Оля остается в Арктике

Владимир Мураев, 2020

Прочитав роман «Оля остается в Арктике», вы познакомитесь с трагической и одновременно трогательной и светлой историей нескольких поколений одной семьи, жизнь которой напрямую переплетена с масштабными историческими событиями XX века. Действие происходит на фоне живописных панорам Арктики, описания которых никого не оставят равнодушными. Книга сочетает в себе все жанры: от детектива и триллера до любовного и приключенческого романа: людоедство, пытки в подвалах ГПУ, мистика, битва с пиратами в Карском море, с беглыми заключенными. Деньги, золото. Пламенная любовь, холодное предательства и счастливый конец.

Глава 2. ПОЖАР

В конце октября семнадцатого года в Москве Оля родила девочку. После большевистской революции в Москве стало неспокойно. Для Олега и его семьи было две видимые опасности. Первая состояла в том, что уже несколько раз неизвестные люди из Петрограда интересовались Олей. Вторая опасность — остаться без жилья. Большевики уже осведомлялись о доме и грозились забрать для нужд революционного правительства. В этой ситуации дядя Олег решил спрятать Олю у своего доверенного человека — кузнеца Ростовцева, рассчитывая на то, что люди из Петербурга Олю там не найдут. Да и к кузнецу со стороны новой власти претензий не будет.

Переселившись в дом кузнеца, Оля почувствовала себя в безопасности. Кузнец и его жена относились к ней уважительно, как к родной дочке. Помогали Оле ухаживать за ребенком. Дядя Олег и его сын Глеб часто навещали Олю, сообщали ей новости в Москве и в Петрограде, обеспечивали всем необходимым для нее самой и для ребенка. О трагической судьбе родителей Оли семья Олега не знала.

Поздняя осень. Ноябрь подходил к концу. Дни становились короткими. На дворе холодно, частые туманы — вот-вот замерзнет земля. Семья Ростовцева, в состав которой вошла Оля с ребенком, решила поужинать пораньше, чтобы не выжигать керосин лампой. Поужинав, жена кузнеца Неля и Оля в своих комнатах умащивались ко сну. Хозяин, Никита Прокопьевич, обошел дом, закрыл ставни окон, запер дверь, пожелал всем спокойной ночи, погасил лампу, улегся и спокойно уснул. Прошло час или два. Улица еще не успокоилась — слышались веселые песни молодежи, интернационал, революционные лозунги, громкий смех, споры, разговоры — колготня.

Кое-где изредка гремели выстрелы. Но на них уже никто не обращал внимания. Повода для волнений не было. Оля побаюкала ребенка — уснула. Проснулась от сильных стуков в окна и двери, перепугалась. Думала, что ее обнаружили люди из Петрограда. В спальне стоял сильный запах дыма и гари. В темноте сквозь щели ставней окон виднелись языки пламени. Стекла некоторых рам окон были разбиты. На улице — крики людей, сильная суматоха. Люди с улицы какими-то тяжелыми предметами били в окна и двери, пытаясь их выбить. Кричали: «Хозяин, откройте дверь, вы горите!»

Оля соскочила с постели, схватила ребенка, побежала к входной двери. Вокруг темень, на руках ребенок, да и дверь она никогда раньше не открывала, стала кричать, метаться по дому. С улицы люди продолжали бить в окна и двери, чем попадалось под руки, пытаясь взломать окно или дверь, продолжая кричать: «Откройте дверь, вы погибнете! Вы сгорите!» В соседней комнате, в спальне хозяев, уже тлели и загорались шторы на окнах, хозяйская постель, простыни, одеяло. Стоял сильный запах гари перьев тлеющих подушек, половиков, горящей краски, загорающихся деревянных полов. Оля забежала в спальню, стала будить хозяев, но они были недвижимы. Подумала, что они крепко спят, схватила Нелю за рубашку, стала стаскивать ее с кровати. Неля упала на пол, но продолжала лежать — Оля поняла, что Неля мертва.

Жара в доме усиливалась каждую минуту. Уже обжигало голые места тела. От беготни, жары и гари Оля стала задыхаться. Она поняла, что из дома ей не выбраться, стала сгребать попадающееся под руки тряпье, завернула в них ребенка, засунула его под русскую печь, и тут же, потеряв сознание, упала на пол. Через две-три минуты люди взломали дверь. Обнаружили, что кузнец с женой погибли. Оля лежала на полу без сознания, но еще живая. Вынесли ее во двор, потом на подводе отправили в больницу. Кузнеца и его жену положили во дворе.

Когда Олю привели в сознание, она вспомнила о ребенке, сбежала с больницы. Прибежав домой, залезла под печь, куда спрятала ребенка, но его там уже не было. Утром Оля прибежала к дяде. Дядя сразу организовал поиск. Искали две недели. Обошли базары, вокзалы, больницы, соседей, но ребенка не нашли.

Осталась последняя надежда — обратиться за помощью к новым властям, в ЧК. В ЧК посетителей не было. По бытовым и уличным мелким вопросам никто не обращался. Люди не знали объем функций новой власти и к ней относились с опаской. Тем не менее дядя Олег и Оля решили зайти, надеясь на помощь в розыске ребенка. Оставив своих людей во дворе, дядя Олег и Оля поднялись на крыльцо. На крыльце Оля остановилась.

— Дядя Олег, у меня какие-то тревожные чувства. Может, не стоит заходить? Ведь они не скажут нам больше, чем мы знаем сами. Кроме того, их задача искать контру, а не пропавших детей. Лучше продолжать ходить и расспрашивать людей.

