Прозорливец

Владимир Максимов, 2022

Персонажи этой книги – ученые, врачи, программисты, авантюристы и полицейские – неосознанно для себя становятся участниками проекта создания глобальной системы искусственного интеллекта, готовой взять на себя функции управления человечеством.

© Максимов В., 2022

© Морское наследие, 2022

* * *

Часть первая

«К гадалке не ходи»

…И устыдятся прозорливцы, и посрамлены будут гадатели,

и закроют уста свои все они, потому что не будет ответа от Бога…

Книга Пророка Михея (Мих. 3:7)

Глава I. Самолюбие

Утро августовского воскресенья выдалось тихим и прохладным, но зато солнечным. Непривычно ровная гладь Северного моря уходила вдаль, поблескивая яркими чешуйками. Городок Сент-Эндрюс, еще сонный и неторопливый, только-только начинал просыпаться. Питер Браун возвращался с ежедневной утренней пробежки в отменном настроении. Он, как всегда, сделал приличный крюк: пробежал вокруг комплекса старинных зданий университета, прошелся пешком вдоль побережья и поднялся к себе домой, все еще ощущая в носу резковатый йодный запах моря.

Жил профессор Браун один в небольшой квартирке под самой крышей трехэтажного дома девятнадцатого века постройки. Семьи у него не было, домашних животных — тоже, поэтому все свободное пространство холостяцкого жилища занимали предметы его увлечения. На полках, в шкафах, на столе и даже на полу тесными рядами стояли всевозможных размеров статуэтки, сделанные из дерева, некоторые — с использованием бисера, кости, кожи и других подручных материалов. Стены были сплошь завешаны устрашающего вида масками и диковинным оружием. Единственной, но окончательной и всеобъемлющей страстью, которой Питер предавался с упоением, отдавая ей все свое свободное от работы в университете время, было коллекционирование предметов традиционной культуры народов Центральной Африки. На любимую коллекцию он тратил почти все свои деньги, необычайно ей гордился и, если обнаруживал где-то интересный экземпляр, становился как будто одержимым и не мог успокоиться до той поры, пока этот предмет не займет место среди его сокровищ.

Преподавательская и научная работа Питера Брауна в старейшем в Шотландии университете нисколько не мешала его увлечениям. Наоборот — он как-никак ведущий ученый-африканист с мировым именем, и ему ли не знать в совершенстве культуру африканских племен. Тут, правда, имелся один маленький нюанс: профессор Браун изучал Центральную Африку исключительно на расстоянии. Он, конечно, испытывал некоторый дискомфорт, осознавая определенную ущербность своих сугубо кабинетных исследований, но отправиться в путешествие в те места Африки, которые относятся к предмету его научных изысканий, Браун не решался. Слишком уж опасные для европейца страны находились в этой части континента. Потому и коллекцию свою доктор Браун собирал путем постоянного поиска объявлений о продаже африканских редкостей.

Этим утром доктор Браун буквально заставил себя отправиться на пробежку — так не терпелось ему заняться любимым делом. Сейчас как раз масса свободного времени, чтобы поискать что-нибудь новенькое для коллекции: во-первых, сегодня воскресенье, во-вторых, занятия в университете еще не начались и готовиться к лекциям не надо. Заскочив на пару минут в душ, Питер, не в силах побороть нетерпеливый зуд, выдернул из-под носика соковыжималки стакан, наполовину заполненный молочно-желтой жидкостью, и плюхнулся за рабочий стол. Профессор открыл ноутбук и погрузился в пучину всемирной паутины.

«Снова это объявление», — поморщился Браун. Навязчивая запись настырно лезла на первые страницы торговых площадок, где продавались различные редкости и предметы прикладного искусства, и уже неделю преследовала профессора. «Какой-то сумасшедший коллекционер, — решил Питер. — Откуда он только взялся? Из-за этого объявления продавцы теперь взвинтят цены».

Браун в который раз перечитал ненавистное объявление: «Покупаю старинные ритуальные маски африканской народности Луба. От 500 до 3 000 евро за штуку. Современные копии и сувенирная продукция не интересуют…»

С одной стороны, такое объявление не является чем-то из ряда вон выходящим. Маски народов Африки кто только не коллекционирует, но цена… Ведь не такая уж это и редкость. Народ Луба довольно многочисленный, а маски из Демократической республики Конго вывозят на продажу в большом количестве. Купить их в Европе можно куда дешевле, чем предлагает безумный коллекционер, разместивший объявление. Только вот беда в том, что это самое объявление постоянно мозолит глаза всем, кто так или иначе интересуется африканской культурой, и его видят в том числе и продавцы редкостей из Африки. Браун уже заметил, что цены в объявлениях о продаже ритуальных африканских масок выросли, причем значительно, и не только привезенных из Конго, а всех без исключения.

«Может быть, это объявление — фэйк, — подумал Браун. — Наверное, специально кто-то разместил, чтобы раздуть цены. Надо бы проверить».

Недолго думая, доктор Браун решил откликнуться на странное объявление. Он окинул взглядом свою обширную коллекцию, безошибочно выбрал вытянутую маску черного дерева, привезенную с северо-востока Конго и изготовленную в одном из племен народа Луба. Профессор сфотографировал маску, после чего, открыв объявление, ткнул на контакты щедрого покупателя и написал ему предложение о продаже подходящей маски, прикрепив к письму фотографию.

Браун готов был уже нажать кнопку Send message, когда вдруг случайно обратил внимание на адрес электронной почты автора объявления. На первый взгляд, ничего необычного: бессвязный набор букв и цифр; почтовый домен — румынский. Однако что-то знакомое было в этом почтовом адресе. Питер прочитал его несколько раз, но в какие-либо понятные слова буквенно-цифирная абракадабра не складывалась. И тут он вспомнил! Быстро прокрутив в своем почтовом ящике полученные за последнюю неделю сообщения, Браун отыскал то, что требовалось, — письмо, отправленное с электронного адреса с точно таким же именем: vizionarul5167387445@, только под международным доменом.

Переписка с корреспондентом, использующим странный адрес, началась около месяца назад, после того как доктор Браун, пользуясь летними каникулами, написал и опубликовал в солидном научном журнале объемный материал о современной политической ситуации в Демократической республике Конго. Статья вышла довольно оптимистичной, и автор даже сделал осторожный прогноз, предположив, что фаза военных конфликтов в стране закончилась и теперь настала пора мирного государственного строительства.

Среди множества откликов на опубликованную статью доктору Брауну пришло письмо от его коллеги из Страсбургского университета. Африканист из Франции назвался Эмильеном Леже. В своих письмах он в основном задавал уточняющие вопросы по поводу общей политической обстановки в Демократической республике Конго, интересовался личностями тех или иных политических деятелей и просил пояснить некоторые неясные моменты опубликованной статьи. Вопросы в письмах доктора Леже показались Брауну весьма дельными, и он с удовольствием на них отвечал, пока корреспондент не показался ему слишком уж назойливым. Впрочем, вопросы страсбургского коллеги явно свидетельствовали о том, что тот глубоко разбирается в теме, которой была посвящена статья профессора Брауна, правда, сформулированы эти вопросы были очень уж монотонно, даже как будто механически, но Питер отнес это на счет недостаточно свободного владения французским коллегой английским языком. Переписка прервалась так же внезапно, как и началась: Эмильен Леже, получив очередную порцию пояснений от доктора Брауна, куда-то исчез и на связь больше не выходил.

Профессор Браун уже стал забывать об этом одностороннем обмене информацией, но сейчас, когда обнаружилось это совпадение электронных адресов, которое вряд ли могло быть случайным, он тут же написал французскому коллеге сообщение с предложением возобновить обмен мнениями по ситуации в Конго. Ответ, немало озадачивший Брауна, пришел практически мгновенно. Почтовый сервер сообщил ему, что такого адреса не существует. Выйдя в несколько кликов на сайт University of Strasbourg, доктор Браун тщательно искал среди сотрудников университета Эмильена Леже, но никого с таким именем так и не обнаружил.

Пока Браун занимался поиском своего коллеги, пришел ответ на его сообщение о продаже маски. Щедрый коллекционер согласился ее купить за ту сумму, которую запросил Браун. В ответе был указан адрес отправки покупки и подтверждение депозита стоимости маски.

На этом любопытство доктора Питера Брауна иссякло. Он вообще мало интересовался чем-либо, находящимся за рамками его профессиональных интересов и любимого хобби. Да, он выяснил, что объявление о покупке втридорога масок народа Луба настоящее, а не какой-то фэйк. «Ну и что? — задал он себе резонный вопрос. — Мало ли на свете богатых и эксцентричных коллекционеров?» А уж пропавший в никуда африканист из Страсбургского университета заботил Брауна еще меньше. В конце концов, обмен электронными письмами ни к чему не обязывает.

Перестав ломать голову над всей этой ненужной ему галиматьей, Браун с упоением погрузился в изучение милых его сердцу африканских вещиц.

На следующее утро, проснувшись по привычке рано, доктор Браун, все еще пребывая в приятном состоянии полудремы, машинально плеснул в лицо несколько пригоршней воды, поводил по зубам щеткой и потянулся за спортивным костюмом. Перед тем как выйти на пробежку, Браун, как всегда, вложил в уши миниатюрные наушники и запустил на телефоне новостной канал. Слушая новости, Питер шагнул за дверь квартиры.

Пробежав сверху вниз первый пролет лестницы, Питер Браун внезапно встал как вкопанный. Остатки сна мигом слетели с него, как только до его сознания дошли сказанные монотонным голосом диктора слова. Первое за несколько лет утро профессора Брауна осталось без ставшей уже ритуалом пробежки.

