Медные трубы Ардига

Владимир Михайлов

Даже непобедимым суперменам необходим отпуск. Поэтому Разитель, вольный агент разведывательной службы Теллуса, и отправился вместе с любимой женой на мирную и почти безлюдную планету Ардиг, чтобы насладиться отдыхом на берегу теплого моря. Но от судьбы не уйдешь, и семейная парочка внезапно оказалась на острие противостояния двух могущественнейших миров Галактики. На сей раз речь шла о господстве в Космосе, а в такой игре хороши любые средства…

Глава первая

1

«Все-таки не зря наши технари едят свой хлеб и запивают — интересно, чем они запивают вообще-то? Ну, наверное, тем же, чем и мы, грешные. Не зря. Каждый новый кораблик — штучная работа, все умнее и сноровиcтей становятся машины. Если уже и сейчас без нас могут обходиться, то завтра нашего брата вообще будут отправлять на пенсию сразу после рождения, чтобы своей суетой не мешали прогрессу. Вот к чему мы идем, братцы. Но не пришли еще. Так что ты уж не взыщи, вирт-кап, придется тебе некоторое время побездельничать, хотя это тебе, знаю, что нож вострый, но уж потерпи. Потому что ты у нас — существо законопослушное и нарушать что-либо себе не позволяющее. А тут мы таким методом ничего не добьемся. Придется преступать. Ты этого не умеешь. Зато я смогу. Потому что правила и установления, которых тебе вменено строго придерживаться, придуманы людьми, а они — мы — до сих пор для тебя высшая инстанция, хотя, думаю, и ненадолго уже. Я же и сам человек и цену нам знаю, а также знаю и то, что все придуманное одним человеком другой может, а иногда и просто должен обойти, поскольку обстановка того требует. Как вот сейчас, например. Так что еще раз приношу извинения — и на этом кончаю этот с тобою диалог, даже не диалог — говорю-то я один, а ты помалкиваешь в тряпочку. Все, отбой!»

Так рассуждал Генус Тавров, командир-пилот-механик-экипаж дальнего всестихийного разведчика класса «Триолет», а вернее, даже не рассуждал, а просто позволил струиться потоку сознания, мысленно обращаясь к виртуал-капитану «двойки», перед пультом которой лейтенант и сидел сейчас. Не потому, что это являлось частью какого-то ритуала: извинение перед кораблем за то, что выключаешь его из системы управления и берешь все на себя, — такого ритуала вовсе и не было, еще не придумали. А сейчас следовало просто выключить свое сознание из этого самого процесса управления и целиком положиться на рефлексы, выработанные годами операций и тренировок. Оценивать рассудком каждое свое действие на сей раз означало бы встать на верный путь к неудаче: сейчас все маневры были темповыми и задержка хоть на долю секунды привела бы к срыву. Так гимнаст на перекладине не может в верхней точке «солнца» задержаться, чтобы подумать над следующим действием: оно либо продолжается по автомату, либо происходит падение, провал. Действовать не размышляя, а здравый смысл тем временем пусть занимается чем угодно — вспоминает давно читанные стихи хотя бы, разговаривает с компьютером, не рассчитывая на ответ, или пытается сообразить: а не забыл ли он полить цветы перед уходом из дома или, что скорее всего, опять забыл. А глаза, руки, ноги, а главное — твой микрокомпьютер, твой верный мик, работают в нужном темпе, выполняя задуманное действие.

А действием этим был лихой и правилами строго-настрого запрещенный маневр выхода из Простора не то что на минимальном расстоянии от намеченной к обследованию планеты, но буквально почти на ее поверхности, даже не в верхних слоях атмосферы, а в плотных, нижних, на такой высоте, на какой летательный аппарат уже начинает посадочный маневр. Но выход этот был нужен вовсе не для посадки: финишировать на этой планете Тавров вовсе не собирался, хотел лишь совершить один виток — и снова уйти в Простор, оставляя тех, кому придется стать свидетелями такого хулиганства, в глубокой досаде. Маневр этот был нужен лейтенанту по нескольким причинам.

Первой из них было, как ни странно, сохранение собственной безопасности: выйди он в обычное пространство, он был бы заблаговременно замечен, и сразу же были бы приняты меры для его уничтожения.

Думать так заставляла судьба одного корабля — «Инспектора трасс» с четырнадцатью членами экипажа, — о факте гибели которого (и, по всей вероятности, которых) при невыясненных обстоятельствах стало известно буквально вчера. Это, собственно, и заставило теллурианское начальство отправить разведчик в ту же область пространства — на сей раз лишь с одним человеком, для уменьшения риска.

Небесное тело, около которого — или на котором — погиб «Инспектор», было одним из множества мертвых, непригодных для жизни окраинных планет и вторым за короткое время, где стало происходить нечто непредусмотренное и необъяснимое, а именно — возникновение жизни, ничем вроде бы не оправданное. Изменения начались явно не без участия людей, более того — по некоторым признакам, именно людьми были инициированы благодаря каким-то новым возможностям. Эпохально! Но творцы чудесных преобразований явно не хотели не только вмешательства посторонних в начатый ими процесс, но даже их присутствия в пространстве, на расстоянии, с которого можно было бы вести наблюдение за происходящим. А в случае когда кто-нибудь пытался посягнуть на это стремление преобразователей к уединению, они шли на все, вплоть до уничтожения нарушителя границ, ими самими установленных. При этом кем были эти «они», до сих пор оставалось неизвестным: никто не спешил объявить себя чудотворцем.

Но при таком маневре, к какому сейчас готовился, еще находясь в Просторе, Тавров, никто — ни люди, ни автоматика — не успел бы даже сообразить, что, собственно, происходит, и тем более — нацелить и использовать средства уничтожения. Так что у корабля-нарушителя были все шансы ускользнуть если не незамеченным, то во всяком случае непораженным.

Такой была первая причина. А вторая являлась, собственно, основной целью задуманного действия: во время облета — зафиксировать на видеокристаллах все, что попадет в поле зрения аппаратуры, в первую очередь — изменения, происходящие на поверхности, далее — технические средства, которые, несомненно, должны были там появиться для этого самого преображения и которые, как надеялись на Теллусе, можно будет потом идентифицировать, выходя таким путем на их изготовителя, а от него, по торговым каналам, в конце концов и на тех, кто применяет их в этих вот операциях. И наконец, поскольку погибший «Инспектор» успел сообщить о том, что на поверхности планеты находился в то время корабль, сейчас можно было надеяться если и не застать сам корабль, то хотя бы обнаружить место его посадки и взлета и снять его характеристики, по которым впоследствии станет возможным определить не только класс, но, если повезет, и название корабля, а также (уже вернувшись в Простор) выяснить его маршрут, поскольку в узлах сопространства (как до сих пор официально именовался Простор) каждый маневрирующий корабль определенным образом меняет физику этого узла и след этот сохраняется, хотя и не вечно, но на время, достаточное для его фиксации. Именно такими делами занимался обширный отдел Службы — Космическая разведка. А всестихийный разведчик принадлежал как раз этому отделу и был оборудован аппаратурой для анализа — если и не фундаментального, всестороннего, то, во всяком случае, позволял получить основные характеристики определяемого корабля в экспресс-режиме. Таким был смысл экспедиции.

…Тавров невольно вздохнул: последние секунды перед началом маневра, сумасшедшего выхода из Простора на грани катастрофы, истекали; их не хватило бы даже на то, чтобы еще раз проверить, хорошо ли включился его персональный мик, который, собственно, и будет вести операцию — потому что мик лучше знал о лейтенанте все, включая быстроту реакции и скорость выполнения нужных действий. Контроль за состоянием пилота осуществлялся им с предельной точностью, поскольку он как-никак был внутри этого пилота; и кроме того — мик знал все касающееся операции, вирт-кап же — нет, вводить в него всю информацию начальство не сочло нужным. Вообще доверять компьютерам тайны, полагали некоторые, в том числе и генерал Службы Иванос, было делом опасным и ненадежным. И вот…

Пять, четыре, три… Ноль.

Рука сама, без участия мозга, сработала. Поле! Незримое облако окутало корабль. Ход! Пробой!..

Туман в глазах. Головокружение. Мельчайшая вибрация не только тела, но и всего корабля. Привычно. И все равно страшно. Чернота на экранах — прорыв сквозь ничто. Ничего, все в порядке. Сейчас на мониторах возникнет чудесное звездное небо…

Никаких звезд. Их и не должно быть. Огненные струи. Гром — газовая волна, атмосферное цунами, вызванное внезапным появлением тела из ничего, мощным и мгновенным толчком швырнувшее воздух во все стороны. Скорость относительно планеты в это мгновение, к счастью, ноль — как и было задано. Иначе корабль сейчас и сам превратился бы в раскаленное облако. Нулевая скорость и полевая защита сработали честно. Первый опасный рубеж пройден. И — ускоряющийся разгон над самой поверхностью планеты, выбор заранее вычисленного курса, скорей, скорей, пока тебя еще не заметили, не поняли, не успели преодолеть растерянность, кинуться к оружию, поймать в прицелы…

Съемка идет? Идет. Прекрасно. Потому что своими глазами просто ничего не успеваешь увидеть.

Плавное изменение плоскости орбиты. Неравномерное. Чтобы не успели ее вычислить и там, впереди, встретить залпом.

Что-то промелькнуло. Зелень? Похоже, она. Еще немного ее. Но уже есть. Все правильно. Все оправдано.

Облачка разрывов вспухают впереди. На этом курсе мы лежали десять секунд тому назад. Но сейчас уже в стороне. Так и надо. Теперь осталось…

Ага. Вот он, финишно-стартовый круг. Здесь был корабль. Не черный круг, конечно, корабль садился и взлетал, естественно, на антигравах, без всякой химии, одна гравитоника. Круг простому глазу незаметен. Но приборы его взяли. В нем сохранилось, как и следовало, остаточное гравиизлучение, возникла небольшая, но все же определимая гравитационная аномалия. Ее и записали.

Больше ничего интересного здесь нет. Если и можно будет что-нибудь увидеть, то уже на снимках. А сейчас — давай бог ноги!

Изменение курса на максимуме ускорения. Вовремя включились антигравы, облегчая отрыв. Касательная к поверхности плавно переходит в вертикаль. Ускорение на пределе. Атмосфера уже позади. Разгон. Пробой. Простор.

Жив? Невероятно, но да.

