Заповедные острова

Владимир Кутузкин, 2018

Что делать двух рабочим, вышедшим из подвала и обнаружившим, что часть жителей исчезла, а район накрыт непонятным куполом, мешающим попасть домой? Как организуется новый миропорядок внутри и что случилось с теми, кто оказался снаружи?

ХХХ

Он понял, что лежит на койке в больничной палате, но, когда появлялись врачи, закрывал глаза и старался делать дыхание ровным. А они слушали его пульс, прикасаясь холодными пальцами, и что-то обсуждали, из чего было понятно главное — доктора и медсёстры ждут, что он вот-вот очнётся. Когда врачи уходили, он открывал глаза, разглядывал окружение и пытался сообразить, что это за больница и какой сегодня день. Он помнил слова Нины: «Ещё не известно, что нас ждёт на той стороне. Если окажешься там, не спеши всё рассказывать».

Наконец, ему это надоело и, когда врачи вошли в очередной раз, он открыл глаза. Те забегали, стали щупать его, светить в глаза, медсестра побежала кому-то докладывать. Через полчаса в палате появился подтянутый мужчина в строгом тёмном костюме, поздоровался, приставил стул поближе к кровати, достал из портфеля тетрадь с бланками и решительно выдохнул.

— Вы можете говорить? — начал мужчина в строгом костюме.

— Да, — прохрипел он.

— Вы помните своё имя? Назовите себя.

— Архипов Юрий Сергеевич.

— Отлично. Когда и где Вы родились?

— 20 января 1976 года, в Москве.

— Очень хорошо. Вы знаете, что с Вами произошло?

— Да, я всё помню. Скажите, а где я?

— Вы в больнице, Вам ничего не грозит. Здоровье в порядке. Есть небольшие поверхностные ожоги, недолеченная травма головы, последствия сотрясения мозга. У Вас шок. Точнее, у Вас был шок, но теперь организм почти восстановился.

— А Пузырь у вас тут существует? — спросил Юрий. — Небо какого цвета?

— Так как вы начали задавать вопросы, то обязан сообщить следующее. Сейчас я провожу с Вами первичную беседу, таков порядок. Там, за дверью, очень многие люди хотят поговорить с Вами, но существует протокол, согласно которому сначала опрашиваю я. Меня зовут Герман, первичные беседы — одна из моих обязанностей. Я должен опросить Вас, разговор займёт не более 10 минут. У меня, к сожалению, нет права подробно отвечать на вопросы.

— Хорошо.

— Скажите, откуда Вы?

— Из Москвы.

— Я имею в виду, где Вы были до того момента, как очнулись здесь?

— Я был в Москве, в Хамовниках, — пожал плечами Юрий, подумав: «А что, если они не знают ничего?». — Но там всё накрыло каким-то куполом.

— Как вы привыкли называть то место, откуда перешли сюда?

— Пузырь.

— Ясно. Как долго вы были в Пузыре?

— Полгода или около того.

–А как вы называли то, что случилось?

— Катаклизм.

— Можете назвать даты Вашего пребывания точнее?

— С 14 мая по 1 декабря 2021 года.

— Там были другие люди?

— Да.

— Можете назвать их количество?

— Нет.

— А примерно?

— Думаю, человек пятьсот или тысяча. В любом случае, вряд ли больше двух тысяч.

— Юрий, я задам Вам очень важный вопрос, — мужчина в костюме сделал доверительное лицо, — Вы видели там незнакомых существ?

— Нет.

— А слышали про них? Может быть, видел кто-то, а Вам рассказывал?

— Нет.

— А что-нибудь необычное там было? Там, в Пузыре?

— Всё. Там всё было необычным.

— Например?

— Розовое небо и… тишина, — Юрий почувствовал усталость и увидел, как в палату заходят врачи.

— Там менялась погода, времена года, осадки?

— Нет. Всегда одно и тоже. Сплошной майский день.

— А часы там работали? — Юрий видел, что Герман пытается узнать как можно больше, хотя врачи уже пытались его подвинуть. — Там шло время? Я спрашиваю в обычном понимании этого понятия.

— Это сложно объяснить. Но часы да, работали.

Доктора стали оттеснять Германа.

— И последний вопрос. Каким способом вы выбрались?

— Я… — Юрий понял, что одним словом это не объяснит и решил не напрягаться. Врачи пустили в капельницу что-то расслабляющее.

ХХХ

Через два дня Юрий чувствовал себя гораздо лучше и уже ходил по палате. На одной стене, у изголовья его кровати, висело огромное зеркало, как он предположил, прозрачное с другой стороны. Почему-то не покидало ощущение, что за ним следят, хотя камер наблюдения не было видно. Отдёрнув занавеску, он не смог увидеть улицы, так как окно было фальшивым, и за стеклом располагалась лампа дневного света. Он очень хотел узнать, куда попал и как здесь, снаружи Пузыря, устроилась жизнь. А то, что он снаружи, — сомнений не было. Но врачи и медсёстры были совершенно неразговорчивы, а снаружи палаты, за дверью, дежурили какие-то вояки, у одного из которых, когда доктора выходили, Юрий мельком увидел пистолетную кобуру на ремне. Ему не приносили газет и мягко игнорировали просьбы включить телевизор.

— Ну дайте мне, что ли, книгу какую-нибудь почитать, — взмолился он, когда вошёл доктор и сделал какой-то укол. — А что вы мне колете?

— Извините, Вы на карантине, пока ничего нельзя, — ответил врач, — а в укольчике витамины, — и сразу вышел.

На третий день уже так хотелось общения, что, когда в палату вошли трое с портфелями, Юрий обрадовался. Мужчины походили на чиновников. Им было на вид лет по шестьдесят; один совсем худой и мрачный, в каком-то странном кителе, другой полнее, в костюме и белой рубашке с галстуком, третий же совсем крупный и лысый, в бесформенном сером балахоне.

— Здравствуйте, Юрий, давайте знакомится. Нам предстоит много и долго общаться, — отрекомендовался один из них — тот, что был средней комплекции, самый жизнерадостный.

— Я очень рад. А когда меня выпустят?

— Ну уж, откуда такие слова, это не тюрьма, а больница. Отсюда не выпускают, а выписывают. Наша цель, Юрий, кроме того чтобы задать тысячу вопросов, подготовить Вас к выходу из палаты.

— А что, к этому надо готовить?

— Пожалуй, что так. Меня зовут Виктор Семёнович. Открою Вам секрет, я большая шишка, — мужчина был добродушен, какими бывают по-настоящему властные люди. — Моих коллег я представлять не буду, чтобы не забивать Вам голову, врачи специально просили не перегружать Вас. Они тоже будут задавать вопросы.

Коллеги кивнули, продолжая устраиваться, раскладывая тетради.

— Ну что ж, давайте поговорим.

— Как насчёт кофейка?

— С удовольствием! А то говорят: «Карантин! Ничего нельзя!».

Виктор Семёнович посмотрел на дверь, но один из помощников негромко сказал: «Сейчас принесут».

— Скажу сразу, это не вполне беседа, — обратился Виктор Семёнович к Юрию. — Если бы Вы были преступником, Юра, это был бы самый настоящий допрос, — и Виктор Семёнович расхохотался, но быстро собрался. — Но так как Вы никакой не преступник, а может статься, даже герой, то и отношение к Вам, как к герою. Однако форма нашей беседы ближе всего к допросу. Нам очень важно узнать как можно больше, — Виктор Семёнович встал и начал прохаживать по палате. — Поверьте, Юра, мы очень давно пытаемся сложить пазл и понимаем, что не хватает многих нужных кусочков. Вы даже сами не представляете, какая информация нам поможет, а какая нет. Поэтому, прошу, шпарьте всё подряд, а мы уж отфильтруем.

— Хм, постараюсь.

Медсестра вкатила в палату столик на колёсиках, сверху были кофейный чайник и чашки, на нижней полке печенье и конфеты. Быстро разлив кофе, она удалилась.

— И последнее. Юра, скажу вам честно, — Виктор Семёнович взял чашку, понизил голос, посмотрев на него пристально, — я на это жизнь положил. Посмотрите на меня, я седой, лысеющий и старый. Доверьтесь мне, прошу. Я знаю, что у Вас тоже тысяча вопросов, но очень прошу, потерпите, дорогой. Потерпите, пустите меня вперёд, а потом уж и Вы ответы получите, и из больницы выйдете и всё своими глазами увидите. Я Вам даже обещаю встречу со знакомыми.

— Ну что ж, хорошо, хорошо, — Юрий замялся от такого признания и принял чашку из рук Виктора Семёновича, — спрашивайте.

— Мы читали отчёт Германа. Вы закончили на том, что часы в Пузыре ходили, время шло, но, судя по всему, дело обстоит как-то сложнее?

— Да. У нас было ощущение, что всё вокруг замерло и стало каким-то не совсем настоящим. Не совсем таким, к чему мы привыкли. Я был в Пузыре полгода, но за это время так и не выросла новая трава, да и старая не завяла, а на деревьях не появилось новых листьев, кроме тех, что уже были. Когда наступила осень, — он осёкся, — точнее, когда она должна была наступить, листья не опадали. Они были свежие, сочные, какими бывают в начале лета. Впрочем, было и другое, противоречащее наблюдение. Однажды Нина принесла из магазина семена садовых цветов и посадила их. Через две недели, даже раньше, вырос прекрасный цветочный садик.

— Нина? — Виктор Семёнович посмотрел на своих помощников, один из которых незаметно кивнул, — впрочем, я забегаю вперёд. Давайте-ка всё по порядку. И ещё хочу предупредить вот о чём. Я буду иногда уходить, а мои помощники останутся. А чуть позже к нам присоединятся ещё несколько товарищей, они тихо подсядут тут на стульчики и тоже будут слушать. Так Вы внимания не обращайте, рассказывайте и рассказывайте. Хорошо?

