Князь Кий

Владимир Малик, 1980

Согласно «Повести временных лет» князь Кий был выдающейся исторической личностью. Неспроста за полтысячелетия, что прошло от Кия до Нестора, народ в памяти сберёг важнейшие факты его политической биографии: поставил столицу на Днепре, ходил в Царьград, срубил Киевец, городок на Дунае, вернулся в Киев, где и «жизнь свою окончил». Владимир Малик, известный украинский писатель, автор серии увлекательных исторических романов, реконструировал молодые годы будущего основателя Киева, которому суждено было стать во главе славянского племени полян и отразить нападение одной из орд гуннов, кочевавшей в причерноморских степях после распада державы Аттилы.

Гунны

В полночь из-за далёкого, покрытого тёмной мглою небосклона выкатилась круглая красноватая луна и скупо осветила страшное кровавое место брани.

На широком холмистом поле, поросшем серебристым ковылём да остропахучей терпкой полынью, темнели груды мёртвых тел, бродили осёдланные кони, потерявшие своих хозяев, доносились приглушенные стоны раненых, слышались проклятия и хрипы умирающих. Повсюду валялось беспорядочно разбросанное оружие — луки, копья, сабли, щиты, чеканы, короткие железные и бронзовые мечи. Их никто не собирал: побеждённым было не до того, а победители, завершив битву поздно вечером, отложили, должно быть, это дело до следующего дня.

Луна медленно поднималась выше и выше, мутным безучастным оком глядя на то, что творится на Земле.

Внезапно из залитой туманом степной балки выскользнул невысокий простоволосый отрок в белой вышитой рубахе, подпоясанной узеньким ремешком. Он, крадучись, начал приближаться к побоищу.

На одном из небольших холмов он остановился, высунул из травы, как суслик, вихрастую голову и осторожно огляделся вокруг.

Дозорных нигде не заметно. Зато вдали, на пологом берегу неширокой речки, виднелось вражье стойбище. Там горели костры, освещая островерхие шатры и кибитки на колёсах, ржали кони, ревели верблюды. Лёгкий ночной ветерок доносил сладковатый запах баранины и конины, варившихся в казанах.

Отрок выждал некоторое время и вновь скрылся в траве. Пригнувшись, начал пробираться от одной груды тел к другой, где побеждённые лежали вместе с победителями. Часто останавливался, заглядывал в искажённые болью и смертью лица, но, не найдя того, кого искал, полз дальше.

Много времени ушло у него на эти поиски. Прокрадывался то в одну сторону, то в другую. Луна, казалось, хотела помочь ему — поднимаясь выше, светила всё ярче. Но отрок в отчаянии то и дело вздымал к небу руки — куда бы ни взглянул, нет кого он ищет! Нет и нет…

Наконец, утомившись и потеряв надежду, присел на землю и охватил голову горячими ладонями.

Сидел долго, не зная, что предпринять. Не может же он переворачивать лицом вверх всех убитых, ведь их здесь сотни, а то и тысячи.

Вдруг его слух уловил тихий стон. Такой тихий, что мог быть заглушен другими, если бы не показался очень знакомым. Сердце пронзили радость и надежда.

Отрок быстро вскочил и, забыв о вражеских дозорных, от которых следовало таиться, побежал к большой груде мёртвых тел, откуда донёсся стон. Быстро растащил убитых, лежащих сверху, и увидел пожилого воина в окровавленной рубахе.

— Отче! Князь! Ты! — воскликнул радостно. — Живой?.. Слава Даждьбогу и Перуну! Слава Купале и Велесу, и всем богам — живой!.. Жив князь уличей^[5] — Добромир! Жив отец мой!

— Боривой, сынок, помоги мне подняться…

Отрок помог отцу сесть и только теперь заметил с ужасом, что тот изнемогает от ран: левая нога выше колена пронзена копьём, а в груди торчит гуннская стрела.

— Погоди, отче! Я позову наших на помощь! — И Боривой, приложив ко рту ладони, издал крик дикой утки.

