Наследие Белого конвоя

Владимир Кремин, 2023

Версия романа с элементами мистической фантазии, погружает в историю России периода Гражданской войны. Жестокие испытания, выпавшие на долю главного героя, не дают возможности выполнить возложенную на него миссию. Однако, ему удается сокрыть бесценные образцы наград колчаковской армии, за которыми ведется большая охота. Доверяя мистической силе старого Сибирского шамана, он завещает «тайные знания» своей еще не родившейся дочери, имя которой Варвара.

Глава пятая

Софья и солдат

Все в кирпичных кружевах, здание железнодорожного вокзала было маленьким, двухэтажным и беленым снаружи. Со стороны станционных путей, перед ним имелся навес на фигурных, видимо чугунных, столбах. Пассажирские поезда проходили под ним и люди в непогоду не мокли от дождя, ожидая прибытие поезда. Внутри вокзал разделялся на три части: зал кассовый, зал ожидания, с массивными дубовыми диванами, на их высоких спинках были вырезаны буквы «МПС» и ресторан. Ближе к двери на перрон, висел изрядных размеров колокол, в который обязательно звонил дежурный, выходя встречать пассажирский поезд. Перед вокзалом со стороны города — площадь со сквером, фонтаном и множеством кустов сирени. В центре чаши фонтана, лежа на камнях, дремала высеченная из камня олениха, а над ней в настороженной позе стоял такой же олень с ветвистыми рогами. Вокзал и площадь отделялись от города шеренгой мощных тополей, посаженных видимо еще в прошлом веке.

В периоды лихолетий, наверное, все города, а в особенности их вокзалы, выглядят одинаково; хмурые, хоть и беленые, но потухшие блики стен, чем-то схожи с обеспокоенными взглядами суетливо бегущих мимо прохожих, горожан и приезжих. Белая армия откатила на восток, оставив после себя развал и хаос войны, какой воцаряется при любом поспешном выводе войск, отступлении или бегстве. Поражение, которое потерпел Колчак на Урале отбросило его отступающие армии в глубину Сибири. И Тюмень, куда с трудом добралась Софья, встречала ее нахлобучено и равнодушно. Что ждало ее там, в далеком Петрограде, куда она стремилась добраться, преодолевая голод и бессонницу последних беспокойных дней, она пока не знала. Но то было где-то далеко, не здесь и потому оценивалось и ощущалось иначе, с долей благой надежды, способной позволить думать о тяготах военного времени, иначе. Газеты пестрили заголовками: «При наступлении на Петроград был разгромлен Юденич», под жесткими ударами Красной армии на юг отступали Белые части деникинских войск. Народ был настроен по-пролетарски и даже Софья, по-своему равнодушная к войне, но не безразличная к страданиям людей, как никогда чувствовала настроение народных масс. Ей даже пришел на ум отрывок из недавно печатавшегося в газетах, стихотворения Советского поэта нового времени, Владимира Маяковского: «…Мы голодные, мы нищие!.. С Лениным в башке, с наганом в руке!..»

По старинной аллее их высоких тополей, в обе стороны, скользя по снегу, проносились санные повозки и кибитки, запряженные лошадьми, от которых клубами валил пар, и они казались Софье теми же паровозами, только маленькими и живыми. Мимо, с песней, прошагали сроем солдаты, держа за плечами винтовки выставившие свои острые жала штыков в самое небо. Софья прижалась к толстым тополям и пропустила колонну вперед. В Москве и Петрограде голодно: «Пусть ни один спекулянт не появляется в городе!» — гласил висевший у здания напротив плакат. И ей стало одиноко и страшно от того, что здесь ее никто не ждал, и новое, пришедшее с пролетарскими идеями и чаяниями время, в ней совсем не нуждается, а живет само по себе, глядя лишь в грядущее Коммунистическое будущее, которое предстоит еще построить и только тогда в нем жить…

