Грубые будни. Роман из цикла «Пространство холода»

Владимир Митюк

«Грубые будни» – роман из цикла «Пространство холода». События развиваются на рубеже веков и в первом десятилетии двадцать первого века. Каждое произведение закончено, но они связаны между собой персонажами, сюжетные линии развиваются самостоятельно, но в какой-то момент пересекаются. И это не случайно. Во всём можно найти взаимосвязь.Данному роману предшествует роман «Грубые хроники», вышедший в этом году.

Грубые будни Б

Тремя неделями раньше

Я узнал о произошедшей трагедии, только вернувшись из Москвы, включив вечером телевизор, после бесполезных попыток дозвониться до Киры — абонент временно недоступен. Я ещё не знал, что абсолютно…

Шок? — Не то слово. Мало того, что я не знал ни малейших подробностей, но и не мог связаться ни с кем, кто мог хоть немного прояснить ситуацию. То, что почувствовал я — нет, мир не рухнул, но наступило полное опустошение. Как пережил несколько дней — одному богу известно, вынудила работа. Я двигался, как автомат, пусть хорошо отлаженный, выполнял предписанные функции. Возможно, это и хорошо, что я ни с кем не сблизился настолько, чтобы поведать о своих проблемах. Посему личные переживания остались лишь в моем подсознании.

Но мне кажется, что Алла, с её проницательностью, замечала, и была предупредительна, ничем не намекнув.

Почти бессмысленное существование продолжалось вплоть до поездки в Москву, и нарушения рекомендаций следователя. На сорок первый день — когда душа якобы должна уже была распрощаться, я проделал ранее привычный маршрут. Сентябрь, осень ещё не прогнала быстрое и ненадежное тепло, пятница, и я не спешил. Завернул к «своим» — за моё отсутствие всё заросло, нападали листья, покосилась скамейка. Непорядок. Появился служитель — что, мол, долго не были — уезжал, дела, а никого больше не осталось. Надо бы попросить, мы можем присмотреть. Да нет, слишком личное, но спасибо за заботу. Предложенные деньги были приняты с благодарностью, но без подобострастия. — Понятно, а Вы здорово изменились….. — Возраст не красит, куда уж. Он сочувственно вздохнул.

— Мы посмотрим, не беспокойтесь, — ну да, двести американских рублей были более чем весомым аргументом. А я положил себе заходить раз в две недели, но ни в коем случае не заглядывать туда, где Кира, иначе возможен эмоциональный срыв, а я не оставлял надежд на отмщение, по полной программе. Но за всё приходится платить — мой дар не проявлялся, а вызвать его невозможно.

Служитель распрощался, и пошёл по своим делам. Может, его следовало расспросить, он что-то мог знать, однако привлекать внимание к своей персоне было весьма неразумно. На привычном же месте я не должен вызвать никаких подозрений.

Вечернее кладбище было практически пустынным, разве что забредал кто-то из родственников недавно усопших, и никто не мог помешать мне практически незамеченным территорию. Что-то подсказало мне — где-то здесь, я огляделся — никого вокруг, и сделал несколько шагов с аллеи. Временный памятник уже стоял, сообщая биографические данные, стоял и я, бессильно сжимая кулаки. И ничем не мог помочь. Кроме одного. Это было дело принципа, но я ничего не смог узнать — мало-мальски подозрительные элементы исчезли как класс из поля зрения, мало того, я не ощущал их присутствия.

***

Итак, на сорок первый день я решился-таки подойти и посмотреть. Вроде бы недалеко — через дорожку и метров сто вправо, почти на берегу. Но место было занято — на новенькой скамейке сидела девушка. Марина? Скорее всего, да. Видимо, она тоже не хотела быть одной из соболезнующих, находиться среди родственников и, так сказать, знакомых. И мне не хотелось встречаться с кем-либо. Я не стал ждать, пока девушка уйдёт, и перенес визит на следующий день.

Вскоре после неожиданной встречи я приехал по адресу, куда отвозил Марину. Случайно запомнил номер квартиры, нажимал звонок и слышал его трель, но мне никто не открыл. Приезжал ещё несколько раз и уходил разочарованный.