Вернувшись к себе в квартиру, Браун в чем был — в спортивном костюме и кроссовках — сразу же кинулся к ноутбуку. Новости с африканского континента, прочитанные профессором в более подробном изложении, оказались еще хуже, чем прозвучавшие в коротком новостном блоке. Сегодня в Демократической республике Конго вспыхнуло вооруженное восстание, которое возглавил один из местных племенных вождей, известный под именем Камвина Нсапу. Восстали конголезские провинции, населенные преимущественно представителями народа Луба, а само восстание явно имеет этническую подоплеку.

«Вот черт возьми! — выругался про себя Браун. — Теперь никаких интересных вещей из Конго не дождешься. Если б заранее знать, то можно было напоследок скупить хотя бы то, что есть сейчас на рынке. Стоп! — профессор даже вскочил на ноги от поразительной догадки. — Объявление! Не может быть!»

Браун стал лихорадочно искать вчерашнее объявление о покупке масок народа Луба. Вот и оно. Профессор кликнул в искомую строчку; на экране немедленно появилось сообщение: «Объявление снято с публикации».

Вся эта история не укладывалась в голове. Доктор Браун минут десять сидел за столом, ошалело уставившись в экран ноутбука; мысли путались, и никакого рационального объяснения происходящему он придумать не смог. Однако привычка ученого собирать и сопоставлять информацию сработала и на этот раз. Профессор скрупулезно припомнил все факты относительно автора объявления, которые были ему известны, и попытался сложить их в некую логическую цепочку.

Итак, имеется неизвестный коллекционер, интересующийся ритуальными масками народности Луба. Он называет себя сотрудником Страсбургского университета Эмильеном Леже, что, похоже, не соответствует действительности. Человек этот тщательно выясняет у доктора Брауна все обстоятельства, свидетельствующие о процессе мирного урегулирования конфликтов в Конго, и прежде всего этнических. После этого он размещает объявление о скупке по бешеным ценам предметов религиозного культа из районов Конго, населенных народами Луба, а ровно за десять часов до начала восстания Камвины Нсапу снимает свое объявление.

Самое скверное во всей этой истории было то, что считающий себя знатоком Центральной Африки доктор Браун на поверку оказался так себе специалистом, и даже какой-то коллекционер разбирается в политической ситуации в Конго намного лучше «кабинетного ученого» профессора Брауна. Это был весьма чувствительный удар по его самолюбию.

«Выходит, этот загадочный коллекционер заранее знал о том, что в Конго начнется вооруженный конфликт?! — сделал неприятный для себя, но вполне логичный вывод Браун. — Да нет! Чертовщина какая-то! Я же утверждал совершенно обратное! — здесь профессор запнулся, вспомнив, что его мнение-то как раз и оказалось ошибочным. — А может, и не чертовщина? — засомневался он. — В любом случае надо выяснить, кто такой этот Эмильен Леже».

Легко сказать «выяснить»! Но как это сделать? Информации у Брауна практически никакой, во всяком случае достоверной. Объявление о покупке масок исчезло, электронный адрес не существует, а в Страсбургском университете о Эмильене Леже, видимо, никто даже не слышал. В сообществе собирателей африканских редкостей человек с таким именем тоже не фигурирует, что наводит на подозрение о том, что это имя вымышленное. Получается, что доктор Браун не знал об этом человеке ничего.

«Хотя почему ничего? — вспомнил Питер. — У меня ведь есть его адрес! Он же прислал мне почтовый адрес, по которому я должен был отослать маску. А раз так, то этот адрес наверняка настоящий».

Адрес Эмильена Леже, на который доктор Браун не обратил вчера ни малейшего внимания, оказался румынским. Отдельный дом, расположенный в предместье Бухареста, не внес ясности в личность загадочного коллекционера, но запрос в поисковике неожиданно выдал находящееся в этом доме заведение.

Главная страница сайта некой загадочной конторы представляла из себя бессмысленный коллаж из различных магических амулетов, кабалистических знаков и прочей хиромантии, из середины которого на Брауна смотрело изображение немолодой женщины в малиновом балахоне, с круглым лицом и увенчанной короной головой. Все надписи на сайте были на румынском языке, но существовала и англоязычная версия. Оказалось, что в доме, указанном Эмильеном Леже в качестве места, куда следует отправить африканскую маску, располагался кабинет некой знаменитой (как утверждалось на сайте) прорицательницы Стефэнии.

Глава II. Страсть

На прием Энджела опоздала; явилась за полчаса до окончания сеанса. Могла бы и совсем не приходить, но сюда — в этот кабинет, ее неудержимо тянуло. И дело даже не в том, что здесь ей здорово помогли и именно благодаря психоанализу она смогла разобраться в своих проблемах и достигла немалых успехов в работе (увы, только в работе). Имелась еще одна причина, по которой Энджела, едва дождавшись обеденного перерыва, сломя голову бежала на прием к психоаналитику, хотя признаться в этом даже самой себе она не решалась. Причиной этой был доктор Тейлор — известный психоаналитик, принимающий пациентов в собственном кабинете на Манхэттене, куда так спешила Энджела. Импозантный молодой мужчина с гладкой, чуть смуглой кожей и блестящими, как маслины, черными глазами сразу же и навсегда завоевал сердце Энджелы.

Тейлора, пожалуй, несколько портил грубоватой формы нос и рост заметно ниже среднего, но для неискушенной Энджелы, выросшей в аризонском захолустье, доктор показался просто небожителем. А как он умел разговаривать! Мягко, без нажима, с неизменной доброжелательной улыбкой, ровным приятным баритоном с еле уловимым акцентом, доктор Тейлор мог проникнуть в самую душу. Неудивительно, что Энджела на первом же приеме выложила Джону (так она его мысленно называла) все подробности своей жизни.

Впрочем, рассказ о жизни двадцатисемилетней Энджелы Трауп много времени не занял: значительных событий в ней было не так уж и много. Родилась и выросла она в небогатом пригороде города Феникс в Аризоне в небогатой же семье почтового служащего и домохозяйки и с малолетства уяснила для себя то, что единственный способ сделать свою жизнь более осмысленной и интересной — уехать прочь из этих мест. Что она и сделала.

Едва окончив школу, Энджела отправилась в Нью-Йорк, где ее учеба, а впоследствии и карьера сложились довольно удачно. Она работала в крупной компании, занимающейся социологическими исследованиями, причем не только в Америке, но и по всему миру. Среди заказчиков этой компании значились крупнейшие корпорации и государственные структуры. Энджела, окончив курс по специальности «социология», попала на работу в нью-йоркский офис компании и благодаря старательности и прилежности первой ученицы сумела продвинуться по службе так, что будучи в достаточно молодом возрасте, попала в святая святых компании — аналитический отдел, находящийся в штаб-квартире на Манхэттене.

На этом восхождение Энджелы по карьерной лестнице застопорилось, хотя при ее знаниях и способностях она вполне могла достичь и большего, но одной прилежности для этого оказалось недостаточно. Энджеле постоянно мешала какая-то странная, почти детская застенчивость гадкого утенка, отравлявшая ей жизнь еще со школьной скамьи. Отсюда и ее неуверенность в собственных силах, и неумение отстаивать свою точку зрения. По той же причине у Энджелы не складывались отношения с мужчинами. Она довольно легко шла на контакт, но по мере развития отношений, помимо своей воли, замыкалась в себе и начинала сторониться своего партнера, даже если он ей нравился, так что знакомства эти, за редким исключением, до интимной близости так и не доходили, не говоря уж о чем-то большем. При всем при этом внешностью Энджелу природа не обидела. Она обладала высоким ростом, красивой, с не особо длинными, но стройными ногами, фигурой, отличной формы бюстом и миловидным лицом с несколько мелковатыми, но правильными чертами. Еще Энджелу необыкновенно красили шикарные волосы мягкого каштанового цвета. Ее, пожалуй, нельзя было назвать красавицей, но она, безусловно, могла выглядеть вполне эффектно, если бы не проклятая застенчивость, сводившая на нет все ее внешние данные.

В какой-то момент Энджела отчаялась, поставив крест и на своей личной жизни, и на карьере, предоставив и той и другой катиться по накатанной колее. Все чаще в ее голове навязчиво вставал вопрос: чем ее нынешняя жизнь отличается от унылого существования ее родителей в Аризоне? Однажды она поделилась своими переживаниями со своей подругой Джесикой, работавшей в той же компании, что и она. Дело происходило в баре, поэтому-то обычно замкнутая Энджела достаточно откровенно рассказала подруге о мучавшем ее вопросе. Как и следовало ожидать, Джесика тут же посоветовала обратиться к хорошему психоаналитику и намекнула, что у нее есть один такой на примете. Выяснилось, правда, что сама Джесика уже около месяца встречается с этим доктором Тэйлором и вряд ли может судить о его профессиональных способностях, но зато он держит кабинет на Манхэттене (уже говорит о многом), причем совсем рядом с офисом их компании.

Без особой надежды на успех, а скорее от чувства безысходности, Энджела записалась на прием к доктору Тейлору.

Первая же встреча изменила все! Энджела по уши влюбилась в психоаналитика. Доктору Тейлору даже не понадобилось его профессиональное мастерство, чтобы подобрать ключи в закрытый внутренний мир Энджелы; она сама раскрылась перед ним, как ландыш по весне. Правда, надо отдать ему должное: в столь щекотливой ситуации держался доктор на редкость профессионально. Тейлор старательно следил за тем, чтобы отношения с пациенткой не перешли в интимную плоскость, и со знанием дела выполнял свою работу.

Довольно скоро частые посещения доктора Тейлора стали давать результаты: Энджела научилась держаться на людях уверенно, сменила гардероб, начала пользоваться яркой косметикой. Изменился и характер ее работы. Энджела стала все чаще озвучивать свое мнение на ежедневных «летучках» в своем отделе, перестала бояться высказывать предложения (как правило, весьма дельные). Ее заметили и стали поручать все более ответственные задания, а ее аналитические отчеты ставили в пример другим сотрудникам. Вскоре ее назначили ведущим аналитиком. И все эти изменения произошли за какой-то месяц.

