Майские праздники

Владимир Кутузкин, 2020

История, произошедшая в последние годы существования СССР и показавшая свой хвост спустя два десятка лет. Два друга, невольно расставшихся на самом рубеже смены эпох и Америка как символ несбыточного.

XXXX

— Максим, а помнишь, ты обещал рассказать эту историю, как в город ездил в мае? — спросил Аркадий, насаживая мясо на шампур. — Что там за карусель приключилась?

— Аркаш, давай потом, такой славный вечер, — ответил Максим свою старому приятелю. — А эта история требует душевной мрачности.

— Кстати, да, — поддержала Вера, их общая подруга, курившая рядом, сидя на перевернутом ведре. Но Максим упорствовал:

— Да теперь уж лучше дождаться 28-ого числа, когда Машка приедет, а то потом и ей по второму разу рассказывать.

Маша была свояченицей Максима, без которой не обходились никакие семейные дела. Но сегодня она по каким-то своим причинам не приехала на пятничный шашлык к Максиму и Нине, хотя и знала, что будут гости.

— Нет уж, Макс, давай, ты обещал, что расскажешь в конце лета, — поднажала жена Аркадия, которая тут же, в саду загородного дома, резала овощи. — Нина! Иди, Максим нам расскажет свою историю! — закричала она в сторону открытых окон.

Еще через полчаса уговоров, дожарив шашлык и выпив по первой стопке, Максим сдался и, когда все впятером расселись за вечерним столом, объявил:

— Ну, видно, делать нечего. Тем более, что история вроде как и закончилась. Только не перебивайте!

Гости послушно закивали и приготовились слушать.

XXXX

Как вы помните, весной, на майские праздники, я уезжал в город. Вот уже года три как мы с Ниной переехали сюда, на дачу и в столицу мне хочется ездить всё реже и реже. Из Пароходства меня турнули… ну в прочем, это я отвлекаюсь. Живу как пенсионер, хотя мне ещё нет и пятидесяти. Так вот, второго мая я собирался поехать в город буквально на один день, так как звонила соседка и сообщила, что в почтовом ящике торчит какой-то толстый большой конверт.

Накануне своей поездки, сижу я здесь, копаюсь в старых книгах, которые мы вывезли из квартиры. Честно говоря, надо было сразу выкинуть их ещё там, в городе; но на книги рука не поднялась и мы их притащили на дачу. А носить их вниз, с 8-ого этажа, к машине, та ещё была работёнка, спасибо, что лифт работал. Да и здесь целый час таскал я связки из багажника на второй этаж, поближе, так сказать, к чердаку. Простояли они у стены перевязанными столбиками еще года два. Бывало, разрежу верёвочку у одного такого книжного столбика, полистаю свою институтские учебники по геодезии и уже окончательно решаю: это на чердак, а это поближе к печке — на растопку. А в другом столбике дюжина томов какого-нибудь поэта — дефицитное издание, в советское время записывались, чтобы получить, ждали, деньги копили; а сейчас пробую раскрыть, а томики хрустят как новые, ни разу не читанные. Много у нас таких книжек, которые купили, да не читали. Вот с этого и началась история.

XXXX

Стоял обычный дачный вечер, когда я собрался повозиться со старыми книгами. Разрезал верёвочку и освободил очередной десяток. Все томики разные, собирали их в связки без всякой системы, лишь бы перевезти. Надо сказать, что книги, приговорённые к переезду, получились в основном, двух направлений. Либо мои, те, что по работе, либо совсем старые, те, что ещё наши родители в дом принесли. Нина-то свои книги отдельно хранит и на дачу отвозить не собирается. Её макулатура нам, конечно, в московской квартире не мешает.

Поэтому, я какую книгу не возьму из стопки, это либо какой-нибудь Морис Дрюон, либо справочник по минералам. А очередную взял в руки, взглянул на обложку и сразу вспомнил, что это за книга такая. Нахлынули воспоминания о молодых годах, ведь это был подарок от Кости Осипова.

Книга была про приключения, что-то там про царские экспедиции на Дальний восток, я обложку увидел с кораблями и сразу вспомнил Костю. Вы этого человека не знаете.

