Невымышленные рассказы

Владимир Опёнок, 2019

Невымышленные рассказы – частички жизни. Не бросаясь в глаза, они незримо присутствуют в реальности…В книге встречается упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой.

Горнило

Прошло несколько дней. Закаты смешались с рассветами, и я потерял счёт времени. Словно норовистый конь, понесло оно вскачь и странное беспокойство проникло в мои размышления. После недолгих раздумий я набрал номер доктора.

Трубка мягким женским голосом сообщила, что хозяин на работе. Пришлось перезвонить в больницу. В этот раз к телефону доктор подошёл сам. Мы обменялись любезностями и осторожно коснулись темы, как вдруг он стал горячо убеждать немедленно начать процедуры. Аргументируя, что напрасно теряю время, пригрозил: если буду упорствовать, месяца через два ему не с кем будет спорить. Правда, тут же спохватился и попытался перевести сказанное в шутку. Но слово не воробей! Разговор не клеился. Обменявшись пожеланиями всех благ, мы завершили беседу.

Пребывая наедине с мыслями, я взглянул на себя со стороны и, с удивлением, увидел, как холодной, скользкой рыбой в меня вползает тревога. Из любопытства прикоснулся к ней. Она сияла и переливалась, принимая какую угодно форму. Необычайные, немыслимые ощущения!

Внезапно всё исчезло. Я остался наедине с фразой доктора. Обретя очертания сказочного существа, она легко загнала меня в угол, поставив перед выбором. Но выбирать не пришлось! Мне не хотелось вновь подвергаться сочувствию, и я решил больше не ездить в больницу. Определённость наступила и принесла облегчение. Мосты были сожжены, а будущее туманно.

Отношение людей к смерти, предмет моего искреннего удивления! Казалось, сознавая неизбежность, стоит призадуматься, но, времени недостаёт. Однако стоит ей приблизится, как слова замирают на устах.

Смерть! Твоё присутствие рождает чудо! Тот, кто ещё вчера был господином, мгновенно превращается в раба. Он становится невольником страха, своего самого неумолимого властелина. Редко кому удаётся освободиться из невидимых пут. И вдруг Капризная уходит, оставляя до поры, что принадлежит ей по праву. Но мало кто помнит, как дышал, чувствовал словно в последний раз…

После операции прошло не так уж много времени, а во мне произошёл настоящий переворот! Моими постоянными спутниками стали мысли о смерти. Понемногу я привыкал к ним. Мировоззрение менялось, и я медленно погружался в пропасть, именуемую равнодушием. Часто тело сутками оставалось без движения, и я просто забывал что-либо поесть. Время обходило стороной мою берлогу, но меня это не тревожило.

И вот однажды встречая зарю, я заметил, как природа во дворе разительно переменилась. Мой ум напряжённо пытался понять, что же произошло?! И лишь помучившись, сообразил: пришла осень.

Осознание этого факта заставило запаниковать! Интуитивно я чувствовал: между изменениями в природе и мной есть какая-то связь. Упрямо пытаясь её нащупать, получил ответ — после операции прошло три месяца! Однако, я не сильно обрадовался этому, казалось бы, знаковому известию. Наоборот, меня словно обманули! Душевное равновесие, доставшееся таким трудом, рушилось. Что-то внутри протестовало против подаренной мне неожиданной отсрочки. Мысль о том, что буду жить, казалось абсурдом! Я уже свыкся со смертью и отвергал любые попытки думать о будущем. Нервы были взвинчены, терзала мысль, будто кто-то посмеялся надо мной. Спасительный обман превратился в изощрённую пытку!

Но продолжалось это недолго. Неумолимое, как палач, время выполнило свою работу. Возврат к реальности быстрее, нежели уход от неё. Словно кубарем слететь с горы! Много усилий уходит на подъём, спуску же отводится несколько мгновений. Необходимость — эта основа бытия, вырвав из мира иллюзий, разом нацепила хомут проблем. Заполнив свободное время, они ввергли в водоворот суеты, раздувая потухшие угли былых отношений…

Прошло чуть больше недели. Жизнь постепенно брала своё. Какие-то обыденные заботы постоянно задвигали на задний план что-то простое, но очень важное. Я почти смирился с реальностью и не вспоминал про операцию. Но одним будничным утром вдруг проснулся, почудилось, будто кто-то зовёт. Я открыл глаза и настороженно вглядывался в тишину.

— Проснулся? — на сей раз отчётливо раздалось во тьме.

«Какой странный сон», — первое что пришло на ум.

— Это не сон, — словно читая мысли, возразил голос.

Я поднял голову и огляделся.

— Кого ты ищешь? — мягко прозвучало ниоткуда.