Надо сказать, что в своей работе с пациенткой доктор Тейлор довольно мало времени уделял ее личной и семейной жизни, сосредоточившись в основном на работе. Энджелу это несколько удручало, поскольку именно ее личная жизнь, а точнее — отсутствие этой самой личной жизни, беспокоило ее больше всего, но она совершенно потеряла голову и готова была восхищаться Джоном, что бы он ни делал. Доктор же, вскользь коснувшись ее семьи и окружения, к этой теме больше не возвращался.

Что касается карьерных вопросов, то тут Тейлор заставил Энджелу рассказать все детали и подробности ее работы в специализирующейся на социологических исследованиях компании. Он даже настоял на том, чтобы она приносила свои аналитические отчеты, которые они вместе разбирали на приемах. Энджела беспрекословно выполняла рекомендации доктора, хотя выносить отчеты за пределы офиса компании не разрешалось.

Как уже было сказано, регулярные посещения психоаналитика не прошли напрасно, но на поверку оказались не такими уж эффективными. Да, карьера Энджелы пошла вверх, а вот в плане личных отношений ровным счетом ничего не изменилось, даже наоборот: Энджела стала избегать общения со своей единственной подругой в Нью-Йорке Джесикой. Не то чтобы они поссорились, просто когда они виделись, Энджеле было как-то не по себе, поскольку она не могла отогнать мысль, что подруга раньше спала с предметом ее обожания — доктором Тейлором.

Однако благодаря доктору Энджела уже не была застенчивой девочкой. Приобретенная уверенность позволила ей замышлять такие дела, о которых она раньше и подумать боялась. Энджела решила взять быка за рога и, раз уж доктор Тейлор сам не предпринимает никаких попыток сблизиться со своей пациенткой, сделать этот шаг самостоятельно. Удобнее всего это сделать на приеме: они с доктором будут с глазу на глаз, обстановка в кабинете расслабляющая и знакомая, в общем — лучше не придумаешь.

Сегодня как раз выдался подходящий день. Энджела сдала, наконец, на работе отчет для крупной международной корпорации, которым занималась всю последнюю неделю, и была переполнена энтузиазмом, что добавило ей решимости. Энджела была записана на прием к доктору Тейлору, где и собиралась выложить ему все о своих чувствах. Однако обстоятельства сложились иначе. Совещание, на котором обсуждали ее отчет, затянулось и закончилось уже к концу обеденного перерыва. Энджела, конечно, позвонила в офис доктора и предупредила о том, что опоздает, но теперь их встреча с милым Джоном получится короткой и скомканной.

Запыхавшаяся Энджела вбежала в довольно тесный холл докторского кабинета и едва поздоровавшись с модельной внешности секретаршей попросила разрешения войти к доктору Тейлору.

— Прошу прощения, — возразила девушка довольно холодным тоном, не меняя, впрочем, приветливого выражения лица, — доктор взял следующего пациента, придется немного подождать.

Чертыхаясь про себя, Энджела уселась на глубокий кожаный диван.

Наконец открылась дверь в кабинет, и в приемную вышел невысокий мужчина в строгом деловом костюме с проседью в волосах и в короткой бородке. Этого человека Энджела видела здесь довольно часто.

Он тоже был пациентом доктора Тейлора, и Энджела постоянно с ним сталкивалась, причем каждый раз седой мужчина или выходил от доктора перед самым ее приемом, или, наоборот, сидел в приемной, когда она сама покидала кабинет. «Странный тип, — отмечала про себя Энджела. — и ходит сюда всегда примерно в одно и то же время со мной». Каждый раз встречаясь с этим пациентом, Энджела ловила себя на мысли, что несмотря на надетый на нем дорогой костюм, ее наметанный взгляд профессионального социолога относил его к той социальной группе, представителям которой довольно часто ходить к психоаналитику, практикующему в центре Манхэттена, явно не по карману.

— Мисс Трауп, проходите, пожалуйста, к доктору Тейлору, — прервала размышления Энджелы секретарь, обнажив в заученной улыбке ослепительно белые зубы.

Кабинет психоаналитика, так хорошо знакомый Энджеле, сегодня выглядел несколько безжизненно, хотя вроде бы все предметы и мебель были на своих местах. Справа у стены под внушительного размера портретом Зигмунда Фрейда стоял маленький письменный стол; на стене слева в ряд висели дипломы и сертификаты в черных рамках; у окошка и в дальнем углу располагались две зоны для пациентов с неизменными кушетками и удобными креслами.

Энджеле больше нравилась дальняя зона у окна. Там кресло, в котором сидел доктор Тейлор, стояло так, что на него падал свет из окна, и она могла втихаря им любоваться. Поздоровавшись, Энджела прошла к окну и решительно плюхнулась на кушетку, готовясь к предстоящему объяснению.

— Извините, что опоздала, — сказала Энджела, — меня на работе задержали.

— Да, жаль, что у нас остается совсем мало времени, — рассеянно сказал доктор. — Скоро придет следующий пациент, — добавил он в ответ на вопросительный взгляд Энджелы.

Запланированного объяснения не получилось, да и сеанс психоанализа вышел странный: доктор выглядел чем-то сильно озабоченным, сидел с рассеянным видом и даже порой говорил невпопад, чего раньше с ним никогда не случалось. Уже прощаясь, доктор Тейлор проводил Энджелу до дверей кабинета и вдруг положил свою ладонь на ее руку, посмотрел в глаза так, как будто хотел заглянуть ей в самую душу, и произнес, проникновенно и с чувством, которого никак нельзя было от него ожидать:

— Если бы вы знали, как я счастлив, что месяц назад вы появились в моем кабинете!

После этих слов доктор рывком распахнул дверь кабинета, и Энджела, хотя и обнадеженная внезапной откровенностью Джона, сообразила, что сейчас ее признания уж точно окажутся не к месту.

Поскольку ее время подошло к концу и доктор Тейлор недвусмысленно дал понять, что сеанс окончен, она ушла, записавшись на прием на следующей неделе. Однако раз уж Энджела решила поговорить с доктором о своих чувствах именно сегодня, то так тому и быть, ибо вместе с нерешительностью в ней каким-то непостижимым образом уживалась редкая целеустремленность, граничащая с упрямством. Энджела вышла из здания, где располагался кабинет доктора Тейлора, и уселась за столик у окна в кофейне напротив. На работу она решила сегодня не возвращаться, намереваясь дождаться окончания приема и перехватить доктора, когда он будет уходить.

Ожидание предстояло длительное, и Энджела подозвала официантку, чтобы сделать заказ, но, как выяснилось, напрасно. Автоматические двери из толстого стекла в здании напротив разъехались, и на улицу вышли Тейлор, успевший сменить деловой костюм на яркое поло и льняные брюки, и его длинноногая секретарша. Обменявшись несколькими словами, они разошлись в разные стороны, и через минуту доктор исчез на лестнице, ведущей на станцию сабвея.

«Обманул меня доктор Тейлор — нет у него больше пациентов на сегодня, — с досадой подумала Энджела и тут же спохватилась. — Наверное, у Джона какие-то личные дела, а может быть, и неприятности — он сегодня был сам не свой».

Волей-неволей пришлось отложить объяснения на неделю. Энджела, как обычно, пришла на прием во время обеденного перерыва, поднялась на второй этаж и дернула ручку стеклянных дверей, за которыми находилась приемная доктора Тейлора. Дверь оказалась заперта. Мало того, за стеклом Энджела с изумлением увидела абсолютно пустую комнату. Ни стойки с сидящей за ней секретаршей, ни дивана, ни шкафов, ни даже вешалки для одежды. Табличка с именем доктора тоже исчезла со стены. Только в углу на застеленном ковролином полу одиноко стоял телефонный аппарат.

Энджела затравленно оглянулась по сторонам, все еще лелея надежду, что она ошиблась этажом.

— Простите, а вы не знаете, куда делся кабинет психоаналитика? — спросила она проходящую мимо девушку с ворохом бумаг в руках.

— Они съехали на прошлой неделе, — обронила девушка, не останавливаясь.

Битый час потратила Энджела, бегая по этажам и кабинетам офисного центра, пытаясь узнать, куда переехал кабинет доктора Тейлора, но все было без толку. Странным было еще и то, что никто, кроме Энджелы, о докторе не спрашивал. «Неужели всех остальных пациентов Джон предупредил, а меня — забыл?» — не могла взять в толк Энджела. Наконец поиски привели ее на самый последний — технический, этаж здания в офис управляющего деловым центром. Дальше идти было уже некуда, и Энджела мертвой хваткой вцепилась в немолодого чернокожего мужчину с твердым намерением разузнать о загадочном исчезновении доктора Тейлора. Тот в который раз перебирал свои бумаги, но толком ничего сказать не мог.

— Я же вам объясняю, — уныло говорил управляющий, — нет у меня никаких документов. Офис за номером две тысячи тридцать один сняли на короткий срок — всего на месяц. Этот срок закончился, и арендатор съехал.

— Но ведь кто-то же заплатил за этот месяц? — не унималась Энджела.

— За аренду уплатила какая-то длинноногая и светловолосая девушка наличными.

— А кто же тогда арендатор?

— Какая-то европейская фирма. Вроде бы из Италии.

— Ну название-то фирмы вы знаете?

— Нет, я вел переговоры только с их представителем.

— Как его зовут? Как он выглядит?

— Как он выглядит — не знаю — мы переписывались по имейлу.

— Ну хотя бы адрес его почты вы мне дадите?