Девушка мне не звонила, хотя у неё был номер моего мобильного телефона. И правильно — что нас могло связывать? Кроме давнего знакомства и закончившегося трагически эксцесса в Кирином магазине…. Буду надеяться, что у неё всё в порядке.

В течение года я несколько раз заходил на кладбище. Но лишь мельком заглядывал, не останавливаясь, чтобы не привлекать внимания, и наведывался только на свое место. Собаки меня помнили, прибегали, ложились рядом со скамейки, и скромно ждали угощения.

***

Расследование, если так можно назвать шастанье по городу и Интернету, ни к чему не привело. Два раза я встречался со следователем, после того как сдал анализы, и ещё раз, примерно через полгода. Но и он не мог сообщить ничего нового. Или не хотел или не имел права — тайна, понимаешь, следствия. Оказалось, что и муж Киры — они не успели развестись, или не хотели, не мог рассказать чего-либо существенного по делу, разве что ушёл в запой, и некоторое время был абсолютно невменяем. Может, не вмешайся я в жизнь Киры, всё пошло по-другому? Она бы смирилась с неверным ветреным мужем, и обстоятельства изменились. Вадим мог помочь, если бы захотел и не был связан с профессором. Но я не стал заниматься самоедством, а постарался заполнить время до отказа. А следователь сказал нечто важное — не то, чтобы проговорился, а так, между прочим. Ты знаешь, как произошло, и где? — Откуда? Ни одно СМИ не комментировало, расследование — разве что, на оживлённом перекрестке. Что, всё так засекречено? — Не всё. Но ведь никто не позвонил, а свидетели должны быть, вот в чем дело. — Может, не хотели связываться, да и побаиваются. — Да знаю, конечно, и посему мы очень часто не можем найти никаких следов…. — Всему своя причина, и всё же? Ты говорил, что на церемонии никого не было, почему? И какая диспозиция, когда? — Ты не считаешь, что излишне любопытен, — близкий возраст, относительная откровенность с моей стороны, способствовала переходу на «ты».

Играть убитого горем не приходилось, и поэтому я мог рассчитывать на получение определённой информации.

— Я — человек одинокий, бывшая жена устроилась нормально, дочка — тоже в другом городе, и я могу не бояться за родных. Вот только путей нет, понимаешь? Осень, мы встретились где-то в районе Суворовского, неожиданно тёплый вечер. Машина брошена неподалёку, две фляжке коньяка в портфеле, шоколадки. Из горла вместе с полковником можно пить где угодно. Но в меру, у них тоже не дремлет служба собственной безопасности. — Так слушай. Кто-то просчитал маршрут. Да что просчитывать, — мы хлебнули почти одновременно, — самое главное, почти под боком у нас. При въезде в элитный, мать его, квартал. Ну, не совсем. Там есть перекрёсток, — я кивнул, — знаю, мол, — и кто-то вклинился перед машиной. Район не очень населенный — Таврический сад, Смольный, простым людям делать нечего. Добыть таблетку или отсканировать код — не проблема для специалиста, и даже снять квартиру на нужном этаже. А Давыд Иванович, хоть и крупный бизнесмен, но не охраняемая государством персона. Так вот, впереди идущая машина — угнанная девятка, тормозит. И его машина тоже. Тут всё и происходит. Пуля, разрывная, кумулятивная, со второго этажа, место мы определили. — А не ошиблись? Ведь абсолютно всё учесть невозможно, я должен, просто обязан проверить сам — мысль мелькнула, но я продолжал слушать полковника, чтобы не упустить главное. — Такая пуля легко пробивает боковое стекло. Даже броня не могла бы спасти. И хоронили в закрытом гробу. Лучше не видеть. Наверное, предполагалось, что на пассажирском месте будет сам, так нет…. Случайность? Нет. Мы проверили, по дороге из аэропорта их никто не пас. Сам сел за руль, твоя девчонка — рядом, чтобы поговорить с папашей, а охрана и водитель — в её машину. То есть, с большой вероятностью, объектом покушения был хозяин. — Слишком просто, — я хлебнул ещё раз, — а вы не рассматривали версию, что это мог быть просто акт устрашения? Даже не в смысле, убрать конкурента, а для профилактики….