— Ты, Оля, права. Им сейчас не до пропавших детей. Но, в отличие от прохожих, которые проходят и уходят и которым нет дела до чужого горя, так как у каждого своего горя по шейку, ЧК — круглосуточно действующий орган. Мало ли кто придет и заявит что-либо, связанное с детьми… Мы просто зайдем и заявим, что у нас пропал ребенок и оставим свой адрес. Их люди работают по всему городу. Может, кому-нибудь из них попадется на глаза кто-либо с ребенком, или они услышат, что-то связанное с детьми — мы тут же приедем.

Кроме того, пообещаем хорошее вознаграждение тому, кто найдет ребенка. Как видишь, в отличие от «просто ходить и спрашивать», эффект налицо: оперативный орган, гуманность людей, плюс материальный стимул.

— Вы правы, дядя Олег, зайти нужно обязательно.

В коридоре Олега и Олю встретил дежурный по ЧК — молодой симпатичный мужчина.

Только стали рассказывать суть дела, как из кабинета вышел мужчина, на вид лет сорока. На ногах хромовые сапоги. Холоши военно-морских брюк заправлены в голенища сапог. Морской бушлат туго затянут широким кожаным ремнем. На голове папаха с красной ленточкой, через плечи к ремню пристегнуты узкие ремни. С правой стороны на коротеньком ремешке — маузер, с левой — сабля. Грудь перекрещивает патронташ. Мужчина веселый, улыбчивый. Идя по коридору, мурлыкал мотив какой-то песенки.

Он представился:

— Начальник ЧК — Цибуля.

Узнав суть дела, Цибуля записал реквизиты, заверил, что он и его ведомство примет активное участие в розыске ребенка. Однако по поведению Цибули было видно, что его интересует не ребенок, а мама ребенка. За короткое время общения Цибуля стал позволять вольность рукам. А когда узнал, что документы Оли сгорели, открыто стал намекать на постельные отношения в обмен на помощь в восстановлении документов. Дядя Олег и Оля высказали несколько острых слов в его адрес, распустили своих людей по домам, сами тоже ушли домой.

Оля еще много дней ходила по улицам вокруг сгоревшего дома. Потеряв надежду найти ребенка, вошла в ступор. В город больше не выходила, перестала разговаривать, не реагировала на вопросы, потеряла сон. По ночам стала выходить во двор. Часами бродила по двору — думала о ребенке. Однажды ранним утром дядя Олег вышел во двор. Оля ходила по двору, а за ней цепочкой ходили собаки. Дядя подошел вплотную к Оле, заговорил с ней, но Оля даже не обратила внимания — будто не слышит. Дядя Олег стал ходить молча рядом с ней.

Через полчаса Оля спросила:

— Дядя Олег, когда открывается ЧК?

Он ответил, что ЧК открыта круглые сутки, а начальство приходит к девяти утра.

Оля сказала.

— Пойду в ЧК пораньше. Похожу по улице, поспрашиваю людей. Может, кто случайно видел, что случилось с моим ребенком, кто и куда его унес. Потом пойду к начальнику, попрошу, чтобы принял все усилия и нашел мою дочку.

— Ты, Оля, не должна к нему обращаться. Обращаться к нему — значит принимать его условия. Какие у него условия, ты знаешь. Мы с тобой убедились, что начальник — невежественный, бессовестный тип. Законченный хам и вчерашний крестьянин, батрак. Неизвестно, каким он путем попал во власть. Он убежден, что раз он во власти, то ему все должно доставаться просто так, за то, что он во власти. Если ему не дадут, он возьмет силой. Любой порядочный человек помогает другому человеку, попавшему в беду, без расчета на вознаграждение. Заходить к нему очень опасно. — но Оля настояла на своем. Попросила дядю остаться дома, а сама к девяти утра отправилась в ЧК.

На крыльце ЧК Олю встретил дежурный. Весело улыбнулся спросил:

— Ну что, девочка, не нашла своего ребенка?

— Нет, не нашла, — ответила Оля, — начальник здесь?

— Сегодня он не уходил. Ночь была веселая — грабежи, разбои, убийства. Зашевелилась контра. За царя-батюшку хотят мстить. Совсем мозг потеряли: сами царя сняли, сами арестовали, сами отправили, где Макар телят не пас, а нам хотят мстить. Потеряли власть — под идиотов стали работать. Иди прямо. Повернешь направо — первая дверь начальника. Там написано!

Оля пошла по коридору. Из кабинета начальника вывели огромного мужчину. Тот, встретившись с Олей, остановился. Оля тоже остановилась. Мужчина посмотрел прямо в глаза Оле. Глаза у него были большие, карие и грустноватые. Оле показалось, что мужчина просил у нее прощения или, наоборот, сочувствовал ей. Конвоир пальцем толкнул мужчину в спину, скомандовал:

— Вперед! В камеру!

Идя к кабинету начальника, Оля подумала: «Какой могучий и красивый мужчина! А сколько доброты, ласки, грусти в его глазах! Чаще всего такие огромные мужчины — страшные, уродливые и в то же время надменные. Неужели этого гиганта тоже будут бить и пытать…» Погрузившись в суть сложившейся ситуации, Оля не заметила, как подошла к двери начальника.

На двери коричневой краской — то ли пальцем, то ли кистью — написано: начальник ЧК Цибуля. Оля не стала стучать, открыв дверь, вошла в кабинет. Начальник, увидев Олю, соскочил со стула, от удивления выкатил глаза, быстро пошел ей навстречу.