В ответ тут же послышалось:

— Кря, кря, кря…

— Идут… Дубок, Горицвет и Всеслав, — пояснил он отцу. — А с конями остались мать и Цветанка. Вот и все, кто остался вживе. Братья мои, княжичи Богомил и Гордомысл, погибли… Горицвет видел, как гунны посекли их саблями… Стрый^[6] Пирогаст и вуйко^[7] Братислав полегли тоже, — я узнал их, когда искал тебя… Все лучшие мужи наши сложили головы — Хранимир, и Стоян, и Русота, и Живослав, и Рябовол… Не ведаю, остался ли кто… Пожалуй, лишь те, кто смог вырваться в степь…

— Боже, о боже, — прошептал в отчаянии князь Добромир.

— Мы решили податься к полянам… Но страшной была мысль, что завтра гунны, добивая наших раненых и деля добычу, найдут князя уличей — живого или мёртвого — и станут глумиться над ним… Вот почему я здесь и — хвала богам — нашёл тебя!..

— Благодарю, сынок. — Князь притянул отрока к себе и поцеловал растрёпанную голову. — Не знаю, дожил бы я до утра… А теперь — надеюсь…

К ним подошли три молодых воина. Сильные, стройные. На поясах, в кожаных чехлах, — короткие мечи, за спинами — щиты, луки и колчаны со стрелами, в руках — копья… Увидев князя, обрадовались:

— Жив наш князь! Жив! Слава богам!

Двое из них тут же скрестили копья — князь сел на них, обняв воинов за плечи. Те выпрямились, быстро и бережно понесли его, переступая через убитых и обходя груды мёртвых тел. Вскоре добрались к балке, где стояли их лошади. Там воинов с дорогой ношей встретили две женщины. Одна, что постарше, — лет сорока, а вторая — совсем молодая девушка.

Узнав князя, обе кинулись к нему.

— Ладо мой любый! Пораненный! Тяжко? О боги! Боги!.. — запричитала старшая и прижала его голову к себе. Увидев стрелу, начала осторожно вытаскивать её из раны. — Я сейчас… сейчас… Потерпи малость, ненаглядный, ладо мой!..

Вытянула стрелу без наконечника, который остался в ране, сняла с головы платок — туго перевязала грудь князя. Делала всё быстро, сноровисто. Её сильные пальцы нежно касались тела князя, стараясь не причинять лишней боли. Губы стиснуты, строгие. В глазах — твёрдость и решимость, и только после того, как закончила перевязку, из глаз брызнули слезы.

Князь погладил пушистые русые косы жены, обнял её за плечи.

— Не плачь, Искронька… Ведь — живой… А раны — дело пустое… Заживут… Не тужи, княгиня… Выздоровлю — соберу своих уличей и опять сойдусь с каганом Эрнаком в поле… Померяться с ним силушкой… И может, тогда боги помогут мне. — Он говорил прерывисто, с натугой. Обняв второй рукой дочку, поцеловал её в голову. — И ты вытри слезы, Цветанка!.. Негоже плакать над живым… Поплачем над теми, кого уже нет с нами и чьих милых голосов мы никогда не услышим, — над княжичами, над родичами, над моими полёгшими воинами…

Князь с княгиней обнялись и с минуту молчали в безутешном горе.

Тихо. Ярко светила луна, над нею высилось тёмно-синее звёздное небо. Сюда, в глубокую балку, не долетали с поля битвы стоны раненых, не доносились ни перекличка вражеских дозорных, ни тысячеголосый гул стойбища гуннов. Только назойливое зудение комаров, вскрик испуганной птицы да задумчивое кваканье лягушек в маленьком, заросшем кувшинками озерце нарушали степную тишину.

Наконец князь Добромир поднял голову:

— Хватит, трогаемся…

Ехать верхом он не мог, и его положили на прочную попону, привязанную между двумя лошадьми. Боривой подал знак, и маленький отряд смельчаков двинулся в далёкий неведомый путь.

Сначала спустились по дну балки к широкой долине, потом пологим склоном поднялись наверх и, определяя направление по звёздам, повернули на север. Назад, к югу, на земли уличей, им теперь пути не было: там властителями стали гунны.