— Ну, ладно… — ничего не поняв, ответил Юрий.

— Вам известно о ком-то, кто смог покинуть Пузырь тем же путём, что и Вы?

— Да, несколько человек.

— Кто был последним?

— Вот как раз Нина.

— Меня будет очень интересовать та часть времени, которую Вы провели один между моментами, когда улетела Нина и Вашим собственным перемещением.

— Виктор Семёнович, — хотел вежливо перебить его один из помощников.

— Да-да, знаю, протокол есть протокол, — ответил он ему немного раздражительно. — Юрий, просим от Вас последовательного рассказа. Расскажите о том дне, когда всё изменилось. Где вы были, что делали, как вы поняли, что что-то не так?

— Был обычный рабочий день, вроде пятница. Я слесарь-сантехник, вы ведь знаете?

— Да-да, — сказал помощник Виктора Семёновича — тот, что худой.

— Приехал на участок утром часов в восемь.

— Участок? Какой участок?

— Ну, мой участок. Это около метро Спортивная, там диспетчерская инженерной службы. Так вот, было 14 мая, пятница. Ночью была авария, прорвало трубу, дежурные всё починили, а воду на 9-й дом не подали, так как кое-где трубы надо было уже в плановом порядке менять. Нам в РЭПе сказали, что надо срочно заменить две трубы, идущие на бойлер.

— Хорошо, детали, связанные с заменой труб, можно пропустить.

— Так, ну что. У меня напарник, Гена.

— Полное имя можете назвать? — спросил толстый коллега Виктора Семёновича.

— Отчество не знаю. Геннадий Монин, он меня младше на год. Я с ним в паре работаю уже лет пять.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Мы взяли газорезку, погрузили на мотороллер и поехали на объект. Спустились в подвал и часа два там ковырялись. И вот тут всё и началось.

ХХХ

Сначала нам показалось, что дом качнулся над нами, но это было лишь ощущение. Потом всё словно загудело, и мы услышали страшные крысиные визги, к счастью, самих крыс не было видно поблизости. Они пищали где-то за стенками. А потом до нас стали доноситься звуки сработавших автомобильных сигнализаций, глухие удары и звон разбитых стёкол. Мы с Генкой переглянулись, а через несколько секунд тряска снова повторилась. Ну, мы выключили газорезку и пошли наверх.

Когда вышли, то первую минуту стояли с открытыми ртами прямо у дверей подъезда — повсюду были автомобильные аварии. Машины парили пробитыми радиаторами, из разбитых окон играла музыка, белели вздутые подушки безопасности. Одна из машин, какой-то небольшой белый седан, выскочил с дороги и, пролетев небольшой садик, врезался в стенку в двух метрах от двери в наш подъезд. К счастью, это было минутой раньше.

Именно к этому седану мы подошли, когда немного пришли в себя. К нашему удивлению, никакого не было ни на водительском сиденье, ни в машине вовсе. Двигатель всё ещё работал и салон был заперт изнутри. Мы подёргали ручки, но открыть машину не смогли. А у нас грузовой мотороллер тут же стоял, в кузове лежал всякий инструмент. Генка взял монтировку и разбил стекло, чтобы открыть водительскую дверь. В салоне никого не было, но вот что интересно: на полу, у педалей, лежала женская одежда. Я помню, что там были какие-то короткие сапожки, юбка, курточка и так далее — весь гардероб, включая наручные часики и кольца с пальцев.

Генка протянул руку в салон и повернул ключ зажигания, мотор замолчал, лишь шипел и парил радиатор. Мы пошли дальше по улице по направлению к метро, крутя головами во все стороны. Повсюду на тротуарах валялась одежда, под деревьями было много вороньих и воробьиных перьев. Мы пошли вперёд, подходя к разбитым машинам и везде встречали одного и тоже: пустые салоны и кучки одежды на полу. Машины врезались друг в друга на ходу, в стоящие автомобили, в стены и деревья. Одна влетела в витрину магазина, другая во двор, прямо в детскую песочницу. Но нигде не было ни детей, ни их родителей, ни животных. В одном месте старая грузовая полуторка даже начала гореть, правда, пока ещё только под капотом — шёл густой дым. Мы подошли к ней, пошарили в салоне, никого не нашли и тушить, конечно, не стали.

— Юр, а где все люди-то? — спросил меня Генка, крутясь на месте.

— Что-то ерунда какая-та, — ответил я.

— Ну-ка, ущипни меня, — Генка улыбался, но было видно, что это нервное.

— Слушай, да, бред какой-то. Не пойму ничего.

Мы схватились за телефоны, но сотовой связи не было, как и интернета. Решили выйти на большую улицу, может быть там дело прояснится. Вышли на проспект и, озадаченно крутя головами, шли в сторону метро, уже почти не заглядывая в машины и не разбивая стёкол в надежде найти людей. А машины звенели, ухали и квакали своими сигнализациями, шипели протёкшими радиаторами, урчали незаглушенными моторами.

— Давай лучше по тротуару пойдем, — предложил я. На тротуаре не так ощущалась эта странная реальность.

Вскоре мы увидели первого человека. Это была женщина, которая вышла на балкон второго этажа. — Мужчины, — жалобно протянула она, — а что случилось-то? Теракт? — она пыталась перекричать вой сигнализаций.

— Мы ещё сами не знаем. Вы в порядке? — крикнули мы ей в ответ.

— А почему я должна быть не в порядке?

Мы пошли дальше и, когда дошли до метро, то увидели множество людей. Одни выходили из вестибюля станции, оглядывались, беспокойно разводили руками и задавали друг другу одни и те же вопросы. Какому-то мужчине стало плохо с сердцем, ему передавали таблетки из сумок. У женщины случилась истерика, потом ещё у одной. Мы увидели, как некоторые люди выходили на проспект, смотрели в салоны разбитых машин, открывали двери, а потом пожнимали плечами, не найдя водителей. То там то здесь стояли кучки пассажиров подземки, пытающихся что-то понять, и к ним подходили всё новые и новые люди, главным образом, из того же метро.

Около часа мы провели на площади, расспрашивая других и отвечая на встречные вопросы. Но никто ничего не знал и не понимал, и в конце концов мы с Генкой присели на капот какой-то машины и просто наблюдали за происходящим. Стало понятно, что в метро вдруг вырубился весь свет, поезда остановились, и пассажиры, подсвечивая себе фонариками мобильных телефонов, раздвинув двери вагонов, по шпалам пошли в сторону станции Фрунзенская, где их ждал подъем в темноте по остановившимся ступеням эскалаторов.

Люди довольно быстро сообразили, что остались в живых лишь потому, что в момент странного происшествия находились там, куда не мог попасть солнечный свет и вообще какой-либо свет, кроме искусственного. Пассажиры метро были лучшим тому доказательством, как и зрители соседнего кинотеатра. Мы с Генкой, сидевшие в глухом тёмном подвале, с теорией согласились. Позже мы встречали людей, которые спаслись потому, что спали в комнатах, наглухо задрапированных солнцезащитными занавесками, подвалах без окон, находились ресторанах без окон, кинотеатрах, лифтах и даже туалетах. Их всех, как и нас с Генкой, объединяло одно — там, где мы находились, было бы совершенно темно, если бы не свет от лампочек.

Другая версия касалась пропажи людей и тоже была выдвинута коллективным разумом в первые же часы. Было разумно определено, что те люди, которые были на свету, пропали все разом, в один момент, словно испарились. Люди, собаки, птицы — всё, что было живым, в мгновение улетучилось, не оставив следов, кроме лежащей на тротуарах, лавках и сиденьях машин одежды. А после первого Катаклизма случился второй. Если кто-то и выглянул из окон, любопытствуя, что за шум, то испарился от второго Катаклизма. Повсюду лежали мужские костюмы с рубашками, женские блузки в курточках, сапоги и туфли, бейсболки, майки и шорты. Кое-где можно было встретить поводки и ошейники. Особый ужас вызывало то, что, если начать осматривать эти костюмы и курточки, то непременно в них находилось и нижнее бельё, что делало осмотр неприятным, да и неприличным. Нет, копаться в этих одёжных кучках никто и не испытывал особого желания, но кто-то предложил собрать документы пропавших людей, и, не зная, как реагировать, спасшиеся начали делать хотя бы это. Однако этот почин быстро иссяк.

ХХХ

В палате было тихо.

— Радио, конечно, не работало? — спросил помощник Виктора Семёновича.

— Нет, вместо радио — шипение.

— А что там насчёт неба?

— Прежде всего мы отметили, что небо стало не привычно голубым, а каким-то розовым, может быть, даже красным. Знаете, как на закате. Все выходили и поднимали голову, потому что небо сразу бросалось в глаза. Люди тревожно туда смотрели, словно чего-то ждали.

— И оно было таким всё время?

— Не знаю, быть может, мы привыкли, и через несколько месяцев я уже не замечал красноты. Если специально не обращать на это внимания, то кажется, что оно даже и голубое, как прежде.

— Скажите, вы видели там только людей?

— Да, только людей.

— Полицейские были живы?

— Да, вместе с пассажирами со станции вышло двое полицейских. Им сразу указали на кучки полицейской одежды, они пошли туда и забрали оружие своих коллег.

— Был ли кто-нибудь ещё из тех, кто представлял власть?

— Поначалу никого. Где-то через пару дней появился депутат Макаров. Я его знал, точнее, часто видел, хороший мужик. Наш районный депутат. Он пытался что-то организовать, но это было нужно лишь тем, кто не мог себя прокормить.