— Дорогая! Я знал, что ты придешь. В этом огромном городе никто тебе не поможет, кроме меня. Я буду искать твое дитя день и ночь и все равно найду. Ты самая красивая женщина во всем мире. Я готов быть твоим верным псом, лишь бы быть рядом с тобой. Если хочешь, привяжи меня возле калитки — буду гавкать на всех, кто приближается к твоему дому. Положи меня на пол возле кровати, буду тебя охранять. Я в любой момент, не задумываясь, защищая тебя и твое дитя готов вступить в неравный бой с самим дьяволом. Я готов, не задумываясь, отдать за тебя всю свою жизнь до последней секунды.

— Слушай, пес! — сказала Оля, — «Привяжи возле калитки, отдам жизнь» — все это болтовня. Мне не нужна твоя жизнь. Найди мне моего ребенка. Тогда я, может быть, привяжу тебя недалеко от своей кровати.

Цибуля подошел вплотную к Оле. Схватил ее одной рукой ниже талии, прижал к себе, поднял, положил на стол, стал срывать с нее нижнюю одежду. Оля стала кричать и звать на помощь. В коридоре раздался сильный стук и треск. С потолка и стен посыпалась штукатурка. Звякая, на пол посыпались замки, крючки и засовы. Дверь камеры, где сидел арестованный мужчина, которого Оля только что встретила в коридоре, с грохотом врезалась в противоположную стенку.

Дежурный выскочил из-за стола. Андрей Матвеевич (так звали этого мужчину) выскочил из камеры. Схватил стоящую возле стенки дверь и пустил ее навстречу дежурному, она накрыла дежурного и вместе с ним полетела на пол. Оля продолжала кричать и звать на помощь. Начальник левой рукой закрыл Оле рот, а правой пытался пустить в ход свое хозяйство. В это время Оля схватила начальника зубами за мизинчик.

Начальник правой рукой нанес удар по лицу Оле. Пытаясь вырвать свой палец из ее зубов, схватил Олю за горло. Пока дежурный выкарабкивался из-под двери, Андрей Матвеевич с разгона двинул в дверь начальника плечом. Дверь, открывающаяся вовнутрь кабинета, вместе с рамой влетела в кабинет начальника. Начальник вырвал свой палец из зубов Оли, развернулся на сто восемьдесят градусов, пытаясь рвануть навстречу ворвавшемуся в кабинет Андрею, но, запутавшись в собственных штанах, рухнул прямо под ноги Андрея. Цибуля сел, резко перевернулся на левый бок, стал копошиться в брюках, висевших ниже колен, пытаясь вытащить маузер из кобуры. Андрей схватил Цибулю под мышки, как куклу, подбросил вверх, нанес удар в челюсть. Цибуля с грохотом упал на пол. Андрей вытащил маузер из кобуры Цибули, лежавшего на полу без сознания.

Оля соскочила со стола, привела себя в порядок, быстро оделась и вместе с Андреем побежала по коридору на выход. Выбравшись из-под двери, дежурный пытался преградить путь беглецам, но Андреем был сбит с ног и обезоружен. Забежав за соседний дом, беглецы остановились сделать передышку. Из караульного помещения выбежала группа вооруженных чекистов. Часть из них побежала в помещение ЧК, часть — рассыпалась по разным переулкам. Началась паника, стрельба, крики.

Андрей Матвеевич и Оля прибежали домой к дяде, обо всем рассказали. Приняли решение срочно покинуть город, так как Цибуля знает, где искать. Оля собрала необходимые вещи. Дядя упаковал продукты: хлеб, соль, сахар, сухари, крупы. Дал полмешка керенок. Кучер быстро запряг лошадей и увез беглецов за десять километров от Москвы в деревню. Там уже пять лет стоял пустой дом родителей Андрея.

Дом был маленький, глиняный, накрыт соломой. Обе двери сбиты из нестроганых досок, в дверях щели. Входная дверь заперта на засов, который открывался крючочком согнутой проволочки. Русская печка, земляной пол, смазанный коровьим кизяком. Внутри дома — острый запах кизяка, сырости и разлагающейся глины. Возле печки стояли кочережка, ухват, чугунный казан, сковородка. Под печкой лежал сношенный веник. Было холодно и неуютно. Стекла маленького окошка с внутренней стороны покрыты толстым слоем снега. Темно. Ходили на ощупь. Но все же можно было укрыться от резко наступивших холодов, морозов, метелей и Цибули. Андрей срубил старую яблоню. Нарезал и нарубил дров. Растопил печь. Оля разобрала вещи и продукты. Обед — пшенную кашу и чай — готовили вместе. Оля впервые в жизни участвовала в приготовлении обеда и сервировке крестьянского стола. К вечеру в доме стало тепло. Оля и Андрей, поужинав, залезли на горячую русскую печку, смазанную коровьим кизяком. Не спали очень долго, составляли планы поиска ребенка. Проснулись в десять утра. За ночь окна полностью растаяли. стали прозрачными. В окна светило яркое солнце. Оля и Андрей Матвеевич стали супругами. Через пару месяцев стало понятно, что Оля уже не одна.

Жизнь в деревне проходила спокойно. Весной расцвели подснежники, тюльпаны, сирень; вишни, фруктовые деревья: яблони, груши. Вскопали огород, посадили картошку, кукурузу, капусту и другие овощи. Уже к середине лета поспела картошка, огурцы, помидоры. Давно забыли про Цибулю и другие конфликты. Оля готовилась к родам. В середине августа начались роды. Роды принимала соседка, повитуха — бабушка Лукерья, которая когда-то принимала роды самого Андрея Матвеевича. Но, несмотря на большой опыт в акушерстве, бабушка Лукерья с принятием ребенка не справилась. Роды проходили очень тяжело — уже давно отошли воды, ребенок застрял в проходе, вытащить не смогли. Стало понятно, что Оля и ребенок могут погибнуть. Андрей побежал на соседнюю улицу к Степану. Степан быстро запряг лошадь. Олю положили на воз. Андрей взял Олю на руки, чтобы не трясло, и в полный галоп помчались в пригород Москвы в больницу. В больнице ребенка сумели развернуть и вытащить, Оле оказали необходимую помощь. Все остались живы. Родился мальчик весом более четырех килограммов — назвали, как папу — Андреем.