Полковник пристально посмотрел на меня — бьюсь об заклад, его тоже посещали подобные мысли. Ведь Давыд Иванович, пусть и был весьма состоятельным, не мог претендовать на знаковую роль в городе, вроде губернатора или председателя законодательного собрания.

— Если хочешь прожить положенный срок, забудь об этом, — грустно, но с напором ответил мой визави, — лучше ещё выпьем и помянем безвинно погибшую.

Что мы и сделали…

— А он мог быть выбран совершенно случайно.

Видимо, я наступил полковнику на больную мозоль. Расследование иногда упирается в стену, преодолеть какую нет ни малейшей возможности, разве что увеличить количество трупов.

— И последнее — скажи, это ты?

— Не понял?

— Ну, на Московском шоссе, нашли, под асфальтом. Там никаких работ не предполагалось, и….. Докопались…

— Да, конечно, и храм Артемиды в Эфесе….

— Понял, но как?

— Защита любимой женщины, — объяснить иначе было невозможно, да полковник и не требовал, — если никого не найдёте, обращайтесь ко мне. Только никто не поверит. — Сейчас никто не верит, никому, — как-то горестно вздохнул полковник, выматерился, — в общем, полный… Мы сидели на круглой площади, никому не мешали.

Вряд ли кто мог помешать беседе двух весьма представительных мужчин. Погода благоприятствовала, но я чувствовал, что полковник что-то не договаривает.

— Скажи, если это не секрет, вы смогли определиться с мотивами?

Ответа я не получил. Он только согнулся, охватил голову руками, — извини, все раскалывается, мысли не собрать.

— Прости, я не знаю твоих обстоятельств, я ведь говорил, что у меня же ограничений нет. И терять нечего…. Я немного лукавил — появились новые привязанности, и планов громадье.

— А ты думаешь, всё разрешится, если и тебя замочат?

— Нет, но хотя бы в каком направлении рыть? — Мне кажется, что… — он задумался, — есть одна линия — устрашение. Перед очередным глобальным переделом собственности. Больше он ничего не сказал.

— Подожди, — я не мог точно сформулировать вопрос, но — мотивация. Ведь Кира не была столь лично богатой, то что — отец — это одно, он же в полном расцвете лет. Она старалась организовать свой бизнес, правильный, можешь мне поверить, и вряд ли испытывала желание кому-либо перейти дорогу. И отец её, пусть и миллионер, но далеко не самый богатый и не публичная фигура.

Мы невольно повторялись.

— То-то и оно, — полковник замялся, — в общем, тебе не следует слишком глубоко внедряться в это дело. А мне нужно ещё кое-то уточнить. А ты слишком глубоко копаешь, ну, давай, ещё помянем….

В тот момент я не понял, что может означать брошенная фраза. Но… — К сожалению, мне тоже приходится сдерживаться. Однако мне показалось, что полковник знал несколько больше, нежели поведал мне. Версия стрельбы из окна была правдоподобной, но требовалась проверка. Интересно, не случайно ли он сказал так? Чтобы как-то активизировать мою активность в расследовании, или же сам опасался чего-то?

Полковник не стал вызывать служебную машину — наверняка его встречи контролировались, лишняя засветка ни к чему. Мы заказали такси по мобильному. Я назвал адрес за пару километров от моего дома. Вышел из машины и проследил, пока та не скроется из виду. А дальше — автопилот по не слишком людным местам. Благо, был вечер пятницы, а субботу я просто вычеркнул из календаря.

Больше с ним мы не встретились — он погиб в результате несчастного случая, вместе с ещё тремя гражданами России. Теракт?

— Да нет, элементарное происшествие — автомобиль потерял управление и выехал на тротуар, погибло несколько человек. Почти у здания МВД, автомобиль скрылся с места происшествия. Его нашли брошенным минут через десять на одной из Советских улиц — естественно, никаких следов и отпечатков пальцев.