— Виртуал-кап! Прими управление. Загрузи анализаторы. Выполняй!

«Выполняю».

Уфф!..

Позволим себе пять минут покоя.

Но не более того. Потому что уже пошел поиск следов, оставленных в Просторе тем кораблем, разгрузка которого на пустынной, еще даже никак не нареченной планете была так надежно прикрыта батареями, работавшими на уничтожение.

Казалось бы, какие могут оставаться следы в пространстве? Даже в такой плотной среде, как вода, оставленный кораблем след уже через минуты исчезает с глаз долой; что уж тут говорить о пустоте Простора? Однако человек, сказавший в свое время, что «природа не терпит пустоты», даже и не подозревал, насколько был прав. То, что нашим несовершенным чувствам представляется пустотой, на самом деле заполнено множеством полей и излучений, а если кто-то полагает, что уж в сопространстве ничего подобного быть не может, то он глубоко заблуждается. Да, наш глаз не видит следов даже в воде, но пустите анализаторы — и они без особого труда обнаружат оставленные кораблем за собой микрочастицы краски, ржавчины, металла, засекут реакции ближней морской живности, выделят из общей массы воды крохотные центры происходивших кавитационных микровзрывов, в которых разбиваются молекулы, а если глубина не очень велика, то и на дне тонкий анализ способен обнаружить линию крохотных нарушений. Но в море такой анализ требуется достаточно редко, судно быстрее можно обнаружить спутниковым наблюдением; а в Просторе просто нет других способов, кроме определения нарушений конфигурации полей и опять-таки засорения окружающего пространства микрочастицами, неизбежно теряемыми кораблем. Словом, ничто в мире не исчезает бесследно — еще одна старая истина.

И вот сейчас, за те минуты, которые Тавров позволил себе использовать для отдыха, приемники анализаторов обшарили немалый объем сопространства, без труда обнаружили аномалии, выстроили их в ниточку и таким образом позволили установить курс, каким ушел отсюда разгружавшийся транспорт, и далее — тот узел, куда, видимо, и устремился разыскиваемый корабль. Вирт-капитан, выполняя полученную им программу, лег на тот же курс и, следуя по избранному вектору, вскоре оказался в нужном узле.

Тут предстояло найти новый вектор — тот, которым воспользовался преследуемый корабль, — и в свою очередь перейти на него. Определение заняло немного времени. Но перед тем как согласиться с предложенным курсом, лейтенанту пришлось задуматься.

Дело в том, что у него успело уже сложиться представление о том, куда неизвестный транспорт должен был направиться, скорее всего, для новой загрузки. Представление было совершенно логичным, и если бы лейтенанту сейчас предложили заключить пари, то он поставил бы и последние форменные штаны на то, что окажется прав. И проиграл бы. Потому что вектор, по которому ушел из этого узла корабль, уводил совершенно в другую сторону. В сторону, где находилось… Что же там находилось? Ответ прост: ровным счетом ничего. В том смысле, что в этом направлении ни к какому не то что цивилизованному, но даже и находящемуся в процессе освоения или хотя бы пригодному для освоения миру выйти нельзя было; там лежал край молодых звезд, где разумному человеку делать было бы совершенно нечего. И тем не менее искомый корабль ушел именно туда. Не оставалось ничего другого, как следовать за ним, устроив своей гипотезе более или менее пристойные похороны.

Настроение Таврова во время этой процедуры упало если не до минусового уровня, то все же почти до нуля: все-таки был он человеком честолюбивым и потому ошибаться не любил, пусть даже свидетелей этих ошибок не возникало — или не сохранялось. Стыд перед другими людьми рано или поздно проходит, а перед самим собой — остается навсегда, он — одно из мучений, справедливо называемых адскими…

Столбик настроения дрогнул и робко двинулся по шкале вверх, когда разведчик уравновесился в том узле, куда привели оставленные транспортом следы, — и выяснилось, что новый, начинавшийся здесь участок пути в Просторе лежит уже по другой векторной линии, меридиональной, то есть практически под прямым углом к предыдущей — настолько, насколько здесь вообще были применимы понятия евклидовой геометрии. «Теплее, — с удовольствием подумал лейтенант, — куда теплее!»

Все начинало походить на обычную тактику запутывания следов, к которой прибегает заяц, стараясь обмануть преследующую его лису. Так что на движение по новому вектору Тавров согласился с легким сердцем, радуясь и тому, что в Просторе преодоление любого расстояния занимало не так уж много реального времени, хотя оно не было одинаковым для всех кораблей и зависело от их тоннажа, но прежде всего — от удельной мощности. В этом отношении у его «Триолета» соперников почти не было, разве что армагские перехватчики, но в разных мелочах и они проигрывали. Практически же это проявилось в том, что след уходящего транспорта становился все более четким, следовательно, расстояние между двумя кораблями неуклонно сокращалось. И когда разведчик вошел в очередной узел, то он едва не застал там преследуемого. Тавров искренне порадовался тому, что этого не случилось: вооруженное столкновение сейчас вовсе не входило в его планы. Он определил новый курс и вздохнул с облегчением — хотя при этом и возникло некоторое затруднение. Видимо, понимая, что след за ним все же остается и может быть обнаружен, пилот корабля пошел в этом узле на рискованный маневр: начал движение по одному вектору, оставляя след даже более четкий, чем до того, но вскоре сделал то, что хорошей практикой никак не рекомендуется: сдал назад, снова в узел, и уже, так сказать, на цыпочках, на пуантах, ушел в том направлении, в каком было необходимо. Лейтенант даже усмехнулся: они там думают, что по их следам пошлют какого-нибудь кадета, который клюнет на такого червячка?

А после следующей, четвертой, смены вектора в очередном узле стало наконец совершенно ясно, куда направляется транспорт. Тавров и обрадовался этому, и огорчился. Обрадовался тому, что возникла наконец уверенность в том, где находится пункт погрузки. А огорчился по той причине, что в его гипотезе место назначения было совсем другим. Жаль. Но переть против фактов он не собирался. И всю уже добытую информацию упаковал, а затем вышвырнул волновой пакет в Простор, откуда тому следовало своим ходом добраться до адресата.

После чего уже с полной уверенностью скомандовал вирт-капитану:

— Начать подготовку к посадке в режиме «Суша» на планету, номер по базе данных 1402.

«Выполняю», — ответил вирт-капитан, исполнительный, как всегда, когда им управлял человек опытный.

И произвел посадку без сучка без задоринки.

Тавров запросил анализы, они оказались благоприятными. Просканировал окружающее пространство; оно было чистым — в смысле безжизненным. И, задав вирт-капитану соответствующую программу, включавшую и вход в режим незримости, вышел из корабля, поскольку заметил нечто, показавшееся ему достойным пристального исследования.

…И не вернулся. Вирт-капитан констатировал исчезновение канала связи между ними. Послал в эфир, согласно программе, запросы — трижды. Ответов не получил. Зато зафиксировал приближение к себе людей и механизмов. Программа самосохранения сработала, и «Триолет» без пилота на борту стартовал и отправился в обратный путь, поскольку маршрут был надежно записан в его памяти.

2

Генерал Иванос покосился на адъютанта:

— Вы уверены, что это им не померещилось? Простор горазд на шутки…

— Мы сперва тоже так подумали. Но они сбросили нам видеозаписи. Все соответствует. Это наши люди. И те четырнадцать, и Тавров.

— Где они? Есть какие-нибудь признаки?

— Никаких, шеф. Текст пришел как бы ниоткуда и отовсюду — вы знаете эту методику.

— Имею представление, — сказал Иванос, хмурясь. — Дай-ка то, что успел передать Тавров, посмотрю еще раз.

Адъютант снова вставил видеокристалл. Включил.

Планета, появившаяся в следующее мгновение на экране, вроде бы ничем не отличалась от сотен и тысяч других. Мертвый камень — такое общее определение вполне соответствовало бы ей. Атмосфера достаточно мощная, но ядовитая, совершенно непригодная для жизни. В этом можно было убедиться, увидев результаты анализа в бегущей строке. Снимавший аппарат находился на круговой орбите и перемещался по ней достаточно быстро, рассмотреть детали было трудно, однако никакой нужды в этом и не возникало. Планета была безымянной, как и все остальные, непригодные для жизни, — им хватало и номеров в каталоге.

Иванос пожал плечами:

— Не понимаю. Точно такой же она была и год тому назад. Совершенно ясно помню: тогда ее только открыли и сделали обзорный снимок. Откуда же тревоги? Может быть, я чего-то не разглядел?

— Вы совершенно правы, шеф. В том смысле, что это и есть та обзорная запись. Просто их смонтировали вместе. А вот сейчас пойдет нынешняя.

И правда, на дисплее после краткого затемнения появилось новое изображение. А на бегущей строке стали возникать новые символы и цифры.

— Х-холера! — пробормотал генерал после продолжительной паузы.

— Простите, шеф?

— Ничего. Это я так.

Холеры на экране не было; на нем по-прежнему виднелась планета. Та же самая? Поверить в это было трудно. Хотя цифры утверждали: наблюдаемое небесное тело обреталось на той же орбите, обращалось вокруг того же светила и находилось в тех координатах, в которых ей и надлежало быть, — учитывая путь, пройденный звездой со всем ее семейством со времени предыдущей съемки, по астрономическим меркам — все там же. Приходилось верить.

Впрочем, какие-то признаки тождества обоих изображений можно было найти и здесь. Например, горная цепь, пересекавшая поверхность чуть ли не от полюса до полюса, почти не изменилась. Все те же плоскогорья и те же низины. Однако!

Однако плоскогорья, ранее представлявшие собой песчано-каменные пустыни, сейчас зеленели. А низины — во всяком случае, самые низменные из них — превратились в озера; пожалуй, одно-два можно было даже посчитать морями. И еще несколько обещало возникнуть. Если появившаяся ниоткуда вода будет подниматься все выше, соседствующие озера станут сливаться в более обширные водоемы. Чудеса, воистину чудеса происходили на этой планете. Хотя любое чудо есть всего лишь признание нашей неспособности дать событию объяснение, то есть — нашего незнания многих и многих вещей.

— Сколько же прошло времени? — вслух подумал Иванос.

— С первой съемки — пятьдесят лет, — не промедлил с ответом помощник. — Однако планета наблюдалась и десять лет назад — с борта дальнего разведчика. Съемка не делалась, поскольку никаких изменений не было замечено.