— Были ли среди выживших сотрудники других силовых ведомств? — опять спросил худой.

— Да, были и регулярно появлялись новые. Видимо, на момент этой вспышки сидели где-то в своих бункерах. Но вояк среди них было мало, в основном, какие-то технари. У них были удостоверения, но личное оружие было не у всех.

— А у вас появилось оружие?

— Да. Честно говоря, в течение следующих месяцев оружие появилось у каждого.

— Хорошо, продолжайте с того момента, как люди на площади стали делать предположения о том, что произошло.

ХХХ

Толпа стояла на площади перед метро, беспокойно глядя на порозовевшее небо, один из полицейских принёс громкоговоритель и призывал соблюдать спокойствие. Впрочем, никакого беспорядка не было, видимо, полицейский успокаивал сам себя. Понемногу люди вспоминали, что куда-то ехали, начинали думать о своём доме, родственниках и детях, выходили на проспект и начинали соображать, как добираться дальше. Появились первые, кто выбрал заведённую, но не разбитую машину и собрался на ней ехать к себе домой. Водитель, вероятно, кого-то ждал около метро, окно было открыто, двигатель работал, новенькая чёрная Тойота не пострадала. Мужчина и женщина сели в машину, пристегнулись, выехали на проспект и медленно двинулись в сторону области, объезжая очаги ДТП. Их примеру последовали многие другие; спасшиеся садились за руль даже совсем разбитых машин, отрывали сдутые подушки безопасности, пытались заводить, иногда успешно. Кто-то уезжал на найденных тут же велосипедах, кто-то уходил пешком. И вообще, люди расходились в разные стороны.

Мы с Генкой решили сходить для начала к себе на участок, хотя бы переодеться, а потом тоже разбежаться по домам. Дворами мы пошли туда, где могли встретить своих коллег, тоже находящихся в тёмных подвалах. Обойдя все возможные точки с начальством, РЭП и ДЭЗ, подвалы и бойлерные, мы так никого и нигде не встретили, только редких горожан, и Генка предложил:

— Слушай, а ты же в Отрадном живёшь?

— Да.

— А я в Ясенево. Если метро не работает, давай возьмём джип побольше, сначала к тебе сгоняем, потом ко мне. Вместе веселее, к тому же, в городе сегодня наверняка будет такая канитель, что лучше держаться вместе.

— Давай, — согласился я, — только сначала поедем к тебе.

У Генки было два сына, один в первом классе, другой в пятом. Жена работала на дому швеёй, с ними же проживала тёща. Я жил один, отца у нас не было, а мама почти свободное время проводила на даче. Поэтому я предложил сначала ехать к Генке в Ясенево.

Мы ходили по улицам и безуспешно искали машину побольше, так как мой напарник справедливо предположил, что по пути придётся расталкивать другие автомобили. Ему виделся роскошный чёрный внедорожник из тех, что был мечтой любого работяги, но ничего похожего не находилось. Точнее сказать, машин вокруг было достаточно, но они были либо заперты, либо разбиты. Зато, когда мы вышли на Хамовнический вал, прямо за поворотом, у дверей банка, наткнулись на бежевый инкассаторский фольксваген с урчащим мотором и сдвинутой боковой дверью. Внутри никого не было, на полу лежали небольшие банковские мешки, которые раньше мне приходилось видеть лишь в фильмах про ограбления инкассаторов. Рядом с машиной мы увидели черные брюки, ботинки, бронежилеты и помповые ружья. — Может, на ней поедем? — предложил я. Мы оглянулись, словно грабители, забросили амуницию в салон, дёрнули ручку водительской двери, но она не открылась.

Мой приятель дёргал и дёргал ручку. — Чёрт возьми, они же закрыты всегда. Мы не сможем сесть за руль, стекло-то попробуй разбей, — Генка со всей силы ударил по водительскому окну своим ломиком, но от удара не осталось никаких следов.

Походив ещё немного вокруг и подёргав дверные ручки, я предложил: — Ладно, давай оружие спрячем и пойдём другую машину искать. Осмотревшись, бросили мешки, оружие и экипировку инкассаторов в подвальный оконный приямок и закидали мусором из двух ближайших урн.

— Слушай, Юр, тебе не кажется, что вокруг какой-то туман? Вон посмотри, на той стороне реки, вроде, лес всегда был, а сейчас его не видно.

— Пожалуй. Сейчас подъедем и посмотрим.

Во дворе дома наконец-то нашли большой заведённый внедорожник, на сиденье которого лежали брюки и рубашка. Пришлось бить заднее стекло, чтобы попасть внутрь. Очистив бежевые кожаные сиденья от стеклянных крошек, мы выехали на проспект, чтобы двинуть в Ясенево, но на подъезде к метромосту наткнулись на автомобильный затор. Перед въездом на мост стояли машины с оживлённо разговаривающими людьми. Это были те спасшиеся, что уехали час назад от станции метро на разбитых машинах.

Мы подъехали. — Вы чего тут стоите?

— Вы не сможете проехать, там стена, — ответила женщина, первая уехавшая с мужем.

— Какая стена?

— Не знаю какая, но не кирпичная. Ужас какой-то, — женщина поёжилась.

Мы посмотрели наверх, туда, куда вела дорога, переходя в эстакаду. Вдали, прямо поперёк моста, в его середине, словно огромный экран, действительно, высилась розовая стена. Она перекрывала не только мост, но и реку. Впрочем, если бы та женщина не назвала это явление стеной, я бы принял его за очень плотный розоватый туман. Большинство приехавших сюда граждан, узнав об этой новости, не спешили всё-таки ехать на мост и проверять информацию — люди были напуганы. Но и куда деваться, тоже было непонятно. Подъехали какие-то ребята и сказали, что с противоположной стороны такая же стена есть на Комсомольском проспекте, несколько не доезжая метро Парк Культуры, и со стороны Бережковской набережной.

В момент Катаклизма на метромосте было плотное движение, так что сейчас тут всё было забито автомобилями и проехать вперёд было невозможно. Мы с Генкой выпрыгнули из своего джипа и пошли пешком наверх по эстакаде. Стена не была чем-то конкретным, очевидным. Поначалу она воспринималась как туман, в котором идти становилось трудно — так, как бывает, когда идёшь по пояс в воде. Мы хотели подойти ближе, но возникало ощущение, будто нас отталкивает что-то. Такое всегда случается, если пытаться соединить два магнита одной полярности, они никак не хотят коснуться друг друга, вот и мы с Генкой делали шаг и неведомая сила отклоняла нас обратно. Прекратив попытки и даже немного посмеявшись странному эффекту, мы остановились. Было видно, что между мостом и стеной есть расстояние около двух метров, то есть мост словно оборван и ехать туда всё равно бессмысленно — упадёшь в реку. Так и вернулись обратно к своей машине.

Первый день и первая ночь были тяжёлыми. Никто не знал, что делать. Мы с Генкой ещё поездили по дорогам, наткнулись на стену со всех сторон, потом зашли в какую-то кулинарию и поели холодных готовых котлет, выпили пива и немного расслабились. Потом мы опять крутились по району, заезжали в переулки, из дворов выскакивали на проспекты, и снова оказались около метро. Времени было часов шесть, на площади снова набралось народу, не знающего, что делать. Нам сказали, что час назад людей тут было больше, а сейчас поубавилось — большинство вернулись сюда, наткнувшись на стену, а теперь разбрелись по соседним кафе и ресторанам.

На площади мы встретили первого человека, который сошёл с ума. Это был мужчина лет пятидесяти, он сидел на ступенях, повторял какую-то бессмыслицу, отрицательно качал головой и вскидывал руки, будто хотел потрогать воздух, но следом безвольно опускал их. Мужчина что-то мычал, иногда хихикал, и никто не подходил к нему. В ближайший месяц мы видели сумасшедших много раз, а потом новых не появлялось. Те, кто не сошёл с ума, — приспособились к новым реалиям, а некоторые даже стали находить, что новая жизнь лучше прежней.

ХХХ

В палате было тихо. Гости Юрия, если можно было их так назвать, сидели и слушали, как прилежные ученики. Но после последних слов они оживились.

— Юрий, очень хорошо, что Вы коснулись этой темы. Скажите, Вы видели всех сумасшедших? — спросил Виктор Семёнович.

— Не факт, — сказал Юрий, задумавшись и подняв взгляд к потолку, — но, мне кажется, очень многих.

— А были ли среди них такие, кто имел на теле странные знаки? Постарайтесь вспомнить, вдруг приходилось случайно видеть.

— Могу точно сказать, что без одежды я ни одного сумасшедшего не встречал.

Виктор Семёнович с сожалением переглянулся со своими спутниками. Один из них сменил тему.

— Как вы поняли размеры и геометрию стены?

— Некоторые начали метаться и успели попробовать выехать по всем улицам; они сказали, что на стену натыкались везде. Надо понимать, что район Хамовники с трёх сторон огибает излучина реки, так что выехать можно только по мостам. Возникла версия, что стена расположена по кругу, позднее она подтвердилась.

— А сейчас Вы как думаете?

— Ясно, что купол. Полусфера. Может быть даже — полная сфера, но изучить вглубь не было возможности, да и желания. Была у нас у нас мысль слазить в метро, но так до дела и не дошло.

— А границы Пузыря менялись со временем?

— Никогда не обращал на это внимания. Видимо, не менялись.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Ну что, мы начали думать, как ночевать.

ХХХ

Стоя на площади, мы пытались сообразить, что предпринять дальше. Внутри нас бушевали противоречивые чувства. С одной стороны, страх за себя, за родной город, за планету. А с другой стороны — вдруг — необычное приключение.

— Юр, нам где-то надо на ночлег устроиться, — сказал мне товарищ.

