, опубл. в 1829), «Медный всадник» (1833, опубл. в 1837, посм.)].

Нараставший интерес к классицизму не означал разрыва с романтизмом: трагедия «Борис Годунов» (1824–25, окончат. ред. 1830, опубл. в 1831) мыслилась П. как романтическая, поскольку представляла собой результат глубокого переосмысления формы классицистич. трагедии (демонстративное нарушение требований единства времени и места, чередование стихотв. фрагментов с прозаическими, допущение просторечий и т. д.).

В «Борисе Годунове» П. выступил как единомышленник Н. М. Карамзина, всегда стремившегося подчеркнуть ответственность аристократии за судьбу государства: мнение народное представало как объект манипуляций, движущей силой событий оказывалось провидение — Божий суд, от которого не суждено было уйти ни Годунову, ни Отрепьеву.

Один из наиболее значимых аспектов созданной П. в трагедии картины мира — историзм, не знающий ограничений и распространяющийся на идеологию, социальную и индивидуальную психологию, культурный быт и язык, требующий точности в деталях, отказывающийся от аллюзий, но связывающий историю и современность как на уровне длящихся историч. «сюжетов» нац. истории, так и на уровне единства нац. историч. памяти; историзм скорее универсальный, чем национальный, где подлинной и единственной мерой понимания и оценки историч. событий оказывается христианская этика.

В Михайловском были написаны неск. глав «Евгения Онегина», который стал своего рода дневником П., отразившим не только развитие героев, но и духовную эволюцию самого поэта. Осн. тема романа — соотношение лит-ры и жизни: восприятие действительности через посредство лит. текста осмыслялось в сложном контексте истории чувств (которая описывалась с помощью явных и скрытых отсылок ко многим произведениям) и расценивалось П. скептически как проявление провинциального мышления (ср. иронически окрашенные замечания о Татьяне, которая приняла Онегина за Грандисона).

В 3-й главе П. рассуждал о «романе на старый лад», в котором торжествовала добродетель, и о новом, в котором восторжествовал порок. «Евгений Онегин» начинался как сочинение в новейшем вкусе, как рассказ о «москвиче в гарольдовом плаще», где «русская хандра» соотносилась с «англицким сплином», но закончиться он должен был «на старый лад» — отказом Татьяны — в абсолютном несоответствии духу новой эпохи.

Вместе с тем мотивы долга, личного достоинства и чести сочетались с темой невозможности взаимопонимания в мире, где царят рок и случай, отнимающие любовь и надежду, где малозначимый поступок способен повлечь за собой самые серьёзные последствия и где переживание необратимости времени и поступка стало доминантой самосознания героев и автора.

Восстание 14(26).12.1825, следствие и суд над заговорщиками П. воспринял двойственно. Лично зная мн. участников событий, он относился к ним сочувственно, в первую очередь к И. И. Пущину и В. К. Кюхельбекеру, которых до конца жизни считал своими друзьями (см., в частности, послание «И. И. Пущину»), — неслучайно в его стихотворениях возникала тема «милости к падшим» [«Стансы» («В надежде славы и добра…»), 1826, опубл. в 1828; «Пир Петра Первого», 1835, опубл. в 1836; и др.]; но в революцию не верил, а поскольку ни прямо, ни косвенно не участвовал в её подготовке, то надеялся на освобождение из ссылки.

Оно оказалось почти мгновенным и драматическим.

В ночь с 3(15) на 4(16).9.1826 П. получил предписание явиться в Москву. 8(20) сент. состоялась беседа поэта с имп. Николаем I, в ходе которой П. на заданный вопрос, принял бы он участие в восстании, будь он 14 дек. в С.-Петербурге, отвечал утвердительно, объясняя это тем, что заговорщики были его друзьями.

Результатом разговора стало позволение П. выбирать место жительства и отмена общей цензуры: Николай I объявил, что сам будет его цензором. «

Тут я вновь прерву цитирование биографии А. Пушкина, чтобы указать читатель что нарисованная авторами биографии «идиллическая» картинка — «помилования» А.С. Пушкина, который вместо ссылки в Сибирь был внезапно возвращён из опалы и мало того будучи как показало пришедшее время человеком совершенно не способным к выполнению какой-либо служебной обязанности по линии Коллегии иностранных дел он был вновь принят туда на службу!