В прессе об этом много писали, но у меня были огромные сомнения в случайности произошедшего. Верить никому нельзя, это закон. Круг сжимался, я был готов, что могу стать следующим. Но почему не я, а человек, попытавшийся распутать клубок? Пока я этого не пойму, — инстинкт подсказывал, никакого продвижения вперёд не будет. Полковник погиб, я не привожу его имени, пусть он так и останется полковником, возможно, любое упоминание может накликать беду на его осиротившее семейство. Несчастный случай — пострадало ещё шесть человек, вроде — банальное происшествие, виновник с места скрылся. А информация обо мне — зафиксирована, или как? Чего опасаться, и в каком направлении действовать? И я понял, что полковник узнал нечто, что знать ему не положено. Значит, мне следует быть максимально осторожным, если я хочу не только выжить, но и докопаться до сути. И не подвергать опасности заполнивших мою жизнь людей.

***

Лучший способ держать форму и не впадать в отчаяние — абсолютная занятость, запрет мозгу выходить за грани разумного. И никакого алкоголя.

Работа, виртуальные беседы с Боримиром, прижившиеся на балконе гирьки…. Живот пропал сам собой, силы прибавилось, даже пришлось купить костюм на размер меньше. Уход от постоянно терзающих мыслей. Хорошо, что работой был загружен по горло. Ещё несколько поездок в столицу, раз в две недели, но уже без эскорта. То ли у Аллы не было дел в Москве, то ли руководство решило, что меня больше пасти не след. Спрашивать неразумно, да и возможности подобной не было. Она получила повышение, редкое в таком возрасте, её сменила очередная симпатичная секретарша, тоже называвшаяся референтом, но не та.

С Аллой мы изредка встречались и раскланивались — отдел, которым ей поручили руководить, находился в другом корпусе, через переход. Всего-то ничего. Я мог позвонить и по местному телефону, и по корпоративному мобильному. Поднимал трубку, и этим всё заканчивалось. Мне было неловко, ведь оба раза инициатива была с её стороны, снять стресс или пожалеть, а навязываться в моем возрасте смешно. И — признаюсь, я боялся привязаться к девчонке, зная, что все это ненадолго.

***

Наверное, я был полезен или действительно нужен, но ведь не настолько, чтобы мои доходы — при переходе всего-то на одну — полторы ступеньки вверх, выросли на порядок. Вроде я не стал так уж много работать. Непорядок, когда специалисты, обеспечивающие жизнеспособность фирмы, получают раз в десять меньше. Но подобная ситуация — именно в данный момент, была мне на руку. Я теперь мог обосновать свои траты — лежавшие на счетах убитые еноты, — я мог снимать проценты и существовать безбедно, — позволяли мне использовать средства в экстраординарных ситуациях, не привлекая внимания. И я занялся поиском и постройкой нового жилья.

Я старался — скорее, по привычке, работать исключительно по правилам, нежели ради развития карьеры, трезво оценивая свои возможности. Подобное обстоятельство — ведь изменение статуса произошло безо всяких попыток с моей стороны, тоже вызвало тревогу, что, на меня рассчитывали, или пытались нейтрализовать определённым образом? Алла — так ли случайно мы оказались в одном купе? Лучшим образом действия было сохранение невозмутимости, мол, все идет как надо, и заниматься своими делами. Возможно, девушка могла бы что-то прояснить, но, только в том случае, если сама включена в процесс. С головой у меня в порядке, но в подобной ситуации любые предположения выглядели вполне естественно.

***

Обед — дело святое, готовить для одного себя вечером получалось не всегда, да и не хотелось.

Я обедал чуть позже основного потока, и занимал столик возле окошка, из которого открывался великолепный взгляд на пруд, окруженный почти потерявшими листву деревьями, но оставшаяся листва образовывала великолепную цветовую гамму. Серое небо безучастно отражалось в спокойной воде, ежеминутно меняя конфигурацию — облака плыли все ниже и ниже, но до холодов, казалось, было далеко. Ноябрь? Что-то слишком тепло для последней декады.

Наша столовая разделена на несколько секций, по четыре столика, три из них были заняты. Поставив поднос, я прошёл к стойке кафетерия за стаканом персикового сока, перебросился парой фраз с буфетчицей, сделал несколько глотков. Вернулся, и заметил, что место напротив занято — салат, фрикадельки, компот, никакого хлеба.

Я приступил к трапезе, и почти сразу же появилась моя визави.

Оторвавшись от трапезы, я невольно посмотрел на того, кто решил составить мне компанию, Алла. Она смотрела на меня и улыбалась.

— У вас завидный аппетит.