И как же быть ей, когда нет ни гроша за душой, и лишь памятные драгоценности прошлого согревают сердце. А ведь с ними наверняка придется расстаться. Где она сможет продать дорогие вещи, когда за это могут арестовать и посадить в тюрьму, а может и того хуже… Но без денег не продают билеты и на поезд трудно будет попасть. Такую добрую, отзывчивую, хоть и крикливую старушку, которую она даже полюбила, наверное больше не встретить и придется решать самой; кому доверять, а кого сторониться. В чужом городе и люди, и стены были чужими, да и сама она, больше доверяла Белому движению, которому верой, и правдой служил ее любимый Николай. С грустью и болью в сердце вспомнив о нем, она остановилась; ей вдруг расхотелось куда-либо идти, понапрасну тратить силы, бесцельно бродя окрест вокзала, откуда громко доносились отрывистые гудки паровозов, должно быть зовущие ее в новую, непонятную еще жизнь…

В павильоне из двух касс, со всех сторон одержимо штурмуемых людьми желавшими уехать, билеты не продавались, их попросту не было в том, необходимом количестве, а сверх норм продажа была запрещена. В здании вокзала людно и шумно…

Хаотично тычась по углам, Софье удалось наконец-то найти место на крайнем, массивном дубовом диване и прижавшись к нему спиной, расслабив гудевшие, усталые ноги, немного отдохнуть. Одолевала сонливость, но спать было нельзя, она слышала от людей, что возможно к вечеру или раньше подадут Московский и тогда у нее появится совсем малая, крохотная возможность попытаться любым, пусть даже невероятным, способом проникнуть на поезд. Она все же лелеяла слабую, но надежду; за предложение дорогого кольца уговорить одного из многих контролеров или может быть даже конвоиров, следящих за порядком, пропустить ее на посадку. Пусть это не безопасно; ее могут задержать и навсегда лишить возможности увидеть Петроград, но Софья надеялась ее поймут правильно, хотя огромный риск был, а выбора нет… И что же делать, когда его нет?.. Помощи ждать не от кого, а упущенная возможность может надолго лишить ее желанной встречи. Вопрос не стоял; она в любом случае пойдет на риск, оставалось лишь дождаться момента и начать действовать. После штурма Тобольской пристани, ей было с кого брать пример и учиться преодолевать преграды любой ценой…

Не прошло и полутора часов напряженного ожидания, как раздался тревожный звон колокола. Софья вздрогнула. Дежурный по вокзалу извещал о прибытии поезда. Откуда и куда он следовал можно было узнать лишь на перроне, у людей, которые лучше любого справочного бюро знали ответ. Под навесом толчея, у самой кромки первого пути, скопился народ. Серая, очень подвижная масса людей, тянула головы вправо. Именно оттуда, окутанный клубами белого пара, черной громадиной, подобно туче, наползал паровоз. Пар метнулся под крышу, расползся по перрону, временно поглощая суету. За ним, пестрой змейкой тянулись вагоны; один за другим, всего их было восемь. В последний раз пыхнув паром, паровоз протянул вперед еще с десяток метров и замер. Народ заголосил, пришел в движение… Однако, у каждого входа в вагоны встал конвойный, успокаивая своим воинствующим видом взволнованных пассажиров. Места в вагонах наверняка не предусматривались; главное было войти, остальное утрясалось и, укачивалось в пути.

Софья растерянно стояла в стороне, боясь даже подумать о возможности решительно ринуться в толпу и подобно той, ретивой старушке, проторить себе дорогу. Как же возможно было в такой ситуации с кем-либо договориться? Она спешно достала материно колечко из кармана и, боясь случайно обронить, надела его на безымянный палец; оно оказалось большим, быстро перекинула на средний — подошло. Три последних вагона, были предназначены только для военных и раненых, которых стали подносить на носилках откуда-то со стороны прилегавшего к вокзалу здания. Софья, то и дело сторонясь, невольно оказалось рядом с одним из таких вагонов. Она с растерянностью смотрела на раненых и покалеченных войной людей. Ей стало страшно видеть, как в окровавленных повязках, стонущие, страдающие и ждущие помощи люди, мужественно терпели дорожные неудобства.