Познакомились мы с Костей еще в советские времена, было это в 1985-ом году. Нам было тогда примерно года по 23-24. Он меня постарше года на полтора. Так как я закончил геологический, то был распределён в Пароходство на профобучение с дальнейшим отбытием в одну из дальних точек Союза. Ожидал, что в конце концов отправят на Камчатку, но сначала предстояло изучить кое-какое оборудование, поэтому я года два еще пробыл в цивилизации. Пароходства, конечно, никакого не было. Этим словом мы в шутку называли наш центр по дополнительному обучению при НИИ сейсмологии. Я потом, изрядно помотавшись по стране, вернулся туда работать. А в те годы получал там, можно сказать, специализированные навыки. Вам детали не интересны, в двух словах скажу, внедрялись в то время новые датчики для морских сейсмоактивных районов и всё это было технически настолько непросто, что нужно было получить допуск. А Костя закончил мехмат, работал в каком-то другом НИИ, который всё это разрабатывал и его прислали поддерживать работу оборудования. Главная Костина мечта была — уехать в Америку.

В паре с Костей работал Яков Фельдман, старший научный сотрудник и просто мировой мужик. Ему тогда было далеко за сорок, но мы почти не ощущали разницы, хотя были вдвое младше. Костя и Яков давно были на «ты», я же почтительно называл его Яков Исидорович. Помню, что иногда мы приглашали Якова на прогулки, точнее, инициативу проявлял Костя. Однажды, когда у Фельдмана был День рождения, кажется, сорок пять лет, мы с Костей купили ему картину с приятным осенним пейзажем, для чего ездили на вернисаж в Измайлово, а потом к Якову домой — дарить. Яков Исидрович поддерживал Костю в стремлении эмигрировать и сам регулярно грозился «свалить» в Израиль, куда благополучно уже уехал кто-то из его родственников. На эту тему они части шептались.

Я умел чертить, а Костя рисовать, за что нас определили в художники-оформители стенгазеты. А ещё мы постоянно играли в шахматы. Костя почти всегда выигрывал, впрочем, превосходил меня во всём, даже желания и мечты у него были богаче. Что было нужно мне? Встречаться с девушками, танцевать и готовиться к трехлетней командировке за 8 тысяч километров от дома, в край комаров и палаток. Костя же много читал, увлекался приключениями, занимался фотографией, учился играть на гитаре, готовился получить водительское удостоверение и уже копил на Волгу, хотя по его же расчётам, осталовась не меньше двадцати пяти лет. «Главное, что я начал копить, то есть начал путь в нужном направлении» — говорил он.

Костя жил мамой, их отец погиб при каких-то странных обстоятельствах, это было ещё до нашего знакомства, я лишь знаю, что это как-то связано с местами заключения. Я интересовался, но Костя рассказывать не любил. Ещё у него была двоюродная сестра, она была постарше лет на пять и жила с мужем в другой квартире, в трёх станциях метро от них. Они, как это часто бывает между братом и сестрой, не очень дружили и более того — регулярно ссорились. Камнем преткновения была политика. Хотя, поначалу был период, когда их отношения были совсем неплохи, мы даже пару раз заходили к ней в гости. А потом они разругались совершенно.

Это сейчас кажется, что тогда в Советском Союзе все были как один. Сестра Кости, её звали Марина, работала преподавателем в какой-то партийной школе, учила будущих коммунистов еще больше любить и знать историю коммунистической партии. Муж у Марины тоже где-то там крутился, работал в партийных органах или около того. Отношение же Кости к социализму было, мягко говоря, диссидентским. К счастью, делился своими взглядами он только с Мариной, ну и со мной, конечно. Сколько я знал Костю — он всегда мечтал уехать из Союза куда угодно, в любую западную страну, но больше всего мечтал об Америке. Тогда это для нас было как переехать на другую планету. Даже казалось, что Америка не существует, как не может существовать в реальности мечта об идеальном месте на земле. Кто же мог знать, что пройдет еще лет пять и СССР развалится, а выехать можно будет куда угодно. И Костя всегда жил этой мечтой и всем непременно говорил, что рано или поздно уедет в США.

ХХХ

В 1986 году я, как и ожидалось, отбыл в свою первую экспедицию на Камчатку. Мы переписывались с Костей, к тому времени я давно считал его своим лучшим другом и, думаю, взаимно. Вернулся в Москву через два года, когда в Советском Союзе уже разрешили кооперативы и Костя сумел удачно встроится в новые правила, занявшись какой-то коммерцией. Мы много общались во всякий мой приезд, но казалось, что, Костя чего-то недоговаривает, есть у него какая-та сторона жизни, закрытая даже от меня. Мне казалось, что у него проблемы с бизнесом. Помню, что спрашивал, не нужна ли помощь, но он отмахивался.

