28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!»

Владимир Першанин, 2016

К премьере фильма «28 панфиловцев»! Первый правдивый роман о прославленном бое у разъезда Дубосеково, где бойцы дивизии И. В. Панфилова ценой собственных жизней остановили немецкие танки. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!» – эти слова политрука Клочкова вошли в легенду. О героях-панфиловцах писали все газеты СССР. На их подвиге воспитывались поколения советских людей. Но в последние годы выяснилось, что картина легендарного боя 16 ноября 1941 года была неполной и что на самом деле всё было куда страшнее и трагичнее, чем могли рассказать военные корреспонденты… Этот роман восстанавливает подлинную историю подвига не только 28 панфиловцев, но всей 316-й дивизии, которая оказалась на острие главного удара Вермахта и, несмотря на огромные потери, не пропустила врага к Москве. Эта книга – земной поклон Советскому Солдату, стоявшему насмерть там, где выстоять было выше человеческих сил!

Глава 2

Война и любовь

По штатам того периода численность стрелковых рот 316 й дивизии составляла 160 бойцов и командиров. Взвод Андрея Краева до боя насчитывал сорок с небольшим человек.

Кроме того, командир роты выделил лейтенанту станковый пулемет «максим» с расчетом и позже, во время боя, еще пять красноармейцев.

Артиллерии и пулеметов не хватало, тем более дивизия временно числилась в резерве. Во взводе Краева имелся всего лишь один ручной пулемет Дегтярева. Автоматов не было вообще.

Если оценивать соотношение сил, то можно было понять, с каким напряжением и упорством лейтенант вместе со своими бойцами сумел отбить атаку механизированного штурмового взвода. Имея для борьбы против бронетехники лишь гранаты и небольшое количество бутылок с зажигательной смесью.

Однако победа обошлась дорого. В строю остались двадцать пять человек, включая легкораненых. Похоронили в братской могиле одиннадцать бойцов (двое умерли в первый час после боя). Пришел командир роты старший лейтенант Юрий Лимарев. Ходил между окопами, наблюдал, как закапывают погибших.

Когда ударили три прощальных залпа, старший лейтенант поморщился.

— Без лишнего шума нельзя обойтись?

— Нельзя, — огрызнулся Краев.

Затем Лимарев осмотрел трофейный мотоцикл. Он был так продырявлен осколками, что никуда не годился. Удивительно, что не сгорел. Разбитый «максим» тоже восстановлению не подлежал.

— Единственный станковый пулемет в роте, — с досадой проговорил старший лейтенант. — А танк подбить не удалось?

— Не удалось… не смогли. Так вот мы воевали, — сорвался Краев. — Больше половины взвода убиты или тяжело ранены. Пулеметов не осталось. Штыками отбиваться будем, патронов бы только подбросить.

— Ты чего психуешь? — оглядел лейтенанта ротный командир Юрий Федотович Лимарев.

Плотный, со щеточкой усов и медалью «20 лет РККА» на груди, он обвел руками изрытые воронками позиции:

— На открытом месте встал. Потому и такие потери.

— В лесу надо было прятаться?

Лимарев промолчал, затем с запозданием спросил:

— Какие потери немцам нанес? Я всего шесть убитых видел. Это все?

— Уничтожили не меньше десятка. Плюс раненые. Остальных фрицы под прикрытием танка унесли.

— Гляжу, трофейными автоматами обзавелись.

— Всего две «МП 40» и магазинов с десяток.

— Вообще-то трофейное оружие сдавать положено, — заметил старший лейтенант.

— Винтовки «маузер» берите. Три штуки досталось. Автоматы я во взводе пока оставлю, пусть комбат решает. Людей не подбросите, товарищ старший лейтенант?

— Я тебе восемь человек выделил. Больше нет возможности.

Нервозность в разговоре обоих командиров можно было объяснить сложной обстановкой на фронте. Шли непрерывные тяжелые бои восточнее Новгорода, взятого немцами 19 августа. Имелся приказ вернуть город, но техническое превосходство немецких войск не позволяло выполнить его.

Хотя дивизия числилась в резерве, наступающие части вермахта то в одном, то в другом месте делали попытки прорвать фронт.

Вступали в бой подразделения дивизии, хотя тяжелого вооружения не хватало. Танки, артиллерия и минометы шли в передовые полки первой линии.

В тот день немцы больше не наступали. Установилось временное затишье. На закате командир батальона капитан Суханов в сопровождении ротного Лимарева и лейтенанта Краева обошел позиции взвода.