— А сейчас, надеюсь, кроме записи было сделано еще хоть что-нибудь? Зондирование, например?

— Зонд был сброшен сразу после съемки. Передал результаты экспресс-анализа атмосферы. Вы их видите.

Иванос и в самом деле видел. Это была почти совсем другая атмосфера. Содержание кислорода раньше было нулевым, сейчас оно уже достигло семи процентов. Дышать этим, понятно, еще нельзя, но если так пойдет и дальше…

— Передал — а потом?

— Замолчал. И до сих пор считалось, что судьба пилота неизвестна. Как и тех четырнадцати: то ли они погибли, то ли нет…

— Отчего же неизвестна? — проворчал Иванос скорее самому себе, чем помощнику. — Нас всех учили тому, что человеческая жизнь — самая большая ценность в мире. Так оно и есть. Тела выдают и даром, а вот живого могут оценить дорого, и даже весьма…

И он перевел взгляд на другой монитор, на котором продолжал светиться лишь несколько минут назад полученный текст. Вздохнул. Невольно покосился на видеосет, в котором все еще находился кристалл с изображением потрясающей чудесами планеты.

— Выйди, — сказал Иванос адъютанту. Оставшись в одиночестве, нажал клавишу прямой связи: — Генерал-полковник? Докладывает Иванос. Нами получен следующий текст…

Начальник перебил сразу же:

— В курсе. Слушай внимательно. Эти планетки — не твоя забота. Твоя заключается в том, чтобы этих пропавших, во-первых, найти и, во-вторых, вернуть. И сделать это за две, от силы за три недели. Потом будет поздно.

Генерал-полковник не объяснил — почему поздно. Видно, вопрос этот был вне компетенции генерала Иваноса. Ну что же, дело привычное. Значит, так: найти и вытащить. Прикинем — что можно сделать и как…

Эти мысли быстро вытеснили из сознания все остальное. Потому что именно они были сегодня главными — для Иваноса, во всяком случае.

С чего начать? Как всегда — с подбора исполнителей. Ну-ка…

Не ко времени ожил иннерком. Голосом адъютанта сообщил:

— Шеф, тут к вам прорывается визитер.

— Выбей в аут.

— Я бы… Но это старый ваш дружок — Разитель…

— Вот как. — Иванос две секунды молчал. — Ладно, проси.

3

Я забеспокоился: Лючана — так зовут мою жену — на этот раз слишком уж задержалась в ванной. Пошел четвертый час, как супруга уединилась там, то плещась, то замирая надолго, так что ни звука не доносилось, и впору было задуматься — а не собирается ли она учинить что-нибудь бестактное: вскрыть себе вены, например. Такое случается, и не только с женщинами, хотя с ними чаще. Была бы, как говорится, причина. А причин, при желании, можно найти неимоверное количество — тем более тогда, когда они и вправду существуют.

Я признавал, что у Лючаны их было в избытке — даже для человека с ее характером, а он у нее не из мягких. На нее всегда можно рассчитывать в серьезной обстановке; но когда все утрясается и можно облегченно вздохнуть и расслабиться, вот тут надо держать ухо востро. Все то, что во время работы (так мы с нею называем деятельность, которой занимаемся при возникновении спроса на наши услуги) загонялось глубоко внутрь и нещадно подавлялось, в пору расслабления, когда, казалось бы, самое время пребывать в приятной истоме и восстанавливать нормальное благостное мировосприятие, вдруг начинает подниматься, как содержимое выгребной ямы, в которую добрый сосед бросил щепотку дрожжей. И вот сейчас с Лючаной, похоже, происходило что-то подобное и она пыталась как-то справиться с пеной переживаний — но, кажется, у нее не очень-то получалось. Судя по тому, что…

Трах! Дверь ванной распахнулась настежь так, что едва не протаранила стену, и моя благоверная объявилась в комнате — распаренная, ароматная и донельзя злая. Она была в этот миг еще более привлекательной, чем обычно, и у меня шевельнулась нескромная мысль, но я тут же стер ее: имелся уже печальный опыт по этой части. Сейчас нельзя было задевать ее ни словом, ни делом — следовало ждать, когда она заговорит сама, и уже тогда что-то предпринимать, в зависимости от того, что и как скажет Лючана. Заранее предвидеть это было невозможно — во всяком случае, мне, как правило, не удавалось.

Так что примерно с минуту в комнате удерживалась тишина — слышно было только дыхание Лючи, хотя обычно оно такое легкое, что иногда начинаешь думать, что моя женушка обрела способность жить не дыша. Придерживая полы халата, она села в кресло напротив меня, глядя в сторону, закусила губу, как если бы хотела удержать в себе какие-то слова, потом перевела глаза на меня и проговорила так жалобно, что я даже испугался: а не подменили ли ее, пока она там бултыхалась?

— Нет, кажется, мне до самой смерти от этого не отмыться… Да?

Я понимал, о чем шла речь. О ее приключениях на Уларе — в мире, где ей пришлось провести некоторое время в камере, да к тому же еще чуть ли не столетней старухой. Вот это последнее и терзало ее все время после нашего возвращения домой — ей казалось, что она продолжает оставаться старой, грязной, дурно пахнущей, и Люча ежедневно пыталась отмыться от этого, соскрести с себя все то, что ей мерещилось, но ничего не получалось, потому что оно оставалось внутри, в ее памяти, сознании и, наверное, даже в подсознании, — а тут не помогут ни мочалки со щетками, ни самые ароматные гели, мыла и пены. Тут требовались иные средства. И я, поскольку мне был задан вопрос, решил, что пришла пора поделиться с нею возникшей у меня идеей:

— Солнце, — сказал я. — Воздух. И вода, конечно.

Она высоко подняла брови, не понимая.

— Ну, и все такое. Тебе не кажется, что все тут у нас слишком уж похоже на то, что было на Уларе? Все тамошние ощущения сохранились. Мне вот то-же постоянно мерещится, что я, как там, сижу в компьютере в виде программы. Хотя тут у нас «Вратарь», а вовсе не «Гек», но они ведь в принципе похожи. Если мы хотим избавиться от таких ощущений, надо все сменить. — Я произнес это самым решительным тоном, на какой только был способен.

— Каким это образом? — проговорила она недоверчиво. — Вода — везде вода, в любом уголке мироздания, где она вообще существует. На что это ты собираешься ее сменить? На что-нибудь покрепче? Это можно сделать и без твоих хитростей.

— Когда это я позволял себе хитрить с тобою? — обиделся я почти искренне. — Говорю совершенно серьезно: если хочешь отмыться от всего, что было, нужна другая вода. Что называется, живая.

— А у нас тут — мертвая, по-твоему? Мы пьем мертвую воду, да? Лучше помолчи, не то меня сию минуту стошнит.

Ее интонация мне определенно не понравилась.

— Ну почему сразу крайности? Я ни слова не сказал о мертвой воде, это совсем другое; тяжелая вода — не для питья, да и мыться в ней вряд ли стоит. Я имею в виду, что наша водичка тут — нейтральна, она поддерживает жизнь, но не более того. А нам нужно, чтобы…

— Что мне нужно, я знаю, — перебила меня Лючана. — И, откровенно говоря, уже думала о том, что надо куда-то съездить. Что ты скажешь насчет Топси? По-моему, мы там проводили время очень неплохо. Что, если снова махнуть туда? В Амор. Океан, песочек, тепло…

Последние слова она произносила мечтательно, словно ласкала каждое из них язычком, как конфетку, прежде чем отдать мне. Идея о визите на Топси явно пользовалась у нее приоритетом.

Мне это понравилось. Не сама идея, а то, что Лючана почувствовала — обстановку надо сменить, пока мы, она в первую очередь, не придем в полный порядок. Только очень наивные люди могут думать, что операции, подобные тем, что проводили мы, сходят участникам с рук без последствий. Их представления о риске сводятся к безбилетному проезду в общественном скользуне. На самом деле из таких схваток выходишь куда более вымотанным, чем чувствует себя боксер после двенадцати раундов с достойным противником. И с каждым разом восстановиться становится все труднее. Лючана же до последнего времени этого не признавала. Наверное, потому, что затруднения с реабилитацией указывали, пусть и косвенно, на возраст, а подобное для любой женщины старше тринадцати лет является больным вопросом. Значит, и ей пришлось это признать. Бедная, чудесная моя Люча…

Я совсем расчувствовался (впору было доставать носовой платочек) и потому не стал высказывать возражений против ее проекта — что вовсе не означало, будто у меня таких не было. Поскольку Топси прежде всего — не курорт. Это рынок секретов, а чем больше секретов — тем обильнее грязь. И я наследил там немало, да и она тоже. Вряд ли наше появление там пройдет без осложнений. Разве что обосноваться на материке, но и там никто не даст гарантий безопасности. Конечно, для Лючаны в том мире все складывалось куда благоприятнее, чем для меня, но на этот раз судьба может повернуться другим боком.

–…Что?

— Я сказала: похоже, ты задумался над тем — не слишком ли велик риск? Но ведь мы не станем выполнять никакого задания. Будем просто жить, как растения, — тихо, никого не беспокоя…

Если позволят, усмехнулся я в душе. «Нас не трогай, мы не тронем» — этого правила там не придерживаются. Но вот сейчас я поведу себя именно так. Не выскажу ни единого возражения. Наоборот — поддержу. Раз уж в Лючане возродилась какая-то активность, важно позволить ей укрепиться, а о деталях можно будет подумать и потом. Да к тому же — клин клином вышибают, и, может быть, ощущение риска, которое там у нее неизбежно возникнет, напрочь вытеснит из сознания и подсознания моей красавицы все самое тяжелое, связанное с Уларом.

— Да нет, — произнес я как можно спокойнее, — риск там будет, скорее всего, на уровне бытового, мы его не очень-то и заметим.

— Значит, ты согласен?

— Целиком и полностью. Но если не возражаешь, для полной безмятежности я все же поставлю в известность Иваноса.

— Лапочка генерал, — сказала Лючана. — Ну, если это тебя успокоит… Только попроси его не устраивать за нами постоянного пригляда: мне вовсе не улыбается отдых под колпаком Службы. Потому что тогда я и в самом деле буду ощущать себя кем-то вроде беглой каторжницы.

— Полностью принято, — откликнулся я. — Ты знаешь, что я терпеть не могу казенной опеки — почему и расстался со Службой. Ну, прекрасно. Теперь, поскольку у нас полное единомыслие, не станем терять времени. Я сейчас же одеваюсь и иду к вышеназванному. Надеюсь, он нас поймет правильно. О сроках говорить не станем: пробудем там сколько захочется, пока не почувствуем себя заново родившимися.