А как-то был случай, он повёз меня на Мосфильм. Там его фирма устанавливала сложное оборудование, и мы ходили по павильонам, подсматривая, как снимается кино. Мы отлично провели два месяца в Москве а потом я снова уехал, уже на Сахалин, снова возвращался и снова уезжал. Но с вокзала или аэропорта я всегда первым делом звонил своему другу.

Из очередной командировки я приехал в ноябре 1990 года, накануне развала Советского Союза. И с удивлением узнал, что мой друг навсегда покинул страну и улетел в США. Понимаете, навсегда уехал и ничего мне не сказал! Он зашел к моей маме и оставил мне на память книгу. Помню, сидел на кухне, только что с самолёта, и ел мамины котлеты.

— Ты надолго ли в этот раз? — хлопотала мама, подвигая мне тарелочки.

— Не знаю, мам, возможно уеду через две недели.

— Так скоро?

— Мама, а ты не знаешь, где Костя? Я ему звонил, но никто трубку не взял.

— Как, ты разве не знаешь?

— А что такое?

— Странно, я думала, что ты сам мне расскажешь какие-то детали. Он приходил где-то полгода назад, в конце мая, сказал, что уезжает навсегда в Соединённые Штаты Америки, что у него готовы все документы. Я его звала попить хоть чаю, но он торопился, лишь попросил передать тебе книгу.

— Какую книгу?

— Ах да, совсем я старая. Говорю про книгу и не отдаю, надо было сразу тебе вручить, — мама пошла в гостиную, покопалась в шкафу и принесла сверток, плотно завернутый в подарочную бумагу. Разорвав упаковку, я обнаружил книгу в голубой обложке с тиснёными очертаниями кораблей.

Книга была новая, я с сомнением перелистнул пару страниц, безуспешно потряс на предмет вложенных записок, а на форзаце прочёл надпись, сделанную рукой Кости: «Моему другу на память».

Времени у меня в тот приезд, действительно было немного, поэтому я сделал пару звонков общим знакомым и на работу, чтобы хоть что-то выяснить про Костю, но так ничего и не разузнал. Понял только, что слухи про его эмиграцию, действительно, ходят. А Яков Фельдман уехал в Израиль. Ну так оно к этому и шло. А через несколько дней уехал сам.

Мама поставила книгу в шкаф рядом с другими. Прошли годы, много воды утекло, много событий случилось. Не стало мамы, я женился, осел в городе, появились дети. Ту квартиру мы разменяли, книги сначала перевезли на новую жилплощадь, а потом и вовсе на дачу. Про стремительного пропавшего друга я так ничего и не узнал, всё ждал, что он сам однажды объявится. А время шло. Признаюсь, в последние годы я вспоминал о Косте совсем редко, память это такая штука, если её не беспокоить, то она спит.

И вот, спустя 20 лет с лишним, я держал в руках ту книгу. Сидел, смотрел на эту голубую обложку с кораблями, вспоминал свою молодость и друга Костю, который с тех пор на связь не выходил.

Теперь торопитья не куда и я завалился с этим томиком на диван. Костя всегда любил приключения, неудивительно, что 20 лет назад он подарил мне именно такую книгу. А я к таким жанрам равнодушен, но всё-таки, дай, думаю, полистаю да почитаю. Углубился в историю открытия Сибири и Камчатки, даже интересно стало, втянулся, как говорят, в сюжет. И вдруг на пустой странице, разграничивающей разделы, натыкаюсь на надпись, сделанную карандашом. Я сразу узнал подчерк Кости.

Текст был такой:

«Извини, что уехал, не предупредив. Зайди к моей сестре, помнишь фотографию на стене? Шашлыки у озера. В том месте, где торчит лопата, я кое-что спрятал. Забери или выброси».

Я смотрел на аккуратные строчки, замерев настолько, что казалось, перестал дышать. Прочитал ещё раз и ещё. Это было настолько невероятно, что подумал, а не шутка ли это. Однако, сомнений не было, это была рука Кости и написать это он мог только тогда, в 1990-ом году. Я пропустил сообщение, оставленное мне 20 лет назад, хотя мог прочесть его еще тогда, когда мама передала мне книгу. Смесь сожаления и какого-то радостного возбуждения охватила меня, до конца дня я думал только об этом, постоянно перечитывая сообщение.

