Научный «туризм»

Владимир Михайлович Пушкарев, 2021

Сборник юмористических рассказов из жизни научных работников, просто из жизни, рассказы об отдыхе в Карпатах, Алатау, японских горах, на Десне, Днестре, Восточно-Китайском море, других пресных и соленых водоемах. Масса традиционных, оригинальных и супероригинальных кулинарных рецептов. Рецепт онкологического салата и онководки. Всевозможные инструкции (для грибников, ученых, молодежи, кулинаров, студентов…), в том числе для выезжающих в США, Японию и Европу с подробнейшей, жизненно важной информацией и ценами на пиво. Путеводители по Вашингтону, Суонси, Брюсселю, Нагасаки, Киото, Пальма де Майорке. Много другой ценнейшей информации. Содержит нецензурную брань.

Мелкие истории из жизни НИИ

Товарищи ученые! Доценты с кандидатами!

Замучились вы с иксами, запутались в нулях…

В.Высоцкий

Я попал в аспирантуру Института генетики в начале 1977 года. В лаборатории как раз заканчивался ремонт, и завлаб, луноликий Малюта, велел мне и студенту-практиканту Золотухину (в порядке, как он выразился, прохождения курса молодого бойца) вынести остатки строительного мусора из своего кабинета. Как работают наши строители, общеизвестно, так что мусора оказалось более чем достаточно. Глядя на цементно-меловые кучи, мы с Сергеем тоскливо прикидывали, сколько ходок нам придется сделать километровыми коридорами институтского здания. Решение проблемы (очень простое), как и всякое научное открытие, пришло неожиданно. Мы разыскали огромный мешок из-под центрифуги К-70 и быстренько собрали весь мусор в него. Затем, пригласив на помощь инженера Окунева, втроем с большим трудом подтащили мешок к окну и перевалили его через подоконник. Последнее усилие — и мешок бесформенной массой полетел вниз! Раздался звучный хлопок, мешок треснул пополам и из него взметнулся вверх белый гриб, достигший высоты здания. На нижних этажах захлопали форточки, послышались вначале испуганные, а потом возмущенные крики — мешок упал перед окнами лаборатории инструментальных методов (электронный микроскоп, счетчики, ультрацентрифуги…). Потрясенные содеянным, мы спрятались у моего микрошефа Лихачева в потайном"аппендиксе"и нервно пили кофе, прислушиваясь к буре, разразившейся внизу.

Завлаб нас не выдал.

Однажды приятелю Золотухина Володе Рудичу потребовалось выделить ядра из клеток печени крыс. Ядра он кое-как получил, и его научный руководитель договорился в соседнем отделе у Верховской посмотреть их под микроскопом. В процессе просмотра хозяйке микроскопа для каких-то целей понадобился спирт, и она попросила Володю принести полстаканчика этанола из его лаборатории. Что там послышалось Рудичу — трудно сказать, но он принес полстакана (миллилитров 50) меркаптоэтанола. Верховская, понюхав принесенное, «слегка заколдобилась» и велела Володе немедленно вынести эту гадость вон. Рудич бережно взял стаканчик, вышел, но чтобы не терять времени зря, не стал относить его в свою лабораторию, а поставил его в уголке сразу за дверью. Надо ли говорить, что в ближайшие же 5 минут стаканчик опрокинули. Через некоторое время до обостренного обоняния Верховской донесся знакомый запах. Она строго посмотрела на Рудича и спросила, исполнил ли он ее просьбу. Тот понюхал свои руки и выбежал в коридор, по которому уже бродили потревоженные мощным запахом сотрудники. В общем, несмотря на принятые Володей срочные меры по ликвидации последствий аварии, Верховская 3 недели работала в библиотеке, избегая заходить в свою рабочую комнату даже при крайней нужде; уборщица отказалась мыть полы на этаже; сотрудники института при необходимости пройти в другой конец коридора обходили по нижнему этажу, а само это место воняло еще добрых 2 месяца.

Примечание. 2-меркаптоэтанол — соединение с могучим, специфическим запахом, содержащееся в хвостовой железе скунса (американская вонючка).

Известно даже недоумку,

как можно духом воспарить:

за миг до супа выпить рюмку,

а после супа — повторить.