— Правильнее сказать — воскресшими.

— Нет. Когда ты воскресаешь, с тобою оживают и все воспоминания, какими ты обладал. А мы ведь хотим, наоборот, отбросить из-за ненадобностью. Я — сторонник нового рождения с совершенно чистой памятью, которую можно будет начать заполнять с начала.

— Пожалуй, ты прав. Ладно, иди. А я начну укладываться.

— Только самое необходимое, Люча.

— Возьму лишь пляжное. Ну, и одно вечернее платье… Самое большее — два. Они занимают так мало места и почти ничего не весят.

— Но не более двух, ладно? И знаешь что? Оперкейсы оставим дома.

— Мне и в голову не приходило тащить их туда! Как ты мог подумать?..

Это как-то само собой подумалось. Но ведь они там и в самом деле нам не потребуются?

— Уложи заодно и мои вещи. Думаю, вернусь к обеду, вряд ли Иванос станет меня задерживать — служебное время у него всегда заранее расфасовано по пакетикам.

— Горячий привет ему от меня. Жду к обеду.

Выходя в прихожую, я услышал, как Лючана что-то негромко запела. Это было прекрасным признаком: поет она только когда на душе у нее становится легко. Ура.

— «Вратарь»!

«Хозяин?»

Все-таки как приятно, когда все исправлено, отремонтировано, налажено. И даже голос нашего «Вратаря» стал вроде бы мелодичнее, богаче обертонами, живее, что ли.

— Я выхожу ненадолго. Хозяйка остается. Включи защиту по полной, пока я не вернусь.

«Сделано».

Собственно, а куда я?.. Нет, зря я валю все на Лючану: у меня и у самого психика после Улара еще не пришла в норму. Явный дефицит живой воды. Может быть, и не стоит беспокоить генерала? В конце концов, это наше частное дело. А у него, человека официального, всегда могут найтись какие-то возражения — потому что именно торможение, а никак не поощрение является основной направляющей деятельности каждого чиновника. И чем он выше сидит, тем тормозные колодки толще.

Ладно, вскоре увидим. Хотя Иванос хорошо знает, что разубеждать меня в чем-то — мартышкин труд. А уж когда мы с Лючей поем семейным дуэтом…

4

Направляясь к Иваносу, я пытался угадать: с кем же я встречусь на этот раз? Вовсе не бессмысленное занятие, потому что на самом деле Иваносов было много, и все они — от своего в доску парня, с которым одно удовольствие посидеть за хорошо накрытым столом, не ограничивая себя в количестве принимаемого пойла, до холодного и надменного чиновника в погонах, который и смотрит не на собеседника, а куда-то в сторону, и разговаривает одним только уголком рта, выцеживая слова по одному с долгими паузами, чтобы партнер успел прочувствовать, какой великой ценностью обладает каждый звук, прозвучавший из генеральских уст, — все эти Иваносы (а их между этими двумя полюсами умещалось немалое количество) как-то ухитрялись сожительствовать в одном теле.

Впрочем, и тело это выглядело каждый раз по-иному, я имею в виду прежде всего лицо; Иванос обладал не очень распространенной способностью делать свое лицо (ничуть не прибегая к гриму и очень редко — к маскам) совершенно неузнаваемым даже для людей, знакомых с генералом еще с кадетских времен и встречающихся с ним чуть ли не повседневно. Не знаю уж, как это у него получалось, однажды я попробовал спросить — в ответ он только пожал плечами и проговорил неопределенно: «Да я и сам не знаю, настраиваюсь, что ли, вхожу, как говорится, в образ, оно как-то само собой и получается». Я тогда подумал, что в нем погиб большой артист, хотя, возможно, и не погиб, как знать?

Так что перед каждой очередной встречей с ним вовсе не лишним было угадать, каким же он окажется на этот раз, и соответственно настроить самого себя, иначе никакого прока от встречи не будет. Тут можно было полагаться только на собственную интуицию, к которой я сейчас и пытался прислушаться, чтобы правильно расшифровать ее не всегда четкие сигналы.

Похоже, что мне удалось угадать верно. Это я понял, когда переступил порог генеральского кабинета. Сегодня это был, кажется, один из средних Иваносов, вполне узнаваемый, не очень веселый, но и не так чтобы надутый, не то чтобы свойский, но и не совсем забывший еще, что чуть ли не вчера мы с ним проводили совместную операцию на Уларе, не к ночи будь помянута; не совсем забывший — но и не то чтобы стремящийся об этом вспоминать. Короче, я увидел Иваноса делового, не обрадованного каким-либо успехом, но и не огорченного поражением, спокойно-занятого, как бывает при разработке операции, когда все происходит еще лишь в компьютере, а не в натуре. Увидел и подумал: «Не ко времени».

Для вящей уверенности я попробовал прозондировать его сознание; но, как и обычно, дальше порога не был допущен. Можно было бы, конечно, увеличить усилие и что-нибудь да выудить, однако он почувствовал бы это и соответственно настроился, а мне вовсе ни к чему было сейчас обострять отношения с ним.

Генерал поднялся из-за стола мне навстречу, даже приобнял, похлопал по плечу и указал не на посетительский стул перед казенным рабочим комбайном, а в сторонку — туда, где в уголке стояли два глубоких кресла перед низким столиком. Усадил меня, уселся и сам и несколько секунд внимательно глядел на меня, не подавая сигнала к началу разговора. Закончив осмотр, слегка покачал головой и начал сам:

— Имею для тебя от силы десять минут. Так что излагай кратко. Еще не совсем пришел в себя, верно?

— Пожалуй, да, — признал я очевидный факт. — А вот ты выглядишь, словно и не покидал кабинета, могу только позавидовать. Что, вашего брата — генералов Службы — специально обучают быстро восстанавливаться?

Он усмехнулся:

— Для нашего брата каждый выход в поле мало чем отличается от курорта, потому что там нет начальства, а оно-то и является главным раздражителем, поскольку противника нейтрализовать можно, а начальство — нельзя. Так что там я отдохнул душой, а с телом справляться все мы обучены, верно? Вот и тебя сейчас наверняка беспокоят не боли в суставах, а нервы, нервочки, всякие ночные кошмарики. Так? Но это, как известно, дело поправимое.

Я кивнул, но внес корректив:

— Верно. Но в первую очередь не мои нервочки.

— Да, — сразу же согласился он. — Хорошо, когда жена — коллега, но, как сказал некогда великий поэт, «хорошо, да как когда». Переживает?

— Сильнее, чем ожидалось.

— Ясно. Зашел бы к вам, попробовал ее разговорить, но, сам понимаешь, как всегда после выхода тут накапливается столько всякого, что не сразу расхлебаешь. Ты ведь с этим пришел? Хотел пригласить в гости? Но, видишь ли…

Я покачал головой:

— Так далеко мои планы не заходили. Нет, я со скромной просьбой.

Похоже, мои слова его успокоили: он даже немного расслабился в кресле. Другой бы и не заметил этого, но я-то знаю его достаточно давно и хорошо.

— Ну, излагай. Все, что в моих силах…

Я постарался как можно короче объяснить наш с Лючаной замысел. И ожидал, что в ответ он, улыбнувшись, скажет: «Ладно, принимаю к сведению, в случае чего окажем тебе содействие…»

Получилось, однако, по-другому. Когда я умолк, он несколько секунд помолчал, потом встал и кивнул мне:

— Давай-ка перейдем в рабочую обстановку.

Это означало, что мне следовало занять клиентское место перед большим пультом. Сам он воссел на свою пятиногую вертушку напротив. И только после этого проговорил:

— Похоже, этот номер у вас не пройдет.

— Почему? Там же сейчас вроде бы все спокойно. Я слежу за информацией по общим каналам…

— А я — по специальным, — перебил Иванос. — И она, скажу тебе, сильно отличается от публикуемой. Сейчас загружу. Читай.

Он кивнул в сторону одного из мониторов. Я принялся читать один текст за другим и с каждой страницей понимал, что он прав. Иванос же попутно комментировал:

— Вот запрос на выдачу тебя, поскольку на Армаге — а Топси ведь формально область их интересов — на тебя заведено дело по обвинению в нарушениях тамошнего законодательства по статьям, предусматривающим фальсификацию документов, незаконное владение оружием, попытку похищения государственных секретов, а также связь с криминальными элементами, и прочее, и прочее. А помимо того, по Улару в отношении тебя начато преследование и вчинен гражданский иск, поскольку исчезновение Улара ставится тебе в вину как организатору действий, приведших к такому результату.

— Гм, — промычал я. — Просто удивительно, что я еще на свободе. Во сколько же они оценили ту планету?

— А ты не юродствуй. Дело-то официальное. Не приди ты сам, пришлось бы мне приглашать тебя. Хорошо еще, что это попало ко мне.

— Знал бы, — сказал я, — взял бы с собой хоть зубную щетку.

— Давай без шутовства. Некогда. Сам понимаешь, выдавать тебя им никто не собирается, и этот их запрос я замариную по высшей категории — просто время должно пройти. Но это еще не все. Смотри дальше.

Я посмотрел. И не только на то, на что он хотел обратить мое внимание. Но при помощи третьего глаза попытался разглядеть и еще что-нибудь интересное. Все было надежно заблокировано, так что увидеть удалось очень немногое — и оно для нас с Лючей никакого интереса не представляло. Поэтому я сдался:

— И до нее добрались? Неплохо работают, не ждал от них такой прыти, честное слово.

— Теперь понятно, да? И тебе, и Лючане показываться там, куда Армаг досягает — а уж на Топси они как дома, — скажу без преувеличения — самоубийственно. Так что этот ваш вариант не проходит ни с какой стороны. Плюньте и забудьте.

Ничего другого и не оставалось.

— Ладно, — сказал я, — спасибо за исчерпывающую информацию. Недаром у меня было такое ощущение, что надо тебя поставить в известность, вопреки моим привычкам. Если позволишь, когда изобретем новый план, снова тебя побеспокою, а то, может, меня и еще где-нибудь объявили в розыск. А куда-то нам улететь нужно. Люче в первую очередь. Иначе мы ее потеряем как нормального человека.