Энджела вышла из кабинета управляющего с клочком бумаги, на котором тот написал адрес электронной почты с итальянским почтовым доменом. «veggente334248876@», — прочитала Энджела. Оторвав взгляд от бумажки, она не поверила своим глазам. По техническому этажу шел седоволосый и седобородый монтер в рабочем комбинезоне со складной лесенкой и ящиком инструментов в руках. Мужчина, едва взглянув на Энджелу, молча прошел мимо и скрылся за поворотом.

Сомнений быть не могло: это был тот самый пациент доктора Тейлора, с которым постоянно сталкивалась Энджела, когда приходила на прием.

Глава III. Суеверие

Четвертый день международной медицинской конференции начался, как обычно, — с отличного завтрака, накрытого в громадном ресторане отеля Хилтон Прага. День выдался погожий. Пестрые до ряби в глазах улицы чешской столицы, провинциально приветливые под яркими лучами теплого августовского солнца, манили открыточными видами известных достопримечательностей и неповторимыми запахами кухни из бесчисленных пивных и ресторанов.

Однако гости конференции не спешили покинуть отель, чтобы полюбоваться на астрономические часы на Староместской площади или пройтись по Карлову мосту. Это они успели сделать в предыдущие четыре дня конференции. Сегодняшний день, как, впрочем, и завтрашний, обещал быть самым интересным. Если первые дни медицинского конгресса были заняты в основном лекциями и докладами, то последние два посвящались вопросам практическим. В этом заключалось ноу-хау организаторов конференции: не ограничиваться сухим изложением результатов новейших научных исследований в области медицины, а дополнить доклады клиническими разборами больных, заболевания которых интересны с научной или с практической точек зрения.

Вообще этот медицинский конгресс заметно выделялся среди подобных ему мероприятий. Во-первых, он был организован не какими-нибудь государственными или международными структурами и даже не фармацевтической компанией. Организатором числился некий «Фонд перспективных исследований». Кроме названия, об этом фонде никто ничего толком не знал; было лишь известно, что находится он в Милане, финансирует некоторые исследования, издает медицинский журнал, правда пока только в электронном виде, а также проводит ежегодные конгрессы медиков. Формат конференции тоже был весьма необычным. Как уже было сказано, кроме традиционных лекций и докладов, выступающие представляли участникам конференции интересные случаи из клинической практики. Происходило это следующим образом: докладчик размещал на сайте конференции все данные о больном, которого он собирался представить (кроме, разумеется, имени и личной информации), включая результаты анализов и обследований. Затем в одной из аудиторий происходил клинический разбор предложенного больного с участием докладчика и заинтересовавшихся этим случаем докторов.

Несмотря на скудную информация об организаторе ежегодной медицинской конференции (уже третьей по счету), многие из известных врачей, в том числе считающихся светилами в своих областях медицины, с удовольствием откликнулись на приглашение посетить конгресс. Тому было несколько причин. Прежде всего впечатлял список приглашенных, и предполагаемое участие именитых коллег само по себе собирало довольно представительную аудиторию. Кроме того, программа конференции была достаточно обширной и, как правило, все приглашенные могли найти интересную для себя тему. Ну и, наконец, немаловажным было то, что организаторы денег не жалели и мероприятие проходило в отличных условиях, придраться к которым было сложно даже самым взыскательным из участников.

Кстати, в расходах на издаваемый журнал фонд тоже не скупился: за опубликованные в нем статьи авторам платили солидное вознаграждение, так что ведущие специалисты в области медицины с удовольствием в нем печатались.

Итак, начался пятый день работы медицинской конференции. После завтрака участники потянулись в аудитории, чтобы послушать клинические разборы, высказаться по поводу диагноза и поучаствовать в подготовке плана лечения виртуальных больных.

Доктор Карла Майер без дела слонялась по расположенному на набережной Влтавы крылу отеля, предназначенному для проведения конференций. Пару раз она заходила в комнаты, где шли клинические разборы, пыталась слушать докладчиков, но сосредоточиться на больных не получалось. Мысли все время возвращались домой, где в берлинской квартире остались ее собака, две кошки и серая шиншилла. «Как там мои детки?» — думала Карла о своих питомцах с нарастающей день ото дня тревогой. Хотя ее сестра и должна была присматривать за животными, но человек она занятой, так что может и не уследить за такой и в прямом, и в переносном смыслах разношерстной компанией.

Собственно, Карла хотела улететь из Праги еще позавчера; доклады по ее специальности — эндокринологии, проходили в первые два дня конгресса, но один пункт в программе конференции заставил ее изменить свои планы. Сегодня коллега Карлы и, видимо, ее соотечественница доктор Эмма Линдерман представляла пациента с заболеванием, симптомы которого вызвали у Карлы мучительные воспоминания.

Доктор Майер еще раз перечитала сообщение коллеги. «Не может быть никаких сомнений, — подумала она, — именно от этой болезни и умер Гарри».

Двадцать с лишним лет назад муж Карлы — молодой, цветущий и здоровый мужчина, умер от редкого заболевания. Они познакомились, когда еще были студентами. Карла переехала к нему в Англию, где они вместе работали в госпитале. Несмотря на довольно непривычную для берлинской жительницы обстановку британской глубинки, Карла быстро освоилась, и их с Гарри семейную жизнь можно было назвать идеальной.

Все рухнуло в одночасье. Поначалу Карла даже не поняла, что происходит что-то тревожное. Гарри довольно сильно переменился: он часто стал поддаваться депрессиям, потерял интерес к увлечениям (даже к любимому футболу охладел), начал избегать общения с друзьями, да и с женой говорил все реже. Лечение не помогало; Гарри становилось все хуже и хуже: он перестал двигаться; не мог ни поесть, ни одеться без посторонней помощи. Его мозг умирал. Меньше чем через год после появления первых симптомов Гарри не стало, а врачи так и не смогли поставить правильный диагноз. Позже это заболевание было описано как новая форма болезни Крейтцфельдта — Якоба, вспышка которой имела место в Великобритании из-за заражений мясопродуктами.

Когда Карла наткнулась на сайте конференции на больного с симптомами, точь-в-точь повторяющими те, что были у Гарри, тяжелые воспоминания нахлынули на нее и заставили остаться еще на пару дней, чтобы послушать доклад Эммы Линдерман. Карла, конечно, познакомилась в перерывах между мероприятиями с доктором Линдерман, и та подтвердила ей, что у нее действительно лечился пациент, у которого она диагностировала болезнь Крейтцфельдта — Якоба.

Клинический разбор пациента доктора Линдерман оказался на редкость интересным, а сама докладчица удивила присутствующих глубокими познаниями в этом весьма редко встречающемся заболевании. Даже тот факт, что правильный диагноз и адекватный план лечения, кроме, естественно, самой Линдерман, ну и Карлы Майер, никто из докторов сформулировать так и не смог, говорил о высоком профессиональном мастерстве Эммы Линдерман.

После клинического разбора Карла не могла не подойти к доктору Линдерман, чтобы разузнать подробности о ее неназванном пациенте. Однако толком поговорить не удалось — Карла торопилась в аэропорт, а Эмма Линдерман сослалась на то, что ей сегодня предстоит участвовать еще в парочке мероприятий. Все, что успела узнать Карла, сводилось к тому, что в госпиталь в Мюнхене, где работает доктор Линдерман, поступил больной с симптомами атрофии мозга, у которого она и диагностировала редкое заболевание.

Вечером Карла Майер уже бродила по магазинчикам зоны вылета аэропорта Праги в ожидании берлинского рейса. Рейс задерживался, и она от нечего делать зашла в кафешку. Взяв большущий стакан ароматного латте, Карла оглянулась по сторонам в поисках места, куда бы присесть, и сразу же заметила крупную фигуру сегодняшней докладчицы. Эмма Линдерман приветливо махнула ей рукой, приглашая коллегу присесть за ее столик.

Внешность у доктора Линдерман была довольно запоминающейся. На вид ей было около сорока — сорока пяти лет. Кроме высокого роста и тяжеловатой фигуры, она обладала вытянутым лицом с массивным подбородком и водянистыми серыми глазами, белесыми бровями и ресницами, делавшими ее рельефное лицо бесцветным и невыразительным. На столике перед доктором стоял бокал с красным вином.

— Неожиданная встреча, — сказала Карла, усаживаясь напротив Эммы Линдерман. — Я думала, что вы остаетесь до конца конференции, — добавила она, вспомнив о том, что ее коллега собиралась побывать на других мероприятиях конгресса.

— Я бы с удовольствием, — не моргнув глазом, ответила Линдерман. — Конференция интересная, но вот времени совсем нет — в Мюнхене меня ждут пациенты.

— А кем вы работаете в госпитале? — поинтересовалась Карла.

— Я веду несколько направлений, — уклончиво ответила коллега. — А вы кто по специальности? — в свою очередь спросила она.

— Я — эндокринолог.

— Отчего же у вас такой интерес к заболеваниям коры головного мозга?

— Мой муж умер от болезни Крейтцфельдта — Якоба, — поморщившись, ответила Карла.

— С моей стороны не будет бестактностью попросить вас рассказать поподробнее о болезни вашего мужа? — деликатно спросила доктор Линдерман. — Мне это очень интересно. С профессиональной точки зрения, конечно.

Карла уже давно смирилась с потерей мужа, но каждый раз, когда она вспоминала симптомы болезни Гарри, она как будто физически чувствовала его страдания. Лишний раз ворошить в памяти печальные события двадцатилетней давности не хотелось, но отказывать коллеге было неудобно, и Карла подробно перечислила в хронологическом порядке все симптомы, которые перенес Гарри.

— К сожалению, верный диагноз так и не поставили, — закончила она свой рассказ. — Только после смерти мужа стало понятно, что это болезнь Крейтцфельдта — Якоба.