Причем свободных мест там не было, и русский царь Николай Первый выделил из своих секретных фонтов 5000 руб. для выплаты жалования А. Пушкину до тех пор, пока для него в штатном расписании не найдется постоянного места и штатного оклада.

Вот тут-то и кажется вашему подозрительному автору, что в ходе следствия А. Пушкин сообщил какие-то то важные сведения о планах декабристов и тем самым заслужил «прощения»!

Более того Руководству российской жандармерии во главе с А.Х. Бенкендорфом удалось, обеспечив ему якобы «личное покровительство» фактически «завербовать» А. Пушкина в качестве своего рода «тайного осведомителя и более того «направить» его лит. Талант на службу интересов Российской империи!

Об этом «особом покровительстве» отчасти и свидетельствует и цитируемая мною биография:

«Как выяснилось впоследствии, эта милость не в полной мере оградила П. от общей цензуры, а вместе с тем обнаружила определённую двусмысленность: так, «Борис Годунов» был разрешён к печати далеко не сразу; в то же время печатание «Истории Пугачёвского бунта» вряд ли было бы дозволено обычной цензурой.»…

Ну, а далее в жизни А. Пушкина тоже происходит много интересных, но до конца так и не раскрытых в своей значимости событий.

Биограф пишет: «Осень 1826 — вершина прижизненной славы П., восторженно встреченного лит. и светской Москвой; публичные чтения «Бориса Годунова» следовали одно за другим.

Успех, однако, был омрачён: в либеральном англ. клубе П. провозглашал здравие нового государя, что было воспринято как конформистское отступничество от прежнего свободолюбия.

Когда в мае 1827 П. уехал в С.-Петербург, его отношения с моск. кругами были уже основательно испорчены; показательно, что в «Путешествии из Москвы в Петербург» (1833–35, опубл. не полностью в 1841, полностью — в 1880) П. будет сочувственно писать об осмеянной А. С. Грибоедовым в «Горе от ума» «фамусовской» Москве.

Со 2-й пол. 1820-х гг. П. всё чаще обращается к религ. тематике: такова ода «Пророк» (1826, опубл. в 1828), ориентированная на начало 6-й главы библейской Книги Исайи. К 1827 относится первый значит. опыт П. в прозе — оставшийся незавершённым историч. роман «Арап Петра Великого» (1827, опубл. полностью в 1837, посм.).

В лирике П. усиливаются мотивы недовольства собств. жизнью»

Ну что ж очень хорошее замечание! Причины для недовольства личной жизнью у А. Пушкина было очень много, но первопричиной этих недовольств и неудобств было как раз само поведение А. Пушкина как в обществе, так и в среде своих родственников и в своей собственной семье!

А вот когда биографы не признают прямых связей между реальной жизнью А. Пушкина и его творчеством (стихи, прозаические труды) то и возникает тот самый «идеальный» Пушкин которого так высоко и не вполне заслуженно возвеличили во времена СССР.

Далее ваш автор постарается более детально рассказать о личной жизни и делах А. Пушкина основываясь на сохранившихся в российских архивах документальных свидетельствах, а пока продолжим чтение его официальной биографии:

«Воспоминание» («Когда для смертного умолкнет шумный день…», 1828, опубл. в альм. «Северные цветы на 1829 год»)] и отчаяния («Дар напрасный, дар случайный…», 1828, опубл. в альм. «Северные цветы на 1830 год»).

Произведение вызвало полемич. отклик митр. Филарета(Дроздова): «Не напрасно, не случайно / Жизнь от Бога нам дана…», на который в 1830 П., в свою очередь, ответил стих. «В часы забав иль праздной скуки…».

В конце декабря 1828 в Москве П. впервые встречает Н. Н. Гончарову, весной 1829 сватается к ней, но получает уклончивый ответ от её родителей.

Без разрешения властей он отправляется в путешествие на Кавказ, где, по крайней мере однажды, принимает участие в боевых действиях.»

То же совершенно неясный эпизод в биографии А. Пушкина!

За такие проступки в те времена быстро судили и отправляли в Сибирь с лишением чинов и званий! А вот А. Пушкину все как бы сходит с рук?

Почему? И тут биографы старательно обходят этот вопрос?

А мы с вами постараемся далее в нем разобраться уже самостоятельно.