Ребенок развивался нормально. За десять дней Оля поправилась. Почувствовала, что больница ей больше не нужна. Андрей с Лукерьей пришли забирать Олю. Андрей принес Оле самодельные цветы, одежду, пеленки для ребенка. А врачам гостинец: три килограмма пшена, бутылку подсолнечного масла, килограмм сахара, двести граммов соли, пачку спичек — и кучу благодарностей за спасение жены и ребенка. Врачи тоже благодарили Андрея за царский гостинец.

Оля попрощалась с врачами, с подругой Диной, которая родила девочку. Договорились не терять друг друга и, может быть, когда-нибудь стать сватами. Андрей взял сына на руки, Оля взяла Андрея под руку и вместе с Лукерьей, счастливые, вышли из больницы. На улице вспомнила, что надо взять справку о родах ребенка. Андрей с Лукерьей и ребенком сели на скамейке, а Оля побежала за справкой. Взяв справку, Оля вышла из кабинета врача, направилась на выход. Позади мужской голос ее окликнул:

— Ольга Антоновна! — Оля оглянулась и… остолбенела. В трех шагах от нее стоял Цибуля.

— Какими ветрами! Я потерял надежду встретиться с тобой. Все ищешь свою дочь? Здесь я уже все обыскал. Здесь ее нет. Так все же — что тебя сюда занесло? — спросил Цибуля.

— Здесь родила моя сестра, — ответила Оля, — пришла ее навестить.

— И как же зовут твою сестру?

— Мою сестру зовут Дина. Она там на втором этаже. Она родила девочку. Идите туда, а я сбегаю по женским делам и тут же приду.

— Значит, Оля, мы с тобой близкие родственники, — сказал Цибуля.

— Ты, наверно, забыл, что благодаря Андрею мы родственниками стать не успели, — сказала Оля.

— И все же, Оля, мы с тобой очень близкие родственники. Дело в том, что твоя сестра Дина — моя жена. Так что по женским делам тебе придется сбегать в ЧК.

Тут же со двора вошел второй чекист. Олю повязали, вывели во двор через черный ход и увезли в Москву.

Цибуля поднялся к Дине, сказал пару слов, посмотрел в окно, увидел возле роддома Андрея с ребенком и с бабушкой Лукерьей.

Цибуле Андрей был не нужен. Конфликт в ЧК он удачно списал на контру. Связываться с Андреем, зная его физические возможности, было опасно. С другой же стороны, могут раскрыться фактические обстоятельства погрома в ЧК — выяснится факт попытки изнасилования. Сославшись на сложную оперативную обстановку, Цибуля пообещал жене приехать попозже, вышел через черный ход, сел на коня и уехал вслед за Олей.

Не дождавшись Олю, передав ребенка бабушке Лукерье, Андрей зашел в роддом выяснить причину задержки Оли. Главный врач сказала, что Оля, взяв справку, ушла сразу, еще десять минут тому назад. Андрей Матвеевич через черный ход выбежал во двор. Во дворе дворник сказал, что видел, как Олю погрузили на подводу и увезли в ЧК. Андрей рассказал Лукерье, что случилось, взял у нее ребенка, и вместе уехали домой. Он решил оставить ребенка с Лукерьей в доме дочери Лукерьи, а сам вооружится — поедет громить ЧК, выручать Олю.

Приехав в ЧК, Цибуля, как и обещал, предложил Оле сходить в женскую комнату. Предупредил часового смотреть в оба, а сам пошел в кабинет. Через две-три минуты Оля вышла из женской комнаты. Часовой, чуть наклонив голову в бок, с легкой улыбкой спросил:

— Ты разве не заметила окно?

— Я заметила, но побоялась… — ответила Оля, — да и тебя подводить совестно.

— Беги. Я тебя отпускаю, а окно я открою сам. Скажу, что ты убежала через окно.

Смотри! Попадешься — меня не подведи. Беги сразу за дом, там темные переулки.

Оля незаметно скользнула в дверь и сразу юркнула за здание, выбежала на дорогу, схватила первую попавшуюся повозку и помчалась к дому Лукерьи. Не найдя Андрея с ребенком и Лукерью, Оля решила, что Андрей, не обнаружив ее в больнице, узнав от врачей, что ее увез Цибуля — пошел вдогонку за Цибулей. «Значит, — думает Оля, — в данный момент Андрей с ребенком либо у дяди, либо в ЧК». Оля решила вернуться домой — к дяде.

Дежурный быстро вошел в туалет, открыл окно, испачкал подоконник, вышел в коридор и плотно закрыл дверь. Через пять-семь минут из кабинета вышел Цибуля — крикнул дежурному:

— Что она там, веревку проглотила!? Тащи ее сюда!

Дежурный подошел к двери, постучал в дверь:

— Эй там, дамочка, пора выходить, начальство ожидает.

— Зайди, вытащи ее, что с нею нянчиться! — крикнул Цибуля.

— Но как же я зайду, — сказал дежурный, — там женщина! — а сам продолжал стучать в дверь туалета и просить Олю выйти.

Цибуля сорвался как с цепи, подбежал к туалету, рванул за ручку двери. Открыл дверь настежь:

— Идиот! Ты куда смотришь! Она убежала через окно. Поднимай на ноги караул, переверните город, но ее нужно найти!

