Душа души моей… Сборник флэш-рассказов

Владимир Крючков

Сборник флэш-рассказов, основанных на событиях из жизни автора и его знакомых.В случае совпадения событий, описанных в книге, с реальными событиями, считать их действительными и неслучайными.Всем, узнавшим себя, извинения авансом.

ЖИЛ НА СВЕТЕ РЫЦАРЬ БЕДНЫЙ…

Блицкрига не получилось.

Он мечтал уволиться в один день на правах пенсионера. Но отдел кадров попросил его уволиться через три дня, поскольку ректор не успел подписать приказ.

Ладно, через три, так через три.

Готовился к этому шагу он давно. Еще год назад написал и вывесил в интернете книгу «Побег из стратегического курятника», в которой смешал перипетии собственной жизни с профессиональным опытом стратегического консультанта.

Работа в университете потеряла всякий смысл. Да, была удушающая атмосфера на заседаниях департамента и ученых советов всех уровней, но главная беда гнездилась там, где он меньше всего ожидал — в аудитории. Он потерял контакт со студентами.

Он перестал понимать их. Пропала обратная связь. Раньше они улыбались его шуткам и парадоксам. Внимательно слушали, когда он рассказывал им примеры из собственной богатой практики консалтинга и работы в различных фирмах.

А рассказать было о чем.

Судьба бросала его из университета в бизнес и обратно несколько раз. С каждой «ходкой» он возвращался к студентам с кучей живых примеров, которые в высшей школе неуклюже называли кейсами. Примеры были замешаны на жадности и предательстве. От них несло тупостью и ограниченностью весьма небедных людей. Из них прямо следовало, что количество полученных очередным персонажем денег было нелинейно связано с его интеллектом. И коэффициенты этой зависимости чаще всего были отрицательны.

Еще из них следовало, что нередко предприятия и компании федерального уровня управляются дилетантами и просто недалекими перепуганными людьми, которые имеют весьма приблизительное представление о принципах и законах менеджмента.

Попутно он решил весьма непростую задачу, сформулированную жестко — «если ты такой умный, почему такой бедный». Многие его друзья пасовали перед кажущейся справедливостью этой формулы — и действительно, почему? Ссылки на нестяжающих китайских мудрецов не спасали — в сторонке спокойно улыбались утопавшие в роскоши суфийские мудрецы. И примеры честной бедности тоже не утешали — быстро богатели не всегда тупые бандиты. Он сам знал коллег, которые, имея приличное образование и неплохие перспективы в науке, бросали докторантуры и становились фигурами федерального масштаба. Огорчала же его в этих метаморфозах, как то ни странно, самая малость. Он отчетливо понимал, что с этими ребятами, с которыми когда-то собирали мерзлую картошку под дождем в раскисшем поле, он уже никогда не столкнется в автобусе или метро. Даже в самолете они не пересекутся, поскольку попадут в разные салоны.

Здесь придется сделать небольшое отступление и пояснить, что некоторые странности мышления начались у него еще в детстве. В шестом классе он доказал для себя теорему Лобачевского о сходимости параллельных прямых. Доказал очень просто — он просто представил себе две бесконечных, пересекающихся у его ног, линии, уходящие вдаль, и начал мысленно разводить их, поворачивая одну из них вокруг невидимой оси. Точка их пересечения убегала от него с все возрастающей скоростью, но конца ее убеганию не наступало — она исчезала в бесконечности, а линии так и не размыкались и не становились параллельными. Для него этого доказательства было достаточно.

Потом он «изобрел» дифференциальное исчисление, решая задачу международной олимпиады, которую задала их факультативу учительница физики. Все помучались и бросили, а он ходил три дня, как сомнамбула, пока на третий день не составил алгоритм решения, который, как потом оказалось, ученикам физматшкол просто давали в основах высшей математики. А ему для этого пришлось стать Ньютоном и Лейбницем одновременно.

На Всесоюзную олимпиаду по химии он попал случайно. В программе первого тура областной олимпиады была задачка из учебника органической химии Робертса и Касерио для университетов. Гомологический ряд он составил быстро, но долго выбирал, в каком направлении его расположить. Расположил наугад и на следующий день не хотел идти на второй тур, уверенный в том, что завалил олимпиаду. Мать выгнала его из дома и отправила на второй тур. Оказалось, что он один решил эту задачу и по баллам с отрывом шел на первом месте, опередив признанных фаворитов. Экспериментальный тур все расставил по местам — он никогда не любил возиться с пробирками — и по общим итогам фавориты догнали его. Оргкомитет принял «соломоново решение» — на Всесоюзную олимпиаду послали его и двух признанных фаворитов. Забавно, что на первый курс химфака МГУ они поступили вместе и затем жили в одной комнате в общежитии. Еще более забавно, что фавориты, в отличие от него, поступили по апелляциям.