— Да где угодно, вокруг целый город, — пошутил я.

— Может квартиру какую подыщем?

— А как открыть, ключей-то нет? Да и законно ли?

— Давай окно разобьём на первом этаже? — предложил Генка.

К нам подошла невысокая женщина, державшая за руку девочку лет десяти.

— Мужчины, скажите, вы доходили до края, действительно есть стена?

— Да, есть.

— Нам на Юго-Западную никак не попасть?

— Нет, стена прямо там, где метромост, ближе к тому берегу.

— Что же делать? Надо как-то тут ночевать. Вы не знаете, может тут какая-та гостиница есть?

— Слушайте, правда, есть, — ответил я. — На Спортивной есть гостиница «Юность», прямо рядом с нашей диспетчерской! Садитесь, вместе поедем.

Мы усадили маму с дочкой к себе в джип и поехали в эту гостиницу. Там тоже было оживлённо, так как спаслись, в основном, пассажиры метро, а после Катаклизма они выходили не только на Фрунзенской, но и на Спортивной. К счастью, идея с гостиницей ещё не пришла всем в голову, поэтому мы быстро подобрали номер для мамы с дочкой и соседний для себя.

Чем хороша гостиница, так это лёгким доступом к кроватям — любая дверь вышибается ударом ноги. Попробуйте так открыть дверь в квартиру. Мы сбегали в местный магазин, набрали еды и развались на кроватях. Но отдохнуть в ту ночь всё равно не вышло. Люди всё прибывали и прибывали, выбитые двери не закрывались и к нам всё время кто-то заглядывал. Какие-то мужчины всю ночь выбивали двери на более высоких этажах, но глухие удары доносились и к нам, мешая уснуть. Творилась толчея, люди были измотаны и испуганы, возникали конфликты из-за свободного номера. Мы написали на листах бумаги: «Номер занят» найденными фломастерами и приклеили эти объявления на свой номер и соседний, где крепко спала девочка и рядом сидела встревоженная мать.

Ночь всё равно не удалась, мы не отдохнули и утром решили уехать из этой гостиницы. Генка сказал, что лучше бы мы пошли спать в диспетчерскую нашего участка. Прыгнули в машину, ещё раз проверили, что стена никуда не пропала, и окончательно решились завладеть какой-нибудь квартирой. Признаться, это решение не было таким уж лёгким, мы некоторое время колебались. Точнее — я.

— Ты представь, Ген, — сопротивлялся я, — стена завтра пропадёт, люди домой начнут возвращаться. Заходят, значит, они к тебе домой, а там мы с тобой спим.

— Юра, ты пойми, случилось что-то совсем из ряда вон. Это тебе не снег летом в Африке и не землетрясение там, где его никогда не было. Это, быть может, крандец всем миру! И если стена пропадёт, то два слесаря, которые, будучи лишёнными своих домов, залезли поспать в чужие квартиры, будут не самой большой заботой нашего правительства.

И мы, выбрав дом рядом с гостиницей, взяли кувалду и вошли в ближайший подъезд; выбрали самую хлипкую дверь на первом этаже, раз десять долбанули в замок и вскоре оказались внутри. Квартирка была так себе, особенно по сравнению с теми, где нам потом приходилось бывать. А здесь, вероятно, жили пенсионеры, небогато, если не сказать хуже, но очень чисто. Хотя мы не спали всю ночь, но сейчас я не мог заснуть. А Генка завалился на диван и через десять минут засопел.

К вечеру мы вспомнили про эту бедную женщину с дочерью. Гостиница была рядом, я сходил и нашёл их, предложил переехать, на что мать с радостью согласилась, так как в гостинице уже творилось сущее столпотворение.

Мы вскрыли для них соседнюю квартиру. Это было посложнее, пришлось идти за газорезкой.

ХХХ

Юрий заметил, что Виктор Семёнович потихоньку вышел из палаты, а чуть позже за ним последовал один из помощников. Вместо них через минуту зашло человек пять разных людей с блокнотами и тетрадями, которые, стараясь не шуметь, внесли за собой и стулья. Рассевшись, они принялись делать пометки в своих книжечках.

— Скажите, Юрий, вот Вы там были шесть месяцев. А менялись ли времена года? — спросил оставшийся помощник Виктора Семёновича.

— Нет, вокруг был один и тот же майский день. Градусов двадцать тепла.

— А тучи, ветер?

— Небо над нами не было однородным, иногда в нём угадывались даже облака. Что касается ветра, то было некое перемешивание воздуха. Казалось, иногда дует с одной стороны, иногда с другой. Но всегда совсем несильно, еле уловимо.

— Скажите, как вы открывали квартиры? — вдруг спросил один из вновь пришедших.

— В каждом подъезде из тридцати квартир найдётся две-три, в которых дверь можно просто выбить или кувалдой разбить замок. Иногда, когда мы пытались сделать это, разваливалась сама дверь. Но самый простой способ — подъехать на машине к окнам первого этажа, залезть на крышу, железным прутом разбить стекло и попасть внутрь через окно, открыв квартиру изнутри.

— Это делали все?

— Да, поэтому все стремились раздобыть высокую машину, не таскать же с собой всегда лестницу.

— А как же решётки?

— Бывают квартиры и без решёток, но да, вы правы, это проблема. Обычно привязывали верёвку к машине и дёргали. Да на самом деле, многие решётки — один только вид. Я видел, как молодые ребята молотком разбивали кирпичную кладку в том месте, где у решёток прут входит в стену. В четырёх местах разбей кирпич — решётка сама упадёт.

— Для чего вскрывались квартиры?

— Многие это делали просто от скуки или для развлечения. Есть такой тип людей, который сразу начинает нарушать нормы, если за это ничего не будет. Но со временем, когда начали иссякать запасы магазинов, квартиры стали источником воды и еды. В каждом жилище можно было найти крупы, консервы, воду в бутылках, соки, макароны, алкоголь, лекарства, да много всего ещё.

— Спасшихся граждан интересовали ценности?

— Как сказать, — Юрий задумался, — рядом было полно ювелирных магазинов. Их, конечно, постепенно опустошили, но никакой лихорадки не было. У каждого спасшегося со временем появился тайник, где, вероятно, лежали и найденные деньги, и ювелирные украшения. Но мало кто специально бегал по банкам и ювелирным лавкам, это делалось заодно. За чистую воду в бутылках дрались чаще и берегли её тщательнее.

— Пожалуйста, продолжайте.

ХХХ

Мы провели несколько дней в занимательных прогулках по той части города, которая стала принадлежать нам вся и без остатка. Мы могли заходить в любые рестораны и магазины, ездить на разных машинах, которые могли открыть и завести, просто сидеть на асфальте посреди некогда оживлённой трассы и пить дорогой коньяк. Словом, мы вели себя, как обычные люди, вдруг получившие такую степень свободы, с которой не знали, что делать.

Более всего, нас, мужчин, интересовали шикарные автомобили. Генка придумал такую тактику: мы заходили в какой-нибудь ресторан и общупывали кучки одежды на предмет ключей. Собрав таким образом дюжину брелоков, мы выходили на улицу, нажимали кнопки и начинали искать, какая машина отзовётся. Себе мы выбирали самую лучшую покататься, а ненужные брелоки бросали на капот отозвавшихся автомобилей. Кстати, эта традиция прижилась среди спасшихся.

Так мы и жили, пока через три дня на всех столбах не появилось объявление:

«Всех спасшихся людей в обязательном порядке просим подойти в гостиницу «Юность» (ул. Хамовнический Вал, 34) для регистрации и получения обязательного документа».

Мы переглянулись, усмехнулись, но решили сходить. Гостиницу было не узнать. На улице в передвижных армейских кухнях варили обед, у входа разгружался грузовик с коробками, рядом стоял полицейский с автоматом, внутрь тянулась небольшая очередь и люди всё подходили. Внутри, за стойками ресепшн, на которых в отелях оформляют заселяющихся постояльцев, сидели три девушки и что-то записывали, опрашивая людей. Закончив опрос, они выдавали каждому какую-то бумагу. Печать у них была одна на троих. Рядом у стойки стоял ещё один полицейский. Вокруг царил деловой порядок. У полицейского была и особая миссия: он выискивал в очереди несовершеннолетних и, если они были одни, отводил их в конференц-зал.

Когда настала наша с Генкой очередь, мы подошли к двум разным девушкам, хотя хотели подойти к одной, но полицейский устало сказал: — Мужики, ну ясно же сказано, подходим по одному.

Девушка взяла новый бланк и первым делом спросила, нет ли у меня паспорта. Я предъявил, и она переписала к себе основные данные.

— Какая у вас профессия? — спросила она тоненьким голоском.

— Слесарь-сантехник.

— Что вы умеете делать?

— А что нужно?

— Ну у меня формуляр, нужно заполнить.

— Напишите, что я могу делать всё — особенно, руководить.

Но девушка не заметила шутки. — Состояние здоровья?

— Здоров.

— Вам нужны лекарства?

— Нет.

— Так, психическое состояние пишу, что хорошее. Где вы ночуете?

— В квартире одной тут в соседнем доме.

— Адрес можете назвать?

— Не обратил внимания. Кажется, улица Доватора, а дом не помню, да вот — за углом.

— Каждый житель должен сообщить свой адрес, где он сейчас ночует. Пока поставлю карандашом знак вопроса. Уведомляю Вас официально, что ежедневно в 18 часов проходят собрания выживших, на них приходить можно по желанию. Место собрания — площадь перед этой гостиницей. А каждую среду в 12 часов большое общее собрание, явка всех обязательна. Место собрания — концертный зал Дворца молодёжи, это прямо где метро Фрунзенская.

— Я знаю.

— Держите бумажку и всегда носите с собой, это теперь документ.