Многочисленные воронки, смятые окопы, следы танковых гусениц говорили о том, что Краеву и его людям пришлось тяжело.

— Танки, выходит, прорвались на позиции? — спросил он.

— Танк был один, «Т 3», — ответил Андрей. — Нечем его было остановить. А когда в гуще обороны оказался, подожгли его бутылками с «КС».

— И где же он?

— Отступил. Фрицы огонь потушили.

— Это называется не подожгли, а напугали, — усмехнулся Суханов.

— Точно, — засмеялся ротный Лимарев.

— Напугали и заставили удрать, — упрямо гнул свое Андрей Краев. — Иначе он бы весь взвод прикончил.

— А противотанковые гранаты? — спросил комбат.

— Не очень они эффективны, — откровенно признался Краев. — Надо точно в гусеницу попасть или в жалюзи. А танк на месте не стоит, рвется напролом и огонь ведет такой, что не высунешься.

— Это что, весь оставшийся взвод?

Людей стало меньше. Легкораненых пришлось отправить в санчасть, так как начали воспаляться раны. Некоторые жаловались на контузии. Их можно было понять. Если есть возможность отдохнуть после такого боя, то лучше воспользоваться возможностью.

— Сколько есть, — пожал плечами Лимарев. — Я и так восемь человек Краеву передал.

— Передай еще двадцать. Его взвод на острие стоит. Хотите, чтобы немцы его одним махом снесли и смяли весь полк?

Андрей не скрывал, что доволен этим решением. Комбат коротко расспросил его о результатах боя.

— Значит, два мотоцикла из строя вывели?

— Так точно, товарищ капитан, — кивнул Андрей. — Один вон сгоревший стоит, а другой, может, восстановим, если время будет. Жаль, что танк сумел уйти. Он хорошо горел, фрицы как ошпаренные вырвались. Думаю, на ремонт его отправили.

— Ну ты молодец, лейтенант, — доставая папиросы, весело проговорил Суханов. — Не растерялся, отпор дал. Закуривай «Беломор».

— Спасибо, товарищ капитан, — прикуривая папиросу, сказал Краев. — Только хвалиться особенно нечем. Двенадцать бойцов погибли, да раненых сколько. Во взводе ни одного пулемета не осталось. Если бы у немцев хотя бы два танка были, вряд ли бы отбились. Артиллерии нет, а против «Т 3» гранаты — слабоватое оружие.

— Что, такая уж страшная машина? — насмешливо спросил комбат.

— Не так уж, — смутился Андрей. — Но машина сильная. Крепкие нервы нужны, чтобы ее подпустить и в упор гранатами или бутылками с горючкой.

На обратном пути Лимарев жаловался, что его роту практически разделили на две части. Людей не хватает, не говоря об артиллерии и пулеметах.

— Ничего, справитесь, — рассеянно кивал комбат Суханов.

У него было много других проблем. Слишком долго подтягивалась артиллерия, а с утра, по данным разведки, немцы могли нанести удар с фланга. Пошел мелкий дождь, в темноте шумели вершины сосен. Восточнее светился сполохами край неба над лесом. Там продолжалась артиллерийская канонада.

Немцы не слишком любили воевать ночью. Однако наступление на Москву выбилось из всех графиков, и удары наносились постоянно.

В эти сентябрьские дни Гитлером и генералитетом вермахта был одобрен разработанный план предстоящей операции «Тайфун». Звучное название предполагало, что группа армий «Центр», подобно тайфуну, сметет советскую оборону и захватит Москву.

После этого война, наконец, должна была закончиться полной победой еще до наступления зимы.

У командира стрелкового взвода Андрея Краева были более скромные планы. Он получил двадцать человек пополнения и два пулемета Дегтярева. Люди всю ночь копали окопы и отсечные ходы.

А утром настроение поднялось еще больше. Немцы на их участке больше не лезли. Лейтенант сходил в полковую санчасть и напросился на перевязку к медсестре Насте Ютовой.

— Чего-то рана разболелась, — жаловался он, с трудом скрывая улыбку.

— А радуешься чему? — спросила его младший сержант медицинской службы.

— Да так… увиделись вот.

— Увиделись, — согласилась девушка. — Быстро ты меня отыскал. Снимай гимнастерку, глянем, будешь жить или нет.

— Буду, — улыбался лейтенант. — А вечером еще приду.