Цибуля дал задание дежурному бежать к дяде Олегу. В случае, если Оля у дяди Олега — задержать и закрыть в камеру за побег, а сам помчался к больнице. Дежурный прибежал к дяде Олегу и сообщил ему, что Оля родила ребенка, но в больнице ее задержал начальник ЧК Цибуля и привез ее в Москву. Но Оля сбежала и сейчас может находиться у своей соседки Лукерьи.

Дядя Олег прыгнул в карету и помчался к дому Лукерьи, чтобы опередить Цибулю.

Узнав в больнице, где живет Оля, Цибуля помчался в деревню. Не найдя ее в деревне, Цибуля помчался в город. Случайно догнав Олю на дороге, избил ее извозчика, обрезал вожжи, связал Оле руки, посадил в свой воз, привязал к возу и, довольный уловом, спокойно поехал в направлении Москвы. Но радость его была недолгой. Впереди он увидел мчащуюся карету. Цибуля точно знал — едет дядя Олег. Но деваться было некуда. Узкая полевая дорожка. Вокруг поля. Все просматривается на десятки километров. Да и бояться нечего. Он — чекист, при власти, при оружии, при выполнении служебного долга. И все же Цибуля взял чуть-чуть вправо, надеясь, что карета проедет мимо. «А вдруг это не Олег, чем черт не шутит», — подумал Цибуля. Но карета, подъехав ближе, свернула немного влево, остановилась. Олег выскочил из кареты, быстро подошел к Оле, разрезал ножом веревки, снял Олю с воза.

Цибуля, наставив наган на Олега, произнес.

— Умерь свой пыл, старик. Ты что не видишь с кем имеешь дело, и чем для тебя это может закончиться?!

Олег с пол-оборота корпуса резко бросил нож в сторону Цибули. Нож воткнулся прямо в горло. Цибуля, роняя наган, упал на воз. Олег, обрезав вожжи, отпустил лошадей в поле, Цибулю накрыл сеном, и вместе с Олей уехал домой.

— Ну все, Оля, с Цибулей покончено, все проблемы позади, начнем новую жизнь без Цибули.

Через десять-пятнадцать минут проезжие обнаружили Цибулю с ножом в горле, внимательно осмотрели раненого, пришли к выводу, что он еще жив. Нож вынимать не стали, переложили на свой воз и быстро отвезли в больницу.

Дождавшись вечера и оставив ребенка с бабушкой Лукерьей у ее дочери, Андрей Матвеевич решил, что пора действовать. Приклеил бороду, усы, пониже натянул шляпу. Конфискованные у Цибули и дежурного по ЧК наганы, засунул за пояс под рубашку сзади. Примчался в ЧК. Поставив лошадей недалеко за углом и взяв лапку для вытаскивания костылей со шпал в левую руку, Андрей Матвеевич строевым зашел в ЧК. На входе Андрея тут же узнал дежурный.

— О! Старый знакомый! Добро пожаловать! Немного постарел, усы-бороду отпустил. Но ты зря старался. После того, что ты здесь натворил, Цибуля тебя через двадцать лет узнает, даже если ты паранджу натянешь. Скажи, зачем пришел? С повинной или принес деньги на ремонт помещения, которое разрушил? Деньги мы, конечно, примем, а вот раскаяние вряд ли.

— Почему? — спросил Андрей.

— Потому что раскаяние может принять только потерпевший, то есть сам Цибуля, а Цибуля сейчас находится в госпитале.

— Что с ним? — спросил Андрей.

— Не притворяйся. Будто ты ничего не знаешь. Недавно Цибуле кто-то загнал нож прямо в горло. И первый подозреваемый — это ты.

— Сам подумай, — сказал Андрей, — зачем я стал бы загонять Цибуле нож в горло, если я мог убить его одним щелчком?

— Я тебе верю, — сказал дежурный, — потому что я видел тебя в работе. Я знаю, что ты пришел сюда за Олей, но ее здесь нет. Я не знаю, как вы расстались, но Олю привез сюда Цибуля. Он разрешил ей зайти в туалет, но она оттуда сбежала через окно. После побега Оли по заданию Цибули я ездил к дяде Олегу, но она к нему не прибегала. Где сейчас находится Оля, никто не знает. Но зато все знают, что Цибуля находится в госпитале с ножевым ранением в горло. Он родился в рубашке — нож не задел артерии и вены. Сделали операцию. Угрозы жизни нет, через неделю-две выйдет на работу. Имей в виду, к Олегу идти опасно. Там может быть засада. В ЧК в данное время работает оперативная группа с центра. Выдвигаются разные версии о покушении на жизнь начальника ЧК. Как только оперативный план составят — начнутся облавы, аресты. Камеры забьют подозреваемыми.

— Как тебя зовут? — спросил Андрей.

— Меня зовут Павел. А здесь и дома меня называют Паша.

— Слушай, Паша, почему ты мне помогаешь? Тебя за это могут строго наказать или вообще признать контрой и расстрелять.

— Ну, во-первых, я всегда на стороне сильных, а ты очень сильный,

Во-вторых, я ненавижу негодяев, а Цибуля — негодяй. Он действует от имени рабочего класса и всего угнетенного народа, а службу на девяносто процентов использует в корыстных или личных целях. Я же знаю, что он хотел сделать с Олей в кабинете. Я сам хотел побежать и пристрелить негодяя. Но ты меня опередил, и с риском для жизни взломал две двери — защитил девушку. Я уверен, что она согласилась выйти за тебя замуж, так как ты идеальный мужчина: ты очень сильный, ловкий и внешне выглядишь на все сто — женщины таких любят. Кроме того, есть еще третья причина, но о ней я рассказывать не буду, так как рассказ займет много времени, а сейчас закончится оперативное совещание, выйдут оперативники и тебя схватят.

