Князь Кий

Владимир Малик (1980)

Согласно «Повести временных лет» князь Кий был выдающейся исторической личностью. Неспроста за полтысячелетия, что прошло от Кия до Нестора, народ в памяти сберёг важнейшие факты его политической биографии: поставил столицу на Днепре, ходил в Царьград, срубил Киевец, городок на Дунае, вернулся в Киев, где и «жизнь свою окончил». Владимир Малик, известный украинский писатель, автор серии увлекательных исторических романов, реконструировал молодые годы будущего основателя Киева, которому суждено было стать во главе славянского племени полян и отразить нападение одной из орд гуннов, кочевавшей в причерноморских степях после распада державы Аттилы.

Гнев Перуна

О бегстве пленника узнали сразу после утренней учты, когда к князю прибежал вконец перепуганный челядник.

— Князья, гунн сбежал! — закричал он.

Известие, точно громом, поразило всех. Князь насупился. Сердито задрожала его белая растрёпанная борода.

— Говори толком: как он сумел убежать? Где же был страж?

Челядник растерянно пожал плечами.

— Вылез из ямы… А как — не ведомо… Не иначе — нечистая сила помогла… Задушил стража Одлигу и затянул в поветь… А там, в яслях, притрусил сверху соломой — едва нашли, вот… Вывел за ворота коня так, что ни один пёс не гавкнул, а там и след простыл…

У князя челюсть отвисла: он никак в толк не мог взять, каким образом гунн вылез из ямы.

— И впрямь нечистая сила… Колдун какой-то! — прошамкал со страхом.

— Отче, мы догоним его! — первым отозвался Чёрный Вепрь.

— Поздно, поди. — Князь сокрушённо покачал головой. — Далеко уже ушёл. Не догнать!

— А всё-таки погнаться нужно, — твёрдо сказал Радогаст. — Дозволь, отче. У беглеца всякое может случиться: собьётся с пути, конь ли захромает или сам ослабнет, вот и схватим!

— Ладно, езжайте, — согласился князь. — Да остерегайтесь, не ровён час, нечистый дух тот может сглазить или вурдалаком обратиться.

— Мы заговоры знаем, — успокоил отца Радогаст.

Тур с сынами тоже поднялся.

— Тогда и мы — в путь… — поклонился он Божедару. — Поможем княжичам… Никто лучше Кия не отыщет след… Прощай, князь! Будь здрав! А то мы уже из степи — догоним гунна или нет — повернём прямо домой…

— Поезжайте, и пусть вам сопутствует удача! — тихо произнёс князь и, обняв старейшину, прослезился. — Не знаю, свидимся ли ещё раз, друже. Таким слабым стал я за последнее время…

— Увидимся! Поскрипим ещё, князь! — подбодрил его Тур, но, видя, как пошатывается тот на тонких, как ходули, ногах, и сам уже не верил тому, что говорил.

— Э-э, да где там! — махнул безнадёжно рукою князь и уже сердито кинул: — Идите, идите! Не мешкайте!

Собирались недолго. Челядники оседлали коней, приторочили к сёдлам торбы с едой. Полтора десятка дружинников, которые должны были сопровождать княжичей, уже стояли наготове у ворот. Щек и Хорив присоединились к ним.

Тем временем оба княжича и Тур с Кием пошли осмотреть яму. Она была глубокой, старой, с поросшими травой и мхом краями. Вокруг неё валялись груды мусора, сухого хвороста и соломы, в которой копались куры и рылись свиньи.

— Ничего мы здесь не найдём, — буркнул Радогаст. — Одно ясно: без помощи нечистой силы гунн отсюда вылезти не мог!

— Верно, без выручки лешего или другой нечистой силы из ямы не выбраться, — согласился Чёрный Вепрь. — Если только сам он не колдун или оборотень…

Пока княжичи обменивались мнениями, Кий заглянул в яму. Глаз у него острый, цепкий. Вокруг, где всё истоптано, перерыто, найти что-либо, стоящее внимания, не просто. А вот внизу…

На сыром глинистом дне ямы, покрытом цвелью и мхом, он сразу заметил небольшую свежую вмятину… Ого! Тут что-то есть, будто кто-то сильно ударил оземь тупым концом кола… Поверху же, вдоль края, земля обвалена… Значит…

— Мнится мне, обошлось здесь без нечистой силы… Гляньте на эти следы. Не говорят ли они о том, что гунн вылез по жерди, которую кто-то опустил ему в яму? — произнёс раздумчиво, а посмотрев на поленницу дров под поветью, воскликнул: — Да вот и она! Глядите!

Крепкая длинная жердь лежала сверху. На её более толстом, срубленном конце желтели комочки засохшей глины.