— Посторонись, девка, чего встала! — услышала она за спиной и тут же кто-то просто отстранил ее в сторону, не дожидаясь ее выбора. Погрузка затягивалась разного рода трудностями и у входа, в ожидании посадки, столпились солдаты держащие в руках носилки. Раненые, способные передвигаться сами, шли на посадку через двери с другого конца санитарного вагона.

— Эй, подойди сюда! — услышала она со стороны, испуганно глядя на обратившегося к ней солдата. — Не пугайся, подойди! — настаивал усатый солдат, улыбаясь. Софья растерянно приблизилась.

— Держи носилки!.. Держи давай, не тяжелые они!.. — девушка в недоумении и суете подхватила носилки. — Вот так пропустят. Мне, дочка, не в тыл, а на фронт нужно. К своим я, не в пору мне медбратом тут быть, — и, сняв с рукава марлевую повязку, с нашитым на ней красным крестом, быстро повязал ее на руку Софье. Опешившая, ново испеченная «санитарка», не успев как следует возразить, даже не заметила, как солдат исчез и искать его глазами уже не имело никакого смысла. Человек спереди потянул носилки и Софье пришлось напрячься, чтобы вместе с раненым, как штатной единице, оказаться в вагоне.

— Давай, сестренка, помогу! — чьи-то сильные руки вовремя подхватили носилки и ее тоже, одна она бы не управилась.

С одной стороны, подвернувшийся случай все же давал ей возможность проникнуть в вагон, следовавший до Москвы, а с другой пугал ответственностью за пусть неумышленный, но обман, который мог легко вскрыться и, по законам военного времени, обернуться для нее плачевно. Однако, даже подумать об этом времени не представилось и она ненароком поддалась воле случая.

Так, до нелепого неожиданно, Софья попала на Московский поезд в качестве санитарки. Боясь хоть на миг отойти от раненого, к которому ее словно бы привязали, она смирилась с участью: «Только бы поскорее добраться до столицы и вновь раствориться в толпе!.. Только бы больному не стало хуже!.. Только бы не обнаружить себя!.. — молила она. — За такое могут высадить где-нибудь на попутной станции или даже арестовать; тогда все пропало!..»

Солдат, помогавший Софье при посадке, стоя неподалеку в проходе, то и дело поглядывал на нее, и она долго не могла понять; по случаю или с интересом. Ей до него не было никакого дела, однако она все чаще ощущала на себе его любопытный взгляд. Он был молод, высокого роста, аккуратного, сильного телосложения и даже не ранен: «От чего же тогда он не рвется на фронт, как другие, а едет с больными в тыл, наверняка в Москву?..» — размышляла Софья, будучи благодарной ему за помощь. На одной из остановок, состав дернуло и пробудившись, раненый солдат, что лежал на носилках, попросил пить. Софья заволновалась; воды у нее не было. И опять ей помог солдат, стоявший в проходе. Он протиснулся ближе и, протянув фляжку с водой, под явным предлогом расположился рядом.

— Вы можете мне довериться, я помогу если будет необходимость. А флягу держите у себя, вам нужнее. Нам все равно сходить вместе, военный госпиталь в Москве и все раненые направляются туда. Меня Игорем зовут, а Вас?.. — ненавязчиво и спокойно говорил случайно появившийся помощник.

— Софья… — настороженно и коротко ответила «санитарка», — спасибо за воду, я бы одна не справилась.

— А вы Москвичка? — выдержав паузу и видимо решив продолжить общение, спросил Игорь.