— Тогда еще это заболевание было практически не изучено, — заметила Эмма Линдерман.

— Да, конечно, — согласилась Карла, — но и сейчас диагностика этой болезни — очень сложное дело, ведь специфических симптомов у нее нет, и я снимаю шляпу перед вашим профессионализмом, поскольку вам удалость диагностировать болезнь Крейтцфельдта — Якоба у вашего пациента.

— Ну во-первых, мой пациент побывал в Новой Гвинее, а там это заболевание встречается намного чаще — считается, что это связано с национальными традициями, а попросту — из-за ритуального каннибализма, — объяснила Эмма. — Кроме того, для правильной постановки диагноза я, помимо медицинских знаний, воспользовалась и иными силами.

— Иногда попадаются случаи, когда для постановки диагноза только и остается, что обращаться к высшим силам, — улыбнулась Карла.

— Так оно и было, — вполне серьезно и без тени ответной улыбки сказала Эмма. — В этом случае, как и во многих других, мне помогли советы ясновидящей.

Карла подумала, что ослышалась.

— Простите, как вы сказали? — переспросила она. — Какая специализация была у доктора, с которым вы консультировались?

— Я консультировалась не с врачом, — так же серьезно ответила Линдерман. — Правильный диагноз и план лечения мне предсказала прорицательница Стефэния.

Карла изумленно смотрела на коллегу, не зная, что и сказать.

— Вам, я вижу, неизвестно это имя? — понимающе кивнула Эмма. — Между тем многие врачи советуются с этой незаурядной женщиной.

— Но это так… необычно… в наше-то время, — осторожно заметила Карла.

— Мало того, это к тому же абсолютно ненаучно, но факт остается фактом — она не ошиблась ни в одном диагнозе!

— Как же можно при лечении пациента полагаться на какие-то предсказания ясновидящей?

— Естественно, никто не предлагает полагаться только на диагноз прорицательницы, а ее предсказания, безусловно, не отменяют необходимости проведения всего комплекса диагностики, но все же намного легче строить план лечения, когда есть диагноз, в котором можно быть уверенным.

Карла растерянно посмотрела на свою собеседницу. Слова доктора Линдерман о ясновидящих и прорицателях причудливым образом переплелись со строго научными докладами, услышанными Карлой на конференции, и, как ни странно, заинтересовали ее, несмотря на очевидную абсурдность.

— То есть вы хотите сказать, что каждый раз перед тем, как приступить к лечению пациента, посещаете гадалку? — спросила она у коллеги.

— Нет, конечно, — ответила Эмма Линдерман. — Во-первых, Стефэния не гадалка, а ясновидящая. Это разные вещи. Во-вторых, она живет в Румынии, и возможности ее посещать у меня нет. Ну и, в-третьих, я обращаюсь к ней только в особо трудных случаях.

— Как же вы с ней общаетесь?

— По электронной почте. Я могу оставить вам адрес, если хотите.

Эмма вытащила из сумки авторучку и, никуда не заглядывая, сходу написала на салфетке адрес электронной почты прорицательницы: warhsager5889003210@.

Вернувшись домой к своей работе и к своим животным, Карла окунулась в водоворот привычных занятий и стала уже забывать странный разговор с коллегой из мюнхенского госпиталя, но в голове все же нет-нет да и мелькали мысли о загадочной румынской прорицательнице, способной по присланным по электронной почте описаниям симптомов поставить диагноз болезни Крейтцфельдта — Якоба. «Бред какой-то!» — решила Карла. Однако сомнения ее не покидали, ибо Эмма Линдерман никак не походила на сумасшедшую.

В конце концов, Карла решила все проверить сама. Она написала этой Стефэнии письмо с описанием симптомов, которые были у Гарри на ранних стадиях болезни, и попросила написать, чем же болеет ее муж и что его ждет в дальнейшем.

На следующий день Карла Майер рыдала, запершись в кабинке туалета клиники, и не могла остановиться. Она получила ответ от предсказательницы. Если бы она каким-то чудом получила этот ответ тогда, во время болезни Гарри, быть может, она смогла бы если не спасти мужа, то хотя бы облегчить его страдания.

Стефэния дала абсолютно верный диагноз болезни ее покойного мужа и в точности описала все то, что с ним происходило по мере прогрессирования заболевания, включая и его смерть.

Глава IV. Стяжательство

Тони метался по комнате как помешанный: шатаясь и судорожно втягивая воздух, словно он задыхался. Спотыкаясь о пустые бутылки, со звоном перекатывающиеся по липкому полу, и поминутно натыкаясь на острые углы оставшейся мебели, он судорожно искал куда-то засунутый вчера вечером сверток с деньгами.

Грязная и захламленная до последней степени квартирка Тони, размером в одну крошечную комнату, весьма отдаленно напоминала человеческое жилье. Разве что пошарпанная кухонная мебель с прожженной в нескольких местах столешницей и с черной от подгоревшей еды плитой, да туалет с душевой кабиной напоминали о том, что когда-то это помещение называлось жилой квартирой. Кровати в студии не было — Тони спал тут же, рядом с плитой на грязном матрасе, лежащем на полу, да и то только в те немногие ночи, когда он был в состоянии до него добраться. Почти половину комнаты занимал стол со стоящими на нем тремя огромными мониторами, а в углу располагалась высокая — под самый потолок — компьютерная стойка, набитая аппаратурой. Всюду: на столе, на полу, на полках и даже в раковине — валялись пустые бутылки, разорванные упаковки из-под еды и прочий мусор. Соответствующим был и стойкий запах, прочно обосновавшийся в квартире.

Под стать своему жилищу выглядел и сам Тони. Исхудавшее до последней степени тело двадцатипятилетнего парня, поддерживаемое нетвердыми тонкими ногами, выглядело нескладным, хотя и носило явные следы в прошлом регулярных спортивных упражнений. Красивые, вьющиеся, но давно не мытые черные волосы лежали на его голове растрепанным каре. Юношеское лицо с тонкими чертами имело нездоровый землистый оттенок, и к тому же сильно поросло неопрятной щетиной. Про одежду и говорить нечего: одевался Тони во что попало, а в последнее время редко снимал то, что было на нем надето, — даже на ночь не раздевался.

Вряд ли бы кто-то из бывших сокурсников, увидевших Тони сейчас, признал бы в нем лучшего студента курса — умницу и спортсмена, подающего надежды на блестящую карьеру. И преподаватели, и студенты считали его программистом от бога. Достаточно сказать, что уже на третьем курсе Тони Барелла умудрялся писать коды для ведущих производителей софта, а его приложение, разработанное для университетской библиотеки, признали лучшей курсовой работой по его специальности. Впрочем, это было давно: четыре года назад. Работу программиста Тони забросил, а три стоящие на столе монитора смотрели на кавардак в его квартире черными, давно погасшими экранами. Профессиональная компьютерная техника, купленная когда-то на деньги его родителей, — вот и все, что осталось от его карьеры программиста.

Все свое время, а если быть точнее — те короткие периоды просветления, которые наступали в промежутках между пребыванием в наркотическом дурмане или в пьяном забытьи, Тони посвящал добыванию денег всеми возможными способами: от попрошайничества до кражи. Денег на наркотики, спиртное и кое-какую еду требовалось все больше, а времени, когда Тони хоть что-то соображал, оставалось все меньше. Странно, что в этой ситуации он, продавший все мало-мальски ценные вещи, которые у него были, так и не решился продать дорогие профессиональные компьютеры. Видимо, где-то в его голове подспудно сидела мысль о том, что он когда-нибудь сможет вновь приступить к работе программиста, и эта эфемерная возможность вернуться к прошлой жизни хоть как-то оправдывала его нынешнее существование. Эта самая идея о возврате к прежней жизни неотступно преследовала Тони и, в конце концов, трансформировалась в его измененном под воздействием химических веществ сознании в несколько странный, но более или менее осознанный план действий. Он решил, что ему обязательно надо уехать из Рима, а лучше вообще из Италии, причем туда, где ни он никого не знает, ни его никогда раньше не видели, и, учитывая накопившиеся грешки, куда бы не дотянулись руки итальянской полиции. Для этого требовалось достать крупную сумму денег, чтобы хватило на обустройство на новом месте и на текущие расходы на первое время. Что удивительно, лечение от наркотической и алкогольной зависимости в планы Тони не входило: очевидно, он не считал это значимой проблемой.

Правда, и проблему с деньгами он представлял себе вполне разрешимой, несмотря на очевидную, на первый взгляд, невозможность скопить хоть какую-то сумму человеком, у которого деньги не задерживаются в руках дольше покупки очередной дозы. Дело в том, что после окончания университета Тони, игнорируя сыпавшиеся на него со всех сторон предложения завидной, высокооплачиваемой и перспективной работы, ударился в веселую и беззаботную жизнь, которая довольно быстро привела его в замусоренную квартирку в имеющем скверную репутацию римском районе Термини, расположенном недалеко от одноименного вокзала. Однако до того, как скатиться до его теперешнего состояния, Тони зарабатывал весьма неплохие деньги, выполняя разовые заказы для различных фирм. Он писал для заказчиков локальные программы, за которые неплохо платили.

Одним из бывших заказчиков Тони был некий «Фонд перспективных исследований», находившийся в Милане. Этот фонд заказал ему разработку программы, анализирующей большие массивы информации, используя весьма странный алгоритм, предоставленный самим заказчиком. Тони с задачей блестяще справился, но фонд, перед тем как рассчитаться, потребовал протестировать заказанную программу. Для этого Тони предоставили доступ к базам данных фонда. Программа работала, как часы, и программист получил причитающееся ему вознаграждение, после чего доступ к базам данным был для него закрыт, но Тони был мастером своего дела и сумел оставить лазейку для того, чтобы, если возникнет такая необходимость, залезть в эти данные еще раз. Необходимость такая возникла, когда в один из периодов просветления в голове Тони внезапно появилась идея о том, как быстро заработать большие деньги.