Это оказалось так неожиданно и вместе с тем настолько наглядно, что все на некоторое время застыли молча. Радогаст хмурил рыжеватые брови и морщил лоб, стараясь представить обстоятельства, по-новому объясняющие побег гунна. Тур любовался сыном, гордясь его умом и сообразительностью. А Чёрный Вепрь, окинув быстрым взглядом следы, оставленные его ночным деянием, ударил себя кулаком в грудь и громко воскликнул:

— Пусть покарает меня Перун, если всё было не так, как говорит Кий! Жердь в глине, на дне ямы след от её тупого конца, земля на краю обрушена… Но кто же мог это сделать? Неужели кто-то из невольников? Есть у нас несколько полонённых акацырей — определённо это их рук дело! Вернёмся — допросим всех! А теперь, не теряя времени, — в путь, в путь! Догоним негодника, и он всё расскажет!

Кий внимательно всматривался в лицо княжича, пока он это говорил, и ему показалось, что тот чем-то встревожен и старается это скрыть. Конечно, если бы не вчерашний спор княжичей, Кий сейчас ничего такого не подумал бы, но слова и поведение Чёрного Вепря запечатлелись в его памяти и теперь заставляли относиться настороженно к младшему княжичу. «Гм, неужели он помог Креку бежать? Неужто и впрямь гуннская кровь так заговорила в нём, что он пошёл на прямую измену своему отцу и его племени? Или мне это только чудится? Конечно, пленённые акацыри, родичи гуннов, могли помочь своему соплеменнику выбраться из ямы, а он потом и сторожа мог убить, и коня вывести из конюшни…»

Однако Чёрный Вепрь держался внешне спокойно и невозмутимо. Ничто, кроме едва уловимого напряжения в голосе, не выдавало его волнения, и Кий засомневался. «А леший его знает, — подумал. — Не пойман — не виноват».

Но тут Чёрного Вепря непроизвольно поддержал Радогаст.

— Да что тут догадки строить, время не ждёт — идём.

Они быстро прошли к воротам, сели на коней — и небольшой отряд тронулся в путь.

След легко нашли на влажном илистом берегу Роси. Гунн вплавь перебрался через реку и некоторое время ехал по бугристой возвышенности вдоль Днепра, а потом начал забирать правее и вскоре помчался прямо на юг.

Преследователи гнали коней не жалея, без отдыха. След то терялся, то вновь появлялся в густом степном разнотравье, уводя всё дальше и дальше от обжитых краёв. Остались позади зелёные дубравы и рощи, исчезли высокие шпили приднепровских гор, с которых открывались виды далеко вокруг. Началась седая от полыни и ковыля, чуть наклонная равнина.

Незаметно въехали в степь.

— Так и к гуннам в лапы можно попасть, — сказал Тур, вытирая вспотевшее лицо.

Радогаст, скакавший впереди отряда, ничего не ответил. Ему очень хотелось, надобилось поймать гунна, и он погонял и погонял своего уставшего коня, и так бежавшего из последних сил.

В полдень они наконец увидели беглеца. Далеко впереди завиднелось чёрное пятнышко, то появляющееся на холме, то исчезающее за ним.

— Это Крек! Мы его догоним! Вперёд!

Всадники понукают утомлённых коней, и те ускоряют бег. Ну же, быстрее! Быстрей! Устали, бедные. Уже лоснятся взмокшие бока и спины, из груди вырывается не дыхание, а тяжкий болезненный хрип… Но и коню Крека тоже не легче, и хотя он сильный и выносливый, но всему есть предел!

Радогаст мчался впереди, за ним — Кий, Щек, Хорив, Чёрный Вепрь, чуть отстали дружинники, и лишь за ними — Тур. Да, не те уже годы, чтобы угнаться за молодыми.

Крек, видимо, заметил погоню и не останавливался ни на миг. Расстояние между ним и преследователями не уменьшалось, но преимущество было на стороне последних. Русичей много, и кто-нибудь да догонит его. Он это понимал. Спасти его могла теперь только встреча с передовыми разъездами гуннов.

Преследователи растянулись длинной цепочкой. Более сильные кони вырвались вперёд, другие всё больше и больше отставали.

В бешеной скачке никто не заметил, как что-то вокруг изменилось. Сначала подул прохладный ветерок и перестало печь солнце, которое затягивалось распростёртой над степью мглой. Потом на западе появилась туча, она быстро росла и вскоре закрыла полнеба.

Поляне забеспокоились. И Радогаст, и Чёрный Вепрь, и Кий, что далеко вырвались вперёд, с тревогой поглядывали вверх. Неужели разыграется гроза?

Гром ударил внезапно — и покатился эхом над погруженной в сумрак равниной. Сердца людей сжала тревога. Перун рассержен! Бог молнии и грома мчится прямо на них и издалека подаёт свой грозный голос.

Когда сверкнула молния и гром тут же прогрохотал над землёй, Радогаст остановил коня, соскочил с него, стал на колени и протянул к небу руки.

— Перун хочет покарать нас! Мы его прогневали!