Софья немного смутилась, ей не особенно хотелось вести разговор, прежде всего из соображений безопасности, нежели по-человечески. Она боялась оказаться аферисткой, разоблаченной на глазах у раненых бойцов, пусть даже Красной армии, хотя сейчас этот существенный, казалось бы, факт, перестал для нее иметь какое-либо значение.

— Нет, я из Петрограда, — просто и уверенно ответила Софья, пристраивая флягу воды рядом с раненым и совершенно забыв о дорогом кольце, совсем не сообразно обстановке, красовавшемся на тонком пальце «санитарки». Солдат пристально посмотрел на кольцо и еще раз на Софью. Чувствуя неудобство, она мгновенно убрала руку в карман.

— Удивительное совпадение! Я ведь тоже из Петербурга! Ой, вернее уже из Петрограда. Но мой родной город всегда останется для меня иным, таким, каким я помню его с детства. Правда сейчас он сильно изменился. Вернее сказать, его изменили, революция изменила… — Игорь хотел словно что-то добавить, но промолчал.

Софья внимательно посмотрела на солдата; ей отчего-то нравились его рассуждения и открытый взгляд, нравы не совсем грубого солдата, и вовсе не военного человека, но задавать лишние вопросы совсем не хотелось. Их случайно возникшая беседа и без того вынуждала ее быть настороже. А тут еще это кольцо, оно явно насторожило собеседника и поэтому Софья, как только улучила удобный момент, сразу его сняла, сунув во внутренний карман пальто. Игорь этого не заметил. Спустя время его отозвал сослуживец и они оба надолго ушли.

Ночью почти не спалось; поезд то и дело мотало по стрелочным переводам и переездам; состав останавливался, потом шел в обратную сторону и казалось, этому не будет конца. Видимо проехали крупную станцию, а какую Софья не знала, да это было и не важно: до Москвы все одно еще далеко… Лишь утром, под ровный, монотонный стук колес, появилась возможность погрузиться в сон, пусть тревожный и чуткий, но необходимый. Однако благостное забытье продлилось совсем недолго. Разбудила очередная стоянка и до Софьи долетело волнительное известие, что к вечеру будет Казань и на станции снимут раненых бойцов, большей частью лежачих. Взглянув еще раз на прикрепленного за ней больного, она поняла, что ее это может коснуться в первую очередь. Сходить с поезда совсем не хотелось, но решала здесь не она и поэтому нужно было что-то предпринять еще до остановки в Казани.

До сих пор ей, каким-то образом, всегда помогал счастливый случай, происходивший с ней словно бы по незримому вмешательству благосклонной судьбы, именно тогда, когда она в этом очень нуждалась. Кто помогал, кто подталкивал, подводил ее к нужному месту и моменту, она не знала, но верила в неотвратимость провидения, которое, наверное, таким образом себя и проявляет. Однако на этот раз все было спокойно, и даже ее новый знакомый отчего-то всю ночь не появлялся. Конечно же у этих военных всегда свои дела, рассуждала сосредоточенно Софья, но сейчас она чувствовала себя так, что наверняка могла бы обратиться к нему за советом и поддержкой.

И опять странности не замедлили проявить себя; не успела она подумать об Игоре, как в проходе появился тот самый солдат из Петрограда и, уловив по ходу ее взгляд, даже немного улыбнулся. Софья смутилась, что все это могло значить?.. Она напряглась с волнением ожидая предстоящего разговора.

— А вот и я!.. — каким-то удивительным образом, можно сказать шустро, пристроившись рядом с уже знакомой ему «санитаркой», солдат достал из кармана свернутый из бумаги, серый кулек. — Это Вам!.. Честно сказать, больше ничего не нашел… И здесь голод, но думаю в Столице будет попроще…

Ничего не ответив, Софья приняла маленький сверток и развернула. Там были обычные сухари, но они удивительно вкусно пахли и изголодавшаяся за два дня пути «санитарка», положив сухарик в рот с невысказанной благодарностью посмотрела в глаза солдату. Он воссиял в ответ и вновь улыбнулся.