А цитируемый мною биограф так далее описывает жизнь и творчество А. Пушкина:

«Творч. результатом поездки стала незавершённая поэма «Тазит» (1829–30, опубл. в 1837), замысел которой сформировался в контексте размышлений о христианском миссионерстве на Кавказе и милосердии как основе христианства, а также стихотворения т. н. кавказского цикла: «На холмах Грузии…» (1829, опубл. в 1830), «Монастырь на Казбеке» (1829, опубл. в альм. «Северные цветы на 1831 год») и др.; на основе кавказского путевого дневника будет написано «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» (1835, опубл. в 1836).»

Так же хочу отметить, что у А. Пушкина в его время имелся сильный конкурент в борьбе за лавры первого российского писателя — писатель и журналист Ф. Булгарин.

Изучению всех обстоятельств многолетнего противостояния Пушкина и Булгарина я ранее тоже ранее уделил много внимания, и по результату проведённого исследования мною была написана отдельная книга «А. Пушкин и Ф. Булгарин. Сравнительная биография» с которой вы уважаемые читатель сможете (найдя ее на сайтах российских эл. библиотек) самостоятельно (в целях расширения своего кругозора) и ознакомится,

А наш современный биограф так описывает эти события:

«Пребывание П. в С.-Петербурге, куда он вернулся осенью 1829, было отмечено драматич. борьбой с Ф. В. Булгариным, который, пытаясь скомпрометировать «литературных аристократов», писал доносы на поэта, распространял сведения о заискивании П. перед властями и печатал разборы его произведений, констатируя «совершенное падение» пушкинского дарования.

П. отвечал эпиграммами и памфлетами, принял активное участие в «Литературной газете» Дельвига (1830–31), сочетавшей принципы аристократизма и либерального консерватизма, но не смог изменить ситуацию: значит. часть читающей публики была на стороне Булгарина.»

Описание в общем верное, но если вы все же прочтете вышеуказанную мою книгу, то сами поймете почему Ф. Булгарин отзываюсь на смерть А. Пушкина сказал… „Жаль поэта, <…> — а человек был дрянной. Корчил Байрона, а пропал, как заяц. Жена его право не виновата.» и почему часть «читающей публики» осталась на стороне Ф. Булгарина как на то время одного из реальных и наверно самых популярных российских писателей, журналистов и издателей литературных журналов!

Ну а наш биограф так продолжает биографию А. Пушкина:

«Менее выразительным было постепенно усиливавшееся расхождение П. с европейски ориентированной частью либеральной аристократии.

В 1830 П. в обращённом к кн. Н. Б. Юсупову послании «К вельможе» бегло набросал идеальный образ аристократич. культуры предреволюц. Европы.

Эти стихи вызвали полемику; многие усмотрели в них не оппозицию революции и демократич. движению, а желание угождать сильным мира.

Эта точка зрения упрочилась осенью 1831 после выступления П. с одой «Клеветникам России».

Эти стихи резко осудили П. А. Вяземский и Н. И. Тургенев; среди немногих, кто открыто выступил на стороне поэта, был П. Я. Чаадаев.

Толки об «искательстве» П. обобщил знавший его польск. поэт А. Мицкевич, который в стих. «Русским друзьям», вошедшем в приложение к 3-й части его поэмы «Дзяды» (1832), в слегка завуалированной форме высказал неск. суждений о политич. ренегатстве П. (П. ответит Мицкевичу в стих. «Он между нами жил…», 1834, опубл. в 1841).

Осень 1830 П. провёл в родовом имении с. Болдино Лукояновского у. Нижегородской губ., куда выехал 1(13) сент. с целью вступления во владение частью родового имения — Кистенёвым, которое отец выделил ему накануне женитьбы, и где П. задержался до конца ноября из-за холерных карантинов.

В это время завершён осн. текст «Евгения Онегина», написаны «маленькие трагедии» [«Скупой рыцарь» (опубл. в 1836), «Моцарт и Сальери» (опубл. в альм. «Северные цветы на 1832 год», пост. в 1832), «Пир во время чумы» (опубл. в альм. «Альциона на 1832 год»), «Каменный гость» (опубл. в 1839)], поэтич. «Сказка о попе и о работнике его Балде» (опубл. в 1840), прозаич. «История села Горюхина» (не завершена; опубл. в 1837), поэма «Домик в Коломне» (опубл. в 1833), ок. 30 лирич. стихотворений, среди которых «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье…», опубл. в 1834), «Бесы» (опубл. в 1831), «Поэту» («Поэт!

Не дорожи любовию народной», опубл. в 1830), «Румяный критик мой…» (опубл. в 1841), «Что в имени тебе моём?» (опубл. в 1830).

