У грани привычного

Владимир Петреев, 2021

Массовое бегство животных и птиц заставило биолога Александра Кривенкова отправиться в отдаленную от цивилизации область тайги на севере Бурятии. Прибыв на место, он выясняет, что в самом центре района, покинутого животными, располагается вахтовый поселок строителей тоннелей. В попытке докопаться до причин странного поведения лесных жителей Александр вместе с оказавшимися в изоляции тоннельщиками становится участником череды необъяснимых событий, ставящих под сомнение привычное мироустройство. Эта книга о соприкосновении обыденной и в чем-то даже рутинной жизни с непознанным. Динамичный сюжет с непредсказуемыми поворотами, герои, которые покажутся читателю старыми знакомыми, в сочетании с захватывающим изложением и искрометным юмором сделают чтение увлекательным и не позволят оторваться до последней страницы.

5

— Ну а дальше-то что? — требовательно и с плохо скрываемым недоверием в глазах спросил Алексей Степанович.

— Дальше? — безразлично глядя на тлевшую между пальцами сигарету, переспросил зам. — А дальше мы всё там излазили и никого не нашли. Ни людей, ни следов. Как будто сквозь землю провалились. Машину с продуктами кое-как отогрели, потом удалось завести бензовоз. Потом через наледь перегнали бульдозер. Как выяснилось, она уже была основательно промерзшая, поэтому пошли на риск и перетащили КамАЗ с продуктами, а следом и бензовоз. Страху я, конечно, натерпелся, Степаныч… А знаешь, что самое странное? Не отсутствие людей, начальника нашего и следов там всяких. Странно то, что наледь промерзла. Не мне тебе рассказывать, что за два дня ни одна, даже самая плевая, наледь не промерзнет, а тут целый бульдозер накрыла, и на второй день на ней даже намека на воду нет. Начальник, когда мы с ним вчера в последний раз говорили, рассказал, что как будто вся река из своего русла на лед вытекла и шарашит во всю ширину поймы. Понимаешь, Степаныч, за день так замерзнуть она бы не смогла.

Зам замолчал, и было видно, что рассказывать дальше он и не собирается, а лишь терзает себя вопросами, на которые не находит ответов. Когда молчание стало совсем натянутым, механик попытался сменить тему:

— А телефон? Звонить пробовал? Там же вроде связь была.

— Конечно, пробовал, — устало отозвался зам. — И в рацию на всех волнах кричал тоже. Да только ни сигнала в телефоне, ни ответа по рации. И у всех так же.

— Что же это за хрень с нами творится? А, Константинович?

— Кабы я знал. Кабы я знал, Степаныч.

Алексей Степанович смотрел на зама, которого близко знал еще со времен строительства БАМа, где они вместе катали на МоАЗах породу из забоя.

— Ну, ты давай не расклеивайся! Это пока наши ребятушки никаких действий не предпринимают, пока в шоке от происходящего пребывают. А если им волю дать, то тут такое начнется! Давай лучше подумаем, чем мы их от крамольных мыслей спасать будем.

Владимир Константинович был понятливым. Да и говоривший с ним один на один механик был не чужим человеком, а настоящим, проверенным годами и тяжкими подземными километрами другом. Он выпрямился, решительно потушил окурок о пепельницу и, хлопнув себя ладонями по коленям, тоном, уже напоминавшим деловой, заявил:

— Не бывает так, Алексей Степанович, чтобы в тоннеле работы не было, а работа — лучшее средство от праздных мыслей. Что-что, а сидеть без дела у меня никто не будет. Это я тебе обещаю.

— Вот теперь я узнаю своего старого друга Руденко.

Механик с кряхтением поднялся, пожал крепкую руку зама и, ободряюще улыбнувшись, вышел. Очутившись в коридоре и плотно затворив за собой дверь, Алексей Степанович перевел дыхание. Будучи умудренным опытом, он отлично представлял, какое тяжкое бремя лежит сейчас на плечах Владимира Константиновича. Ну ничего, рано или поздно все разрешится.

Несмотря на достаточно позднее время, спать механик пока не собирался. Накинув на плечи рабочую куртку, он вышел на улицу и, осторожно лавируя между лужами, при свете всполохов непрекращавшихся молний стал пробираться к расположившейся на краю площадки котельной. Дверь была настежь открыта, и из здания, получившегося путем тонкого хирургического сращивания двух сорокафутовых контейнеров, лился ровный свет. Оббив о порог ботинки от налипшей грязи, которая уже местами заметно оттаяла, механик вошел внутрь.

На сколоченном из неструганых досок топчане, стоявшем в закутке слева от входа, сгорбившись над зачитанной книгой, сидел кочегар Фадеич. Оторвавшись от чтения, он глянул поверх очков на позднего визитера.

— Чего это тебе не спится, Степаныч?

— Да вот чего-то сна ни в одном глазу, — развел руками механик и грузно примостился на табурет возле топчана. — Как дела?

— А какие могут быть дела? Вот кочегарю.

— Какие настроения у трудящихся?

Фадеич отложил книгу, бережно уложив между страницами такой же засаленный, как и они, фантик от давно съеденной конфеты, с хитрецой в глазах уставился на механика.

— Ты, Степаныч, наверное, ошибся. Я давно уже не председатель профсоюза. Откуда я могу знать, какие у них, этих самых трудящихся, настроения?