— Не жалуюсь, — я тоже улыбнулся, — складывая из двух бутербродов один.

— И на ужин столько же? — Между делом, моя собеседница не могла пожаловаться на отсутствие оного.

— Как получится, — я не стал распространяться, ибо Алла была в курсе моего семейного положения — женщины, они всегда всё знают.

— Заведите кого-нибудь, кто приготовит, — моё предположение оказалось верным.

— Уже завел холодильник, миксер, микроволновку, кофеварку…

— Основательно.

— А как же.

***

Мы замолчали, не прерывая пережевывание пищи разговорами, потом я, извинившись, покинул на время столик, чтобы принести кофе.

— Тест на беременность отрицательный…. — к чему бы это? Но я привык ничему не удивляться и не реагировать, пусть только внешне, на экстраординарные ситуации. Посему посчитал, что подобный вопрос проще всего перевести в шутку.

— Это легко исправить, — чёрт дернул меня за язык, вылетело буквально на автомате, мы уже допивали соки, она посмотрела на меня в упор, ресницы захлопали, кровь прилила к лицу, — признаться, я не ожидал подобной реакции.

— Каким же образом?

— Лучше — традиционным. Ужин со свечами, интимная обстановка, мартини. После посещения филармонии.

— А почему именно филармонии?

— Ну, неудобно так сразу, — я, как мне казалось, разрядил обстановку и натянуто улыбнулся.

Что-что, но произошедшее после этой моей почти невинной фразы, повергло меня в шок. Девчонка вдруг засуетилась, схватила сумочку, расстегнула молнию. На стол вывалились кошелёк, губная помада, пропуска, банковские и дисконтные карточки, ключи, пудреница.

— Вот. Два билета, — и протянула мне две плотных картонки, — как раз на сегодня.

«Вивальди, „Времена года“, исполняет симфонический оркестр филармонии». Я пытался вчитываться в напечатанный текст — наивно, со стороны выглядело нелепо. Но — чем вопрос тупее, тем больше он соответствует реальности.

— А мы успеем перекусить — вроде на Садовой до сих пор подают вкусные булочки со сливками, — я уже не сомневался, что второй билет предназначен для меня.

— Да, собственно, — девчонка, а смутилась. — А, почему бы и нет, — про себя, пробормотала, — нет, мне нужно заехать домой.

— Если проблема только в этом, то она вполне решаема. Моя машина.

— Вот, влипла, — мне показалось, что именно это девчонка произнесла про себя.

***

В очередной раз мне пришлось убедиться, что женщинами в большинстве случаев движет банальный интерес — узнать всё, ничего не обещая, и не задумываясь, почему. Собственно, после бесподобной ночи, а, точнее, двух. От кого зависело продолжение? Уж точно не от меня.

Я сидел в машине, лениво покуривал в окошко, а время, казалось, тянулось со скоростью черепахи, или вообще остановилось.

— Куда?

— К Калинкину мосту, мы там живём, я стараюсь ходить пешком, полчаса, и на машине езжу редко.

Я высадил девушку возле недавно капитально отремонтированного элитного старого дома. Со старинными подъездами, решётками на первом этаже и чугунными воротами. Ждал немного — она появилась без двадцати семь.

Как и моя бывшая, Алла могла совершено не заботиться о своей внешности, но — вечернее платье с глубоким вырезом сзади, прикрытом прозрачной вуалью. Лёгкая шаль, туфли на высочайших каблуках и клатч дополняли образ. Осталось встать в строй и салютовать. Моя роль — войти в филармонию с осознанием собственной значительности, девчонка держала меня под руку. Все хорошо, но Алла смотрелась в лучшем случае моей племянницей. Как она ухитрилась за пятнадцать минут превратиться из красивой молодой девушки в ослепительную женщину — одному богу известно. Я виду не подал, и старался вести себя естественно, что удалось не без труда. Филармония, однако, Большой зал, приличная публика, семьдесят восемь люстр. Впрочем, ей было всё равно. Но не мне — я хорошо помнил, как был здесь с Кирой. Совпадения буквально преследовали меня.