— Ну-ну, — пожала плечами медсестра.

Баловать улыбками всех пациентов красивая медсестра не торопилась. Но и говорить «нет» крепко сбитому, шустрому лейтенанту тоже не спешила.

Последующие несколько дней прошли в относительном затишье. Полк зарывался в осеннюю землю, углубляя окопы, ходы сообщения. Взвод лейтенанта Краева по-прежнему находился в боевом охранении.

Однажды утром на пароконной упряжке привезли противотанковую 45 миллиметровую пушку. Старший сержант доложил:

— Артиллерийский расчет прибыл для отражения атак вражеских танков. В наличии шесть бойцов, две лошади. Боезапас пятьдесят снарядов. Командир расчета, старший сержант Семенюк.

Красноармейцы с любопытством обступили приземистую пушку с тонким стволом. Особого впечатления она не производила, а ствол вообще казался почти игрушечным.

— Мелковата твоя пушка, — оглядев «сорокапятку» со всех сторон, заметил Иван Коржак. — В кого ты из нее стрелять собрался?

— Не в кого, а во что, — с достоинством ответил скуластый старший сержант лет тридцати пяти. — Орудие предназначено для уничтожения немецкой бронетехники. Кстати, тебя субординации не учили? Лезешь вперед своего командира и по уставу обращаться не научился.

— Может, устав вы лучше меня знаете, — подковырнул артиллериста сержант Коржак. — Но пока вы свою мандулину везли, мы немецкий танк бутылками с горючкой подожгли, едва ноги унес. И два мотоцикла подбили.

— Иван! — прикрикнул на своего помкомвзвода Краев. — Если делать не хрена, обойди позиции, проверь маскировку.

— Почему не хрена? Я товарищей пушкарей махоркой угостить собрался. Вот, пожалуйста, товарищ старший сержант.

Он протянул кисет, еще раз оглядел орудие и заметил:

— Калибр небольшой, но прицельность, наверное, хорошая.

— Бьет точно. На полкилометра сорок миллиметров брони прошибает, — объяснял Семенюк. — Только немцы броню постоянно наращивают. Быстро, гады, реагируют.

Командир артиллерийского расчета оказался распорядительным и хозяйственным мужиком. Пушкари быстро разобрали сложенные на повозке лопаты, кирки и принялись рыть капонир. Ездовой отогнал лошадей пастись в глубь перелеска. Краеву понравилось, что у артиллеристов хороший шанцевый инструмент: штыковые и совковые лопаты, кирки, ломы.

Его взвод окапывался саперными лопатками, которые для рытья окопов были неудобны. Работа шла медленно, лезвия гнулись, а черенки ломались. Андрей присел рядом с Романом Семенюком, кивнул на инструмент:

— Где разжились? Мы с саперными лопатками мучались, половину переломали.

Старший сержант внимательно поглядел на молодого лейтенанта:

— Давно на фронте?

— С месяц. Первый бой дня три назад приняли. Вон, братская могила и мотоцикл сгоревший.

— Ты не обижайся, лейтенант, что я с советами лезу. Запасись в ближайшей деревне нормальными лопатами. Кирки, ломы раздобудь. Я с начала августа воюю, немцы быстро приучили, как следует окапываться.

— Пошлю людей. Тут деревенька неподалеку.

— Запасные позиции вырой. Часть окопов ходами соедини, в бою пригодится. Бомбежки еще не нюхали?

— Бомбили эшелон, но самолетов всего три было. Один вагон подожгли, погибли человек семь, но зенитки не дали гансам разгуляться.

— Фрицам, — поправил лейтенанта Семенюк. — Так их теперь называют. Фрицы! А они нас Иванами кличут. Эй, Иван, сдавайся, войну проиграл.

— И сдаются?

— Бывает, — неопределенно отозвался артиллерист. — Ты сам понимаешь, какой у людей настрой. Война три месяца идет, а немцы Белоруссию подмяли, бои под Киевом идут, до Новгорода добрались.

— Ну и к чему ты ведешь?

— Только не надо к словам цепляться, — не спеша сворачивал самокрутку старший сержант. — Зевнули мы крепко, да и растерялись поначалу. Теперь вот расхлебываем.

— Считаешь, расхлебаем?