— Девушка, а кто всё организовал? Власть есть у нас?

— Наш районный депутат, — сказала девушка и на прощание шлёпнула на мой новый документ круглую печать, на которой так и было написано «Депутат муниципального округа Хамовники Макаров Сергей Станиславович».

Мы с Генкой вышли и сели на лавочку в парке перед гостиницей.

— Молодец какой, депутат-то. Смотри, как всё организовал, и печати своей применение нашёл, — сказал я и сам не понял, то ли съязвил, то ли похвалил.

— Да уж, теперь не отвертишься. И профессии на учёт взял и про здоровье не забыл. А чем ты не доволен?

— Наоборот, я и говорю — молодец.

Вечером мы пришли на собрание к гостинице; народу собралось много. На крышу машины залез крепкий мужик лет сорока, включил переносной громкоговоритель и объявил.

— Уважаемые друзья. Меня зовут Макаров Сергей Станиславович, я депутат. Так вышло, что, похоже, я единственный представитель власти. Если среди вас есть люди, занимающие ответственные посты, директора, начальники, старшие офицеры, то, пожалуйста, подойдите ко мне после того, как я слезу с этой крыши.

— Дайте официальное разъяснение, что произошло, — крикнул какой-то мужской голос из толпы.

— Пожалуйста, — перекричал его в мегафон депутат, — не перебивайте меня. Всё что нужно и всё что знаю, я вам сам скажу. А скажу вам честно, знаю я очень мало. Случился какой-то Катаклизм, причина непонятна. Мы с вами в каком-то пузыре, как бы под колпаком, со всех сторон стена, к которой невозможно подойти. Все, кто имеет отношение к науке, тоже обязательно подойдите ко мне. И прошу вас всех: зарегистрируйтесь и укажите свои профессии.

— Организуйте нормальные условия, — взвизгнул женский голос.

— Товарищи, мы сейчас организовываем питание, оно будет постоянным. Готовить будем здесь и, видимо, ещё на Фрунзенской. Нам не надо сейчас, чтобы все разбежались. Нам нужно, чтобы все жили компактно рядом, чтобы легче собрания проводить и выживать. Будет введён полицейский режим, нам не столь важно имущество всяких там ювелирных магазинов, это их проблемы. Нам важно, чтобы тут был везде порядок, чистота, санитария. Пьянства тоже не потерпим, уже есть случаи. И последнее. Все женщины и дети, которым нужна помощь, которых нужно устроить, ночлег, еда, одежда — либо подходите ко мне, либо ещё лучше — подойдите в гостиницу, там добровольно сидят и ждут вас три сотрудницы, они всем помогут, старшая там — Марина.

Депутат спрыгнул с крыши и был тут же окружён вопрошающими гражданами. Мы с Генкой кивнули друг другу и пошли в сторону своей квартиры, а собрание позади всё ещё шумело и не расходилось. Вдруг нас окликнул женский голос. Это была та девушка, которая выдала мне документ.

— Мужчины, это вы сантехники? — мы кивнули. — Очень хорошо, мне поручено вам передать, чтобы вы завтра к 12 часам пришли в МДМ.

— Это ещё зачем? Собрание же в среду, а завтра вторник, — удивились мы.

— Завтра там будут подключать электричество и вентиляцию, придёт электрик и рабочие, вы тоже приходите. Запомните, вам нужен Иван Назаров, найдите его там. Я у себя отмечаю, что вас уведомила.

— Блин, ну попали, — сказал Генка, когда она убежала обратно.

ХХХ

На другой день мы пришли ко Дворцу Молодёжи. Иван Назаров оказался монтажником по декорациям, работающим здесь, и в момент Катаклизма, как он поведал, он спал в какой-то кладовке после ночной работы. Видимо, депутат Макаров назначил его руководителем работ в связи с тем, что Назаров знал внутреннее устройство этого концертного зала.

Он попросил нас дождаться электрика и помочь монтировать свет. Вокруг суетились рабочие, разгружавшие машину. Одеты они были, как один, в оранжевые жилеты. Вероятно, в злополучную минуту тоже сидели или спали в помещении без окон. Сейчас они разгружали военный грузовик.

— Смотри, дизельные генераторы откуда-то достали, — восхитился Генка.

— Наверное, на военных складах, — предположил я. — Макаров тут всё уже успел разведать.

— А где тут военные склады?

— Как где? Вон Хамовнические казармы, вон здание Генерального штаба, тут, наверняка, полно каких-нибудь военных запасов.

— Слушай, Юра, нам тоже надо добыть генератор в квартиру. Будет и свет, и музыка.

К нам подошёл мужчина лет сорока, с красным отёчным лицом, какое бывает у похмеляющихся:

— Привет, мужики. Вы, что ли, слесаря? — спросил он, вставив заковыристое словечко.

— Мы.

— Давайте знакомиться, Валера, — и мы пожали руки. — Вы местные или случайно тут?

— Работали на участке, а сами живём далеко.

— Я тоже, ёлки, со смены ехал в метро. Три станции до дома не дотянул, едрить. Я в горсвете по уличным фонарям и так далее. В восемь утра должен был уехать, до засиделся на участке, выпили с мужиками.

— Ясно, — посочувствовали мы.

— Смотрите, какую красоту депутат подогнал. Дизельные генераторы, японские. На двенадцать киловатт три штуки, а этот здоровый и вовсе на двадцать.

— А долго работают?

— У, очень долго. У нас похожий был в бригаде, с собой возили в кузове. Заливаешь 25 литров соляры, и он молотит весь день. Не знаю, у нас никогда не было, чтобы у него соляра закончилась раньше, чем у нас смена. Один подключим на свет в концертном зале, где собрания будут. Другой на фойе, там, где раздевалка. А большой, наверное, вниз потащим, там, где-то насосы вентиляции.

— Вентиляция-то зачем? — спросил Генка.

— А как ты хотел, ёлки, загони в зал две тысячи народу, они за полчаса там весь воздух выдышат. Пошли поможем.

Мы втащили генераторы, постепенно втянулись в азарт работы, и к вечеру к зале был включён свет, а вентиляционные короба зашумели. Электрик Валера дело своё знал хорошо, а от рабочего Назарова проку было мало, и мы успели с ним поругаться. Позднее мы узнали, что через месяц он умер от перепоя. Не выдержал такого изобилия дармового алкоголя.

Было бы несправедливо сказать, что работали мы втроём. За день народу прибыло, девушки из гостиницы посылали к нам всё новых и новых мужчин разных рабочих профессий. Многие нынешние водители и офисные менеджеры вспоминали свои основные профессии, иногда армейские. К вечеру нас работало человек пятнадцать, и на торжественное включение света приехал Макаров в сопровождении армейской полевой кухни, прицепленной к фаркопу чёрного внедорожника. Женщины накрыли нам стол с горячим ужином и это был один из первых дней, когда мы испытали какое-то облегчение от того, что жизнь налаживается. В тот вечер я познакомился с девушкой Ниной.

Она была учительницей младших классов, и в ту пятницу, когда случился Катаклизм, уроков у неё не было, так как в школе проходила какая-то спортивная олимпиада. Нина жила на Войковской и в то утро, взяв подругу, поехала на Юго-Западную в какой-то магазин одежды. Её поезд остановился на перегоне между Фрунзенской и Спортивной. Первую ночь она провела в салоне машины, которую удалось открыть. Через два дня она зарегистрировалась в гостинице, получила документ и была отправлена на работы по организации ужина для тех, кто трудился над подключением электричества в концертном зале.

Мы сидели в фойе концертного зала за длинным, почти свадебным, столом. Депутат Макаров сидел с торца, как жених.

ХХХ

Из палаты ушёл и второй помощник Виктора Семёновича. Его заменили трое новых слушателей.

— А как вели себя остальные люди? — спросил один из новых, кудрявый парень лет тридцати, в очках.

— Мне было удивительно, как быстро люди находят для себя подходящее место. В первые месяцы, да даже недели, спасшиеся разделились на два типа. Одни никак не могли понять, что им делать и как жить, занимались просто выживанием. Они откровенно переживали происходящее, худели и тоскливо смотрели на розовое небо. А другие так прочно встроились в новые роли, что казалось, им всё равно, пропадёт стена или нет.

— А почему вы ужинали в фойе? Это ведь не самое удобное место. Рядом полно ресторанов и кафе, — спросил седой представительный мужчина с блокнотом.

— Ах да, я не рассказал самое главное. Дело в том, что через несколько дней стали портиться продукты и распространившиеся запахи отбивали всякое желание заходить в том место, где были запасы еды. Справедливости ради скажу, что процессы разложения в Пузыре развивались медленнее, чем в нормальных условиях. Но через неделю кое-где была уже просто нечеловеческая, какая-то трупная вонь. В каждой квартире потёк холодильник. А каждый холодильник — это замороженное мясо, сало, рыба. Но испорченная рыба не так воняет, как мясо. Запахи чувствовались уже в подъезде, в квартирах невозможно было долго находиться. Про рестораны и магазины и говорить нечего. Уже через месяц употреблять можно было только то, что хранилось в запечатанной упаковке. Ну и консервы всех видов. Популярным предметом стал противогаз, надев который, можно было проверить продуктовые магазинные полки.

— Как быстро пропал этот запах?

— А он не пропал. За те полгода, что я бродил по квартирам, многие по-прежнему смрадно воняли. Быть может, меньше, либо я привык. Кстати, мы заметили, что если испортившуюся еду выбросить на улицу, то она перестаёт так активно разлагаться, а быстренько, за пару дней, растворяется. Мне кажется, это какой-то эффект от розового неба. То ли бактерицидный, то ли ещё какой.

— И как же вы решали проблему запахов?