— В этом никто и не сомневается. А что касается новых планов…

Тут Иванос умолк и молчал не менее двух минут — для него это было совершенно необычным. Настолько, что я не решился прервать это безмолвие и терпеливо ждал. Он не смотрел на меня, прикрыл глаза веками, наверное, чтобы мой несколько растерянный вид не мешал ему соображать. А когда снова посмотрел на меня, в его глазах ясно обозначилась мысль.

— Знаешь, Ра, — произнес он с той интонацией в голосе, которая должна была свидетельствовать о полной откровенности, задушевности и доброжелательстве, — пожалуй, ты пришел как раз вовремя: похоже, я смогу вам помочь. Поскольку давно известно, что лучший отдых — это смена занятий, я могу предложить вам кое-что хоть сейчас… Понимаешь, тут назревает одно, прямо скажем, необычное дело и с минимумом риска, чтобы не сказать вообще без риска, зато — незнакомые места, небывалые впечатления, бездна новой информации…

Может быть, он говорил бы еще долго, но я остановил его одним только словом:

— Нет.

И пока он еще не пришел в себя, добавил:

— Никаких операций. Никаких задач. Никакого подчинения. Разве я не с этого начал?

— Начать можно с чего угодно, важно — чем закончить.

— От нас обоих — сердечная благодарность за заботу. И полный отлуп.

— Не узнаю тебя. Ты бы хоть поинтересовался, в чем дело…

— И слышать не хочу. Я прекрасно понимаю: как всегда, людей не хватает, проблем куда больше, чем оперативников, и тому подобное. Но мы хотим отдохнуть — и ничего больше. Без приключений. Без нервотрепок. Без контактов. Наедине с природой, вот как. Извини, что потревожил тебя не вовремя. И желаю успехов. — Я встал с кресла. — Пока!

Однако он жестом удержал меня:

— Не дури. Ты обратился ко мне — и хочешь, чтобы я отпустил тебя без всякой помощи? Когда это я позволял себе такое? Скажи: какие условия вам нужны, чтобы восстановить форму как можно скорее? Сформулируй точно.

Я насторожился:

— Брось, Ив, ты не бываешь добреньким задаром. Хочешь все-таки держать нас на поводке?

— Не исключено, — признал он. — Сейчас об этом никакого разговора больше не будет — именно потому, что вы не в том состоянии, чтобы заниматься делом. Однако в моих интересах, чтобы такая возможность возникла хотя бы в ближайшем будущем. А для этого, как я понимаю, надо найти местечко, наибольшим образом соответствующее вашим пожеланиям.

— Ну, наши потребности минимальны, — утешил я генерала. — Прежде всего — вода. Много воды. Как можно больше. Море. Лучше — океан. Для Лючи сейчас это было бы самым действенным лекарством — удалось бы наконец смыть с себя все то, что…

— Понял. Много воды. Еще?

— Поменьше людей вокруг. Тишина. Полное, по возможности, отсутствие звуков, издаваемых двуногими без перьев, а также их продукцией.

— Ты уверен? Может быть, как раз наоборот — побольше народу? Чтобы отвлечь ее от всего…

— Не сейчас. Пока она, в ее представлении, покрыта грязью, чужие взгляды для нее самое страшное.

— Итак, поменьше людей и звуков. Дальше что?

— Ну, желателен, конечно, пристойный климат. Курортный, так сказать. У нас ведь издавна сложился такой стереотип отдыха…

— Верно. Сложился. То есть, как я понял, поближе к дикой природе и подальше от общества?

— Вот именно.

— Так-так.

Иванос выдержал еще паузу, правда, не столь продолжительную. Пошевелил пальцами над столом, словно разыгрывая какой-то пассаж на невидимой клавиатуре.

— Что же, есть такой вариант. Могу рекомендовать. Сам собирался туда, но вот дела заели.

— Любопытно, — сказал я, и на самом деле заинтересовавшись. — Куда же посоветуешь нам устремить свой путь?

— Ты, по-моему, не бывал на Ардиге? Это по каталогу номер 1402.

Это название не было для меня новым, как и обозначение любого другого обитаемого или хотя бы посещаемого мира. Но я там никогда не отмечался. Да и лежала эта планета — а вернее, «Детская площадка», то есть та система, в которой Ардиг находился, — далеко на окраине и сильно в стороне от оживленных трасс. И ничего, что требовало бы моего с Лючаной оперативного участия, там вроде бы никогда не совершалось.

— Не приходилось еще.

— Ну вот, теперь как раз удобный случай соединить приятное с полезным.

— Полезное, как я понимаю, поправка здоровья. А что — приятное?

— Нет. Приятное как раз — ваша реабилитация. А полезное — ну, хотя бы устранение еще одного белого пятна в твоем знании миров Федерации. Будь у меня сейчас лишнее время, порекламировал бы это местечко. Но ты и сам найдешь необходимое в справочниках…

— Никакой хитрости?

— Никто не вынуждает тебя согласиться, Ра. Я просто предложил вариант, который вроде бы должен вас устроить. Ты не согласен — ладно, ищи сам.

Это была явная подначка. Но я, похоже, действительно еще не прогнал ту усталость, которая жила во мне после Улара.

— Если Лючана согласится… — сказал я.

— А это уж как ты ей преподнесешь. В общем, так: сейчас иди к ней, обсудите обстоятельно, а завтра сообщишь мне результат.

— Забота о кадрах — долг любого руководителя, — глубокомысленно изрек я.

— Вы оба не мои кадры, брось. Но на дружеский поступок я имею право?

Мне хотелось поверить в это целиком и полностью. Хотя человеку Службы никогда не следует доверять безоговорочно. Мне, кстати, тоже.

— А что — там действительно курортные условия?

— Лучше не бывает. Да вот, глянь на карту.

Он вывел изображение на экран.

— Видишь, какая благодать? Вот тебе океан, а вот и суша, в экваториальной области средняя температура двадцать пять — тридцать по Цельсию, воздух и прочие физические условия схожи с нашими, так что — никакой адаптации. А главное — планета практически не заселена. Чего еще можно желать?

— Хочешь сказать, что там вообще нет людей?

— Ну, не могу гарантировать, что ни одного: могут быть анахореты вроде вас, нам о таких не докладывают. Но постоянного населения еще нет. Пока, во всяком случае.

Идея мне понравилась. Но я постарался вести себя как можно более сдержанно — чтобы Иванос не переоценивал свою услугу.

— Ну что же — недурственно. Но не знаю, что скажет Лючана. Сбрось мне эту карту, пожалуйста, чтобы было что ей показать.

— Увы, — сказал Иванос, слегка разведя руки и тем обозначая свое бессилие. — Ведомственный документ и засекреченный. Потому что съемка карты, откровенно говоря, производилась неофициально — без ведома Совета Миров. Снималось не с птичьего полета, а с очень удаленной орбиты — на пределе возможного. Туда еще не добрались федеральные картографы. Сам знаешь, чем дальше космотория от центра, тем меньше ею интересуются власти. Так что не обессудь, карту дать не могу.

— Ну что же, на нет и суда нет, — откликнулся я, заканчивая наш разговор. Поскольку о карте просил только для проформы: она уже надежно оттиснулась в памяти моего мика. Да Иванос и сам прекрасно понимал, что так и будет.

5

— Я готова! — Такими словами встретила меня Лючана, едва я появился на пороге. — Твое тоже уложила, не знала только, какую бритву ты захочешь взять. Вообще, у тебя их слишком много. Когда выезжаем? Обедать будем дома или уже там?

Я обнял ее и поцеловал — кроме прочего, еще и потому, что она в какой-то мере успела совладать с собой и выглядела сейчас почти нормальной — активной и даже веселой.

— А вот мы сейчас и решим, где и когда.

Она склонила голову к плечу, что должно было означать удивление.

— Разве мы еще не решили?

— Если бы решали мы одни…

— Не говори загадками!

Я доложил ей обстановку. И поспешил утешить:

— Только не огорчайся: Иванос предложил другой вариант. По-моему, даже лучше нашего.

— Знаю, — она махнула рукой. — Он и правда проявил заботу: я уже получила и приглашение, и все прочее. Только мне не кажется, что это хороший выход: об этих местах мне приходилось слышать, и говорят, что там тесно и климат не совсем тот, что мы хотим.

— Постой, постой, — насторожился я. — Какое приглашение? Иванос ждет нашего согласия — или отказа. И вряд ли он мог прислать…

— Однако именно это он сделал.

— Уже интересно. Покажи. В каком виде ты это получила?

— В нормальном — по сети. Пожалуйста, вот все.

Она загрузила полученное на дисплей. Я взглянул.

— Нет, Люча. Это совсем не то. Во всяком случае, отправитель не Иванос. Кто-то другой.

— Ты уверен? Кому еще пришло бы в голову заботиться о нас таким образом? И почему ты так уверен?

— Кто — это стоит выяснить. Почему уверен? Вот время отправки: четырнадцать ноль восемь. Так вот, в это время мы разговаривали с ним, и ручаюсь — он при этом ничего не отправлял и не давал поручений другим. Никаких и никому. Убеждает?

— Проверь адрес отправителя.

— Именно это я и… Вот нечистая сила!

— В чем дело?

— В адресе. Его просто нет.

— Но он же должен быть!

— Как говорится, должен, но не обязан. Похоже, что отправитель позаботился о том, чтобы не оставить следов. Занятно. Ну-с, а конкретно что нам предложили? — Я внимательно прочитал текст. — Ага. Совет Ветеранов Службы предлагает месячное пребывание в Садах реабилитации в южном полушарии Серпы. Море, пляж, реликтовый лес, чистый воздух, натуральное питание на научной основе — и, плюс ко всем благам, избранное общество. Все — за счет Фонда Ветеранов. Мы с тобой, похоже, истосковались по избранному обществу? Интересно, что они понимают под этим определением? Отставников, забивающих «козла» от подъема до отбоя?

— Фу, — сказала она, — какого ты низкого мнения о них. Никакого «козла». Только пулька. С «бомбой», обязательно темной и всем прочим. По галлару за вист.

— Мы в восторге, не так ли?

Лючана выразилась как ветеран десанта, что вообще-то не входило в ее репертуар.

— Поддерживаю, — согласился я. — Думается мне, что в этих Садах кто-то разложил немалое количество бесплатного сыра. Ладно, теперь давай обратимся к тому, чем хочет прельстить нас генерал. Кстати, этот вариант с Серпой в нашем разговоре даже не всплывал. Однако вряд ли тут случайное совпадение. Каким-то способом некто узнал о нашем желании провести какое-то время вне Теллуса и предложил свои услуги. И не с целью заработать, но с какой-то другой. Утечка от Иваноса? Не верится. Отсюда? Тоже маловероятно. Хотя… проверка не повредит, как ты думаешь?