И.Губерман

А как отмечались праздники в Институте! В годы благословенного «застоя» столы начинали готовить с самого утра. Молодая научная поросль отдела расставляла мебель и моталась в гастроном, умудренный большим жизненным опытом «с.н.с» готовил фирменный напиток из клюквы («лихачевка»), просветляя его центрифугированием, женщины жарили, парили — дым стоял коромыслом. Рассказывали, что однажды в такой момент в отделе химии сработала пожарная сигнализация (жарили панированные в муке кабачки, не включив вытяжку). В назначенное время сотрудники собирались в конференц-зале, где директор или парторг произносили краткую, но содержательную речь, затем выступала местная (и, кстати, неплохая) самодеятельность, и уже затем ученая публика расслаблялась за столами, выпивая и закусывая, чем бог послал. Такова была обычная схема мероприятия. Но иногда случались и досадные отклонения. Так, уже в период всенародной борьбы с проклятым зельем, старший научный сотрудник Баранов на 1 Мая, больше других, видимо, сопереживая и солидаризируясь с повсеместно борющимся рабочим классом, успел хорошо «принять» еще до торжественной части. Во время пламенной речи парторга он почувствовал, что сидеть в кресле стройно ему не удается (к тому же воздух в зале был нехороший, спертый) поэтому, чтобы не смущать увлеченную призывами докладчика публику, он решил незаметно покинуть зал. Для этого он спустился в проход между рядами стульев, встал на четвереньки и начал потихоньку пробираться к выходу. На свою беду, он в момент перехода в горизонтальное положение, начисто потерял ориентацию в пространстве и, вместо того, чтобы продвигаться к черному ходу, неожиданно для себя и присутствующих, вышел на сцену перед президиумом, в котором в числе прочих находились представитель райкома и директор Института, причем, не просто директор, а Президент Республиканской Лиги Трезвости. Публика в зале, работающая в Институте не первый год, видала всякое, но такого… В этот момент Баранов, поняв, что его заметили и больше скрываться смысла нет, решил принять вертикальное положение, чтобы удалиться из зала, сохраняя человеческое достоинство, но не смог. Поэтому он продолжил свой путь перед президиумом на четвереньках, к большому удовлетворению присутствующих ученых. Торжественное собрание было сорвано.

В другой раз группа молодых сотрудников закрылась в кабинете и приступила к дегустации свежей партии ректификата. Оплачивалась наша наука тогда неважно, поэтому закуска была скудная, а, следовательно — сотрудники очень скоро подошли к критическому состоянию. Где-то около десяти вечера их застукала вахтерша, которая услышала за запертой на ключ дверью подозрительные звуки. Требования открыть дверь и угрозы вызвать милицию эффекта не возымели, и тогда она таки вызвала наряд милиции. Основная часть научной молодежи вовремя почуяла опасность и перешла в другие комнаты, где и продолжила мероприятие, уже соблюдая конспирацию. Остались двое, которые полностью утратили всяческую подвижность — их и забрал прямо в медвытрезвитель подоспевший наряд.

Однажды, уже в светлый перестроечный период, когда граждане по совету партии и правительства резко бросили пить, но начали больше нюхать, в Институт эндокринологии пробрался вор. Как обычно, не повезло Инне Сергеевне. Вор проник в ее комнату и, собрав все запасы ацетона и других растворителей, поспешил к выходу. Но не тут-то было. К его несчастью, в коридоре вели неторопливую дискуссию о перспективах развития отечественной и мировой эндокринологии завлаб Алексей Степанович и его любимый ученик, м.н.с. Юрий Юрьевич. Они-то и встали грудями на защиту социалистической собственности. Однако, злоумышленник (надо отдать ему должное) оказался не из робких. Подло укусив Юрия Юрьевича за ногу, он вырвался, и побежал к переходу. Но здесь удача от него отвернулась. Навстречу ему шел известный в Институте спортсмен, футболист с огромным стажем (играл с самим Шепелем в одной дворовой команде) Михаил Андреевич Грузов. Профессионально исполнив подсечку, и навалившись на бандита всем телом, Михаил Андреевич умело произвел задержание преступника. Освободиться из-под внушительной фигуры научного сотрудника тому не удалось. Тут подоспели Юрий Юрьевич вместе с Алексеем Степановичем и повязали вора. Раненый в схватке м.н.с., пытался, было, отомстить бандиту, но Михаил Андреевич фигурой оттеснил его от злоумышленника, объяснив малоопытному Юре, что в демократическом государстве, каким без всяких сомнений является Украина, только справедливый суд может вершить наказание.

Закончилась эта история в ближайшем отделении милиции. Любителя ацетона доблестная милиция, видимо, не желая снижать высоких показателей борьбы с преступностью в районе, сразу же и отпустила, а бдительные стражи институтской собственности еще в течение 3 часов давали развернутые письменные показания.

Михаил Андреевич стал известен еще и тем, что занятый высокими мыслями и шахматными партиями, несколько раз забывал коляску со своей внучкой в Шевченковском парке, куда возил ее на прогулку. Дома на удивленный вопрос жены, что, мол, где же Оля, Михаил Андреевич некоторое время пытался сообразить чего собственно от него хотят, и о какой такой Оле идет речь, а затем бежал обратно в парк за ребенком.