— Вам нравится?..

— Очень, очень вкусно!.. Спасибо! Где же вы их взяли или может это из ваших запасов?..

— Была остановка… А это так, разведка боем… Простите меня за отлучку. Думаю, до Казани остановок не будет, разве что в Арске ненадолго, так что у Вас есть время рассказать мне о себе, ну или мне, Вам обо мне… — Софья улыбнулась забавному каламбуру, продолжая грызть сухарики.

— Ну чтобы Вас не отвлекать, расскажу пока о себе, — встрепенулся было Игорь, но не успел продолжить. Басовито и простуженно вмешался голос соседа:

— Ты его, дочка, не слушай, он тебе наговорит, небось бабу то только издали и видал. Ишь, вон как стелет, с сухарей начал, а закончит знамо чем!.. — несколько сидевших рядом солдат хором рассмеялись шутливому замечанию бывалого, пожилого бойца.

Но Софье вовсе не было смешно, озабоченная больше размышлениями о предстоящей стоянке, нежели до глубины продуманной сутью сказанной шутки, она с серьезным видом обратилась к Игорю.

— У меня к Вам будет небольшая просьба. Только, только я не знаю… — Софья замешкалась и не смогла законченно выразить терзавшую ее мысль.

— Что случилось? Вы чем-то озабочены? — придав серьезность лицу, мгновенно спросил Игорь. — Я сделаю все, что в моих силах. Говорите и не обращайте внимания на солдатские шутки, здесь все мастера их отпускать, особенно когда рядом дама, тут им только дай высказаться. Ничего, скоро угомонятся… — Игорь замолчал и все внимание сосредоточил на просьбе девушки.

— Дело в том, — неуверенно принялась объяснять Софья, — что при посадке, какой-то солдат попросил меня лишь подержать носилки, а сам, нацепив на мой рукав эту повязку, враз исчез и не вернулся. Так я оказалась здесь, в вагоне, — объясняла она смущенно. — Мне хотелось доехать на этом поезде до Москвы, но я не думала, что так сложится. А теперь не знаю, что делать?..

— Ну, во-первых, надо успокоиться, — ровным голосом, словно ничего не случилось, ответил Игорь.

— Как же я могу оставаться спокойной, если меня в любой момент могут снять с поезда и это еще не самое худшее, — переходя на шепот, не желая быть услышанной еще кем-нибудь, продолжала осторожничать Софья.

— Скажите, кто-нибудь, за время моего отсутствия, с вами общался?

Столь неожиданный вопрос хоть немного и обескуражил Софью, но она отчего-то доверилась Игорю и вовсе не пыталась что-либо утаивать.

— Нет, я просто спала…

— Вот и хорошо! А едете Вы в Москву или все же в Петроград?

— Вообще-то к тете, в Петроград. — Софью продолжали удивлять вопросы Игоря, однако, не оставив себе иного выбора, она отвечала на них правдиво.

— Ну, если быть предельно откровенным, то масса народа именно сейчас вовсе не стремится в город на Неве, а напротив, бежит из него; там насилие, бандитизм, голод и разруха. Жители разбегаются буквально во все стороны. Вы очень рискуете, Софья, и я бы не советовал вам сейчас туда ехать. Вы что-нибудь знаете о своей тете? Когда вы в последний раз виделись или получали от нее весточки? Я уверен, это было еще до революции. А ведь после всех, грянувших позже событий, неразберихи и перемен, многое в ее жизни могло поменяться, не так ли?..

— Да, Вы правы, последнее письмо было еще летом семнадцатого, после смерти мамы; ее сестра глубоко соболезновала мне и звала переехать жить к ней.

— Ну вот видите; сейчас это уже не Петербург, а Петроград и настроения в городе далеко не располагают вашему появлению. Я бы советовал вам остановиться в Москве, тем более что у меня для вас есть маленькое поручение. Но об этом позже… А вот теперь, Софья, слушайте меня внимательно, — Игорь наклонился ближе и стал говорить полушепотом. Ничуть не отпрянув, девушка внимательно слушала.