Попыткой пересмотра всей традиции новой рус. прозы стал цикл «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» (опубл. в 1831), объединивший повести «Выстрел», «Метель», «Гробовщик», «Станционный смотритель» и «Барышня-крестьянка», в которых П., стремясь к максимально последовательному разграничению поэтич. и прозаич. стилей, противопоставил насыщенной перифразами, иносказаниями, почерпнутыми из лирики метафорами и сравнениями прозе Н. М. Карамзина, В. А. Жуковского, А. А. Бестужева лаконизм и простоту выражения.

Под пером П. проза обогащалась новыми жанровыми ассоциациями: бытовой, историч. или лит. анекдот входил в неё вместе с элементами традиц. новеллы и романа, а пародийное переосмысление традиц. сюжетных ходов сочеталось с поэтизацией рус. дворянской жизни.»

Тут я прерву цитирование биографии чтобы сказать, что далее в жизни А. Пушкина и начинается наверно самый тайных и наиболее сфальсифицированный всевозможными биографами период его жизни.

А началось все с того, что «вдруг наш «А.С. Пушкин, этот вчерашний декабрист, правда «раскаявшийся» в своих «деяниях» и очевидно «раскрывшей» жандармам все известные ему секреты и находящийся в опале и ссылке, в своем имении, где он как мы видим с его биографии, «развил бурную» литературную деятельность!

И как мы знаем в итоге был «прощён» царем Николаем Первым и мало того возвращен на госуд. службу к которой он был совершенно не пригоден!

Более того ему кроме должности сразу обеспечивается быстрое продвижение в чинах, немыслимое с точки подавляющего петербургского чиновничества в поте лица трудившихся в министерствах и др. госуд. учреждениях!

Так наш современный биограф пишет:

«В янв. 1832 распоряжением императора П. зачислен на службу в Коллегию иностр. дел, получив разрешение работать в архивах для написания историч. труда о Петре I.

«Истории Петра» (1831–1836; не окончена) П. придавал особое значение: в ней должны были отразиться его представления о фундам. основаниях историч. и нравственного бытия Рос. империи.

С февр. 1833 П. начал работу над историей восстания Е. И. Пугачёва; в авг. — сент. 1833 совершил поездку по «пугачёвским» местам — Нижний Новгород, Казань, Симбирск, Оренбург, Уральск; 1(13).10.1833 приехал в Болдино.

Вторая «болдинская осень» [продлившаяся до 9(21).11.1833] увенчалась поэмами «Медный всадник. Петербургская повесть» (опубл. в 1837, посм.), «Анджело», повестью в прозе «Пиковая дама» (обе опубл. в 1834), «Историей Пугачёвского бунта» (ч. 1–2, опубл. в 1834; первоначальное назв. «История Пугачёва» изменено по воле Николая I), поэтич. сказками — «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях» (опубл. в 1834), «Сказка о рыбаке и рыбке» (опубл. в 1835), стихотв. «Осень» (опубл. в 1841).

В произведениях П. 1830-х гг. европ. культура, её вечные образы и темы обобщались и связывались с рус. культурой и обществ. жизнью, народность как выражение рус. духовного склада сочеталась с принципами аристократизма, а трагич. «пугачёвский» эпизод истории России обнаруживал хрупкость её гос. устройства и жестокость нар. нравов, сдерживаемых силой верховной власти (часто нравственно ущербной) и самоотверженностью людей чести.

Многолетние размышления о Петре I и С.-Петербурге, о власти и личности нашли отражение в поэме «Медный всадник», герой которой, потерявший всё и проклинающий Петра и его город, воплотил в себе отчаяние человека в момент крушения его надежд.

Согласиться с героем, повторив вслед за ним его проклятие, невозможно: это означало бы отказать петровской империи и С.-Петербургу в праве на существование и историч. значение. Но и не сочувствовать герою нельзя: личная трагедия «бедного Евгения» оказывается более значимой, чем его неправота, и самый бунт его предстаёт как выражение его трагедии.

Однако именно в 1830-е гг., когда П. создаёт свои гл. произведения, у него становится всё меньше читателей: вкусы читающей публики изменились.