Сбитый с толку, я неохотно поднялся и заковылял в кухню. Подойдя к распахнутому окну, полной грудью вдохнул осеннюю прохладу. Она была с горчинкой дыма от костров, последнего приюта ставших ненужными осенних листьев. Эта ритуальная кремация повторялась из года в год, но никогда она не казалась такой символичной. Немного постояв, я проснулся.

— Чудный рассвет, не правда ли? — спросил неизвестный.

— Что такое? — едва выговорил я, сердце же бешено заколотилось.

— А у кого ты спрашиваешь? — как ни в чём не бывало продолжал он.

Я хотел было ответить, но нужды в том не было. Голос звучал у меня в голове и вряд ли кто-нибудь ещё мог его услышать.

Не понимая, что происходит, я прошёл в спальню и зачем-то уселся перед зеркалом. Внимательно вглядываясь в отражение, не сразу понял, как пытаюсь отыскать на лице признаки безумия. Правда на первый взгляд всё в норме. Но стоило немного успокоиться, как прозвучало:

— Это не игра воображения.

И снова тишина. Волнение пошло на убыль, мой ум почти освоился, и, казалось, происходящее ему даже нравится. Но что-то во мне противилось.

— В этом и загвоздка, — прервал молчание таинственный собеседник. — Не проще ли доверять чувствам? Ты не задумываешься об этом, потому что заключён в темницу. И эта темница — здравый смысл! Жить, во всём полагаясь на него, скучное занятие. Но, едва кто-то заступит черту, как вы сразу осудите то, что сами давно сделали нормой. Закрой глаза…

Он действовал словно гипноз, вынуждая повиноваться. Мои веки налились свинцом и под тяжестью опустились…

Я парил в воздухе! От восторга перехватило дыхание, и хотелось кричать! Такого чувства ещё не испытывал, и взмывая к солнцу, с упоением наслаждался полётом. Прямо подо мной расстилался огромный ковёр, а небесная синь манила и завораживала. Но я камнем устремился вниз, со свистом пронзая свинцовые тучи. Нависая над самой землёй, кутавшие её в грязный, перистый кокон. И когда пробился сквозь марево, пред взором возникла картина, словно из кошмаров! Признаюсь, я не был готов к подобному, и предательская слабость заставила вздрогнуть. И было отчего, поверхность земли скрывали груды обнажённых людских тел.

Пристально вглядываясь в копошащиеся пирамиды, я заметил, их ступеньками служат человеческие головы! Пирамиды беззвучно шевелились, напоминая муравейники, а забравшихся на вершины, мгновенно проглатывали и раздавленные те вновь становились их основанием. Но все почему-то стремились вверх, и что-то жуткое было в решимости любой ценой подняться выше! Цепляясь за торчащие руки и ноги, тела давили тела, наступали на головы. Болью и отчаянием давалось каждое движение. Всё происходило в тиши, и мне казалось, эта борьба длится целую вечность.

Наблюдая за открывшейся мне жутью, я поневоле отметил, что тела общаются чувствами. Различая некоторые узнал, что боль, к примеру, была цвета крови. Мрачным сиянием озаряла она картину, возникшую словно из кошмаров. Тут же неподалёку мелькала зависть! Обманывая зрение, она меняла тона, коих было множество, но не становилась от этого привлекательнее. Едва появившись, исчезала прикрываясь равнодушием. Но я-то знал — это всего лишь маска! Затаив дыхание, следил за чарующей красотой, от которой по телу пробегал озноб.

Однако самым мрачным цветом обладала, пожалуй ненависть. Она была черна как ночь. Не знаю, почему так определил цвета. Я сделал это неосознанно и, возможно, ошибся. К тому же всё время отвлекали яркие вспышки. Молниями пронзая тела, они бросали вызов небу, скрывавшемуся за облаками.

Я попытался найти любовь, но тщетны старания. Она была внизу. Раздавленная огромной человеческой массой. И тут стремительный луч тёмного цвета вознёс на вершину очередного счастливца! Едва глотнув свежего воздуха, тот был сразу же обвит, словно щупальцами, десятками тянущихся к нему рук. Мгновенье, и ненасытное человеческое болото поглотило слабое, мокрое тело…

Раскрыв глаза, я долго оставался без движения. Пульс постепенно приходил в норму.

— Как думаешь, для чего вам посылают болезни? — неожиданно раздался вопрос.

Я вздрогнул, но промолчал. Тогда голос стал говорить, не обращая на меня внимания.

— С точки зрения больного — это зло! Впрочем, возможно, кто-то проявит сочувствие, но лучше б ему оставаться равнодушным.

Эти слова вызвали болезненные воспоминания, и я вновь ощутил взгляды полные жалости. Отчего-то стало неуютно, однако голос продолжил:

— Чужая боль мало заботит. Интересно другое. Ваши религии основаны на смирении! Но прошли века, а они так и не научили вас принимать страдание как должное.