— Слишком большой кусок Гитлер заглотить решил. Думаю, рано или поздно подавится. Только все это большой кровью обернется. Да уже обернулось. За полтора месяца чего только не нагляделся. Твоему эшелону повезло, а я видел целиком разбитый. Сотни убитых лежат, и убирать некому. Мы хотели подойти, боеприпасами и обувкой разжиться, а ближе чем на сто метров не подойдешь. Жара, тела вздулись, вонь такая, что лучше уйти.

Андрей первый раз слышал подобный рассказ. На политзанятиях в Алма-Ате и по дороге сюда совсем другое говорили. Немцев бьют: то двадцать, то сорок танков уничтожили, самолеты пачками сбивают. А тут незнакомый сержант почему-то разоткровенничался. Почему?

Роман Николаевич Семенюк ответил сам, не дожидаясь вопроса.

— Воевать нам вместе, а ты парень вроде неплохой. Я тебе верю. Тем более дрались вы нормально. Я прямо скажу, слабину бы ты дал, намотали бы весь твой взвод на гусеницы. Гранаты — слабое оружие против танков. Если только в упор бросить, под гусеницы, или сумеешь на жалюзи угодить. Эти «РПГ 40» мы еще перед войной пробовали. Броню на два сантиметра проламывают, а у «Т 3» куда толще.

— Пусть толще, но в окопах не спрячешься, — с досадой возразил Андрей Краев. — Видел я, как гусеницами людей переламывают.

— Значит, учи лучше своих людей. Если танк мимо прошел, пусть не думают, что опасность миновала. Для него крутануться и окоп снести — три секунды. А за три секунды пару гранат сбоку вложишь, вряд ли катки да оси удар выдержат.

В общем, нормальный разговор состоялся. Краев понял, что у него появился новый, судя по всему, надежный помощник.

Вечером, не дождавшись ужина, Андрей решил сходить в санчасть полка. Предупредил ротного:

— Я на часок. Рана что-то воспалилась.

Еще несколько дней назад старший лейтенант Лимарев не удержался бы и съязвил. Но после того первого боя, о котором знали в штабе дивизии и даже появилась заметка в многотиражке, ротный вел себя с Краевым осторожнее. Тем более его крепко поддел комбат.

— Краев воевал, а ты, Лимарев, с моря погоды ждал. Почему товарищу не помог?

Это был не совсем справедливый упрек. Вторая рота Лимарева держала оборону на участке шириной около километра. Учитывая, что рота была не полная, плотность обороны составляла один человек на 10–15 метров.

Единственный станковый «максим» он отдал Краеву и мог рассчитывать только на три ручных «дегтярева» и гранаты. Посоветовавшись с политруком, выделил еще пять бойцов. Ослаблять и дальше свой участок не рискнул.

Тем более сам готовился к бою. Немцы пустили вдоль окопов еще один бронетранспортер и, судя по всему, нащупывали слабые места. Старший лейтенант Лимарев хоть и не являлся кадровым военным, но был человеком смелым.

Оборудовал командный пункт впереди, ординарец приготовил запас гранат, и Юрий Лимарев готов был при необходимости пустить их в ход.

— Шагай в санчасть, пока время есть, — прервал затянувшееся молчание старший лейтенант. — Тем более в бою ранен. Да и как герою откажешь?

— Бросьте, Юрий Федотович, — смутился Андрей, который был моложе ротного лет на пять. — Рана так себе. С Настей договорились встретиться.

Сказано было не совсем верно. Настя Ютова цену себе знала. Лейтенант ей нравился, но завязывать с ним какие-то отношения она не торопилась. Обожглась еще в Алма-Ате, где формировалась дивизия. Встретила молодого капитана из санитарного управления, кажется, влюбилась. Но закончилось все быстро и неожиданно. Настя строила планы насчет будущей совместной жизни, но капитан получил предписание в сануправление другой армии, а перед отъездом признался, что женат и имеет двоих детей.

— Не обижайся, Настюха, — только и сказал на прощание. — Встретил тебя, про все забыл, а теперь вот на войну отбываю. Прости, если сможешь.

— Оно тебе нужно, мое прощение? — ответила Настя. — Трепло ты, и больше никто. На войну он едет! Отсидишься в сануправлении, вот и вся твоя война!

Какое-то время почти с ненавистью отталкивала от себя всех мужчин, которые пытались оказать ей внимание. Тем более наслушалась похожих историй от подруг в медсанбате.

Хотя многие принимали подобные встречи-расставания легко. Война, неизвестно, сколько тебе жизни судьбой отпущено. Вот и торопились оторвать свой маленький кусочек счастья.