Поэма «Полтава», в которой П. предпринял не только опыт полемики с декабристской традицией осмысления личности Петра I и его эпохи, но и попытку синтезировать поэтику романтич. поэмы с высоким стилем оды и эпопеи, успеха не имела; последние главы «Евгения Онегина» раскупались с трудом, известность «Повестей Белкина» ограничилась иронич. комментариями журналистов, «Борис Годунов» был принят лит. критикой холодно или враждебно, тираж «Истории Пугачёвского бунта» не раскупался.

Впервые о собств. близкой смерти П. начал говорить после того, как в 1831 умер его ближайший друг А. А. Дельвиг; постепенно эта тема занимает всё большее место в творчестве поэта.

Так, в «Осени» образ корабля и знаменитый вопрос «Куда ж нам плыть?» двусмысленны, указывая как на попытку выбрать лит. сюжет, так и на осознание необходимости выбирать между жизнью и смертью: в европ. эмблематической традиции корабль, входящий в гавань, символизировал смерть и жизнь вечную.

Мотивами грусти и одиночества проникнуты стихотворения «Пора, мой друг, пора!» (1834, опубл. в 1886), «Странник» (1835, опубл. в 1841), «Полководец» (1835, опубл. в 1836), «Когда за городом, задумчив, я брожу…» (1836, опубл. в 1857); предчувствием близкой смерти отмечено стих. «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» (1836, опубл. в 1841).

В 1836 П. стал издавать ж. «Современник», задуманный как продолжение «Литературной газеты», однако журнал успеха не имел; его тираж неуклонно снижался. В том же году был опубликован роман «Капитанская дочка», ставший своеобразным манифестом «либерального консерватизма»: либеральная идея личности приписывается носителю идеи гос. служения, консерватору и монархисту, который погибнет, но не присягнёт «злодею».

Сложная система эпиграфов (частью придуманных П.) актуализирует лит. традицию 18 в., обрамляя романтич. сюжет в духе В. Скотта, и представляет собой систему мотивировок поведения героя с его приверженностью традиц. морали. Гринёв — идеальный герой рус. лит-ры 18 в., включённый в сюжет романтич. историч. романа.

Понятиям долга, чести, верности, милосердия и любви, связанным с образом Гринёва, противопоставлены «ценности» романтизма, соотносимые с образом отрицат. героя — Швабрина, который оказывается наделённым всеми характерными атрибутами мышления и поведения романтич. героя: он ироничен, эгоистичен и одинок, обладает чувством превосходства над окружающими, презирает мораль; страстная и безответная любовь подталкивает его к преступлению и оборачивается жизненной катастрофой.»/

Тут я снова прерываю цитирование биографии, чтобы отметить, что далее в жизни А. Пушкина появляется «роковая женщина» которая резко меняет и жизнь, и в целом всю его дальнейшую судьбу!

И наш биограф тоже в принципе согласен с моим утверждение о том, что Н. Гончарова для А. Пушкина оказалась той самой «роковой жениной» через которую в конечном итоге он и погиб так сказать в расцвете сил и своего лит. творчества. и по этому пишет так:

«Поэт венчался с Н. Н. Гончаровой 18.2(2.3).1831 в Москве.

«Семейная жизнь, однако осложнялась бедностью, долгами, неустроенностью быта; светские и придворные успехи жены П. сопровождались злословием и клеветой. Сложная интрига, до сих пор до конца не разгаданная, закончилась 27.1(8.2).1837 на Чёрной речке дуэлью П. с французом на рус. службе кавалергардом Ж. Дантесом, приёмным сыном голл. посланника Л. Б. Геккерна, на которой П. был смертельно ранен.

Погребение П. состоялось 6(18).2.1837 в родовой усыпальнице Ганнибалов-Пушкиных в Свято-Успенском Святогорском монастыре.»

И тут я хочу вновь сделать свою новую ремарку и сказать, что во всем выше выделенном фрагменте биографии А. Пушкина есть много тайных обстоятельств на которые ни его современники и в наше время мы не получили точных разъяснений!

К примеру, могу перечислить такие:

Была ли Н. Гончарова любовницей Николая Первого?

Не явился ли Николай Второй отцом одного или нескольких официально признанных детей А. Пушкина?

А если не являлся, то почему так материально заботился о самой Н. Гончаровой и всех ее детях, обеспечив им своим покровительством и успешную карьеру в будущем и высокое положение в обществе?