На химфаке было интересно, но сама химия интересовала его мало. Он все время отвлекался — то на необычные исследования профессора Кобозева, занимавшегося проблемами термодинамики мышления, то на принцип термодинамической пары Вейника, то… Короче, когда в начале второго курса объявили набор в специализированную группу математических методов в химии с усиленным преподаванием прикладной математики и компьютеров, он не раздумывал. Это закончилось дипломом по компьютерным расчетам электронной плотности молекул на основе спектров ядерного магнитного резонанса. Как эти молекулы синтезировать, его уже не интересовало.

Диплом совпал с бурными событиями в личной жизни, что привело к тому, что результат диплома он получил буквально за неделю до защиты. Уходя на защиту, он слышал, как его руководитель диплома звонил в учебную часть и осторожно интересовался, можно ли за диплом поставить «двойку». Вернулся в лабораторию он с «пятеркой», но когда он заговорил об аспирантуре, шеф осторожно потрогал пиджак с левой стороны груди и вежливо, но решительно отказал.

На распределении его приглядела представитель министерства обороны и предложила ему прекрасный вариант — в лабораторию на Красногорском оптико-механическом заводе. Почти Москва с хорошей перспективой на заведование лабораторией, поскольку прежний руководитель собирался на пенсию. Но в ходе беседы с симпатичной представительницей заказчика в ближайшем ресторане прозвучало не менее соблазнительное предложение альфонсиады, после чего он предложил поменяться направлениями сокурснику, который горевал от того, что его отправляли на завод в Херсон. В голове быстро промелькнули море, Челкаш, рваная тельняшка, вольный ветер и… он оказался в Херсоне.

Херсон! Как много в этом звуке…

Естественно, он отчаянно рвался в Москву. Через полгода ему позвонил приятель и сказал, что у его шефа есть целевое место в аспирантуру Института кристаллографии АН СССР по тематике, близкой к его диплому. Он загорелся. Прилетел в командировку в Москву, где в «ленинке» скопировал тридцать американских статей по теме вступительного реферата, и с энтузиазмом засел за реферат. Но… В одной из статей авторы высказались, что если бы можно было построить спектрометр на гамма-лучах, электронную плотность, которую сейчас приходится считать по сумасшедшим алгоритмам квантовой физики, можно было бы просто фотографировать, как девушек на пляже. Сначала он подумал — пижоны. Для такого спектрометра потребуется зеркало, отражающее гамма-лучи, а сейчас в природе нет таких материалов. А потом задумался. Сейчас нет, но если наука поставит такую задачу, то она будет решена. И вся его предстоящая научная работа превратится в интеллектуальный шлак, пепел. Стало обидно. Помучавшись неделю, он позвонил шефу в Москву и вежливо отказался от аспирантуры. Приятель был просто ошарашен сначала самим отказом, а когда узнал о причинах, потерял дар речи. Да он и сам переживал не меньше, поскольку понимал, что только что собственными руками угробил перспективу научной работы в академическом институте в Москве…

Через четыре года, прорвавшись через два министерства, он добился направления в аспирантуру Московского института управления. Да-да, именно управления. Работа в отделе АСУП и мастером в цехе окончательно убедили его в том, что заниматься в жизни надо проблемами самой жизни, а не поисками ее источника. Немалую роль в его выборе сыграл Гена. Гена закончил матфак Воронежского университета и разбирался в основах кибернетики профессионально, как математик. Кроме того, он открыл для него Тейяр де Шардена, Германа Гессе и много кого и чего еще. Они иногда ночи напролет бродили от его общежития до общежития Гены, перебивая друг друга и взахлеб рассуждая об универсальных законах управления организациями и принципах мироустройства. Весь мир под звездным небом принадлежал им. Так они вместе и поступили в аспирантуру Московского института управления — они случайно услышали о нем по радио, и им просто понравилось название института. Кафедры выбрали со стенда в фойе института. Ему понравилось название кафедры теории управления, а Гене — организации управления в машиностроении. Сейчас, через сорок лет, вспоминая тех двух дурачков в фойе института, я искренне завидую им…