Боривой прокладывал дорогу. За ним Дубок вёл под уздцы коней с попоной, на которой лежал князь Добромир. Сразу за князем, готовые немедля подать ему помощь, шли княгиня Искра и княжна Цветанка. Позади, отстав на десяток с лишним шагов, прикрывая всех, ехали верхом Горицвет и Всеслав. Они вели в поводу несколько осёдланных коней.

Небо оставалось чистым и звёздным. Луна роняла на землю холодные серебристые лучи, и от них на густом поникшем ковыле переливалась и поблёскивала свежая роса.

Миновали Кремневую гору, одинокую скалу, мрачно темневшую по левую руку на фоне синего неба. Боривой поднялся на стременах и оглянулся. Ну, кажется, спасены! Стойбище гуннов осталось далеко за холмами, поле боя — тоже. Теперь, не боясь топота коней, можно двигаться быстрее, чтобы за ночь отойти подальше от страшного места.

Юный княжич немного успокоился и, удаляясь от своих, пустил коня рысью, но никак не мог отогнать печальных мыслей, чёрной тучей давящих на душу, острой болью пронизывающих сердце. Снова и снова они возвращали его к событиям последнего дня.

Уличи привольно жили в степи неподалёку от тёплого моря. Они не ждали беды. На буйных весенних травах люди пасли скот, в реках ловили рыбу, радовались будущему урожаю, что обещал быть щедрым.

Но налетели чёрным вихрем гунны. Нападение было внезапным, неожиданным. Князь Добромир сумел собрать лишь часть своей дружины. Силы оказались слишком не равными, и почти все его воины сложили голову в кровавой сече.

Что теперь будет с уличскими жёнами, девами, стариками и детьми? Что станет с землёю уличей, их нивами, весями и речными угодьями? Что станет с табунами коней, отарами овец и коз, стадами коров?

А что будет теперь с ними — горсткой беглецов? Куда ехать? Где приклонить голову? У кого получить защиту?..

Чуть слышный шорох донёсся из-за большого тёмного куста и прервал мысли Боривоя. Мелькнула неясная тень, послышался слабый мелодичный звук туго натянутой тетивы… Княжич мгновенно пригнулся к гриве коня, и тут же над ним просвистела стрела, задев оперением спину.

«Дозорный гуннов! Так далеко забрался в степь! Почему он здесь один?»

Боривой выпрямился, выхватил из колчана стрелу, наложил её на лук. Но неведомый всадник, должно быть, внимательно следил за беглецами из чащи. Он гикнул на коня и умчался в призрачную ночную мглу. Пущенная вдогонку стрела не успела за ним. Все переполошились.

— Нам нужно его догнать! — вырвался вперёд Всеслав. — Мы за ним. Иначе — горе всем!

Его остановила княгиня:

— Ради богов! Куда? Сейчас ночь — разве найдёшь его во тьме? А мы останемся одни…

Её поддержал князь Добромир:

— Скверно, конечно, что нас выследили… Теперь гунны могут кинуться за нами… Но догонять дозорного тщетно: он вскоре доскачет до своих… А вы ещё заблудитесь…

— Что же делать?

— Бежать!

— А может, погони не будет?

— Будет!.. Разве вы не знаете гуннов? Им лишь бы поохотиться… На дичь или людей — всё равно! Станут гнаться по следам и день, и два, пока не догонят или не убедятся, что это невозможно…

— Тогда не теряем времени! В путь! — воскликнул Боривой. — Отче, ты выдержишь? Езда предстоит нелёгкая!

— Не думайте обо мне… Сколько боги дадут сил, выдержу, — тихо ответил князь. — Только бы вы спаслись… А если угодно богам — спасусь и я…

Боривой подал знак рукой — и небольшой отряд, приминая копытами густую траву, помчался на север, в противоположную сторону от луны…

Скакали всю ночь и половину следующего дня. Гнали коней изо всех сил, давая им и себе передышку только для того, чтобы напиться из встреченных на пути речки или ручья. А когда солнце дошло до зенита, заметили погоню.