— Явился твой кавалер, — толкнула Настю подруга. — Идет, аж светится. Нравишься ты ему.

— Меня бы не было, — отозвалась Настя, — он бы так же и к тебе подкатывался.

— А что? Я не против. Парень видный, лейтенант.

— Иди ты подальше! — обругала подружку красивая Настя. — Своего заведешь, тогда распоряжаться будешь.

— А этот, выходит, твой?

Результат получился такой, что встретили геройского лейтенанта не слишком приветливо.

— У тебя других дел нет, без конца в санбат ходишь?

— Всего третий раз.

— А надо бы в десятый?

Андрей Краев самолюбия имел в достатке. Хотел было повернуться и уйти, но сдержался. Немного поговорили ни о чем, затем Настя сама предложила лейтенанту:

— Пойдем прогуляемся, что ли. А то здесь у нас всем все надо, уставились, ждут чего-то.

Бабье лето уже прошло, но погода стояла неплохая. Сегодня и вчера пригревало солнце, зато ночами сухую траву густо осыпал иней. Понемногу разговорились.

— Ты хоть неженатый? — неожиданно спросила Настя.

— Нет. А что?

— Ничего, — и засмеялась. — Не переживай, я не напрашиваюсь. А мог бы уже и жениться, и детей иметь. Годков тебе сколько?

— Двадцать три.

— Не такой уж и молодой. Невеста небось на родине осталась?

— Была невеста. Только время сейчас такое, что не очень ждут. Пока учился да отпуска ждал, невеста за другого вышла.

— Свободный, значит. Куда хочу, туда иду.

— Настя, а ты попроще не можешь? Ну видишь, глянулась мне, чего подкалывать без конца.

— Попроще — это как? — щурила медсестра зеленые глаза. — Вон стог стоит, пойдем полежим? Так, что ли?

— Не полежим, так посидим.

— Ладно, согласна. Только руки не распускай.

Посидели на сене возле раздерганного стога. Поговорили о жизни. Почти земляки. Андрей Краев был родом из небольшого городка Дубовка, под Сталинградом. Настя Ютова из Камышина, тоже на Волге, только километров на полтораста выше.

— Добровольцем на фронт пошла?

— Меня никто не спрашивал. Собрали тридцать девчат с выпускного курса, тех, у кого опыт какой-то в медицине имелся. За неделю приняли экзамены. Двоих-троих матери успели забрать, а остальных переодели и в эшелон. Меня аж в Алма-Ату забросило, где дивизию формировали. А теперь вот здесь, с тобой сижу.

— Холодно, наверное, — придвинулся ближе Андрей. — Давай хоть погрею немного.

— Ну погрей. Вижу, что не терпится.

Осторожно обнял девушку, потрогал холодные ладони.

— Не замерзну, не переживай.

Но и сама придвинулась к Андрею. Какое-то время сидели молча. Настя повернулась к нему, лицо было совсем близко.

— Расскажи что-нибудь. Говорят, крепко вы с немцами схватились. Страшно было?

— Страшно не страшно, а взводом командовать надо. Повоевали немного.

— И немцев убивал?

— Меня этому и учили. Не я, так они меня. А у тебя глаза красивые.

Он прижал Настю теснее, поцеловал. Девушка понемногу оттаивала, целовались, прижимаясь друг к другу. Незаметно расстегнулась шинель, затем пуговицы на гимнастерке. Пальцы нащупали, гладили теплую грудь.

— Постой, — оттолкнула его Настя. — Шустрый ты слишком. Я не девочка, тоже чего-то хочу. Только не здесь. На этот стог половину наших санитарок перетаскали.

— А где? — спросил Андрей. — У меня в землянке телефонист и помкомвзвода.

— Эх, Андрюха ты Андрюха…

Встретились на следующий вечер, когда в землянке медсестер никого не было. Андрей лежал, обнимая девушку, ощущая каждой клеткой ее горячее тело.

— Хорошо мне с тобой, Настя.

— И мне тоже, — снова тянулась она к нему. — У нас еще часок остался. Потом девки наши придут.

Собирались встретиться и на следующий день. Но полк внезапно подняли по тревоге и, ничего не объясняя, повели к железнодорожной станции.

В суматохе Андрей все же нашел Настю.

— Мы же вместе едем?

— Никто ничего не знает.

— Дай на всякий случай номер полевой почты.

Торопливо записал на листке блокнота. Настю уже торопили. Поцеловались на прощанье и побежали к своим вагонам.