Получив ее согласие в виде кивка, я обратился к «Вратарю»:

— Проведи ревизию всех файлов. Не только названия, но и содержания. Это может быть вирус, замаскированный под программный файл или в этом роде. Полная проверка. И сразу доложишь. Выполняй.

«Выполняю, хозяин».

— Что же нам сулит Иванос? — спросила Лючана, и в голосе ее прозвучало нетерпение. Я чувствовал, что чем дальше, тем больше готова она оказаться где угодно, в любом другом месте, кроме собственного жилья, потому что именно к нему приводили все донимавшие ее сейчас воспоминания.

— Тебе такое название — Ардиг — говорит что-нибудь?

Она помолчала, стараясь вспомнить.

— Ни малейших ассоциаций. По-моему, я никогда даже не слышала о нем. Это что — мир?

— Из самых отдаленных и непопулярных — во всяком случае, не модный курорт, где стремится отметиться каждый, считающий себя светским человеком.

— Так, может быть, там ничего и…

— Судя по карте — генерал позволил заглянуть, — там вовсе не плохо. А вообще, поищем еще какую-нибудь информацию. «Вратарь», как дела у тебя?

«Идет проверка, хозяин. Пока ничего лишнего».

— Вытащи параллельно Федеральную Энциклопедию, все на букву А.

«Выполняю».

— Ну вот, давай познакомимся, — пригласил я Лючану через несколько секунд. — Арда… Арде… Ага, попался. Вот он, Ардиг. Черт, да здесь почти ничего…

И в самом деле, имевшаяся в энциклопедии информация словно перекликалась с древним ресторанным анекдотом: «Чем это вы тут кормите? Во-первых, дерьмо, а во-вторых, мало!»

Нет, все необходимые физические характеристики были налицо: радиус, масса, гравитационная постоянная, состав атмосферы, средняя температура, годичная норма осадков, радиация светила, расстояние от него, наличие естественных спутников (два), количество ясных дней, осадки, дифференцированно по климатическим поясам; продолжительность года и суток… И все это, в общем, было вполне приемлемо и даже более — привлекательно, поскольку не сулило теллурианину никаких осложнений при адаптации, как и говорил Иванос.

Однако на этом членораздельные сведения и заканчивались, дальше шли какие-то загадки.

Население мира: «Постоянное население отсутствует». Иными словами, мир необитаем! А почему? На планете, параметры которой сопоставимы с теллурианскими, а условия жизни куда лучше? По меньшей мере, странно.

Дальше еще интереснее. «Экономика: производство сельскохозяйственных удобрений, поставка их на…», дальше — перечень названий. Выходит, населения нет, а удобрения производятся. Автоматиче-ские заводы или что? Ага, вот: «Производство обслуживается периодически сменяющимися вахтами».

— Как это тебе, Люча?

Она пожала плечами:

— Значит, во всяком случае, не придется толкаться в толпе.

Ну что же, кто-то живой там все-таки есть — по крайней мере, помогут чем-нибудь при надобности. Может быть, не так уж и плохо для нас, одиночек.

— Без горячей воды, — проговорила Лючана недовольно. — При свечном, скорее всего, освещении. И, чего доброго, без канализации?

— Зато представь себе: мир без телевидения, телефонов, сетей, может быть, даже без газет. Без скользунов и колясок! Господи, какая благодать!

— Тебе виднее, — согласилась она не очень решительно.

Дальше. Совокупный планетарный продукт — удобрения. В галларах: сведения позапрошлого года. Не очень, прямо скажем. Хотя — нам-то что? Это их проблемы.

Иммиграция за последнее десятилетие: сведений нет.

Эмиграция за тот же период: сведений нет.

А вот совсем уже интересно.

Флора планеты: проверенных сведений нет.

Фауна: достоверных данных не имеется.

И наконец.

Средства сообщения: ВВ — не используется.

Регулярные рейсы кораблей — не совершаются.

Чартерные полеты: вывоз удобрений танкерами получателей.

— Ты что-нибудь поняла? — спросил я Лючану, когда энциклопедия была исчерпана.

— Конечно! — ответила она неожиданно бодро.

— Интересно. Что же именно?

— Я хочу туда!

— Ты серьезно?

— Абсолютно! Ты пойми: это что-то совершенно новое! И никаким боком не связано ни с чем из нашего прошлого! О таком можно только мечтать!

— Ну, если ты решила твердо…

— Как алмаз.

— Будь по-твоему. Тогда я сообщаю Иваносу о нашем согласии. Только не представляю, как мы туда попадем — без ВВ и регулярных рейсов. Или тебе и это уже стало ясным?

— Безусловно. Иванос предложил — значит, он и обеспечит. Или он, по-твоему, болтун?

Нет, этого я не смог бы сказать о генерале даже в те минуты, когда готов был повесить на него всех собак, какие только существовали в Галактике.

«Хозяин! Задача выполнена. Проверка завершена».

— Что обнаружено?

«Никаких посторонних программ».

Еще одна загадка. Не слишком ли много? Хотя Люча, наверное, права: загадки и придают жизни необходимую остроту, без которой она — и не жизнь вовсе, а так. Морковный кофе, как сказал поэт в давние времена.

«Имеется неучтенная линия внешней односторонней связи».

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

— Отключи немедленно. Хотя — нет, лучше поставь на трансляцию какого-нибудь канала — рекламного.

«Выполнено».

Так. Ясно. Кто и когда всадил? Ну, понятно: когда делали тут ремонт. Для начала вовсе неплохо. И, надо полагать, продолжение последует?

— Удираем, Люча. Ардиг — так Ардиг. Лишь бы подальше.

6

На этот раз дозвониться до Иваноса удалось только после многих безуспешных попыток: всякий раз его кибер равнодушно объявлял: «Канал занят», «Канал занят». Наконец это мне надоело, и я прибегнул к запрещенному приему: сделал вызов под грифом «Анни». То есть «Аннигиляция» — сигнал смертельной опасности, все летит вверх тормашками. Сработало, и я услышал тревожное: «Иванос. Докладывайте!» «Сейчас он меня убьет», — подумал я, вслух произнося самым безмятежным тоном, на какой только был способен:

— Привет, генерал, здесь Разитель. Докладываю: мы согласны. Ждем указаний.

Он, кажется, в первый миг даже не сообразил, о чем идет речь.

— Разитель? Каких указаний? В чем дело, сукин ты сын? Какого черта…

Разумнее всего было бы тут же дать отбой. Но я решил, что имею все основания обидеться.

— Я лишь выполняю твое распоряжение. Ты же сам сказал два часа тому назад…

Но он, похоже, уже вспомнил — сам или автоматика напомнила.

— А, ты вот о чем. Извини, немного закрутился. Так что там у вас?

— Мы согласны на Ардиг. Только не очень представляем, как туда попасть.

— Ну да, ну да. Не думал, откровенно говоря, что это вас устроит.

Видно, он уже успел с головой уйти в какое-то серьезное дело. В Службе такое не в диковинку: случается что-то неожиданное и важное, и все, менее значительное, вылетает из головы.

— Так что мы готовы последовать твоему совету — объясни только, как туда добраться. Судя по имеющейся информации, это — проблема: ни ВВ, ни рейсов. Я понимаю, что у тебя там что-то горит и мы оказались не ко времени, но тем не менее…

— Не вовремя, — проворчал он. Однако ему и самому было известно, что на уровне наших с ним отношений никак нельзя отступать от сказанного: это может, самое малое, очень неприятно отозваться в будущем, недаром говорится: не плюй в колодец. И он тут же продолжил: — Хорошо. С доставкой проблем не будет: туда как раз отправляется один наш кораблик по делам, я, собственно, этот вариант и имел в виду, когда предложил тебе. Раз уж вы настроились, то собирайте манатки.

— Уже собрали. Скажи только, куда ехать.

— Сделаем так: я подошлю скользун — из наших, с кем-нибудь из моих помощников, — и они вас доставят на борт и аккредитуют. Все, отбой. Счастливого пути, семейство.

— Спасибо, — сказал я уже в пустоту. Отключился. — Люча! — позвал. — На выход. «Вратарь»! Закрываю территорию, защита по полной программе, информировать будешь по моему запросу, постоянно отслеживай нас, предполагаемое местонахождение — мир Ардиг, проверь, как там у тебя с ним?

«Вратарь» взял довольно продолжительную паузу, и это свидетельствовало о том, что нашарить в мироздании Ардиг оказалось для него не так уж просто. В конце концов, когда я уже собрался ускорить его процессы, он доложил:

«Ардиг найден. Связь возможна, хотя не вполне устойчивая. Сейчас там не работает ни один источник сигналов на стандартных частотах. Поэтому мой вывод является предварительным».

— И на том спасибо, — сказал я ему, хотя понимал, что для него имеет значение лишь последнее слово, означающее одобрение его действий. Все-таки не человеческий разум это был, ничего не поделаешь. И чтобы он не успокаивался чрезмерно, я добавил: — Проводи систематический поиск в областях нестандартных частот. Ищи нас там, если связь на стандартных не будет устанавливаться.

«Понял, хозяин», — откликнулся он.

— Все. Я отключаюсь. Ожидай следующего вызова.

По моим расчетам, скользун от Иваноса должен был ожидать внизу: машины Службы всегда пользуются правом преимущественного проезда, им автоматически открывается зеленая улица.

Я вышел в прихожую. Лючана была уже там. Багажа у нас оказалось не то чтобы совсем мало, но и немного, а именно — столько, сколько в случае необходимости можно унести на себе; это давно стало рефлексом: перед тем как войти куда угодно, прикидываешь, а как будешь оттуда выбираться. Лючана знала это не хуже меня самого. Я все же просканировал взглядом подготовленное для отъезда. Два чемодана среднего размера, два рюкзака. Приемлемо. С таким грузом можно некоторое время продвигаться даже и бегом. Я надеялся, конечно, что до этого не дойдет: мы как-никак собрались отправиться не в гущу событий, а наоборот — подальше от них, туда, где, похоже, никогда и ничего не происходит. То, что нам нужно. И все же…

Все же какое-то ощущение неудовлетворенности, недоделанности возникло у меня — я не сразу сообразил, отчего. Словно бы мы о чем-то не подумали, не учли, запамятовали…

— Люча! А мы ничего не забыли?