Билеты в партер Алла проигнорировала, мы поднялись на хоры, где было почти пустынно. Возражать против этого я не стал, она вправе выбирать, Вивальди — он и на балконе Вивальди, а рассматривать симфонический оркестр и маленького японского дирижера, колдующего волшебной палочкой. В нашей паре я был лицом ведомым, против чего не возражал. И мог осторожно обнимать спутницу за почти обнаженную талию — почти в рамках приличия. А, может, можно и нужно было и нарушить?

Бесконечная вечная музыка, шампанское в антракте для нее, и апельсиновый сок для меня.

Девчонка снова взяла меня за руку, нежное прикосновение. Не реагировать, держаться естественно.

— Спасибо за прекрасный вечер, какая энергетика. А с Вами, — ещё прекрасней, — на этот комплемент я вполне имел право. Однако время для сантиментов закончилось, ибо налетел сильный порыв ветра, с небо посыпалась снежная крошка, затем и снег, осенний, плотными хлопьями. Пришлось припустить к припаркованной неподалёку машине.

— Скажите, как все быстро меняется. Погода….

— Да уж, где живём, и так долго держалось лето. Сейчас включим и согреемся.

Я посмотрел на девчонку, и понял, что сегодня нам предстоит обмениваться нейтральными фразами, обсуждать концерт. Но мне сложно было вклиниться в мир незнакомой мне музыки. То есть, что-то откладывалось в мозгу, и были старые воспоминания. Тормозила необходимость держать все под контролем. И все же мы оба чувствовали себя обновлённым. Я поймал себя на мысли, что говорю, думаю — мы, это неправильно, отмщение ещё не свершилось, но Алла здесь.

— Хорошо, тепло.

— Спасибо, что пригласили, после такой музыки чувствуешь себя воспарившим, извини, не знаю, как точно…

— Ага, я тоже хожу, только редко и одна.

Конечно, я здесь не причём, и понимаю это. А вдруг — наоборот, намёк?

Девушка пристегнулась, откинулась на сиденье, приподняла подол — длинное платье, и неудобно, понимаю. Помочь, не выпуская руля. Рука на коленке. Легким касанием. Детский сад…

— Я живу с родителями, так что… — она замялась… — не могу пригасить к себе…. А ты?

— Один, только свечей нет, — я говорил именно то, что полагалось, не более, остальное — в подсознании.

— Есть, — из маленькой концертной сумочки, клатч называется, извлечена фигурная тёмно-бордовая свечка.

— А родители ругать не будут?

— Будут, если только не предупрежу.

И на Сенной я свернул на Московский проспект.

Алла молчала всю дорогу, съёжившись, и погрузившись в свои мысли. Не потому, что было прохладно — салон быстро прогрелся, видимо, тому были иные причины. Я не спрашивал. Никто никому ничего не обещал, а вечер в филармонии был действительно хорош. Едем и едем. Но привести домой женщину, после Киры.

Постель у меня не убрана, зато посуда чистая и в квартире порядок. Впрочем, от прослушанной музыки я пребывал в состоянии необъяснимой эйфории, как-то незаметно потеряв ощущение времени.

— Извини, только у меня дома бардак, — к тому времени ремонт я ухитрился завершить, действие отвлекает от реальности бытия, так что внешне все должно выглядеть не так уж и плохо.

— Ну почему все мужчины так торопятся сообщить именно мне, и никому более, об этом? Какая, в сущности, разница, если я уже пришла? Почти. Наверное, потому, что ты решаешь спонтанно, не так ли? И попадаешь в реальную ситуацию. Ты так уверен, что я поднимусь к тебе?

То, что произошло в поезде, ещё ни о чем не говорило. Совпало. И лелеять себя надеждами — бессмысленно и безнадёжно. Главное — девушка пока не была готова к продолжению отношений. И это было хорошо, как ни странно. Поезд — не в счёт.

Вечер закончился, больше тем для беседы не было, как и непреодолимой страсти, что мгновенно бросает людей в объятия друг к другу, разве что о концерте или работе, и что?

Я снова включил мотор и развернулся.