И даже организовав новый брак Н. Гончаровой с генерал-майором П. Ланским (с 10 октября 1843 г.), числившийся в Кавалергардском полку и состоявший в свите Его Величества императора Николая Первого! Николай I хотел быть на ней посаженным отцом, но Натали попросила не делать этого чтобы вновь не возбуждать, казалось бы, притихшие к тому времени «светские сплетни…»

Почему возник конфликт с Дантесом, приведший А. Пушкина к дуэли?

Хотя если бы пушкинисты вникли в документы, то они бы с удивлением увидели, что А. Пушкин дрался на дуэли не с Дантесом, а человеком по российскому паспорту, носившему совершенно другую фамилию!

Кому было выгодно начать этот конфликт?

Кто первым вызвал кого на дуэль?

Почему ни российская жандармерия и санкт-петербургская полиция под неусыпным вниманием которых находился в последний год жизни А. Пушкин зная о предстоящей дуэли не приняла мер к ее предотвращению, ибо дуэли в Российской империи были запрещены и участие в них являлось уголовным преступлением!?

И почему выжившего дуэлянта (дуэли в Российской империи в 1831 г. были запрещены), да и вообще всех участников этой дуэли в первую очередь «секундантов» тоже как лиц, совершивших уголовно наказуемое преступление, не осудили по всей строгости закона?

Почему врачи не сделали операцию А.С. Пушкину фактически оставив его умирать дома вместо того чтобы поместить скажем в военный госпиталь где врачи хирурги могли бы принять неотложные меры к его спасению?

Зачем Николаю Первому понадобилось опечатывать кабинет А. Пушкина и изымать с помощью Жуковского все бумаги (архив) А. Пушкина который потом кстати исчез в недрах российских архивов навсегда, если и не был просто уничтожен вскоре после его разбора по при казу Николая Первого?

Теперь все страшно запутано и с похоронами Пушкина. Тело Пушкина с Санкт-Петербурга доставил в Святогорский монастырь только один человек — действительный тайный советник А. Тургенев хотя он и не числился в друзьях или ли был пусть и дальним, но родственником Пушкина?

Современники поэта так подробно описывают грустные дни погребения Пушкина.

«Отпевание происходило 1 февраля. Весьма многие из наших знакомых людей и все иностранные министры были в церкви. Мы на руках отнесли гроб в подвал, где надлежало ему остаться до вывоза из города, 3 февраля в 10 часов вечера собрались мы в последний раз к тому, что еще для нас оставалось от Пушкина; отпели последнюю панихиду; ящик с гробом поставили на сани; сани тронулись; при свете месяца несколько времени я следовал за ними; скоро они поворотили за угол дома; и все, что было земной Пушкин, навсегда пропало из глаз моих» — вспоминал друг поэта Василий Жуковский.

Так же не ясно почему на похороны не прибыла жена — Н. Пушкина (явившаяся туда только через два года!) и его родители или, хотя бы брат или сестра, с которой у него всегда были хорошие отношения?

К личности А. Тургенева мы еще вернемся далее, а тут я чтобы заинтриговать читателя скажу кратко и ссылаясь на пушкиниста, Вадима Старка, который описывал это так:

«И тот человек, который первым встречал Пушкина в Петербурге, Александр Иванович Тургенев, который помогал с определением в Лицей, […] он же будет провожать траурный кортеж с телом Пушкина по просьбе Натальи Николаевны, а, точнее, даже по указанию Николая Первого, потому что она хотела, чтобы Данзас это сделал, но Николай Первый считал, что тот виновен, должен понести своё наказание и предложил, чтобы [кортеж провожал] Александр Иванович Тургенев. Вот так сомкнулось кольцо: тот, кто первым встречал Пушкина в Петербурге, провожает его в этот самый последний путь».

И наконец неизвестно до сих пор когда и почему исчезло тело А. Пушкина из его могилы?

И чему теперь в Святогорском монастыре полоняются все «пушкинисты» и прочие любители и почитатели А.С. Пушкина как «гения российской литературы»?

На эти и другие вопросы которые будут возникать у нас по ходу изложения материала ваш автор так же постарается дать ответы в последующих частях этой книги.

А пока я закончу цитирование официальной современной российской биографии А. Пушкин где он — «НАШЕ ВСЕ»! ИДОЛ и ОСНОВАТЕЛЬ! или даже «СВЯЩЕННАЯ КОРОВА» российской литературы!

И что как бы в подтверждения моего тезиса делает и цитируемый мною биограф А. Пушкина!