— Во-первых, встречались квартиры, где не было запасов замороженного мяса. Ну а вообще, если квартира нравилась, то холодильник обматывался плёнкой, чтобы двери не открылись, и выбрасывался в окно. При открытых окнах запах постепенно пропадал.

— Извините, что я Вас перебил. Вы, кажется, рассказывали про Нину.

— Да особенно нечего рассказывать. Когда все наговорились и наелись, я подошёл, познакомился. Рассказал свою историю, а она мне свою. Девушка мне очень понравилась, но обстоятельства нашей встречи и общий стресс, который было невозможно скрыть, не способствовали никакой романтике.

— Если можно, вернитесь к тому моменту, когда вы переселили из гостиницы женщину с ребёнком.

ХХХ

Мы уже забрали кое-какой инструмент у себя на участке и посетили хозяйственный магазин. У нас в багажнике был топор, кувалда, пару ломиков и монтировок. Словом, инструмент был. Однако и с инструментом открыть железную дверь квартиры иногда почти невозможно. Поэтому, когда решили переселить женщину с дочерью, то съездили в наш рабочий подвал и привезли газорезку. Всё равно собирались её забрать, так как эта вещь в новых условиях совершенно незаменима. Газорезкой мы вырезали весь замок, открыли дверь, а потом приварили ушки для висячего амбарного замка, который можно было повесить изнутри или снаружи. Этот новый замок, который мы принесли из хозяйственного магазина, мы и подарили вместе с ключом женщине с ребёнком.

Женщину звали Наталья, а её дочь — Машей. Они жили в Измайлово и в то утро, пропустив школу, поехали гулять на Ленинские горы, так как у мамы был выходной. Наталья работала медсестрой в больнице по графику сутки через трое. Катаклизм случился, когда их поезд подъезжал к метро Спортивная.

В гостинице же, стараниями депутата Макарова, каждый день происходили значительные изменения. Её номера были заселены семьями с детьми, стариками, растерянными иностранцами и другими категориями, предпочитающими находится среди людей. На улице тарахтели генераторы, что-то постоянно разгружалось, коллективно готовилась еда. На первом этаже гостиницы был организован детский клуб, где под присмотром назначенных взрослых оставались дети всех возрастов, пока их родители работали. К счастью, детей было немного.

Так как дизельные и бензиновые генераторы дали электричество, депутат наладил работу информационного центра, где запустили компьютеры. И хотя компьютеры без интернета не могли дать всей пользы, но назначенные на эту работу девушки вели различные списки и, главное, распечатывали объявления. Получилась такая небольшая типография.

Ежедневно десятки объявлений появлялись на стенах и столбах, информируя разбредающееся население о датах собраний, поиске людей тех или иных профессий, местах получения еды и прочей помощи. Некоторые объявления подчёркивали наличие властей. В них говорилось о том, что у выживших есть обязанности, начинавшиеся с обязательного получения документа, необходимости посещать собрания и работать по назначениям.

ХХХ

В палате царила уважительная тишина. Юрий отпил воды из кружки.

— А сколько нужно было работать? — спросил один из слушателей и даже привстал, так как сидел во втором ряду.

— В начале главное было — прийти на собрание. Там объявлялись потребности, и, если ты не хотел, то мог не откликаться. Никто не знал, чем всё закончится, поэтому относились друг к другу и к происходящему с уважением. От работы никто не отказывался, по крайней мере из тех, кто приходил на эти собрания.

— А какую работу поручали вам?

— Так как у нас была газорезка, то вскрывали разные двери. Квартирные или двери складов. Однажды нам довелось побывать на продовольственных военных складах, которые находились на территории Хамовнических казарм. Там было много не только еды, но и различного полезного оборудования, например, переносных керосиновых ламп. А в другой раз Макаров попросил нас узнать, есть ли вода в трубах домов. Мы зашли в один из подвалов и попробовали слить стояк — трубу, проходящую через весь дом от подвала до верхнего этажа. Вода хлестала несколько минут и по нашим расчётам, в одном стояке девятиэтажного дома её оказалось не меньше тридцати литров. Эта информация позже озвучивалась Макаровым на собрании.

— Наверное, наличие газорезки сделало вас очень востребованными и среди других выживших?

— Да, особенно поначалу, когда мы никому не отказывали. Но однажды пришла женщина и попросила открыть дверь своих родственников, живущих в этом районе. Мы согласились помочь, и эта история плохо кончилась. После неё мы с Генкой наотрез отказывались от подобных услуг.

— Как интересно, а в чём же было дело? — наперебой стали спрашивать почти все.

— Мне бы не хотелось сейчас об этом говорить. Грустная история, давайте попозже.

— Тогда расскажите о какой-нибудь интересной работе.

— Интересной… такой не помню, честно говоря. Но вот сейчас в памяти всплыло, как мы с Генкой вешали кусок рельса. Знаете, в деревнях такие вешают, чтобы оповещать о пожаре? Полметра рельсы висит на цепи, а рядом молоток — если постучать — звон на весь район. Мы такую конструкцию соорудили для того, чтобы Комитет мог созывать срочные собрания выживших.

— Товарищи, договорились же, не перебивать, — взял инициативу почтенный мужчина в бежевом костюме, — расскажите, пожалуйста, про первое большое собрание, для которого вы подключали электричество во Дворце молодёжи.

ХХХ

Народу собралось много. Все расселись в зале. Чьими-то стараниями на сцене были расставлены столы и стулья, образовался президиум. В центре на столе стоял микрофон, провод от которого тянулся к большому динамику. За столами президиума, лицом к залу, сидели несколько человек. Вскоре появился депутат Макаров.

— Уважаемые друзья, спасибо, что вы пришли, — начал он говорить в микрофон, усаживаясь за стол и раскладывая перед собой бумаги. — Давайте я ещё раз повторю всё, что известно на данный момент и какой у нас порядок действий. Сегодня среда, 19 мая. В прошлую пятницу, 14 мая, примерно в 11 часов утра случился какой-то неизвестный нам Катаклизм. Это происшествие длилось около десяти секунд. Все люди, которые в этот момент находились на солнечном свете, — пропали. Возможно, погибли, испарились. Возможно — провалились под землю или ещё что-то такое. Возможно, куда-то переместились, мы не знаем. Юмор, конечно, злой, уж извините, мы все на нервах. А через минуту всё опять повторилось. Все, кто находился в метро, в тёмных подвалах и прочих помещениях без доступа света — остались в живых.

— Не все! — крикнул кто-то из зала.

— Товарищи, не перебивайте. Мы собираем информацию; если есть другие данные — подходите после собрания. Я продолжаю. Мы окружены каким-то шаром или сферой. Диаметр — около трёх километров. Точнее, мы находимся внутри и не можем попасть наружу. Стена напоминает энергетический барьер, как в фильмах или книгах про фантастику. Но тут у нас собралась небольшая группа инициативных людей, есть другое мнение. Короче, надо изучать и будем двигаться в этом направлении, без этого нам не выжить.

— Надо пробить эту стену! — закричала какая-та женщина из последнего ряда. Все обернулись на неё.

— Сейчас у нас есть главная задача — обеспечить помощь всем, кому она нужна, и организовать жизнь на этом ограниченном пространстве. Мы будем этим главным образом заниматься, а что касается стены — будем тоже изучать и наблюдать. Но какой смысл изучать, если мы тут через две недели все с голоду помрём?! Нам нужно тут человеческую жизнь хоть как-то наладить. Вчера один диабетик чуть не умер без лекарств, хорошо, что успели помочь.

— Хватит стёкла бить, наведите порядок! — закричала женщина из третьего ряда.

— Всё верно. У нас уже начинается тут расслоение, — поддержал Макаров. — Одни люди обед готовят на всех, а другие бродят по ювелирным лавкам и карманы набивают. И мы намерены навести порядок. А есть такие, кто сразу начал пьянствовать. Впрочем, ладно, давайте я вернусь к плану своего выступления. Товарищи, хочу вам представить членов Комитета по выживанию.

— А кто их назначал? — вскрикнул какой-то мужчина из зала.

— Давайте выбирать! — поддержала женщина. Зал зашумел.

— Уважаемые друзья, обязательно будем выбирать. Но на данный момент получилось так, что из представителей властей я оказался единственным, кто временно взял инициативу в свои руки. Повторяю: временно.

— Молодец, Макаров, — закричал кто-то.

— Меня уже выбрали депутатом от этого района — большинством голосов год назад! Мне вы вполне можете доверять.

— Знаем мы, как вас выбирают!

— Я знаю Макарова, он честный!

— Товарищи, на данный момент другого варианта нет. Я вам сейчас озвучу имена членов комитета, которых я назначил, пользуясь своими полномочиями депутата районного собрания. Прошу тишины.

— Бобриков Александр Евгеньевич, генерал-лейтенант в отставке, военный пенсионер, бывший ракетчик. Колюжный Семён Александрович, полковник войск связи. Ракитов Евгений Игоревич, подполковник войск связи. Демченко Илья Станиславович, майор ФСБ. Нестерова Анна Ильинична, директор местного детского театра. Остапов Игорь Матвеевич, директор механического завода. Бурдюк Максим Сергеевич, начальник диагностического отделения 62-ой больницы. Марченко Клавдия Андреевна, детский психолог.

Когда Макаров называл фамилии, их владельцы кивали, а некоторые даже немного привставали из-за столов. Зал ощутимо притих.

— Эти уважаемые товарищи, — продолжал Макаров, — в обычной жизни занимают или занимали достаточно ответственные посты и тем более пригодятся нашему обществу в новых условиях. Мы предполагаем, что спаслось от пятисот до тысячи человек, но не все ещё зарегистрировались. Наши активисты уже подсчитали, сейчас в зале около четырёхсот выживших.