Она высоко подняла брови:

— Думаю, что нет.

— Я вот тоже не могу сообразить, однако же чувство такое, словно… Ага! Понял!

— Хочешь сказать, что я чего-то не учла?

— Не вижу наших оперкейсов.

— Здравствуйте! Разве мы не решили, что они нам не…

— Решили, решили. Но все же у меня без кейса состояние какое-то такое… как будто я забыл надеть брюки, вот какое. Может, прихватим с собой на всякий случай?

И, не дожидаясь ответа, я распахнул дверцы стенного шкафа, где хранились оперкейсы. Вернее, должны были храниться. Потому что их там не оказалось.

— Люча…

— Не волнуйся, штаны на тебе, и все остальное тоже в норме.

— Где же кейсы?

— В больших чемоданах. Там было достаточно места, и я подумала: ни к чему им бросаться в глаза всем и каждому.

— Значит, ты сама решила все-таки взять их?

— У меня тоже возникло ощущение, что без них я голая. Смешно, да?

— Никоим образом. Ты молодец.

— Ты только сейчас это понял?

— Понял давно — еще когда только собирался сделать тебе предложение. Помнишь, как и когда это случилось?

— Думаешь, женщина способна забыть такое? Мне тогда впервые пришлось страховать тебя в операции на…

— Тсс! Эта история и до сих пор не рассекречена.

— Ты маньяк секретности. Тут нас не подслушивают.

— Как знать? Кто-то все-таки пронюхал, что мы собираемся слинять с Теллуса.

— Наверное, ты прав. Умолкаю. Пошли?

— Пора. Там нас уже, наверное, заждались.

Закрытый скользун с поляризованными стеклами, без всяких эмблем, но с номером Службы и в самом деле ждал у подъезда, ухитрившись припарковаться между двумя тяжелыми колесниками, принадлежавшими, как я знал, жильцам нашего дома — со второго и верхнего этажей, верхняя квартира как раз над нами, и именно через нее мне пришлось в свое время выбираться на крышу, воспользовавшись реконструированным мусоропроводом. Я ожидал, что водитель выйдет навстречу, чтобы помочь разместить наш багаж, однако этого не произошло. Возможно, потому, что скользун втиснулся так, что пространства по бокам, чтобы поднять дверцы, вовсе не оставалось ни справа, ни слева. Придется, видно, самим выходить из положения — а вернее, войти в него.

— Секунду, Люча…

Я открыл пятую, заднюю, дверцу — она не была заперта. И убедился, что водителя на месте не было. Да нет, скорее всего, его вообще не было: это был скользун на киберпилоте, какими Служба пользовалась довольно часто. Ну что же, так даже спокойнее — до сих пор не было известно ни одного дорожно-транспортного происшествия, случившегося по вине кваркотроники.

— Забирайся, я подам чемоданы.

Разместились быстро. Я изнутри захлопнул дверцу, пробрался вперед, занял, как и полагалось, водительское кресло — хотя при автопилоте там может не быть вообще никого. Просто сработала привычка. Посмотрел на Лючану:

— В путь?

— С богом, — сказала она как обычно, когда мы отправлялись куда-то вместе. Не так уж много было в нашей жизни таких случаев. Тем приятнее было мне сейчас.

Единственное, что мне сейчас оставалось сделать, это нажать клавишу «Старт». Что я и сделал. Нужный маршрут был заложен в памяти автопилота. И можно было расслабиться хотя бы на несколько минут — в предвкушении того большого расслабления, какое ожидало нас на Ардиге.

Должно было ожидать, во всяком случае.

Пилот уже набрал скорость, когда я автоматически, боковым зрением отметил еще один скользун Службы, промелькнувший нам навстречу. «Да, — подумал я лениво, — что-то действительно заботит Службу, лихо раскатались они сегодня по городу. Но это не наше дело. Никак не наше».

Я чувствовал себя как-то необычно. Весело и расслабленно. Давно уже, очень давно не было у меня такого настроения. Источник его был ясен: впервые за уж не знаю сколько лет я покидал свой мир не ради выполнения какого-то задания, а по своей воле, и не из-за ссоры с Лючаной, а напротив — в полном согласии с нею и даже больше: вместе с нею. Вот она безмятежно сидит рядом, глядит вперед, полузакрыв глаза. Неплохо начинается отдых, моя хорошая… Я закрыл глаза, пытаясь представить себе то, что ожидало нас в самом скором будущем: теплое море, тончайший песок, мягкие солнечные лучи — благодать.

7

— Слушай, Ра…

В голосе Лючаны прозвучала, как мне почудилось, нотка тревожного недоумения.

— Я здесь, милая. Никуда не девался и не денусь.

— Проснись. Открой глаза.

Я повиновался.

— Уже смотрю в оба. Что тебя заботит?

— По-моему, мы едем куда-то не туда. До Иваноса рукой подать, а нас увезли уже достаточно далеко. Не понимаю…

Пришлось напрячься, чтобы от мечтаний о будущем вернуться к восприятию окружающей обстановки.

И в самом деле — скользун уносил нас вовсе не в направлении Службы. А куда? Сейчас выясним и внесем коррективы.

Протянув руку, я вывел на дисплей автопилота план города — той его части, где сейчас находились мы, светившиеся на экране в виде красной, медленно перемещавшейся точки.

— Ага, вот они мы. Проверим…

Я перевел взгляд на то, что мелькало за окошками скользуна. Прочесть название улицы, по которой нас везли, не удалось — мы скользили по скоростной, крайней левой полосе, и линию домов заслоняла в этот миг тяжелая грузовая коляска-фургон о шести осях. Зато впереди над проезжей частью нависал указатель, не прочесть который было просто невозможно.

— Похоже, нас решили доставить прямиком в космопорт.

— Это что-то новое, — нахмурилась она. Я поспешил успокоить:

— Иванос проявляет заботу и выполняет обещание: он ведь взялся нас туда препроводить — и, похоже, успел организовать. Ладно, поблагодарим, когда вернемся.

— Ты уверен, что это так?

— Проконтролируем, если хочешь.

Я нажал клавишу диалога с пилотом:

— Назови конечный пункт поездки.

Неживой голос ответил:

— Космовокзал дальних рейсов. Шестнадцатый портал.

— Ну а там что? — не унималась Лючана. — Он нас высадит, а у нас ни малейшего представления, куда идти, что делать…

— Надо полагать, нас встретят и проводят. Иванос обещал. Ты ведь знаешь: если он что-то делает, то учитывает все детали. Да в Службе и нельзя иначе.

— М-да, конечно, — согласилась она. Однако (подумалось мне) без должной уверенности. Такой, какую испытывал я.

Но получалось вроде бы по-моему. Во всяком случае, когда пилот затормозил, лег на грунт у шестнадцатого портала и услужливо распахнул дверцы, к машине сразу же подошло двое молодых людей — в цивильном, разумеется.

— Вы едва не опоздали, — упрекнул один из них. — Посадка на челнок уже идет. До старта четверть часа. Позвольте ваш багаж. Нужно торопиться.

— Вы уверены, что ждали именно нас? Кто вас прислал?

— Служба.

Ага, значит, все-таки я прав.

— Генерал Иванос?

— Видите, вы сами знаете — кто.

— Но у нас нет ничего — никаких документов на проезд, мы даже не знаем…

Говорить это приходилось в затылок парню — он, держа в каждой руке по чемодану, продвигался, пересекая зал, весьма прытко. Его коллега, отягощенный обоими рюкзаками, составлял арьергард, мы с Лючаной держались в середине процессии.

— Все у меня. Передам вам, пока багаж будет проходить досмотр.

Стойка была уже перед нами. Встречавший опустил чемоданы на ленту контролера и облегченно перевел дыхание, стараясь, чтобы это получилось не очень заметно. Из внутреннего кармана своей куртки извлек два продолговатых конверта, положил на стойку перед проверявшим.

И одновременно Лючана большим пальцем руки ткнула меня в бок. Как бы невзначай. Я не сказал ни слова. Но внутренне сразу же привел себя в состояние собранности. Боевой готовности.

Потому что такой двойной тычок был одним из вариантов сигнала тревоги. И, еще не поняв опасности, я уже был уверен в том, что она реальна: Лючана никогда не объявляет тревоги попусту. В этом я ей доверяю целиком и полностью.

Я повернул голову к ней. Поднял брови. Она взглядом указала наверх — туда, где над стойкой на табло светилась надпись:

«Рейс 16–48. „Чемпион Эры“. Старт 18.10».

Только тут я понял.

Рейс. А на Ардиг рейсовые корабли не ходят.

— Все в порядке, — сказал контролер. — Можете идти на посадку.

— Спасибо, — проронил я. — А не скажете, когда мы прибудем на место?

— На Серпу? Ну, если…

Он не договорил, да в этом и не было нужды. Я перебил его единственным словом:

— Сразу!

Встречавший, тот, что нес чемоданы, стоял справа от меня. Так что вырубать его пришлось левой рукой, но надеюсь, что он этого даже не заметил. Во всяком случае, не успел взять защиту: скорее всего, расслабился раньше времени. Второй встречавший, что стоял позади, оказался на полу за мгновение до моего: Лючана успела занять позицию повыгоднее и смогла работать обеими руками.

— Уходим! — скомандовал я.

— Ну уж нет! — ответила она. — Я не стану бросать наши вещи. Инспектор, мы отказываемся от посадки и забираем багаж!

Но у инспектора были свои представления о том, что нам сейчас полагалось делать. Он успел нажать кнопку тревоги, и полицейские уже бежали сюда с трех сторон. Вступать с ними в схватку я не собирался. Но полицейских опередил вокзальный врач. Его, правда, занимали не мы, а оба распростертых на полу субъекта. Он склонился сперва над тем, что оказался на его пути первым, — над парнем, которого сработала Лючана. Нашел пульс, заглянул, подняв веко, в зрачок.

— Ты не пересолила? — спросил я жену, стараясь выглядеть совершенно спокойным.

— Ровно столько, сколько нужно, — ответила она. — Оказывается, еще не разучилась. Хотя имелись сомнения.

— Ты молодец, — снова не удержался я от похвалы.

Врач, прежде чем перейти ко второму, взглянул на Лючану и покачал головой:

— У вас тяжелая рука, мадам. Не хотел бы я быть вашим мужем.