Базы данных, в которые удалось заглянуть Тони, когда он тестировал написанную им программу, содержали громадный объем сведений, касающихся европейского футбола. Чего там только не было! Всевозможные данные, начиная от общеизвестной футбольной статистики и заканчивая количеством стразов на ошейниках собачек у жен знаменитых футболистов. Кулинарные пристрастия тренеров команд, особенности газонов различных стадионов, высота шкафчиков в раздевалках — вся информация, собранная и, что немаловажно, постоянно пополняемая и обновляемая, хранилась в электронных хранилищах «Фонда перспективных исследований». Еще интереснее был алгоритм обработки этой информации. Тони написал программу, позволяющую, ни много ни мало, моделировать футбольные матчи и получать результаты этих игр. Достаточно было ввести предполагаемую дату матча, составы команд, фамилии судей и стадион, где эта встреча будет происходить.

Всего пять раз он успел воспользоваться написанной им для «Фонда перспективных исследований» программой; пять раз он залезал в базу данных фонда, значительно пополнившуюся со времен его сотрудничества с этой организацией. Информация, выуженная Тони из недр хранилища баз данных и обработанная его программой, исходники которой он предусмотрительно сохранил, оказалась бесценной, ну или во всяком случае — весьма дорогой. Тони получил результаты нескольких матчей, проходящих в ближайшие дни в разных европейских чемпионатах, прогнозы на которые не были слишком уж очевидными, и сделал на эти матчи крупные ставки на нескольких букмекерских онлайн-площадках. Четыре футбольные встречи прошли с точно предсказанным результатом, а вот пятый матч закончился с совершенно иным счетом, но все равно Тони успел сорвать неплохой куш.

Только в фонде, похоже, работают тоже отнюдь не дураки. Там заметили, что он залезал в их базу данных и, судя по всему, приняли меры. Последний — пятый — заход прошел впустую, скорее всего, потому, что программисты фонда — или кто там у них следит за безопасностью баз данных — намеренно подсунули ему липу, чтобы отследить, кто ей воспользуется. Тони от жадности заглотил наживку, и теперь его наверняка вычислят, если уже не обнаружили.

Надо было срочно смываться, потому как ребята, стоящие за этим фондом, обладали такой информацией, что у Тони даже дух захватило, когда он осознал, куда вляпался. Однако у наркоманов основные мысли и стремления притупляют нормальные для человека чувства, в том числе — страха и самосохранения. Потому-то Тони и украл, не задумываясь, информацию и тут же пустил ее в ход, заработав за четыре дня около ста тысяч евро. Мог бы заработать много больше, но решил, что если не жадничать, то его художества не заметят. Но все же пожадничал: воспользовался базой данных в пятый раз и, похоже, попался. Его программа выдала явную ерунду, подсунутую хозяевами украденной информации, а он, пустив эту «липу» в ход, — засветился.

Вчера Тони с большим трудом смог превратить все свои выигранные в электронных букмекерских конторах деньги в наличные. Кое-что он, конечно, потерял, но зато теперь у него имелся желанный сверток с купюрами — залог его новой жизни. Вот только с немедленным бегством к новой жизни не сложилось. Вернувшись вечером домой Тони на радостях не рассчитал дозу и, усугубив свое состояние алкоголем, провалился в тяжелое забытье, очнулся от которого только утром. Но самым ужасным было то, что он не мог вспомнить, куда он дел сверток с деньгами. Тони трясло от принятого накануне, а заодно и от мысли, что он умудрился потерять деньги в крохотной квартирке; то, что он вчера пришел домой со свертком пятисотенных купюр, он помнил твердо, а вот дальнейшие события — как отрезало.

Почти час потребовался Тони для того, чтобы найти, наконец, деньги, спрятанные в вытяжку над плитой. Еще минут десять он потратил, сидя перед ноутбуком, на покупку билета на поезд, после чего выскочил на улицу, закрыл входную дверь на ключ и быстро зашагал в сторону вокзала Термини.

Тони решил отправиться на север. Более точный маршрут в его больной голове еще не сложился (требовалась очередная доза зелья). Билет он пока купил до Пизы на региональный поезд, идущий через Чивита-веккья, поскольку на скоростной поезд до Милана денег на его карточке не хватило.

Ровно через двадцать минут после отправления следующий до центрального вокзала Пизы поезд остановился у платформы Рома-Сан-Пьетро. Здесь вместо обычной минутной остановки поезд простоял полчаса. За это время в одном из вагонов побывали полицейские, после чего двое мужчин в синих комбинезонах вынесли из поезда на носилках упакованное в черный полиэтиленовый мешок тело.

Примерно в это же время на ступеньках фонтана перед церковью Санта-Мария-Маджоре сидел высоким молодой человек в темной гавайской рубахе и синих зауженных брюках. Скуластое с орлиным носом смуглое лицо мужчины с глубоко посаженными светло-серого цвета глазами, контрастировавшими с черными, тщательно уложенными гелем волосами, казалось сонным. Он лениво потягивал кофе из бумажного стаканчика и, скосив глаза на смартфон, быстро водил по экрану большим пальцем левой руки. Вскоре еле слышный сигнал сообщил молодому человеку о поступившем на телефон сообщении.

Прочитав присланный на телефон адрес, Андреа Бенуччи медленно поднялся со ступеней, окинул взглядом пустынную в этот ранний час площадь и размеренным шагом направился в одну из боковых улочек. Вскоре он уже стоял перед дверью квартиры, откуда пару часов назад уносил ноги Тони. Дверь оказалась не только не запертой, но еще и была немного приоткрыта.

Андреа, внутренне подобравшись, толкнул дверь рукой, сделав одновременно шаг в сторону. За дверью царили тишина и темнота. Андреа осторожно вошел внутрь, подсвечивая себе путь фонариком в телефоне. Быстро осмотрев комнату и открыв дверь в туалет, он убедился, что в квартире никого нет.

Брезгливо морщась от отвратительного запаха и стараясь не запачкаться, Андреа прошелся по квартире еще раз. Как ни пытался он ничего не задеть, но в крошечном, да еще и захламленном помещении это оказалось трудновато. Андреа наступил в темноте на пустую бутылку и едва удержался на ногах, ухватившись за край стола. Взглянув на потревоженный им стол, Андреа увидел, что на нем неожиданно ожил ноутбук, находившийся до этого в спящем режиме. На загоревшемся экране появилась последняя открытая хозяином квартиры вкладка. Это была страница покупки билетов на сайте итальянских железных дорог.

«Успел, значит, смыться, — подумал Андреа. — Ничего удивительного — поздновато мне сообщили».

Делать в этой больше похожей на помойку квартире было нечего, и Андреа, засунув ноутбук со стола за брючный ремень под рубашкой, ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

Еще через пару часов Андреа Бенуччи сидел со стаканом капучино в небольшой кофейне на Виа-Дель-Корсо, сосредоточенно изучая содержимое найденного в квартире наркомана ноутбука. Уже давно закончилось время, в течение которого он пообещал связаться с заказчиком и дать информацию об игроке, но докладывать пока было нечего. Наоборот — только возникли новые вопросы, да и игрок сбежал и вполне мог вынырнуть где-нибудь в другом месте и взяться за старое. Сейчас Андреа ждал своего приятеля и бывшего коллегу по работе в полиции, потому и тянул со звонком заказчику.

Заказчик у Андреа был серьезный, хотя на самом деле человек, с которым он контактировал, представлял сразу несколько компаний. Услугами Андреа Бенуччи — в некотором роде уникальными — пользовались в основном букмекерские конторы. Специфика этого азартного бизнеса такова, что его прибыльность целиком зависит от правильной математической модели, заложенной в алгоритм ставок. Если все работает правильно, то сколько бы человек, делающих ставки, ни сорвало куш, в выигрыше всегда остается букмекер. Так должно быть в теории, а на практике в строгий математический алгоритм зачастую вмешивались факторы, не поддающиеся формальному анализу: утечки информации о физическом состоянии спортсменов, предвзятое (и небескорыстное) судейство, ну и договорные матчи наконец. И вот в этих случаях букмекеры, оказавшиеся, по иронии судьбы, главными борцами за честный спорт, обращались к Андреа. Его страстное, еще с мальчишеского возраста, увлечение футболом и недолгая, в прошлом, служба в полиции вкупе с редкой расторопностью позволили ему стать почти что незаменимым специалистом, во всяком случае если речь шла о европейском футболе. В отличие от полиции Андреа в своих действиях не был особо связан требованиями закона и мог обойтись без соблюдения формальностей, поэтому он и добивался, зачастую, больших результатов.

Последний случай, которым и занимался в данный момент Андреа, несколько выбивался из ряда ему подобных. Некий асоциальный тип, зарегистрировавшись под собственным именем на нескольких букмекерских сайтах, делает за несколько дней крупные ставки на пять футбольных матчей различных европейских чемпионатов. В четырех матчах из пяти он выигрывает со стопроцентным попаданием; в пятом — видимо, что-то перепутал и результат не угадал. При этом «везунчик», делая такие подозрительные ставки, не принимает никаких мер предосторожности. Похоже, по этой причине заказчик обратился к Андреа не сразу, рассчитывая поймать игрока самостоятельно, а тот оказался расторопнее и успел улизнуть.

Выяснить, кто такой этот «удачливый» игрок, особого труда не составило. Парнишка не придумал ничего лучшего, как получить выигранные деньги наличными, да еще и явился за ними со своими документами. К сегодняшнему утру Андреа знал о нем все, включая его адрес и пагубное пристрастие к наркотикам. Однако вычислить игрока — не главное; требуется выяснить, откуда он получал информацию о матчах.