— Если бы здесь была Оля, то никто бы оттуда не вышел, — сказал Андрей. В любом случае, спасибо, Паша. В случае чего, на меня можешь рассчитывать, — Андрей достал из кармана серебряный портсигар, протянул его Паше.

— Возьми, Паша, это тебе за доброту. Так держать! Дойдешь до комиссара или до Таганки.

Паша взял портсигар, поблагодарил за ценный подарок и пообещал вернуть, когда встретятся на Колыме. За минутный разговор с Пашей Андрея никто не заметил. Он быстро вышел из помещения ЧК и галопом помчался домой, будучи уверенным, что Оля уже дома. Однако, приехав в деревню, обошел все дома, где, по его мнению, могла быть Оля, но нигде ее не нашел.

Уже на второй день Олег узнал, что Цибуля не умер, а находится в больнице в удовлетворительном состоянии, но пока что не может говорить. В городе стало оставаться очень опасно. Время осталось только собраться и уехать. «Это значит, — подумал Олег, — что мне осталось жить на свободе — или жить вообще — пока Цибуля выйдет из больницы, если не опишет все, как было. Если опишет, то могут прийти даже сегодня ночью. Что потом будет с Олей — неизвестно». Дядя Олег предложил Оле срочно собраться и уехать к родственникам в Ухту, пообещав Оле продолжить поиск Андрея и ребенка, как только определит ее в безопасном месте. Даст Андрею ее адрес или приедут с Андреем вместе. Оля согласилась выехать из Москвы без ребенка и Андрея, так как дяде, в случае выздоровления Цибули, тоже грозила большая опасность.

Дядя Олег с сыном Глебом и Олей быстро собрались и выехали за пределы Москвы — подальше от «цивилизации». По дороге в Ухту к Оле прицепился какой-то молодой моряк гражданского флота — еле-еле отцепили. В Ухте из бывших друзей и знакомых тоже никого уже не было. Там Олег разговорился с одним мужчиной. Рассказал о ситуации. Спросил, нет ли у него на примете порядочных людей, чтобы оставить Олю под ответственность — конечно, за хорошую плату. Мужчина, его звали Гриша, сказал, что в тундре у него есть знакомые оленеводы — Петя и Дуня. Им по пятьдесят лет, детей у них нет. Они будут очень рады молодой девушке.

— Конечно, комфорта там нет, — сказал Гриша, — привыкать к жизни в чуме молодой девушке, родившейся в комфорте в знатной семье, будет очень трудно.

Однако Оля согласилась ехать в тундру. Ко всему, что у них было с собой, подкупили еще продуктов, меховой одежды и вместе с Гришей поехали к оленеводам. Оленеводы — Петя и Дуня, узнав цель визита таких знатных людей, очень обрадовались и с удовольствием приняли Олю, как родную дочь. Оле тоже понравилось в чуме. Она была счастлива, что убежала из того ада и поэтому с радостью осталась в чуме. Дядя Олег оставил Дуне и Пете много подарков, продуктов, огненной воды. Попрощавшись с Олей и хозяевами чума, вместе с Глебом уехал в Москву. Оля попросила связаться с родителями, объяснить им трагические события на пожаре, о потере второго ребенка. Рассказать о ее замужестве и всех трагических событиях. Написать письмо Мадлен и рассказать ей, что случилось с ней в России…

В Москве дядю Олега уже ждали. Повязали прямо возле дома, задержали и Глеба. Все добивались, где спрятали Олю. Дядя Олег и Глеб утверждали, что Оля пошла в посольство Франции и, наверное, уехала в Париж. Глеба как несовершеннолетнего выпустили через десять дней. Дальнейшая судьба дяди Олега неизвестна.

Отдохнув от сложной и тяжелейшей дороги на север и обратно, Глеб решил поехать в Петроград к родителям Оли. Рассказать им, что произошло с Олей, да и со всеми ими, в Москве. Петроград по-прежнему кипел: где играют вальс, где похоронную, где славянку; кто на фронт, кто с фронта. Вокруг плакаты, митинги. Кого ведут, кого несут, нет ни начальников, ни подчиненных. Никому ни до кого нет дела — полная свобода. Думские масоны и царские лизоблюды давно разбежались. Прихватив самое ценное — рассыпались по миру — кто в Париж, кто в Нью-Йорк, кто в Стамбул.

Глеб взял экипаж и направился к дому Антона. Величественный великолепный дом, неожиданно для Глеба, оказался серым и мрачным. На фасаде кое — где осыпалась краска. Окна стояли голые, без штор, ворота приоткрытые. Возле подъезда и во дворе грязь: окурки, спички, бумажки. мрачно, уныло. Казалось, дом необитаем. Все указывало на то, что здесь произошли трагические события. Глеб долго стоял во дворе. Заходить было страшно. Страшно было увидеть и услышать то, чего он не ожидал и не предвидел в дороге.

Постучал в дверь — никто не открывает. Дверь оказалась открытой. Вошел в вестибюль: полы голые, стены голые, вокруг пыль и грязь. Стало понятно — дядя Антон и тетя Нинет здесь больше не живут. Либо арестованы, либо, что еще страшнее, — погибли. Напротив, него открылась дверь. Из комнаты вышел старичок.

— Кто вы, и что вам здесь нужно? — спросил старичок.

— Я племянник дяди Антона. Меня зовут Глеб. Я приехал из Москвы проведать дядю Антона и тетю Нинет и сообщить им очень неприятные новости.