— Да больше, тысячи полторы по меньшей мере, мы вчера считали тоже, — прокричал какой-то мужик.

— Успеем ещё подсчитать, по мере прихода на регистрацию список обновляется, — ответил Макаров. — Кроме этого, перепись тех, кто пришёл на регистрацию, дала нам возможность понять, что мы имеем 24 человека военных разных званий, начиная от рядовых. Ещё спаслись восемь полицейских в полном обмундировании с оружием, так как в момент Катаклизма находились на службе, главным образом, в метро. Из полиции мы ещё имеем трёх сотрудников ОМОН в штатском, которые возвращались со службы домой. Кроме этого, спаслись трое сотрудников ФСБ и других специальных служб. У нас 19 человек, имеющих отношение к медицине, 8 поваров, 2 воспитателя, 2 пожарных, 3 электрика, 18 слесарей и сантехников, целая бригада газовщиков, 22 человека разных специальностей из эксплуатационных служб метрополитена и так далее.

— А кого большего всего? — перебил кто-то из зала.

— Больше всего у нас разных менеджеров, продавцов и людей, не имеющих конкретной профессии. Почти все говорят, что они выполняли ту или иную работу на компьютере, но в наших условиях это не применимо и никакой пользы от такого человека извлечь не можем. Есть и очень редкие профессии, раз уж пошёл разговор. У нас есть дрессировщик из цирка, картограф, астроном, агроном и вот буквально сегодня зарегистрировался специалист по вязке собак.

Зал захохотал.

— Товарищи, теперь по поводу снабжения. Воды в реке достаточно, но пить её не нужно, так как пока у нас и в бутылках вода в избытке. То же самое и с едой. Да, еда тухнет, мясо и рыба уже везде испорчены, но круп и консервов более чем достаточно. Скоро мы планируем организовать выпечку свежего хлеба.

— Вода всё равно закончится, — заволновались в зале.

— Кроме той воды, что в бутылках, ещё есть вода, которая стоит в трубах домов. Это чистая вода. У нас есть слесари-сантехники, я лично с ними ходил на эксперимент — воду можно сливать в каждом подъезде, и её много. Товарищи, ну в крайнем случае начнём кипятить воду из реки. Поэтому, пожалуйста, воду в реке не загрязняйте, она там и так, говорят, не очень чистая.

— А мыться как? — волновался зал на все голоса.

— С мытьём пока плохо. И с канализацией неважно. Вопрос серьёзный, вода в реке — стратегический ресурс, мыться там не будем и сливать туда ничего не будем.

— А в туалет как ходить?

— Ну не в реку же! — возмутился Макаров. — Будем строить обычные деревенские туалеты в парках. Что касается мытья, то пока рекомендация такая: используйте влажные салфетки, регулярно обтирайтесь ими. Ну что мне вас учить, не маленькие, представьте, что вы в походе.

Потом собрание перешло в хлопотное решение бытовых вопросов, и мы с Генкой решили уйти. У нас был план найти себе генератор электричества, работающий на солярке или бензине, но сначала решили зайти «домой».

Открывая свою дверь, мы заметили, что в двухкомнатной квартире, которую мы «подарили» Наталье и Маше, слышны незнакомые голоса. Женские, детские, но не те. Убедившись, что взрослый голос принадлежит точно не Наталье, постучались. Нам открыла другая женщина, но вскоре всё выяснилось. Наталья нашла себе подругу, тоже маму с ребёнком, мальчиком лет восьми. Так как гостиница уже становилась похожа на переполненный улей, и жить в ней стало довольно сложно, Наталья пригласила их к себе.

Мы с Генкой пошли к себе и посовещались. Это жильё нас всё равно не очень устраивало, мне досталась хотя бы кровать, а Генка спал на диване, на котором не очень умещался в длину. Да и перед гостиницей регулярно толпился народ, туда и обратно проходя под нашими окнами, иногда мешая спать. Так что мы решили опять переехать. Достали инструмент и открыли на той лестничной клетке ещё одну квартиру, так сказать, на будущее, вдруг Наталья ещё кого-то позовёт. А ключи от своей передали этой женщине с сыном. Таким образом, в их распоряжении оказалось три квартиры на одной площадке, а мы решили подобрать себе жильё и получше, и подальше от людей.

— Ну что, Юр, где поселимся? — спросил меня Гена, когда мы выехали из двора.

— Поедем на набережную, там стоят шикарные дома.

— Точно!

И мы, покидав вещи в багажник, поехали на своём шикарном внедорожнике, объезжая беспорядочно раскиданные по дорогам автомобили, нередко толкая и двигая их своим бампером. На набережной мы выбрали один из множества сталинских домов и въехали в его двор, сломав джипом опущенный шлагбаум. Во дворе мы заметили грузовик с открытой дверью, рядом с которой лежала куча одежды и ключи. По-видимому, водитель выходил из машины или подходил к ней, держа ключи в руках, и уже открыл дверь, когда случился Катаклизм.

— Пригодится, — сказал Генка. Мы положили ключи под сиденье и закрыли дверь. И ведь, действительно, пригодилась. Мы потом на этой машине совершили рейд в подвал супермаркета и вывезли десять мешков картошки, двадцать коробок консервов и тому подобного, а также много блоков воды. Всё это богатство, ценимое нами гораздо больше золотых цепочек и колец, мы спрятали в двух разных подвалах, в одном наглухо заварив дверь.

Двери подъездов легко открывались, так как на электрозамки не подавалось электричество, и мы вошли внутрь. Кстати, обратный эффект был в банковских хранилищах — там без электричества двери, наоборот, блокировались, что делало почти невозможным попадание внутрь. По Пузырю долго ходила история, как бригада газовщиков две недели тайно вскрывала большую дверь в подвале известного банка, а наградой им стали только несколько мешков с разменной мелочью. История так бы и осталась тайной, но один из неудачливых работяг, напившись, проболтался.

Мы уже знали, что будем выкидывать на улицу холодильник, чтобы избавиться от запаха тухлых продуктов. Но бросать его себе под окно, живя на первом этаже, не было смысла. Поэтому мы сразу потащили газорезку и кувалду на третий этаж и выбрали квартиру с наиболее солидной дверью. Так как мы уже приобрели некоторый опыт, с этой мы справились минут за пятнадцать.

— Слушай, Юр, давай не квартиру запирать, а весь подъезд? — предложил Генка.

— Как это?

— А вот так: наварим на подъездную дверь ушки для висячего замка и отлично!

Мы так и сделали. В квартирной двери установили изнутри запор на всякий случай. А у подъездной двери сделали возможность вешать замок снаружи и изнутри.

Квартира нам понравилась. В ней было две комнаты, интерьер же не выглядел как-то особенно богато, и вообще, догадаться о том, кто здесь жил, было затруднительно.

— Да что ж такое! — жаловался Генка. — Я думал, попадём в роскошное жилище, а это что?

Здесь не было розовых занавесок и столика с косметикой, не было детских игрушек и мужского инструмента. В квартире стояла добротная мебель, было чисто, и, скорее всего, в момент Катаклизма здесь никого не было. Холодильник же оказался почти пуст, поэтому выкидывать его нам не пришлось. Мы сложили в мешок разбухший пакет кефира, открытую банку зелёного горошка, покрывшийся испариной сыр, а несколько подвядших яблок тут же съели. В морозильнике вовсе ничего не оказалось, кроме пакета с клюквой. Всё это мы сложили в мешок и отнесли на помойку.

— Как видно, хозяин квартиры дома не питался, — заключил я.

— Зато коллекционировал дорогой алкоголь, — сказал Генка, открыв дверцу большого бара, в котором находилось десятка полтора бутылок различных коньяков, из которых только два или три названия показались нам знакомыми. — Удачно заехали, — не удержался он от шутки, хотя, вопреки стереотипным мнениям о сантехниках, в нашем Управлении мы с Генкой считались непьющими.

Потом мы пошли в соседний магазин и набрали несколько сумок продуктов. С момента отключения холодильников не прошло ещё и недели, поэтому мы запаслись овощами и фруктами; те хоть и пожухли немного, но в еду вполне годились.

Перекусив, мы отправились на строительный рынок, к счастью, такой был между первой и второй Фрунзенскими улицами. Рынок этот не вполне строительный, есть в Москве рынки и побольше, и получше, а этот изобиловал больше отделочными материалами: всякой плиткой, сантехникой и обоями. Но генератор мы там нашли, и не один. Новых не оказалось, так как не было ни одного магазинчика, который бы продавал их. Но у многих небольших рыночных домиков генераторы стояли в подсобке, видимо, на случай отключения электричества. Мы положили в машину две штуки, набрав также разного инструмента, который никогда не бывает лишним.

Отдельной заботой было добыть бензин для генератора. Слить его из современной машины довольно трудно, к тому же не хотелось по старинке подсасывать ртом шланг. Мы поехали на АЗС, что находилась около метромоста, вскрыли крышку подземного резервуара и вычерпали сколько нужно, заранее заготовив ведро на верёвке. Заодно добавили бензина в бак нашей машины.

В наш Пузырь попало пять АЗС, к тому же на одной из них нашли бензовоз, поэтому проблем с топливом у жителей Пузыря не было никогда. Позже одну из АЗС, ту, что на углу Хамовнического вала и Новодевичьей набережной, запитали электричеством от всё тех же генераторов, и стало не нужно опускать в резервуар ведро с водой. Для этого каждый день в 16:00 на АЗС приходил электрик Валерий Атуев, полицейский и несколько активистов. К этому же времени подъезжали служебные машины, если их можно так назвать, которые забирали бензин для нужд Комитета, гостиницы, кухни, больницы и так далее. А потом заливали всех желающих частников, которые развозили топливо в неизвестном направлении. Полицейский следил за порядком и соблюдением очереди, впрочем, в некоторые дни частники не приезжали, а в иные дни не приезжал вообще никто, поэтому Атуев стал приходить через день, а потом ещё реже. Комитет издал постановление, что на АЗС, расположенную за рекой, где, к тому же, стоит бензовоз, частным лицам ездить запрещено. Это был своеобразный неприкосновенный запас.