Гуннов было шестеро. Шестеро против семи уличей. Дозорный, видно, не добрался до стойбища, а встретил сторожевой разъезд, и они вместе помчались за беглецами. Но как это много — шесть, если учесть, что только трое из семи уличей — опытные взрослые воины! Разве могли что-то сделать в бою тяжело раненный князь, княгиня Искра и княжна Цветанка? Да и Боривой только-только начал осваивать воинское ремесло.

Гунны издали закричали, стали потрясать копьями, давая понять, что они увидели беглецов и вот-вот догонят их. Зоркий глаз Боривоя даже заметил, как передний хищно оскалил зубы.

— Вперёд! — И княжич поднял плеть.

Измученные кони двинулись нехотя, и лишь понукания, крики и удары плетью заставили их постепенно перейти на рысь.

Теперь всё зависело только от них — выдержат ли они состязание с лошадьми преследователей или нет.

Боривой вырвался вперёд и, пристально вглядываясь, выбирал направление. Объезжал холмы, избегал крутых склонов, спрямлял путь по тропам, протоптанным дикими владыками степей — рогатыми турами, буйногривыми тарпанами и тонконогими пугливыми сайгаками.

Гунны не отставали. Наоборот, их кони оказались более свежими и выносливыми. Расстояние между беглецами и преследователями постепенно сокращалось.

Видя это, князь Добромир стал просить:

— Оставьте меня! Я не хочу быть обузой для всех!.. Гунны задержатся возле меня на какое-то время — и вы от них оторвётесь! Может, и спасётесь… Оставьте меня!

Боривой взволнованно возразил на ходу:

— Что ты, отче! Как можно? Нет, мы ни за что тебя не оставим! — И вдруг радостно закричал: — Вон впереди теснина! Туда! Мы скроемся в ней! Там, в узких и глубоких расселинах, нам будет легче защищаться. Нападающие не смогут нас окружить!

Он круто повернул к подножию горы, наполовину разрезанной тёмным провалом ущелья.

Ехать стало сразу труднее, так как дорога пошла вверх. Взмыленные, задыхающиеся лошади замедлили бег. В низовье ущелья под копытами зачавкала топкая грязь, зашелестела осока. Над рвом с ржавой стоячей водой нависли ветви кустов — пришлось с трудом продираться сквозь них.

Боривой и Горицвет, пропустив всех, задержались в укрытии из лапчатой лещины. Осторожно выглянули — далеко ли гунны?

Те тоже остановились и озадаченно смотрели на отвесные стены ущелья и зелёную накипь зарослей в нём. Видимо, опасаясь засады.

Горицвет, злорадно усмехаясь, сказал:

— Вы поедете дальше, а я останусь здесь. Клянусь Перуном, хоть одному, а достанется моя стрела!

— Погибнешь!

— Всё может быть… Но кому-то нужно их задержать!

— Я тоже с тобой!

— Нет, Боривой, ты не останешься… Твоё место — во главе отряда. Спасай князя! — И Горицвет ударил плетью коня Боривоя. — Прощай!

Когда Боривой исчез в гуще кустов, молодой воин слез с коня, взял в руки лук и стрелу — выглянул из укрытия. Гунны приближались.

Горицвет ждал. Пусть подъедут ближе! Ближе!.. Чтобы не промахнуться! Чтобы поразить хотя бы одного в сердце!

Они осторожны — у каждого в руках наготове лук с наложенной на него стрелой. Готовы в любой миг ответить выстрелом на выстрел.

Вот уже отчётливо видны их лица — широкие, тёмные, обожжённые солнцем, ветрами и огнями степных костров. Из-под островерхих войлочных колпаков на плечи спадают тонкие косички жёстких чёрных волос. У одного из них, по-видимому старшего, так как остальные почтительно прислушивались к его восклицаниям, щеки и нос покрыты оспинами, а острый взгляд так и рыщет, так и стрижёт, стремясь проникнуть сквозь густую завесу курчавых зарослей. Хорошо бы избавиться от него, обезглавить вражеский отряд. Но он, точно чувствуя опасность, всё время держится за спиной других воинов.

Горицвет натянул тетиву — прицелился. Стрела свистнула как плеть и вонзилась в грудь ближайшего гунна. Даже не вскрикнув, тот взмахнул руками и упал с коня наземь.