Андреа перебирал одну за другой вкладки в браузере ноутбука, которые недавно открывал сбежавший игрок. Ничего интересного — в основном службы доставки еды и сайты, предлагающие временную работу. И тут вдруг он наткнулся на любопытную страничку, однако рассмотреть ее толком не успел — в кафе вошел человек, которому он назначил встречу.

Алонзо — бывший коллега-полицейский, иногда помогал Андреа в его нелегком и не совсем законном деле, причем, по старой памяти, бескорыстно. Приятель, не здороваясь, сел за столик напротив Андреа, кивнув скучающему в полупустом зале официанту. Андреа проворно захлопнул ноутбук и вопросительно уставился на бывшего коллегу. Алонзо не спеша заказал себе чашку кофе с булочкой, чем несколько раздосадовал своего сгоравшего от нетерпения собеседника.

Знающий себе цену и оказывающий своему приятелю услугу полицейский дождался, когда ему принесут заказ, отхлебнул кофе и только после этого раскрыл рот.

— Только что позвонили коллеги из Пизы, — сказал он. — Поезд почему-то опоздал почти на час.

— Ну не тяни, Алонзо! — подбодрил приятеля Андреа.

— Твой «игрок» до Пизы не доехал.

— Значит, вышел где-то по дороге. Так я и знал! Теперь ищи ветра в поле!

— Не переживай, Андреа. Как только он воспользуется своими документами или попытается расплатиться где-нибудь карточкой, он тут же засветится.

— Да черта с два! У него полные карманы наличных.

В это время затрещал телефон Алонзо.

— Извини, — сказал полицейский и заговорил с кем-то по телефону, делая Андреа знаки, что разговор как раз идет о интересующем его человеке.

«Теперь остается только ждать, пока этот чертов наркоман сделает еще одну ставку, — предался невеселым размышлениям Андреа, пока его приятель был занят телефонным разговором. — Заказчик будет недоволен, да и тот, кто сливал этому Тони Барелла информацию, может найти себе другое подставное лицо. Вряд ли он остановится — слишком уж ценные у него сведения, а вот затаиться на время — вполне может».

— Значит, так! — сообщил Алонзо, закончив разговор. — Тело твоего наркомана сняли с поезда в Сан-Пьетро…

— А я разве говорил тебе, что он наркоман? — перебил приятеля Андреа.

— Тоже мне загадка! — усмехнулся Алонзо. — Он помер в поезде от передозировки; лежал там в туалете с пустым шприцем в кулаке.

Бывший коллега, дожевав булочку и допив кофе, ушел, оставив своего приятеля в тяжком раздумье о том, что он скажет заказчику. А сказать что-то надо, поскольку по заведенному между ними порядку, оплата услуг Андреа происходила после того, как он сообщал результаты своих «расследований».

«Придется признаться, что пока никаких результатов, — констатировал он, берясь за телефон. — Ах да! — вспомнил Андреа о том, что он увидел в ноутбуке покойного Тони Барелла, перед тем как пришел Алонзо. — Румынский сайт!»

Андреа снова открыл ноутбук и через некоторое время с озадаченным видом пожал плечами, после того как он и так и этак изучил сайт какой-то прорицательницы или ясновидящей — толком не разобрать. К тому же сайт был румынский, хотя имелась и англоязычная версия.

«Может быть, этот Тони получал сведения о футбольных матчах от этой прорицательницы? — мелькнула в его голове несуразная идея. — Не может быть! — попытался он отогнать эту шальную мысль. — А ведь так и есть! — удивлению Андреа не было предела. — Вот они — эти письма!»

Андреа залез в почтовый ящик на ноутбуке, где среди немногочисленных входящих писем сразу бросались в глаза пять, отправленных с электронного адреса с румынским доменом. Открыв поочередно все пять, Андреа убедился в том, что его догадка, вопреки здравому смыслу, оказалось верной. Сообщения, поступившие от отправителя с адресом vizionarul8883241287@, похожие друг на друга, как близнецы, содержали всего одну строку с датой, названием команд и результатами будущего матча.

Глава V. Тщеславие

Даниэль рывком поднялся с кровати. За косым мансардным окном чернела глубокая ночь. Пробуждение было мучительным; беспокойный, тревожный сон в который уже раз за эту ночь внезапно прервался, оставив после себя обрывки сновидений, неосознанных и не запомнившихся, но крайне неприятных. И все из-за того взвинченного состояния, в котором популярный испаноязычный блогер пребывал последние полгода почти постоянно: изо дня в день и из ночи в ночь — времена суток в жизни Даниэля порою путались. Он не мог спокойно спать, есть, даже сосредоточиться на чем-нибудь ему удавалось не всегда. Любая книга, оказавшаяся в его руках, не задерживалась в них дольше пары десятков страниц. И вот это последнее было хуже всего.

Популярность Даниэлю Родригесу — недавнему выпускнику факультета филологии Барселонского университета, принесли как раз-таки его статьи о литературе, а после того, как он стал размещать на своей страничке рецензии и заметки по поводу прочитанных им книг, от посетителей не стало отбоя.

Читал молодой филолог много, заметки и рецензии писал хорошо, и через какое-то время говорящие по-испански любители книг по обе стороны океана узнавали о новинках художественной литературы именно из его блога.

С Даниэлем советовались, спорили, консультировались. Его метких, ироничных и мастерски составленных рецензий, написанных с разумной долей цинизма, с замиранием сердца ждали авторы, причем не только начинающие, но и вполне именитые. Его посты, способные запросто добавить книге сотню-другую тысяч читателей, могли, при желании, похоронить произведение на самых дальних и пыльных полках книжных магазинов. Это был успех! Несомненный и безоговорочный.

Даниэлю довольно быстро удалось монетизировать свою популярность, причем без особого труда с его стороны. Как только блог Даниэля Родригеса стал набирать популярность, а количество подписчиков достигло пятизначной цифры, рекламодатели сами потянулись к нему стройными рядами.

Однако популярность оказалась существом своенравным, да к тому же еще и коварным. Блог Даниэля полностью его захватил. Его интересы стали постепенно смещаться от собственно литературы — основной темы его публикаций, к количественным и оценочным показателям. Даниэль стал зорко следить за количеством лайков, числом подписчиков; ревниво читал комментарии к постам, болезненно переживая даже самую невинную критику. Он и не подозревал, что может быть настолько тщеславным. Дошло до того, что он не мог ни на час оторваться от гаджета, зорко следя за тем, как изменяются цифры в его блоге. Даниэль стал просыпаться по ночам, кидаясь к ноутбуку, чтобы посмотреть, не ушли ли подписчики и много ли добавилось лайков под очередным постом. Спал он теперь редко и урывками, когда придется и когда удастся, почти перестал выходить на улицу, редко общался с родными и друзьями и, что самое скверное, практически перестал читать книги.

Посты о книжных новинках в его блоге стали появляться все реже, количество подписчиков стремительно уменьшалось, и, как следствие, иссяк и заработок от рекламы. Даниэль всеми силами пытался взять себя в руки; ему даже удалось написать два или три удачных поста, но его блог это не спасло. Оставалось только бросить это дело или надеяться на чудо.

Чудо не заставило себя ждать и явилось само в виде странного письма, пришедшего с адреса clarividente5345669771@. Некий Джон Тейлор написал Даниэлю, что он тоже занимается составлением рецензий на книги популярных и не очень авторов, но только на английском языке. Далее Тейлор предлагал Даниэлю некое сотрудничество, заключающееся в обмене контентом, с тем чтобы Даниэль публиковал его рецензии в испаноязычном сегменте, а взамен позволил Тейлору размещать свои посты у него в блоге в переводе на английский язык.

Чтобы показать серьезность своих намерений, Тейлор прислал во вложении к письму свою рецензию на произведение известного автора, вышедшее недавно в том числе и на испанском языке. Даниэль и сам хотел написать пост об этой книги, но так и не удосужился это сделать, да и саму книгу он пока не прочел. Рецензия была написана весьма неплохо, и Даниэль, недолго думая, перевел ее на испанский и выложил в своем блоге.

После этого загадочный Джон Тейлор стал исправно присылать Даниэлю заметки о книгах, которые последний незамедлительно публиковал в своем блоге. Рецензии Тейлор писал здорово, нисколько не хуже самого Даниэля, а в чем-то даже и лучше, причем мастерство его от статьи к статье ощутимо росло. Смущало только то, что манера изложения у щедрого корреспондента оказалась очень похожей на стиль самого Даниэля: та же немного циничная ирония; то же глубокое владение материалом. Впрочем, это сходство было даже на руку Даниэлю, поскольку публиковал он эти в общем-то чужие рецензии под своим именем.

После приобретения такого ценного партнера дела Даниэля снова пошли в гору. Подписчики валом повалили на его страничку, недостатка в восторженных комментариях тоже не стало, а доходы от рекламы увеличились в разы даже по сравнению с лучшими временами его самостоятельной деятельности. Даниэль снова стал известным и знаменитым, что несказанно ласкало его самолюбие, уязвленное былым невниманием читателей его блога.

Все бы ничего, но вот только предложенное Тейлором сотрудничество оказалось односторонним. Сам Даниэль так и не смог предложить своему соавтору ни одного стоящего материала. Джон Тейлор все чаще стал напоминать в своих письмах о том, что он с нетерпением ждет статьи и рецензии от Даниэля, потом уже настойчиво потребовал прислать ему хоть что-нибудь, написанное о литературе. В конце концов, Тейлор пригрозил вообще прекратить переписку с Даниэлем. Конечно, популярный блогер понимал, что рано или поздно беззастенчивое использование чужих материалов должно было прекратиться, но несмотря на это, угроза Тейлора оказалась для него как гром среди ясного неба. Со страху Даниэль написал Тейлору, что он готов указывать его как соавтора постов и даже пообещал половину доходов от рекламы. От упоминания своей фамилии в блоге Даниэля его англоязычный партнер отказался, но делиться с ним своим контентом на платной основе согласился. После этого отношения Даниэля с Тейлором перешли на коммерческую основу. Теперь он мог свободно использовать контент своего партнера в собственном блоге, ну а угрызения совести по этому поводу молодого филолога и раньше-то не особо мучили.