Но никто и не собирался туда ездить и даже случайно редко оказывался там, потому что в том углу в Пузырь попали только эта АЗС, расположенная у самого Третьего кольца, ещё одна и небольшой кусок Бережковский набережной. Иначе говоря, делать там было нечего. Как потом выяснилось, вместе с этой набережной в зоне Пузыря оказались Госархив, Патентная техническая библиотека, НИИ Роскосмоса и немного инфраструктуры Киевского вокзала, практической пользы спасшимся людям не дающие.

Недели через три поисковая команда, назначенная Комитетом, снаряжённая искать и описывать всё нужное по закоулкам Пузыря, в Лужниках наткнулась на бульдозер. На машину был назначен тракторист, которому поручили просто проехать по всем улицам и переулкам, расчистив их от заторов. Он так и сделал, не утруждая себя мыслью поберечь сотни дорогих иномарок, просто тарахтел по дорогам неделю, расталкивая машины отвалом и оставляя на асфальте следы гусеничных траков.

После того как мы заправили свою машину и канистры для генератора — погрузились и вернулись в свой новый дом. Мы подняли один генератор в квартиру, а второй спрятали в подвале.

— Представляешь, Юр, сейчас каждый житель бегает по Пузырю и стаскивает в норы всё, что может найти. Когда в свободном доступе ничего не останется, люди начнут трясти друг друга.

— Это точно, вот нас с тобой если потрясти, то уже сколько всего полезного в подвале: и еда, и инструменты, а теперь вот запасной генератор, — смеялся я в ответ.

Генератор мы сначала решили установить на балконе, но потом подумали, что это будет привлекать внимание, поэтому поставили его на кухне. Но и на кухне он тарахтел так, что мешал спать, поэтому мы решились на оригинальную меру. Вскрыв соседнюю квартиру, кухня которой имела общую стену с нашей, мы отнесли генератор туда, а в стене с помощью перфоратора пробили отверстие для кабеля. Теперь генератор молотил в соседней квартире, а у нас появился работающий холодильник.

Честно говоря, история с холодильником закончилась сама собой. Поначалу мы заморозили какие-то продукты и успешно питались ими, например, пельменями. Этому способствовала наша находка в подвале супермаркета — там стоял промышленный морозильник. К моменту нашего прихода внутри ещё было морозно благодаря медным аккумуляторам холода, но ещё через неделю и в нём стало тепло. Тем не менее это позволило нам некоторое время питаться пельменями, а когда наш домашний морозильник опустел, и пополнять его стало нечем, мы перестали заботится о регулярной заправке генератора. В магазинах города и других квартирах можно было найти пригодным для еды только то, что и так не требовало хранения в холоде. И мы перешли на консервированное тушёное мясо, крупы и маринованные овощи. Генератор же мы включали вечерами, когда хотели посмотреть кино на DVD. В наше время, когда человечество давно не использует лазерных дисков в качестве носителей, найти DVD-проигрыватель было делом удачи. Нашлась однажды квартира, где был и проигрыватель, и коллекция фильмов. Так мы стали любителями старого кино, ночами пересматривая давно позабытые блокбастеры нашей юности.

Надо сказать, что я говорю «ночь» по привычке. Ещё в первый день мы заметили, что, хотя часы и показывают восемь вечера, десять, двенадцать ночи, но она, ночь, не наступает. На улице было так же светло, как днём. С момента, как над нами появилось это розовое небо, ночь не наступала никогда. В первые дни мы заваливались спать, повинуясь только биологическим ритмам. В дальнейшем все выжившие обзавелись светонепроницаемыми шторами и вечером закрывали окна своих спален. Многие старались всегда находиться в тёмных помещениях, и без нужды не выходить, так как не исключали повторения Катаклизма.

ХХХ

В палату вошли врачи, объявили перерыв, попросив всех выйти; сделали Юрию уколы, принесли обед. Через час слушатели снова наполнили помещение, рассевшись и открыв блокноты и тетради.

— Так что, можно сказать, что с тех пор вы зажили сытой и счастливой жизнью? — спросил парень в очках.

— Если не считать постоянной обеспокоенности насчёт того, что с нами произошло что-то непонятное, если не считать периодической стрельбы, боязни новых Катаклизмов и неуверенности в будущем, то в бытовом смысле мы устроились достаточно комфортно.

— Стрельбы?

— Да, первый раз это случилось то ли на следующий день, то ли через день после собрания. Говорят, какие-то тёмные личности вылезли из подпольного казино. Я их не видел, только слышал, что они попытались установить где-то свои порядки и даже убили какого-то обычного мужика. Вскоре они столкнулись с Макаровым, которому на помощь подоспели то ли военные, то ли комитетчики. Возникла стычка со стрельбой и преследованием на автомобилях. Бандиты рванули на эстакаду, но это было ещё до того, как бульдозером от разбитых машин очистили это место, поэтому они не смогли далеко уехать. Была перестрелка на Бережковском мосту, в которой погиб кто-то из военных, и трое этих преступников там полегли.

— А Вы как про это узнали?

— Мы все новости узнавали через гостиницу, когда приходили туда. У Комитета было несколько раций, и они их использовали совместно с военными и полицией, настроив на общую частоту. Мы с Генкой тоже пытались обзавестись рациями, облазили соответствующие магазины, но так ничего и не нашли. Не успели — всё растащили до нас.

— Вы пробовали как-то прорваться сквозь стену?

— Да, неоднократно.

— Расскажите об этом.

ХХХ

Это было дней через десять после Катаклизма. Нас специально не звали, но на очередном собрании Макаров сказал, что завтра будем испытывать стену Пузыря на прочность. Мы с Генкой пришли к озвученному часу, как и многие другие любопытные. Для экспериментов был выбран тот участок стены, который проходил поперёк Комсомольского проспекта, где-то посередине между станциями метро Фрунзенская и Парк Культуры. В месте контакта асфальт покрылся трещинами и было заметно, что стена выходит откуда-то из-под земли.

Тракторист заранее расчистил большой участок проспекта от разбитых машин и сейчас курил в сторонке, сидя на гусенице. Никто пришедшим ничего не объяснял, Макаров активно общался с членами Комитета, полицейские просили не подходить близко. Через полчаса на проспект прикатили жёлтую машину такси, вполне свежую на вид, чистую и аккуратную. Два каких-то мужчины стали возиться в салоне.

— Юр, я догадался, они хотят машину разогнать и в стену врезать, — шепнул мне Генка.

— Логично. Сейчас посмотрим на результат.

— Что-то страшновато, вдруг от этого весь Пузырь лопнет вместе с нами.

— Ну, весь не лопнет, а в этом месте вдруг чего и случится. Может отойдём куда-нибудь?

Мы встали за дерево.

Зафиксировав чем-то руль и произведя ещё какие-то манипуляции в салоне, от такси быстро отошёл мужчина, и неуправляемая машина медленно поехала вперёд. Ей нужно было преодолеть около пятидесяти метров до стены, но вскоре она стала круто забирать вправо, наехала на бордюр, передние колёса дёрнулись, повернувшись сильнее и ещё через несколько секунд такси упёрлось в автобусную остановку.

— Идиоты, руль закрепить нормально не могут, — зло посмеялся Генка.

Послышались возгласы споров, инициативная группа начала повторять попытку. Через двадцать минут такси было на исходной, и в этот раз всё получилось, только результаты никого не устроили. Машина плавно подъехала к стене в нужном месте, замедлилась до полной остановки и даже немного откатилась назад, заглохнув.

Здесь надо заметить, что подойти к машине, упёршейся в стену, было, видимо, невозможно. Тот мужчина, который её отправлял, дошёл где-то до багажника и было видно, что он предпринимает попытки пройти дальше, но не может. Определённо, он не мог сесть за руль. Через десять минут к заднему бамперу уже привязывали трос, и таким образом вытащили машину обратно.

Новая попытка была смелее. Водитель надел зимний жёлтый пуховик, мотоциклетный гермошлем, отъехал дальше, разогнался быстрее и ехал внутри какое-то время — мы уже было подумали, будто он хочет оставаться за рулём до конца. Но, когда оставалось метров тридцать до стены, он открыл дверь и вывалился на асфальт, покатившись в сторону, как каскадёр. А жёлтое такси так же мягко упёрлось в стену и так же немного откатилось, хотя на этот раз ехало к стене ощутимо быстрее. Публика расстроено загудела.

Снова тросом вытащили машину обратно, и на этот раз толпа собралась у передней части такси в поисках повреждений, соответствующих скорости, но у автомобиля даже не разбились фары.

Мы уже давно вышли из-за своего дерева, решив, что эксперимент можно считать не опасным. Через полчаса услышали, что тракторист завёл свой агрегат.

— Слушай, они трактор хотят пустить, — сказал я.

— Придурки, если единственный бульдозер увязнет в стене, чем они его обратно тащить будут? — сердито прокомментировал Гена.

Видимо, эта мысль пришла и в головы членов Комитета, так как тракторный мотор вскоре затих. Мы уже собирались уходить, результаты попыток нам были понятны, стоять у дороги надоело, но тут к месту событий подъехала легковая машина, из которой вышли строгие люди в штатском. Из багажника она достали самый настоящий пулемёт.

Конец ознакомительного фрагмента.