— Есть один! — радостно воскликнул Горицвет и потянулся к колчану за следующей стрелой. — Боги помогают мне!

Но гунны тоже оказались бывалыми воинами. Заметив, где колыхнулась веточка ивы, они не мешкая выпустили туда пять стрел, и те холодно и злобно пропели песню смерти. Две из них попали в храброго улича — одна в руку, вторая — в горло.

Подсечённым колосом упал Горицвет навзничь в остролистую осоку и, хотя был ещё жив, не мог и шевельнуться. Затуманенным взглядом смотрел вверх, сквозь зелёную листву.

Потом кусты расступились — и к нему подъехали всадники. О чём-то быстро заговорили между собой. Но он ничего не понимал. Лежал молча, бесстрашно, наблюдая за тем, как один из них вытянул из ножен блестящую саблю и наклонился с коня… Сабля вонзилась ему между глаз…

* * *

Тем временем Боривой вывел свой небольшой отряд из устья ущелья, где навсегда остался Горицвет, в его среднюю часть. Заросли здесь стали реже, ниже, бурьян более цепкий. Вокруг высились жёлтые отвесные стены с множеством отверстий, в которых гнездились быстрокрылые ласточки, поднимались в небо острые шпили, а из глубоких мрачных обрывов веяло угрюмой прохладой.

Но вот ущелье разветвилось на три русла. Беглецы заколебались. Куда направить путь?

Боривой прикидывал. И вправду, где спасение?

Повернуть налево — оказаться ближе к землям уличей, куда теперь дорога им заказана. Поехать прямо — неизвестно, когда ещё удастся выбраться в степь?.. Остаётся одно — повернуть вправо, откуда открывается прямая дорога на север, где живут племена общего с ними языка и общей веры.

Взяли вправо.

Двигались медленно. Из последних сил. Кони едва держались на ногах, а люди — в сёдлах.

Боривой знал, что гунны недалеко. Горицвет их задержал. Но надолго ли? Он с тревогой и отчаянием поглядывал назад, не веря самому себе, — неужели погоня отстала?

Поэтому резкий окрик Всеслава, хотя и не был неожиданным, заставил Боривоя вздрогнуть.

— Гунны!

Он оглянулся. Пять всадников быстро их нагоняли. Значит, Горицвет всё же одного уложил!

Молодец! Но пятеро ещё остались. Что делать? Где искать спасения? Не пройдёт и нескольких минут, как преследователи приблизятся на полет стрелы!

Нужно на что-то решаться. Каждое упущенное мгновение могло ускорить неминуемую гибель.

Боривой напряжённо всматривался в мрачные стены ущелья, поросшие искривлёнными деревцами, ютящимися в трещинах и на узеньких уступчиках, оглядывал острые шпили, впившиеся в небо, как зубы дракона. Вдруг на высоте десяти-пятнадцати локтей заметил уступ, на котором могли укрыться несколько человек. К уступу вела крутая, едва заметная звериная тропинка.

Времени на раздумья не было.

— Туда! Вверх! — воскликнул он. — Други, берите князя на руки! Коней оставим внизу! Будем защищаться до последнего!

Дубок и Всеслав стали поднимать князя Добромысла. Княгиня Искра и княжна Цветанка взбирались следом за ними. Боривой отступал последним, готовый поразить стрелой первого гунна, рискнувшего преследовать их на тропе.

Уступ над отвесной кручей был невелик, но беглецы смогли разместиться на нём. Всеслав и Дубок положили князя у стены. Княгиня с княжной сразу склонились над ним, стараясь хотя бы немного облегчить его страдания. А воины приблизились к Боривою и, загородив тропу щитами, приготовили луки и мечи для последнего, решительного боя…

Примечания

5

До сих пор не выяснено происхождение племенного названия уличей. Есть сведения, что когда-то они жили между Дунаем и Днестром — в местности, издавна называемой Углом (Кутом). Значительно позже турки назвали её Буджаком, что тоже означало — кут, угол. Может, отсюда и происходит этноним «уличи», образовавшийся из первоначального — «угличи»?

6

Стрый — дядька по отцу.

7

Вуй, вуйко — дядька по матери.