— Извини, Глеб, я тебя не узнал. Я видел тебя еще ребенком, когда тебе было десять лет, а сейчас ты настоящий мужчина. Стал выше меня на голову. Я кучер твоего дяди Антона, меня зовут Герман.

— Я тоже вас помню, — сказал Глеб. Я вижу, что здесь что-то произошло. Расскажите все, что вам известно.

— Мне, Глеб известно только то, что Антон и Нинет погибли. Их трупы нашли в лесу. Антон погиб от выстрела в спину, а Нинет — от тупого удара по голове. Там же возле них лежали еще два трупа — один с огнестрельным ранением в грудь, второй с ранением в затылок. Что фактически там произошло — никто не знает. Наверное, были какие-то разборки между собой.

— Дядя Герман, — спросил Глеб, — а в поведении дяди Антона и тети Нинет вы не заметили что-то необычное накануне трагических событий?

— Как-то утром, накануне этих событий Антон вышел на балкон и приказал мне запрягать коней. Это было за неделю до большевистского переворота. Я запряг коней и стал ждать команду. Но команду я не дождался. Зашел в дом, спрашиваю служанку.

— Почему хозяин так долго не выходит? Экипаж давно готов.

Служанка мне говорит:

— Антон уже давно уехал, а Нинет сначала ехать отказалась, но потом передумала и побежала вдогонку. Я думала, они уехали с тобой. И, увидев тебя, я очень удивилась, что ты здесь и спрашиваешь о них.

— Конечно, когда я уже запряг коней, — говорит Герман Глебу, — я слышал, что к подъезду подъехал какой-то экипаж. Потом через некоторое время этот экипаж резко рванул с места и уехал. Я подумал: может быть, Антону привезли какую-то бумагу от Императора, которую Антон очень ждал. Курьер отдал Антону бумагу. Антон быстро прочитал ее содержание и уехал вместе с курьером. Либо, просто, Антон не стал меня ждать и уехал вместе с ними. Хозяев мы ждали к обеду, потом к ужину. Так в ожидании прошло десять дней. Все ходили грустные, понурые. Без хозяев жизни никакой нет. Мечешься из угла в угол. Не знаешь, что делать. Конечно, все думали, что хозяев арестовали за компанию с Императором. Ведь Антон был очень близок к Императору.

Когда к власти пришли большевики, мы думали, что Императора и Антона с Нинет сразу же освободят. Но через некоторое время к нам пришли комиссары и сообщили, что Антона и его жену нашли в лесу мертвыми. Стали нас расспрашивать. Мы им рассказали то, что я рассказал тебе. Больше мы ничего не знаем. Однако для них ценно было уже то, что мы им сказали день и время, когда Антон и Нинет уехали из дома. Как только узнали о смерти хозяев, управляющий открыл сейф, забрал все, что там было, но что там было, мы, конечно, не знаем. Забрал все дорогие вещи в доме: картины, золотые, серебряные сувениры, дорогую мебель, ковры. Больше мы его не видели. Ну, а остальное, по мелочам, мы выносим и отдаем за кусок хлеба. Ты уж нас прости, сынок. Мы хоть и старенькие, но умирать от голода не хочется.

Узнав о гибели хозяев, мы долго были в трауре. Я очень сильно жалел, что не поехал с ними. Я, наверное, мог бы их защитить. Ты, Глеб, конечно, знаешь, что мы с Нинет долгие годы путешествовали по восточным странам, осваивали искусство рукопашного боя.

— Спасибо, Герман, — сказал Глеб. Ты мне рассказал трагическую историю нашей семьи. Мне срочно нужно зайти в посольство Франции. Нужно обо всем сообщить в Париж. Там осталась моя двоюродная сестра — Мадлен и другие близкие родственники. Они обо всем должны знать. Из посольства уеду домой — в Москву.

А сейчас собери всю прислугу. Собравшиеся хорошо знали Глеба по детству, но никто не узнал. Глеб всем сказал:

— Дом и все, что в доме, поместье и все, что в поместье, разделите между собой. Вы прослужили здесь всю жизнь. Все принадлежит вам. Мне и моей семье ничего больше не нужно. Разделите и увезите как можно скорее. Программу большевиков вы знаете. При большевиках все будет общим, в том числе и жены. Не заберете вы — заберут они. Оформление документов на имущество составлять не будем. Юридической силы оно все равно иметь не будет. Дом и поместье перейдут в собственность большевиков.

Глеб попрощался с бывшими слугами и служанками Антона и Нинет, и поехал в посольство. Возле посольства Глеба задержали чекисты, посадили в экипаж. Связали веревками руки, увезли на вокзал. Привезли в Москву, где он неделю просидел в ЧК. Один раз в сутки водили на допрос. Во время допроса «нянчили» сапожники. Добивались признания, куда спрятали Олю. Но Глеб не сознавался. Через неделю Глеба неожиданно выпустили. Он очень удивился, потом от людей узнал, что Цибулю кто-то застрелил из-за угла.

Через два года вернулся с войны второй дядя Оли — Григорий. Узнав, что здесь произошло за эти годы, и что сейчас его племянница Оля живет в тундре у оленеводов, дядя Григорий собрался и уехал к ней. Глеб с дядей не поехал, так как сильно заболел. Дядя набрал много подарков, в том числе и продуктов, много огненной воды, разной парфюмерии, а также карту с координатами местонахождения чума, составленную Глебом, и уехал в поисках Оли.