Воцарилась пауза. Чувства всё ещё не верили происходящему, и где-то теплилась надежда проснуться. Другое дело — ум. Он словно объявил мне войну убеждая, мол всё наяву. Но эмоции восставали, не желая мириться с логикой! Кроме того, возникло странное ощущение: неужели это дьявол?! От неожиданной мысли я облизал сухие губы, но язык был жёстким и только царапал.

— Значит, по-твоему, я дьявол? — раздалось ниоткуда.

Изо всех сил стараясь сдерживаться, я почувствовал, как выдали мысли. Они, будто нарочно, вертелись вокруг его имени. Страх липкими пальцами прикоснулся к телу. Я начал мелко дрожать…

— Чего ты боишься? — продолжал голос.

Я молчал.

— Если я существую, кто, по-твоему, меня создал?

Странно, но размеренный тембр немного успокоил. Не дожидаясь ответов, собеседник продолжил:

— Не бойся нарушить запрет.

— Запрет… — прошелестело внутри.

— Наложенный религиозной догмой, — добавил он.

Разговор уходил в сторону, уводя за собою мой страх. Испытав облегчение, я переспросил:

— Догмой?

— Именно они рождают чувства, — раздался ответ.

Внезапно воображение перенесло в небольшую кухню. Кроме меня, в ней находилось ещё двое. Мы разместились за небольшим, уютным столиком, покрытым старенькой клеёнкой. Его освещал рваный, тусклый абажур. На пошарпанной от времени плите медленно вскипал чайник. Незнакомцы негромко беседовали, взглядами приглашая меня присоединиться.

Я повернул голову и посмотрел на соседа справа, жестом подтверждая согласие с его словами. Мне понравилось утверждение, что все религии призывают к миру, однако в любом тексте каждый найдёт оправдание своему поведению.

Ему оппонировал юноша, судя по всему, атеист. Он напористо убеждал собеседника в агрессии религиозных конфессий, ратуя за светский уклад. Приводя в доказательство инквизицию, мельком глянул на меня. Завершая, отметил: исповедуй Россия иное мировоззрение, мы бы жили в другом государстве.

Слушая, я опустил голову и задумался, оказавшись под властью противоречивых чувств. Всё дело в том, что я не религиозен, и моё отношение к незнакомцам складывалось из симпатии и антипатии. Не в силах привести веские доводы, я неприязненно посмотрел юноше в глаза.

Тут же всё исчезло, меня вновь сжимали уютные объятия кресла. К слову сказать, перемены в ощущениях давались не просто. Мгновение назад я был зол и думал, это реальность. Но всё оказалось игрой воображения.

— Полагаю, — прервал размышления голос, — ты не станешь отрицать своё несогласие?

Я в который раз больно ущипнул себя. Тем не менее проснуться не удавалось:

— А ведь юноша, невольно задел твои чувства. Вот почему не понравились его слова. К сожалению, ты опутан традициями и вынужден повиноваться догмам.

У меня медленно «закипали» мозги. Информация усваивалась сразу, только сильно болели виски.

— Твоя боль скоро пройдёт, — голос был мягок, пожалуй, даже чересчур. — Ты озлобился без причины — это сработала догма! Её формула проста: нет, потому что нет. Трудно бороться с догмами, а те, кто пытается, заранее объявлены сумасшедшими…

Сказанное отчасти отозвалось. Я бы даже сказал, нашло понимание. Словно почувствовав, собеседник вкрадчиво произнёс:

— Небеса создали лучшее из творений, но, увидев результат…

— Лучшее? — перебил я.

— Лучшее, — мягко подытожил он. — Лучшие всегда и во всём виноваты! Их вина, что не такие как все. Ты по-прежнему полон сомнений, но вдумайся: его проступок — иметь собственное мнение. Не это ли та самая вожделенная свобода, которой вам недостаёт? Впрочем, никто не желает свободы больше, нежели рабы.

— Тебя послушать, так сатана — ангел, — возразил я.

— Так и есть. Падший, только. Странно, вы популяризируете миф, причём самым действенным способом. Рекламируете запрет. Если дьявол враг, забудьте о нём, забвение — лучшее наказание!

Его логика была безупречна, и он добавил:

— Не сердись. Рабу пристало скрывать эмоции.

От обиды потемнело в глазах, но возразить было нечего! Оставалось только слушать и пытаться понять что-же всё-таки происходит?

Выждав паузу, собеседник примирительно сказал:

— Напрасно ты обиделся. Ведь вы по доброй воле, считаете себя рабами.

Не дожидаясь ответа, он принялся рассуждать:

— Сделай милость, скажи, почему, считая себя рабами, вы называете Бога Отцом?

Конец ознакомительного фрагмента.