— Ты бесподобна, спасибо за прекрасный вечер, — о, чёрт, какой снег! Он сыпал огромными хлопьями, и уже не таял на асфальте. Дворники на стекле работали, в отличие от пребывающих в прострации дворников реальных — само растает, но видимость не более десяти метров, хорошо, что дорога была свободна. Я остановился напротив её подъезда, но надо было пройти ещё несколько метров, — и на самом ли деле она жила с родителями? — Всё, приехали. Подожди, накинь курточку, — на заднем сиденье у меня лежала утеплённая ветровка с капюшоном. Я перегнулся, чтобы достать, — вот. Почувствовал её губы на своих, пусть подразумевалось мельком, но не вышло. Вкусный поцелуй затянулся.

***

На сегодня приключений довольно, пора домой. Ночью Московский не загружен, я поехал прямо, и не гнал без толку. На круглой площади я не свернул на Московское шоссе, а доехал по Пулковскому до Дунайского. И вновь ощутил вибрацию доступного лишь мне пространства. Неужто, начинается очередной этап? И сегодняшний поход в филармонию — сигнал? Завтра нужно будет пройтись, благо временем я не ограничен. Фиолетовый, почти чернильный сумрак окружал меня. Адреналин наполнял кровь, но всё завтра, нет, уже сегодня вечером.

На следующий день мы с Аллой не встретились на работе и это хорошо — я мог спокойно заниматься своими делами, не отвлекаясь, а вечером обойти роковой квартал. Атмосфера ещё более сгущалось, и никто, кроме меня, этого не замечал. Да и прохожих практически не было, под ногами хлюпало, небо приняло привычный свинцовый цвет, мрачно отражаясь скользкой глади прудов. Уточки ещё плавали, возможно, останутся на зиму — желающих покормить их не убывало.

Я осмотрелся, и мне показалось, что диспозиция квартала изменилась, возможно, такое впечатление из-за темноты и рассеянного света близлежащих домов и редких фонарей. Все, надо переключиться, завтра утром на работу, а вечером снова в Москву, один, нужно сохранить трезвую и свежую голову.

С непривычки слегка продрог. Но обходить парк нужно было только пешком. Ничего.

Дома — горячий душ, обогреватель, чай с пряниками. Я включил санкт-петербургские новости. Не с самого начала, услышал только краткий обзор в конце. Автокатастрофа? Случайность? Прокуратура взяла под особый контроль. Виски сдавило неимоверной тяжестью. Тиски. Взрывается мозг. Какой, на фиг, сон. Обрубают концы, в случайность я не верю. Шок. Но нужно жить и работать.

***

Похороны проходили в среду, с соблюдением воинских почестей. Я вернулся из Москвы утром, но о том, чтобы идти — речи не было, я понимал, что любой посторонний, заинтересовавшийся этим траурным событием, попадёт под колпак. И сам полковник говорил, что в подобных случаях ведётся скрытая видеосъёмка.

***

Новый договор на казавшуюся нереальной сумму был подписан. Я доложил начальству, и оно оказалось довольным, хотя я ничего особенного не сделал. Слава не всегда достается гонцу, и хула — непременно.

Я механически поглощал обед, просто обязан поддерживать существование, быть в форме, не задумываясь о вкусе. Ко мне подходили, здоровались, я что-то отвечал, и думал, думал. С гибелью полковника оборвалась последняя нить, за которую можно было зацепиться. Но ведь и он, как и я, не сказал всего, что знал. И даже за это знание поплатился. Мне было хреново, отвлекали только рабочие обязанности.

— Привет, — на стул напротив опустилась Алла, — как дела? — Сегодня она была в лёгкой курточке, накинутой на тоненькую шерстяную кофточку под горлышко и в джинсах.

— Вот, из Москвы вернулся, и прямо на работу.

— А больше не поеду. Наверное.

— Почему? — я почти закончил обедать, остался только сок, а вопрос задал автоматически

— Причина отпала, — я кивнул и не стал уточнять, — то ли я больше не нуждаюсь в опеке, то ли с бой-френдом столичным сложности. Но в это вмешиваться не буду, не моё дело…. Скорей всего, по новой должности не положено разъезжать.

— А сегодня опять филармония, Гайдн, Моцарт, «Реквием».

— Отлично, — только этого не хватало, совсем ко времени. Возможно, в моем голосе не было необходимой теплоты, и она могла принять это на свой счёт:

— Вы что, обиделись? — Мы все склонны проецировать реакцию собеседника конкретно на себя, считая себя — пусть в момент разговора, источником эмоций, все правильно. Простите, я подумала…. На вас лица нет…. Я пойду, да? — но она хотела получить ответ.