Промотаем пленку на сорок лет вперед. Он — профессор престижного московского университета (кстати, он так и не привык к тому, что теперь каждое высшее учебное заведение в Москве именует себя «московским университетом»). И он никак не может смириться с тем, что профессор университета превратился в оператора учебного процесса. Поскольку из университетов практически исчезли ассистенты и старшие преподаватели вследствие мизерных зарплат, их функции плавно перетекли сначала к доцентам, а затем и к профессорам. Ежегодное увеличение нагрузки на десять процентов довольно скоро привело к удвоению нагрузки. Профессор стал вести занятия по четыре-пять, а иногда и шесть дней в неделю. Авторитет профессора не просто упал, а рухнул вследствие нового правила — «мы работаем на территории студента». А сам профессор превратился в глазах студента не то в официанта, не то в досадную помеху спокойно покопаться в интернете. Система оценок теперь позволяет студенту совсем не ходить на занятия, а потом, на экзамене, тщательно проверять, не задал ли профессор ему вопрос, который не указан в тексте рабочей программы. И тогда — бинго! — апелляция, комиссии и прочая и прочая… Проректоры и деканы доброжелательно советуют профессуре не ввязываться в конфликты со студентами.

Но вернемся к потере контакта со студентами, с чего этот рассказ и начинался. Сначала он с некоторым недоумением обнаружил, что студенты начали его проверять. И когда он не совсем точно указывал источник информации или называл другой год события, студенты тут же с помощью смартфонов находили эту информацию в интернете и поучающе поправляли его, переглядываясь и снисходительно улыбаясь. Потом появились целые группы магистрантов, которые вообще не обращали внимания на его присутствие, они сидели, уткнувшись в ноутбуки, обменивались найденным в интернете, смеялись невидимым ему приколам и в чатах обсуждали последние новости по работе. Он даже пытался поговорить с ними откровенно, спрашивая, чего же они хотят. Объяснял, что то, что он им рассказывает, основано на его личном опыте и этого нет в учебниках и в интернете. Что в интернете они потребляют то, что плавает на поверхности… Бесполезно. Одна группа прямо сказала ему — Вы там говорите у доски, что считаете нужным, а мы сами возьмем то, что нам нужно. Ему отвели роль постоянно работающего телевизора на кухне! Его — с 38-летним опытом преподавания и 25-летним опытом практического консалтинга. Ему до сих пор звонили бывшие директора крупных предприятий и благодарили за проведенную им работу по настройке их предприятий. Он стал кандидатом в эксперты ВАК. Ему доверяли рецензировать самые сложные докторские диссертации. И ему же эти дети, у которых молоко на губах не обсохло, говорили: — Вы там что-нибудь поговорите, если у вас такая работа, а нам не мешайте, мы сами знаем, что нам надо…

Даже с этим унижением он мог бы смириться, если бы не видел, что уровень этих самоуверенных ребят катастрофически падает год от года. Они уже не знали, что такое линейная регрессия (даже магистранты крупнейших московских университетов, где он время от времени вел научные семинары у магистрантов), не могли прологарифмировать простейшие уравнения, не знали определения основных категорий и не интересовались своей специальностью вообще. Казалось бы, у него появляется миссия — победить этого Левиафана растущего непрофессионализма и торжествующего дилетантизма!

Но он тут же вспоминал уровень знаний и требований современного производства и бизнеса и… опускал руки. Никому в реальном бизнесе его знания были не нужны. Падающая экономика диктовала свои правила и предъявляла свои требования к выпускникам. И неадекватным в этой новой реальности оказывался именно он — он, со своим маниакальным стремлением все совершенствовать и организовывать. Он понимал, но не принимал систему делать деньги на убытках и банкротствах. Также ему был неприемлем лавочный напор бездарной, но очень крикливой и назойливой рекламы. Он не понимал, как можно называть маркетингом мелкое жульничество на дутых скидках и манипуляциях с уменьшением размера упаковки. Весь этот мутный поток «креатива» и «оптимизации» порождал в нем чувство брезгливости. Но это, именно это было «в тренде» и востребовано. А его студенты были плоть от плоти этой системы. Их обработанные рашпилем ЕГЭ и залакированные интернет-патокой мозги прекрасно усваивали этот мозговой комбикорм и тут же требовали новой порции.

И вот теперь он свободен. В его распоряжении оказалась вожделенная пенсия неработающего пенсионера. Система приняла его в свои липкие объятия и проиндексировала ее аж на целые 14%! Теперь он мог заняться тем, что откладывал до сих пор — своими проектами. А их накопилось немало — целых шесть штук. Впереди была целая жизнь — бедненькая, но честная.

Если вы думаете, что он смирился и собирается жить на пенсию — вы ошиблись. Он хорошо помнил строки Державина:

Я телом в прахе истлеваю,

Умом — громам повелеваю.

Конец ознакомительного фрагмента.