Оказалось, что вести блог, переписывая по-испански чужой высококлассный англоязычный контент, намного проще, чем писать самому, но уж очень дорого. Джон Тейлор требовал за свои статьи и рецензии весьма немаленькие гонорары. Поначалу-то он был достаточно скромен в своих запросах, но постепенно стоимость контента росла и вскоре на оплату тейлоровских статей Даниэлю уже не хватало тех средств, которые он получал за рекламу в блоге. Тейлор между тем требовал все больше и больше и не присылал Даниэлю новых рецензий до того момента, пока не будут оплачены предыдущие.

И Даниэль платил. Все больше и больше. Доходов не хватало, он залез в долги и набрал кредитов. А что поделать? Для того чтобы блог оставался в топе, требовались все новые и новые публикации. Однажды Даниэль, собравшись с силами, прочитал вновь вышедшую книгу модного американского писателя и выдавил из себя статью. Весьма гордый собой, он было собрался ее опубликовать и предложить ее на обмен Тейлору, но не успел. Тейлор прислал ему свою рецензию на эту же книгу, и поразительнее всего было то, что его рецензия была очень похожа на ту, которую написал Даниэль. Те же приемы, тот же стиль. Как будто бы партнер Даниэля залез в его черепную коробку, хотя по всему было видно, что саму книгу Тейлор изучил не в пример лучше.

Но все же контент Тейлора был великолепным, и блог Даниэля Родригеса буквально взлетел в рейтингах, но в то же время перестал быть его блогом. Даниэль больше не был его автором, он превратился не более чем в агента, продающего рекламу в блоге, все деньги от которой, к тому же, уходят какому-то Джону Тейлору, знающему о книгах практически все. Но посты писались от имени Даниэля, и именно он был известным блогером, а это было для него самым главным.

В глубине души Даниэль понимал, что такое положение вещей долго продолжаться не может, а потому потерял и сон, и покой. Дело в том, что последнее время Даниэль общался и с девушками, и со своими немногочисленными приятелями свысока, в назидательной манере, как это и подобает автору блога, посты в котором собирают сотни тысяч просмотров. Известному блогеру это прощается; провалившемуся неудачнику — нет. Восхищенные взгляды девушек и завистливые слова парней — все то, ради чего он и стал топ-блогером, — в одночасье исчезнет, сменившись презрением. В его компании не жалуют неудачников.

Даниэль теперь полностью зависел от Тейлора. Соскочить с этого крючка он уже не мог. Даже если он снова начнет читать книги и станет сам создавать контент, этого будет недостаточно. Тейлор сильно задрал планку качества публикуемых материалов. Даниэль знал, что так мастерски писать сам он не сможет.

«Что будет, если этот Тейлор перестанет присылать контент? — с ужасом думал Даниэль, ворочаясь на кровати. — Я ведь о нем ничего толком не знаю, блога его так не разу и не видел, да и, как оказалось, о блогере англоязычного сегмента Джоне Тейлоре, пишущем о литературе, никто на просторах интернета не слышал, — он даже содрогнулся, представив себе крах своей блогерской деятельности. — Что тогда скажет София?»

На самом деле София и была той причиной, которая заставила Даниэля завести блог около года назад и как проклятому писать там статьи и рецензии. Несмотря на то что Даниэль сам себе никогда в этом не признавался, это было так. София нравилась ему с первого курса университета и, как и положено сексапильной красотке, не обращала на Даниэля ни малейшего внимания, как, впрочем, и большинство девушек на курсе. Внешностью Даниэль обладал неказистой, в университетской футбольной команде не играл, да и собеседником был так себе. С такими данными ловеласом не станешь, но пришло время иных кумиров, и Даниэль решил стать топ-блогером. Не то чтобы он так уж сильно влюбился в Софию, но она пользовалась немалой популярностью у парней, и эго Даниэля, помноженное на его многочисленные комплексы, заставляло его приложить все усилия для того, чтобы окружающие видели Софию его девушкой.

Впрочем, все потуги Даниэля поднять свой статус в глазах сокурсников, знакомых и собственных родителей так или иначе вытекали из его комплексов по поводу собственной внешности. Ну как можно, видя в зеркале нескладную коренастую фигуру с короткими ножками, круглым лицом и непомерно длинными руками, всерьез рассчитывать на женское внимание и уважение сверстников? А лицо?! Верхняя часть еще ничего: курчавая черная шевелюра, брови вразлет, бархатные женские глаза красивого коричневого цвета, классический нос, а под всем этим пухлые губы и выпирающий двойной подбородок с ямкой. «Это же уродливая пародия на мачо!» — изводил себя Даниэль.

Комплексуя по поводу своей внешности, Даниэль в компаниях, в которые его хоть и редко, но приглашали, все больше отмалчивался и старался держаться в тени. В своей тарелке он себя чувствовал только наедине с листом бумаги (с клавиатурой ноутбука, если быть точнее). Писал он хорошо: легко, красиво, интересно. В своих текстах Даниэль полностью преображался. С невидимыми и, по большей части, неизвестными ему читателями он общался просто и непринужденно, но как только Даниэль оказывался в «живой» компании, его язык как будто немел, не смея произнести и десятка слов. Путь в блогеры был для него предопределен.

И мечта Даниэля Родригеса осуществилась: теперь он — топовый блогер, зарабатывающий неплохие деньги; встречается с Софией и ловит на себе завистливые взгляды приятелей. Так, во всяком случае, думали окружающие, а вот как обстоят дела на самом деле, знал пока только он один. Даниэль уже давно ничего сам не писал, а срывал лайки исключительно благодаря чужому контенту, из-за необходимости оплаты которого он оказался по уши в долгах. Мысли об этом постоянно терзали Даниэля, не давая ему даже поспать по-человечески.

Проснувшись среди ночи в ютившейся под самой крышей маленькой комнатке на антресолях родительской квартиры, Даниэль, как ни старался, заснуть уже не мог. Ворочаясь с боку на бок, он старательно пытался вытолкнуть из головы невеселые мысли о блоге, о долгах, о неотвратимом объяснении с Софией. Когда-то Даниэль жил в этой комнатке счастливо и безмятежно; это была его детская комната, и кто бы мог подумать, что он — выпускник университета — вернется сюда, под родительский кров, поскольку платить за съемную квартиру ему стало не по карману. Здесь все было, как в детстве, только теперь на столе лежал, мерцая красным индикатором, виновник его успехов и неудач — ноутбук с откинутой крышкой.

Внезапно экран ноутбука «ожил», осветив комнату голубоватым светом. Даниэль кинулся к столу с каким-то необъяснимым чувством облегчения, как будто ждал от гаджета рецепта решения всех своих проблем. Как ни странно, Даниэль почти угадал: пришло очередное письмо от Тейлора, но на этот раз не со статьей на английском языке, а с довольно длинным сообщением по-испански. Собственно, новых рецензий от своего соавтора Даниэль и не ждал — он еще не рассчитался за предыдущие, но денег Тейлор в своем письме не требовал. Наоборот — он предлагал погасить все долги Даниэля, сумма которых, как оказалось, на удивление хорошо ему известна, да еще и заплатить, сверх того, приличное вознаграждение. Взамен Тейлор попросил Даниэля продать его блог.

Предложение Тейлора было неожиданным, но состояние Даниэля в этот момент было таковым, что он, не думая, ухватился за эту соломинку и тут же написал в ответ, что согласен. «Заведу другой блог под каким-нибудь псевдонимом и буду писать там, но уже сам, — успокоил себя Даниэль. — Вывел же я один блог в топ, выведу и другой».

Тейлор между тем написал условия сделки: Даниэль должен сообщить логин и пароль, получив которые, покупатель перечислит оговоренную сумму. И тут в голову Даниэля полезли вполне резонные, а потому неприятные сомнения. «А если я не смогу писать как прежде? — подумал он. — Что тогда? Прощай, известность?»

Протерзавшись сомнениями до утра, мрачный, не выспавшийся Даниэль спустился в просторную гостиную. Было раннее утро, и громадные, оканчивающиеся полукругом под потолком окна только-только начали сереть. В гостиной никого не было; мать начинала работу в госпитале рано и уже ушла, но из-за угла, где пряталась небольшая кухонька, лился свет и доносилось мерное звяканье ложки, размешивающей в чашке сахар. Отец уходил на службу позже, и сейчас не спеша завтракал, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Он с неодобрением посмотрел на измочаленную фигуру Даниэля и, сдержанно поздоровавшись, поставил перед сыном чашку и подвинул тарелку с тостами.

Они молча завтракали. В это время Даниэль украдкой рассматривал родителя. Он всегда завидовал внешности отца, сумевшего к шестидесяти годам сохранить худое мускулистое тело и подтянутое лицо, с седоватой бородкой. Внешне отец немного походил на нынешнего короля Филиппа, особенно в профиль, и Даниэль не раз сокрушался, что не унаследовал его фигуру и черты лица.

— Знаешь, папа, — прервал затянувшееся молчание Даниэль, — я решил продать свой блог.

Отец не ответил.

Оба родителя не одобряли занятие сына, не считая блогерскую писанину серьезным делом. «Стоило ради этого учиться в университете?» — часто повторял отец, уязвленный тем, что его старания и немалые финансовые затраты на образование сына пропадают, как он считал, зря.

Конец ознакомительного фрагмента.