— А кто вам позволил бы? — поинтересовался я.

Он не ответил и принялся разбираться с моим клиентом. Тем временем полицейская рука, тоже нелегкая, опустилась на мое плечо:

— Я арестую вас за нанесение побоев…

Я не дал ему закончить:

— Я повинуюсь. Но требую, чтобы оба потерпевших были также задержаны для выяснения их личностей. Они…

В свою очередь он перебил меня:

— Сам знаю, как мне действовать, — огрызнулся он. — А если вы намерены сопротивляться власти…

— Нимало. Но если вы позволите им ускользнуть…

–…то уж мы не позволим.

Эти слова принадлежали уже не полицейскому, а одному из двух мужчин, подошедших к нам последними. Того из них, что был постарше, я узнал, и он меня тоже: пересекались в свое время. Я подмигнул ему, он — мне.

— Прошу не вмешиваться в действия власти! — предупредил его блюститель порядка.

— Служба! — услышал он в ответ и увидел хорошо известный значок. — Благодарю, капрал, дальше этим делом займемся мы. Вы свободны. Приятно видеть, что полиция реагирует столь быстро и решительно. Думаю, благодарность вашего начальства не задержится.

Полицейские почли за благо считать инцидент исчерпанным и разошлись, каждый в своем направлении. Мой клиент зашевелился, приходя в себя. Офицер Службы спросил своего напарника:

— Ты вызвал наш патруль?

— Они на подходе.

— Вы вовремя оказались здесь, ветеран, — сказал я ему. — Спасибо.

Он покачал головой:

— Напротив, полковник, опоздали. Подъехали к вашему дому, когда вас уже увезли. Правда, мы быстро сориентировались: машину эту засекли еще на подходе к дому, остальное вы уже поняли. Где ваш багаж? Ага. Берем. Идемте.

— Далеко ли? — спросил я на всякий случай.

— Ну… Вам лететь не отсюда, а со старта «Норд». Там ждет кораблик. Милая такая яхточка, называется «Триолет». Она вас доставит — генерал сказал, что вы знаете, куда и зачем.

Старт «Норд»? Милая яхточка в закрытом порту для военных и служебных кораблей. Кстати, и правительственных тоже. Высший уровень надежности.

— Видишь, — сказал я Лючане, — я же говорил, что генерал всегда продумывает все до деталей.

Она лишь покачала головой — что, скорее всего, означало неуверенность в том, что все уже обошлось.

8

— Странный, однако, кораблик, — заметил я, когда мы подошли к предназначенному нам транспортному средству. — Я-то думал, что знаком со всеми типами космической техники. С яхтами, во всяком случае. А тут что-то такое… Не очень, откровенно говоря, понятное.

И в самом деле, таких мне видеть еще не приходилось. Для прогулочника слишком, так сказать, поджарая — впрочем, до мини-крейсера не дотягивает, да и без видимых признаков вооружения. Хотя множество каких-то выступов, выростов непонятного назначения. Странная, как бы играющая окраска: зеленая? Нет, желтизна какая-то… Да нет же, скорее цвета морской волны? Отстал, отстал я от современности — в тех мирах, где я обитал последние месяцы, такими кораблями и не пахло. Ну что же, тем интереснее будет лететь.

— Что-то новое, — сказал я нашему провожающему. — Но, в принципе, может сойти и за яхту, и — для сведущего — за дальний разведчик. Всестихийный — так это, кажется, именуют? «Триолет» — ничего общего с поэзией, а просто работающий в трех средах, скорее всего так. Кваркотроники больше, чем людей. Верно?

— Почти угадали, — ответил подчиненный Иваноса. Похоже, знание моего славного прошлого позволяло ему быть откровенным — в установленных пределах, разумеется. — Но вы еще успеете во всем разобраться. А вообще-то эта модель не рекламируется. Используем для нестандартных случаев. Как, например, этот. Высочайшая надежность и адаптивность к любой обстановке. Класс!

Я подумал, что, наверное, мы с Лючаной и в самом деле теперь котируемся у Иваноса весьма высоко! Надо будет отблагодарить его как следует — когда вернемся, конечно. Хотя… вряд ли машину отправляют только ради нас.

— Много чести для нас. А кто еще летит? — задал я вопрос вскользь, словно из одной только вежливости, как если бы на самом деле это меня вовсе не интересовало.

— Вы — единственные пассажиры.

Вот как. Что значит — успешно провести операцию. Хотя, надо признать, она не всякому оказалась бы по зубам. Молодцы, мол, вы, Ра с Лючаной! Только не очень задавайтесь или хотя бы внешне не показывайте…

Но тут же у меня возникло и сомнение: если мы — такие уж важные персоны…

— Капитан, наверное, очень занят? — спросил я тоном, ясно показывающим, что я несколько уязвлен подобным невниманием: раз уж мы — единственные и столь важные пассажиры, то вправе рассчитывать на точное соблюдение протокола. — Хотелось бы познакомиться.

— Непременно, — заверил сопровождающий, а второй только улыбнулся — впрочем, не насмешливо, а как бы зная, что нам приготовлен приятный сюрприз.

— Ну что же, — я слегка пожал плечами. — Пора садиться, я думаю.

— Никаких препятствий, — согласился наш проводник. — Разрешите я пройду первым.

— Пожалуйста. Только…

Я хотел было спросить, как же он думает войти, если люк, перед которым мы стояли, до сих пор остается наглухо закрытым. Но не успел, потому что крышка тут же стала откидываться вниз, внутренней своей стороной образуя трап. Конструкция, пришедшая из давних-давних времен.

Мы поднялись. Я ожидал, что капитан встретит нас самое позднее сразу же за входным тамбуром, однако и там не оказалось ни его, ни хоть кого-нибудь из экипажа.

— Хотелось бы все-таки увидеть капитана, — проворчал я, следуя за провожатым. — А может быть, это вы и есть? У вас какой уровень секретности?

— Капитан в рубке. Нет, не подозревайте меня в таких вещах: я к флоту имею очень отдаленное отношение. Смотрите внимательно. Здесь — каюты. Одна двухместная и три одноместных, пользоваться можете по вашему усмотрению — любыми. Осмотрите сразу?

— Люча, может быть, ты устала? Не стоит ли прилечь?

Она покачала головой:

— Хочется поскорее увидеть капитана Немо — уж очень я заинтригована таинственностью. Ведите сразу в рубку.

И добавила очень тихо, уже только для меня:

— Он, по-моему, плохо воспитан.

— Похоже на то, — согласился я. Капитан чем дальше, тем меньше мне нравился, хотя неприязнь эта пока была лишь заочной.

Войдя в рубку, я окинул ее сперва беглым взглядом, затем — куда более внимательно. Перевел глаза на нашу свиту:

— Знаете, — сказал я, нахмурясь, — если нас привезли сюда, чтобы разыграть какую-то шутку, то напрасно: не на тех напали. Если только капитан не прячется где-то под столом или, чего доброго, в туалете, то его на борту вообще нет. А если так, то мы поищем другой способ добраться до цели.

— Смахивает на плохую комедию, — добавила Лючана, и по ее голосу я понял, что она уже где-то на грани взрыва. Наши спутники и не представляли, в какой опасности сейчас оказались. — И если вы немедленно не объясните нам смысл этого балагана…

Но тут наш провожающий поднял руку, как бы требуя тишины.

— Нет поводов для волнения, коллеги, — проговорил он спокойно. — Разве что некоторые детали вам еще не стали ясными, но с этим мы справимся за минуту, не более. Вы хотите видеть живого капитана? Но это ведь «Триолет»! Я полагал, вы в курсе: в этой серии экипаж виртуален. Капитан? Вот он, перед вами.

И он указал на большой ходовой экран в центре пульта, сейчас выключенный и темный, на сам пульт, разделенный на три сектора, не очень похожие друг на друга, на большие и маленькие табло. И с очень небольшой клавиатурой для ручного управления.

— Вы хотите сказать, что эта машина — полный автомат? Но это же не такси!

— Полный. Как и все корабли этого поколения. Абсолютно надежен. Великолепно знает трассу: он уже бывал в той космотории. Общение — голосом и через клавиатуру. Впрочем, полный инструктаж вы сейчас получите — это займет четверть часа, запись на ваши мики. Но заранее скажу: вмешиваться в выполнение вирт-капитаном программы не рекомендуется. Да вы ведь не на задание летите…

— Уйдем отсюда, Ра, — проговорила Лючана решительно. — Доберемся до генерала и откровенно выскажем ему все, что мы об этой идиотской шутке думаем. «Заботится о нас!» — передразнила она меня. — Как же!

И она шагнула к выходу, где в дверях возвышался второй провожающий — здоровяк.

— Пропустите, вы! Я и не с такими справлялась!

Тот, однако, не шелохнулся. А первый сказал:

— Идея отправить вас на этом корабле принадлежит генералу Иваносу. Не знаю, что вы собираетесь предпринять, если откажетесь от этого варианта, однако генерал просил напомнить, что оставаться на Теллусе вам никак не рекомендуется: по самым последним сведениям, на вас начата серьезная охота, организованная, скорее всего, теми, кто хочет воздать вам должное за провал планов «Уракара» и «Улар». Вы и сами только что могли убедиться в том, что спокойной жизни здесь для вас не предвидится, а мы, вследствие возникшей обстановки, не можем заниматься вашей защитой, если бы даже это входило в планы Службы. Этот корабль и с ним возможность оказаться в безопасной части пространства предоставлен вам исключительно в порядке личной услуги, а никак не потому, что Служба берет на себя какие-то обязательства относительно вашей сохранности.

Пришлось задуматься. Что на нас открыта охота — в это я поверил еще раньше, слушая Иваноса. Конечно, мы с Лючаной не ученики приготовительного класса, однако если основным содержанием нашей жизни на неопределенное время станет игра в прятки с неизвестным количеством оппонентов, то назвать это отдыхом ни у кого не повернется язык.

— Люча, ты еще не высказала своего окончательного мнения.

Вместо ответа моя жена спросила:

— Что тут надо нажать, чтобы мы наконец полетели?

— Сесть. Получить инструктаж. Надеть вот эти браслеты. Включить страховку. И сказать — это может сделать любой из вас, корабль успел уже настроиться на ваши голоса и на все остальное, — сказать: «Триолет», мы готовы».

— Тогда уходите. Прочь с корабля. Быстро! Триолет, или как там тебя, мы готовы!