Костя был большим любителем приключений, подобные записки вполне в его духе. Безусловно, он сделал так не для того, чтобы развлечь меня. Он не мог передать маме какие-то предметы, а я был в командировке. Но почему он не передал маме просто записку? Возможно, боялся, что она захочет её прочесть, а книгу открывать не станет, тем более, завернутую в подарочную бумагу.

Я долго размышлял над тем, что же он мог такого мне оставить и решил, что это книги, которые тогда в СССР были если не запрещены, то их наличие в доме могло стоить членства в партии. Но ни я, ни Костя по молодости лет не успели стать коммунистами, а в 90-ом году спокойно читать было можно уже любые книги. Эти мысли настолько захватили меня, что в ту ночь я так и не уснул.

Я всё равно собирался в Москву, поэтому решил, что Марину попробую разыскать, а если всё сложится удачно, то и фотографию на стене увижу, и тайник в итоге смогу поискать.

XXX

Приехав в Москву, я зашёл домой, снял показания электрического счётчика, очистил почтовый ящик от рекламы, полил цветы и тем самым выполнил все намеченные дела.

Марину оказалось найти несложно, хотя прошло много лет. Я был у них пару раз, визуально помнил улицу, дом и подъезд. Было начало одиннадцатого, она, если и живёт по прежнему адресу, то вполне могла уехать на свою дачу по случаю майских праздников. Поехал наудачу и зашёл в их двор. Мне повезло, так как женщина, вышедшая из подъезда, Марину знала. Я объяснил ей, что являюсь старым приятелем, ищу её и женщина подтвердила, что Марина тут действительно живет, на пятом этаже в 42-ой квартире. Когда я позвонил в дверь, мне открыли, не спрашивая. В полумраке прихожей стояла Костина сестра и мне показалось, что она вообще не изменилась.

— Вам кого? — спросила Марина строгим голосом.

— Добрый день. Не узнаешь меня, Марина?

— Пока нет, — она стала осматривать меня. Я дружелюбно улыбался.

— Не удивительно, прошло 20 лет.

— Я вижу, что знакомое лицо! Слушай, ты этот, Костин друг что ли? Максим? — сказала она, разулыбалась и тыкнула в меня указательным пальцем.

— Он самый!

— Ну заходи-заходи, — и она радушно втянула меня внутрь, ухватив за край куртки. — Ну и дела с утра пораньше!

Я осмотрелся. Квартира внутри почти не изменилась и в основном была такая, как я её и запомнил. Книжные шкафы стояли везде, даже в коридоре. На полу был старый советский паркет, много лет не знавший ухода, затёртый в прихожей и блестящий глянцем около плинтусов. Над телефонным столиком раньше висела фотография Горбачёва в рамке, сейчас гвоздик занимал сравнимый по размеру осенний пейзаж. В дальнем краю коридора я сразу увидел нужную фотографию на стене. Марина предложила пройти на кухню и усадила меня за столик.

— Кофе будешь? Ну как живешь, Максим? Какими судьбами? Вот уж не ожидала, честно говоря.

— Хорошие вопросы, большие, — засмеялся я. — Кофе буду, спасибо. Работал, путешествуя и путешествовал, работая. Правда, всё больше по нашей необъятной Родине, пока она ещё была необъятной. Северный морской путь, Новая земля, Таймыр, Камчатка. Морская геофизика и сейсморазведка…знаешь, такие темы, при которых мои близкие начинают зевать.

— О, путешествия! — Марина закурила и подтянула к себе набитую окурками пепельницу.

— А потом Союз развалился, финансирование прекратилось, осел в городе, где только не работал, даже в ларьке торговал. Две недели. Но всё же написал кандидатскую и постепенно вернулся в любимое дело.

— Молодец. Женат?

— Да, всё, что положено, всё нажил. Жена, дети, тёща, машина, дача, кошка, собака.

— Ну шикарно, Максим.

— Ну если бы всё было так шикарно. Артрит, подагра, гипертония, — добавил я и мы засмеялись. — Ну а ты как?

— Детей не родила, брат уехал в 90-ом, муж ушёл в 93-ем, — сказала она, делая короткие властные затяжки. Курила она сигареты, но использовала мундштук. И вообще, было в Марине что-то старорежимное. — Ты же помнишь, чем я занималась? Марксистско-ленинской философией. Преподавала научный коммунизм, так что и работу вмиг потеряла.

Конец ознакомительного фрагмента.