Механик не опустил глаз, и на его губах становилась все заметнее лукавая усмешка.

— Ты мне тут из себя недотрогу-то не строй. Все сплетни ведь знаешь, так поделись с товарищем.

— Да какие сплетни? — отмахнулся Фадеич, но, видимо понимая, что отделаться шуточками не получится, поднялся и подошел к пульту управления котельной. — Кто что болтает, да только все пустое, Степаныч.

Он машинально проверял манометры и указатели температуры и монотонно, многозначительно выдерживая паузы, приступил к рассказу.

— Говорят, что Пролёт со товарищами скит староверов нашли да там, вероятно, и остались: якобы уж больно тамошние бабы по цивилизации истосковавшимися оказались. А кто-то утверждает, что грохнули их, когда они выйти пытались… Про тучу говорят, что новое климатическое оружие испытывают, а мы тут вроде крыс подопытных заперты… Вот, мол, Шевченко как-то про это прознал, и деру они дали. Да только сам пойми, что все это глупости, от неизвестности чёрт-те что на ум приходит, — произнеся эти слова, оператор котельной будто бы невзначай испытующе глянул на ставшего задумчивым механика. — Или не глупости?

Механик молчал.

— Молчишь? Правильно молчишь. Я-то понимаю, что вы и сами ни черта не знаете, да только нашим горячим головам этого же не объяснишь, — после недолгой паузы с горечью продолжил Фадеич. — А еще молва ходит: бежать кое-кто собрался. Готовятся.

— Я так понимаю, имен ты называть не будешь, — без всякого вопросительного выражения сказал Степаныч.

Старик кочегар развел руками:

— А ты, видать, думаешь, что я их знаю? Знал бы — с ними бы попросился. Да только кому такой старик в пути нужен?

— Ну, ты это брось. Нашел старика! Ты еще многим молодым фору дашь. Чаю нальешь?

— А чего не налить? Только что чайник кипел.

Фадеич налил и себе, и механику, достал из закромов порядком зачерствевших пряников и уселся на свое прежнее место.

— Ну а сам-то ты что думаешь? Что за вакханалия здесь творится? — спросил Степаныч.

— Сам я, Лёшенька, ничего не думаю. Это молодым нужно что-то думать, на будущее планы строить, за семью переживать. А я свое пожил. Даст бог, все узнаем. Ну а если нет, то ничего не поделаешь.

Он не торопясь пил горячий чай, рассеянно глядя сквозь сидевшего напротив посетителя. Механик молчал, все еще надеясь услышать соображения мудрого собеседника. И, как выяснилось, ждал не зря.

— Вот тут, — Фадеич похлопал по лежавшей на краю топчана книге, — описывается, как после посещения инопланетян в нескольких местах на Земле остались какие-то зоны. В них тоже творилось всякое непотребство. Эти места вроде и остались в том же самом виде, в котором пребывали до посещения, но и назвать их частью Земли уже было нельзя. Они одновременно стали принадлежать и тому — другому, чужому для нас — миру… Трудно сказать, являемся ли мы свидетелями чего-то подобного или действительно всего лишь выступаем в роли подопытных животных в чьем-то грандиозном и тайном эксперименте. Как знать, может, наши высоколобые ученые и научились так грандиозно управлять погодой. Но кажется мне, что этой бесконечной тучей и отсутствием связи дело не кончится. Бежать кому-то одному уж точно не выход. Нужно всем вместе выбираться. Вопрос только в том, получится ли.

— Отчего не получится? Сегодня же выезжали, и вполне успешно.

— Успешно, но безлюдно…

— Да уж, — согласился с замечанием механик и, вспоминая рассказ зама, пробормотал, — совершенно безлюдно.

Засиживаться в котельной дольше механик не стал. Неловко попрощавшись, он вышел на улицу и направился к АБК, где располагалась его комната. В ворота, скрипя и подпрыгивая на глубоких выбоинах, кои на оттаивавшей дороге росли буквально на глазах, въехала вахтовка. Когда она остановилась возле столовой, из нее повыпрыгивали проходчики ночной смены и угрюмой толпой побрели в обеденный зал.

— Серёж, — окликнул механик водителя, выбравшегося из кабины.

Водитель оглянулся; узнав Степаныча, кивнул и не спеша пошел в его сторону.

— Как оно? Как дорога?

— Знаешь, Степаныч, на удивление лучше. Гололед остался только на перевале, а дорога хоть и разбита вдрабадан, зато хоть едешь, а не катишься.

— Грейдер работает?

— Ага. Километра три уже от портала отошел.

— Ну и замечательно. Глядишь, к утру всю дорогу отрихтует, — с надеждой сказал механик и, немного помолчав, сменил тему: — Знаешь, о чем я тебя хотел спросить, Серёжа?

Водитель пожал плечами.

— Было бы неудивительно, учитывая сложившуюся ситуацию, если бы кто-то решился слинять отсюда — ну, например, в Мую. — Степаныч внимательно следил за выражением лица Сергея, высвечиваемого всполохами молний и светом из окон столовой. — А учитывая, что других вездеходов, кроме твоей вахтовки, у нас нет… Ты ничего такого не слышал?

Водитель не отвел глаз и даже не изменил своей непринужденной позы.

— За кого ты меня принимаешь? Мне Юрок рассказал, что́ там за дорога. Кончать жизнь самоубийством в мои планы не входит.

Конец ознакомительного фрагмента.