— Это наколдовал тот проклятый гунн! Нам нельзя ехать дальше! Перун нашлёт на нас большую беду! — закричал Чёрный Вепрь.

У Кия тоже зашлось сердце. С Перуном не спорят и не шутят! Гнев всесильного божества в любое мгновение может обрушиться на голову провинившегося.

Подскакали отставшие дружинники.

В это время чёрную тучу разодрала гигантская молния, и над головой насмерть перепуганных людей затрещало, ударило, грохнуло так, что задрожала земля. Могучий гром взревел, как десять тысяч туров. Хлынул дождь. Холодные потоки воды и частого града стегали приникшую степь, мяли, путали, рвали седой ковыль, терзаемый порывами ветра.

Воины дружины бросили поводья коней, упали на колени, в мольбе простёрли к небу руки. Их бледные губы истово шептали заклинания и просьбы о прощении.

— О ясноликий и грозный Перун! Помилуй нас!

Радогаст старательно отбивал низкие поклоны.

Дрожал Чёрный Вепрь. Тур тоже бил поклоны, мокрыми прядями седых волос касаясь земли. Щек и Хорив прижались друг к другу и ладонями зажали уши, чтобы не слышать ужасных раскатов грома. Кий почувствовал, как от страха начинает ныть сердце, но самообладания не терял. Увидев, что вот-вот разбегутся испуганные кони, схватил поводья и крепко зажал в руке. Посерел от страха Чёрный Вепрь. В его широко раскрытых глазах мелькали отблески ослепительных молний. Прижимаясь к коню, обнял его руками за шею, просил небо о спасении.

Опять грохнуло, затрещало, застонало над головой. Дружинники распростёрлись ниц на земле в ожидании беспощадного удара карающей десницы разгневанного божества.

Ливень усиливался. Свет совсем померк. Стало темно, как поздним вечером. В выси непрерывно гремело, грохотало и сверкало. Разъярённый Перун то и дело прокатывался по небу в своей огненной колеснице и метал во все стороны смертоносные стрелы. Содрогалась и колебалась под ногами земля, и казалось, что этому буйству и безумию не будет конца.

Кони неистово ржали, вздымались на дыбы и тоже, как и люди, дрожали в ужасе. Всё живое замерло: исчезли птицы, попрятались звери, замолкли всегда весёлые, шумливые сверчки и кузнечики. Только огонь, вода и гром властвовали в небе и на земле.

Кий одною рукой держал поводья нескольких коней, а другой, воздетой к небу, заклинал Перуна унять свой гнев.

Но Перун ярился всё сильней и сильней. Тучи сошлись с землёй, и наступила такая тьма, будто Морок насовсем поглотил Световида. Гром гремел непрерывно, и в свете молний были видны мечущиеся над степью водяные вихри.

Один из дружинников в ужасе вскочил и с диким воплем помчался к высокому степному кургану. Он то исчезал во мраке за сплошной завесой ливня, то вновь появлялся, как призрак, в ослепительно-синих вспышках молний. Достигнув вершины кургана, упал на колени, вытянул руки к небу и застыл.

И тут небо вспыхнуло огнём. Ужасный грохот всколыхнул землю. Извилистая стрела ударила в самую вершину кургана.

Все рухнули в мокрый, прибитый и спутанный дождём ковыль. О великий Перун, ты нашёл свою жертву!

Так и лежали они долго. Гроза лютовала ещё некоторое время, но силы её постепенно иссякали. Насытившись требой, человеческой жизнью, Перун отпустил вожжи своих буйногривых коней, изо всех сил громыхнул раз-другой и помчался над степью дальше — на восток.

Всё реже и реже били в землю молнии. Всё глуше становились раскаты грома. На западе начал светлеть край неба. Тучи стали расплываться — и наконец блеснуло солнце.

Мокрые, испуганные, оглушённые люди поднимались с земли и вновь протягивали к светилу задубелые руки.

— О великий Световид, милостивый Даждьбоже! Ты явил нам свой золотой лик, ты вселил в наши сердца надежду и радость! Будь славен вовеки, Даждьбоже!

Гроза отшумела — и всё в степи опять ожило. Закричали с хрипотцой перепёлки, взвился в небо и завис в вышине серебристоголосый жаворонок, промчался на горизонте табун тарпанов.

Только мёртвый дружинник лежал на вершине кургана, повернув к солнцу почерневшее лицо.

Его не трогали, оставили там, где настигла его смерть, — он теперь принадлежал не себе и не людям, а божеству грома и молний Перуну.

Настращанные, едва опомнившиеся от пережитого ужаса, княжичи подали знак садиться на коней и возвращаться домой. О преследовании гунна не могло быть и речи.

На полпути к Роси Тур и его сыны попрощались с княжичами и повернули к Каменному Острову. Горячее солнце быстро высушило их одежды, овчины и торбы. А из сердец медленно высеивался страх. Грозный Перун на сей раз обошёл их своей карой…