Он уже начал лить на Пушкина «священный литературный элей»:

«П. — основоположник новой рус. литры: обобщив наследие отеч. лит-ры 18 в. и осуществив сложный синтез выразит. возможностей книжных стилей и разговорной речи, он заложил основы совр. рус. литературного языка

П. канонизировал форму рус. романтич. элегии и романтич. поэмы, создал ряд эксперим. форм (роман в стихах; драматич. сцены; историч. роман, граничащий с документальной прозой; и др.), добившись подлинной оригинальности слога, идей, композиции.

Созданная П. сложная худож. система воспринимается как открытая самым разным культурным контекстам, как русским, так и европейским; как вобравшая в себя существенные элементы поэтики классицизма, сентиментализма, романтизма и предвосхитившая ряд открытий реализма.

Творчество П. — осн. подтекст рус. литры 19–20 вв., всё пространство которой пронизывают явные и скрытые цитаты из его произведений: рус. поэты всех направлений и школ постоянно обращались к П. даже в условиях полемики с ним. Вскоре после смерти П. в рус. культуре утвердилось представление, согласно которому творческое наследие и личность П. — прообраз будущего рус. человека и общества (Н. В. Гоголь) и осн. вневременное идеальное содержание рус. жизни (А. А. Григорьев). Во 2-й пол. 19 в. «пушкинское направление», к которому причислялись писатели, не стремившиеся к созданию единой лит. программы, а по отд. аспектам существенно расходившиеся с П. (Е. А. Боратынский, А. А. Дельвиг, В. К. Кюхельбекер, М. П. Погодин, А. С. Хомяков, С. П. Шевырёв и др.), часто противопоставлялось «гоголевскому» как преим. эстетическое и идеальное — сатирическому и злободневному.

В 20 в. такая постановка вопроса во многом утратила свою актуальность: пришло осознание того, что формотворчество и «поэзия действительности» в творчестве П. не исключали, а дополняли друг друга.

Среди писателей, испытавших наибольшее влияние П., — Н. В. Гоголь, И. С. Тургенев, А. Н. Майков, А. А. Фет, Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьёв, А. А. Блок, В. Я. Брюсов, С. А. Есенин, А. Т. Твардовский.

Рукописи П. хранятся в ИРЛИ (Пушкинском Доме) РАН (С.-Петербург). В местах, связанных с пребыванием П., открыты мемориальные музеи: Музей-лицей и Музей-дача в г. Пушкин (быв. Царское Село), Музей-квартира на набережной р. Мойка в С.-Петербурге — филиалы Всероссийского музея А. С. Пушкина; Музей-квартира на Арбате — филиал Гос. музея А. С. Пушкина (Москва); Пушкинский заповедник; Музей-заповедник «Болдино» (Нижегородская обл.), Дом-музей в Кишинёве и др.»

Под конец этой «биографии» я хотел было очень яркую и символическую картину «Поэты России у гроба Пушкина. Художник Л.Н. Нецветаев (2017 год)» Но правила публикации это запрещают поэтому я подаю только сслку нак сточник фото: https://lenarudenko.livejournal.com/337135.html и только в первую очередь, чтобы показать читателю всех тех, кто в России в наше время пел и продолжает петь диафрагмы А.С. Пушкин

Я же от себя сражу скажу, что увы не разделяю выше процитированные оценки А. Пушкина ни как «СВЯЩЕННОГО ИДОЛА» ни как. «ОТЦА ОСНОВАТЕЛЯ российского языка» и безмерного «СВЕТОЧА российской поэзии»!

Ибо считаю его обычным человеком своего времени, который имея определённый литературный талант? При этом, увы, не обладая практическим умом, не смог им надлежащим образом распорядится, как это в то ж время успешно реализовал его литературный антагонист Фадей Булгарин!

И тут я еще раз повторюсь, когда вопреки мнениям всех «кормящихся» на славе А. Пушкина-«пушкинистов» и «пушкиноведов» скажу, что действительности он прожил обычную. хотя и крайне неудачную жизнь — типичного не знатного и не родовитого российского дворянина!

Который вдобавок ко всему своему и так невзрачному «житию», еще дополнительно запутался в десятках острых проблем, которых он сам себе ранее и создал «собственными руками» и тем приблизил свою «преждевременную смерть».

Прав ли я как автор этой книги или нет, вы уважаемый читатель убедитесь сами, когда прочтете эту книгу до ее логического окончания. После чего уже и можете высказывать все свои критические замечания…