Как делалась большая наука в Военно-медицинской академии. Например, перед лабораторией поставлена задача клонировать ген. Руководитель лаборатории, генерал, вызывает полковника и ставит задачу: — Товарищ полковник, приказываю вам выделить ДНК. Полковник вызывает капитана — товарищ капитан, приказываю приготовить буферную смесь следующего состава… Капитан, после произведенных расчетов, вызывает сержанта (лаборант). Тов. сержант, приказываю взвесить 74 г хлорида калия…

Известный фармаколог, академик, взвешивая реактивы иногда с точностью до 4-го знака, после всего обязательно добавлял чуть-чуть порошка, на кончике шпателя, на глаз. А это, говорил он, — на всякий случай.

Нельзя не остановиться, хотя бы в двух словах, и на теме любви в наших НИИ. Сами понимаете, что когда множество молодых людей проводят все свое свободное время в лаборатории, неизбежность этого явления очевидна. Обычным местом для любви являются фотокомнаты, с которыми в каждом учреждении связано множество легенд. Романтики московского ИФРа в летнее время любили заниматься этим предосудительным занятием на покрытой гудроном плоской крыше нового здания. А вот в Институте генетики самым популярным помещением, используемым для этих целей, была Ленинская комната. То ли был в этой комнате какой-то особый уют, то ли таинственные сексуальные флюиды витали в воздухе, то ли портрет вождя с ироническим прищуром создавал блудливую атмосферу, но только стол заседаний партийцев и комсомольского актива, покрытый зеленым сукном, притягивал влюбленные парочки, как магнит.

В Институте генетики я некоторое время работал в группе у В. М.Кавсана. У него же инженером работал и Олег, на психику которого наложила неизгладимый отпечаток служба в армии. Кавсан любил, чтобы его понимали с намека, с полуслова. Сам же требовал от подчиненных четкого, логического и последовательного изложения своей мысли, вопроса или просьбы. Мне очень нравились диалоги Кавсан — Олег. Олег боролся с Кавсаном его же оружием — четко отвечал на поставленный вопрос.

Вот Вадим Моисеевич спрашивает — кто может купить купейный билет в Симферополь? Середина лета, в кассах никаких билетов и близко нет, и, естественно, все молчат. Олег «ефрейторским» голосом отвечает: — Я!!! У вас, что же есть знакомые в кассах? — с радостным изумлением вскидывается Кавсан. — Нет, но я могу стоять в очереди!

Или, после тяжелой недели с длительным экспериментом на традиционном семинаре — «понедельнике» Кавсан на всякий случай спрашивает, кто может показать свой лабораторный журнал. Поскольку все ушли в воскресенье в начале 1-го ночи, естественно — никто не может. Олег тем же тоном говорит — Я!!! Вы что, уже успели оформить результаты эксперимента? — удивляется руководитель. — Нет! — Что же, вы мне пустой журнал покажете? — Да! — Олег, когда вы уже перестанете меня мучить!!!

Как-то, уже в период большой войны с всемирным мусульманством, мой сосед Леша, значительный ученый и ведущий специалист на территории СНГ по биосенсорам, решил съездить на научную конференцию в Рим. Ну, решил — поехал, дело для наших вченых, сами понимаете, обычное. А надо сказать, что на тот момент срок действия его европейской «грин кард», выданной ему во Франции, закончился. В той же Франции ему вклеили бумажку с продлением на 3 месяца и сказали, что все будет хорошо. И вот Леша поехал. Венгрию преодолел спокойно, но в Риме к нему подошли двое карабинеров и «под белы ручки» повели в участок. Здесь Леше доступно объяснили, что в период, когда все прогрессивное человечество борется с мировым терроризмом, а Италия находится в его (прогрессивного человечества) боевом авангарде, вступать на землю такого уважаемого государства, имея в кармане сортирную бумажку, приклеенную к давно просроченным документам, есть серьезное преступление. После чего Лешу отвели в обезьянник и оставили на ночь в компании (как брезгливо выразился Леша) «повий» и местных «синяков». В помещении было всего несколько стульев, основная масса бомжей и проституток спала прямо на полу. Леша спать боялся, так как в карманах было несколько сот евро, и он переживал за их сохранность. Утром Лешу отвели в самолет до Будапешта, его документы вручили стюарду, и через пару часов Леша сидел уже в венгерском спецприемнике. После ночи с венгерскими бомжами (а надо сказать, что утром второго дня он внешностью уже не очень отличался от коренных обитателей обезьянника), Лешу погрузили в наш «лайнер», и через 2 часа он имел приятную беседу в отдельном кабинете с нашими пограничниками. И хотя Леша доказывал, что он вылетел в Италию, пройдя все паспортные, пограничные и таможенные контроли и получив их (пограничников) печать в паспорт (при этих словах, Леша продемонстрировал эту печать перед физиономией начальника), а не путем тайного проникновения в багажный отсек самолета, начальник смотрел на Лешу с плохо скрываемым подозрением и даже пытался привлечь к ответственности за попытку незаконного пересечения украинского кордона.

Единственное, о чем сейчас Леша сожалеет, так это о том, что до Рима была только одна пересадка. А то ведь была редкая возможность за один перелет ознакомиться с бытом тюрем ряда других стран Европы.