Долго ездили по тундре, но все же чум нашли. Петя и Дуня были в чуме, сидели опечаленные, подавленные, неразговорчивые. Оли в чуме не было. Из спального мешка выглядывал ребенок, мальчик, возрастом около двух лет. Увидев незнакомого мужчину, хозяева чума оживились, даже обрадовались. Подошли к нему, обступили. По их поведению чувствовалось, что они ждали от дяди какого-то важного сообщения. Ждали, что незнакомец сам начнет разговор. Когда дядя Григорий представился и сообщил им цель своего приезда, они поняли, что тот о происшествии в чуме ничего не знает. Опять сели на свои места, поближе к ребенку, к гостю потеряли всякий интерес. Дядя Григорий, конечно, уже понял, что здесь произошел какой-то крупный конфликт. Но разговорить Петю и Дуню было трудно.

Потом, когда Григорий вытащил из сумки бутылку огненной воды, уже после первого стакана Петя и Дуня разговорились. Перебивая друг друга, рассказали:

— Как-то утром, оставив Олю с ребенком в чуме, мы с Дуней уехали на стоянку оленей посмотреть, все ли там в порядке. Стоянка была недалеко. Планировали приехать обратно через два-три часа. Все было, как всегда, тихо, спокойно. Ничто не предвещало никакой опасности. Посторонние люди сюда попадают случайно, один раз в несколько лет. Вернулись, как и рассчитывали, через два часа, спокойные и довольные поездкой, так как стадо оленей было в порядке. Но когда вошли в чум, увидели, что Оли в чуме нет. Ребенок сидел и плакал, с него никакого спроса, он ничего не понимал. В этих местах принято считать так: если в чуме человека нет, значит, его уже нет нигде.

Вокруг равнина, вокруг снега. Все просматривается на десятки километров. При такой обстановке искать бесполезно — здесь не город и даже не деревня, здесь нет домов, лесов и гор. На улице мороз за сорок. При такой погоде пешком человек десять километров не пройдет. Он обязательно замерзнет. Однако девочки не стало. Сидеть сложа руки не будешь. Стали искать. Объездили всю округу, но Олю, как и предполагалось, не нашли. Искали так далеко, что на такое расстояние не уйдет даже мужчина, родившийся в тундре. С другой же стороны, у Оли не было ни малейшей необходимости куда-то уходить, тем более бросать ребенка одного.

— Олю, — говорил Петя, — мы уже считали своей дочкой и сходили с ума от горя, от ее потери. Ведь она нам родила внука. Олю и ее ребенка мы любим, как своих кровных детей. Мы подняли на ноги всех своих родственников, все чумы, как ближние, так и дальние. Таким образом, поиск Оли охватил сотни километров тундры. Но ни Оли, ни ее следов обнаружено не было. Поиски продолжались всю зиму и лето.

Мы с женой впали в глубокую депрессию: только-только появился смысл жизни — как тут же утерян безвозвратно. Но у нас остался ребенок Оли — маленький Славик. И это нас успокаивало, придавало сил и смысл жизни. Видя дитя в нашем чуме, мы, конечно, были безмерно счастливы. В то же время были и большие тревоги. Боялись, что кто-то приедет и заберет Славика.

Эти тревоги не покидали Петю и Дуню долгие годы, пока Славик не повзрослел и не стал их считать своими родителями. Конечно, о том, что у него была мама Оля, и при каких обстоятельствах ее не стало, Славик знал.

— Поскольку Олю и ее следы никто не обнаружил — продолжал Петя, — мы все пришли к выводу, что Оля имеет божественное происхождение, так, как и на вид и в поступках она была похожа на богиню.

Потом Петя с Дуней все осмыслили и переосмыслили. Вспомнили, как Олю сюда неожиданно привез человек, одетый по-царски, с дорогущими подарками. Его и Олю везли на нартах, а позади еще упряжка с продуктами, одеждой, обувью и другими дорогими вещами. Оля неожиданно пришла и так же неожиданно ушла. Все дружно пришли к выводу, что Олю прислал сам бог, чтобы Оля оставила божьего ребенка и ушла опять к богу. Поэтому и следов никаких не осталось.

— День исчезновения Оли, — сказал Петя, — мы объявили праздником. Устраиваем гуляние, молимся богу и его дочери — Оле.

Дядя Григорий просил Петю и Дуню отдать ему Олиного ребенка — Славика. Но Петя и Дуня резко возразили. Они сказали, что, если они отдадут ребенка, их жизнь потеряет всякий смысл. Кроме того, это сын божий, и без разрешения бога они отдать божьего сына не могут. Если они отдадут божьего сына без разрешения бога, то бог жестоко накажет не только их самих, но и весь их род. Все станут болеть страшными болезнями и умрут страшной смертью.

Обдумав все это, дядя пришел к выводу, что забирать ребенка против воли Пети и Дуни — это варварство. Эти люди любят ребенка, как своего кровного, с ним связана вся их дальнейшая жизнь, все их будущее. С Олей и ее ребенком у них возникла новая вера — вера, что их посетила посланница бога. Они уже молятся на Олю и ее сына. С Олей и ее сыном связывается вся дальнейшая жизнь их рода. «Предположим, — рассуждает Глеб, — что Петя и Дуня отдали бы моему дяде ребенка. Возникает другой вопрос — куда его везти? Везти ребенка Оли туда, откуда Оля сама еле-еле сбежала? Там, в тундре, бесследно пропал один человек за сто лет, и его искали целый год. А здесь, куда бы дядя привез ребенка, за сто лет пропали миллионы людей: стреляют, рубят, режут, вешают — убивают семьями и поодиночке. И никто никого не ищет. Привезти ребенка сюда — это значит взять ребенка из рая и увезти его в ад. Это преступление перед ребенком и этими людьми». Поразмыслив, дядя Григорий оставил все привезенные подарки, тепло попрощался с Петей и Дуней и со спокойной душой уехал в Москву.