— Нет, — я натянуто улыбнулся, — Гайдн…. «Реквием». Конечно…

— Ну, тогда…. Вы заедете в половине седьмого? — Меня снова зовут на «Вы», а «Реквием»…

***

— Вы что? — когда зазвучал «Реквием», я не смог сдержать слёз, — она запнулась….

Я сжал зубы, вытер глаза платком.

В антракте девушка отказалась пить шампанское, и только держала меня под руку. И, казалась, была испугана. А вдруг она связана с этим? Ведь проявлялась после или во время трагических событий. Думай, Антон, думай.

— Поедем ко мне, родители уехали на три дня в Финляндию, и я свободна.

Прямо так прямо, выехать на Садовую, и никуда не сворачивать. А девчонка то ли хотела шокировать меня, то ли продемонстрировать всем — но ведь имела право — свою неотразимость, пришла в филармонию в джинсах, с вытертыми коленками, в немыслимом свитере ниже ягодиц, кроссовках и футболке без лифчика. Ну-ну, конечно, на неё глазели, и молодежь, и те, кому вовсе не положено. А она держала меня за руку, и как это было со стороны? Впрочем, какое это имело значение.

Во дворе её дома закрытая парковка, как и у бедной Киры — кованные ворота, открывающиеся с помощью пульта. Но я заметил это в прошлый раз. И они тоже открылись после щелчка пультом.

— Да, поставь здесь.

Какая мерзопакостная погода. Снег с дождем не прекращался, хорошо, подъезд почти рядом. И под козырьком.

Мы поднялись на третий этаж четырёхэтажного дома — та же дверь известной фирмы, ключ, доверенный мне… ну, да, а как же… Прихожая. Размером чуть ли не в пол моей квартиры, новые тапочки, исключительно для меня. Меня ведут за руку, на второй этаж. Я не сопротивляюсь, в голове ещё звуки Реквиема, а в душе — абсолютная пустота. Но девчонка. Она не зажигает большой свет, но даже бокового освещения достаточно. Двадцатиметровая комната, примерно, ближе к окну — постель, придётся ли мне её опробовать? Что, так и задумано?

Рабочий стол с ноутбуком. Шкаф-купе, зеркало от пола почти до потолка, ещё одна дверь. Накрытый столик возле ложа, чисто белая льняная салфетка, безо всяких узоров, только три бутылки — на другом сервировочном столике на колесах, на нём же — свечки и два фужера.

Я так понимаю, девушке более интересен процесс, нежели его участники. Она смотрит на меня, гордясь произведенным впечатлением. Если бы она знала, что,… но ей-то зачем?

— Чай, кофе?

— Туалет, мыло, полотенце, тапочки, — улыбаюсь я. Нельзя огорчать её — что бы то ни было, она ко мне искренне расположена.

Санузел и маленькая кухонька на этом этаже, чайник кипит, кофеварка — тоже. Девушка полностью автономна на своём этаже.

У меня — никаких устремлений, просто хорошо. Ведь так бывает, да?

Чай, бутерброды, пироженки. И ослепительно красивая девушка.

Я не проявляю активности, и девушка — тоже. Если в купе все вышло естественно, то — как начать теперь? Обнять, поцеловать, посадить на колени, шептать ласковые слова. Но не получалось.

Несколько фраз о музыке, вкусных пирожных. Вроде иногда меня можно, но немного, музыка, сопровождавшая наши посиделки. Не Моцарт, но музыка сфер. Она гипнотизирует, затягивает, но….

***

Я не сбежал, а попрощался с некоторым сожалением (надеюсь, она этого не почувствовала) почти за полночь. И опять — легкий поцелуй в щёчку.

Музыка по-прежнему звучала в моих ушах. Я жив, здоров, сейчас, или чуть позже, буду обладать одной из прекраснейших женщин, не важна причина, приведшая её в мои объятия. Я был бы счастлив, если бы обстоятельства были другими. И не ужасающая разница в возрасте. Уже гораздо позже я понял, что женщин это остановить не может.