— Вы сейчас подниметесь с места, пройдете в тамбур вагона и станете молчаливо ждать первой станции. Как только поезд остановится, вы сойдете с него.

— Как сойду?.. — не вытерпела Софья, взволнованно глядя на Игоря.

— Не волнуйтесь, я буду Вас там встречать. И не снимайте повязку с рукава, остальное моя забота. Вы только обещайте мне, что непременно сойдете.

Софья удивленно посмотрела на солдата и в знак согласия кивнула головой.

— Скоро будет Арск или даже Казань, я точно не знаю. Запомните! Сходить на первой же стоянке — это важно!.. А сейчас идите, я за вас подежурю.

Софья поднялась, и с трудом протискиваясь вперед, направилась к тамбуру. Понуро стоявшие вдоль прохода солдаты и раненные, не задавая лишних вопросов, безропотно пропускали медработника вперед. Игорь тут же занял ее место и, достав из внутреннего кармана шинели сложенный вчетверо лист бумаги, сделал какие-то записи. После чего, сложил его и, сунув обратно, стал ждать.

Вскоре поезд сбавил ход и отрывисто прогудел, потом еще два раза и наконец пополз совсем медленно. Среди плотно стиснутой публики тамбура, где кашляли и курили, Софье было трудно дожидаться остановки, но пришлось смириться. Пошли разговоры о подъезде к Казани.

— Здесь надолго, если совсем не отцепят, — бросил кто-то из стоявших у дверей.

Софья забеспокоилась, пытаясь пройти к выходу.

— Стой смирно, девка!.. Пропустят как встанем. Солдатам за кипятком край… Хоть его похлебать до Москвы и то радость…

Остановились, стали выходить. И Софья за теми, кто за кипятком: «Только бы поскорее, побыстрей выйти из душного вагона!.. Только бы Игорь ждал ее там!.. А если нет?» — И уже не важно было знать Софье, что она станет делать дальше в Казани, сойдя с поезда на полпути. Важно забыть волнение, снять с рукава повязку санитара, и стать наконец свободной гражданкой. Поскорее раствориться, исчезнуть в людской толпе, скинув с плеч не только тяжкое бремя причастности к болям и страданиям причиненным людям войной, но также личные опасения, не покидавшие ее в течении всей тревожной ночи.

Игорь спокойно протянул руку, помог сойти с подножки и спокойно отвел в сторону от толпы.

— А как же я?.. А что теперь?.. — глубоко вздохнув, попыталась прояснить обстановку Софья, норовя хоть что-то разгадать в уверенном взгляде Игоря, который достал из кармана свернутый вчетверо лист бумаги и протянул его со словами:

— Вот это письмо передайте моей маме в Москве, там есть адрес. Она будет очень рада и поможет вам определиться с поездкой в Петроград. Не стремитесь попасть к тете именно сейчас, помните, о чем мы говорили — это небезопасно. Надеюсь, мы когда-нибудь встретимся на набережной Невы, и я покажу Вам совсем другой город. Вы согласны, Софья?..

— Хорошо, я сделаю как Вы просите. Спасибо Вам, Игорь, только как же я, — в растерянности Софья не успела договорить.

— Сейчас надо спешить!.. Идите за мной, а повязку санитара снимете только в Москве. Если что, ссылайтесь на соседний вагон. Я буду там… На этом мы расстаемся, был очень рад нашему знакомству. И еще, — Игорь улыбнулся, прощаясь, — в пути кольцо может навредить; вызывает нездоровый интерес… — Софья настороженно кивнула и пошла следом.

Расталкивая толпившийся у гражданского вагона люд, Игорь быстро оказался у входа. Софья не слышала, о чем разговаривал с охраной ее знакомый, но их быстро пропустили внутрь. Ей оставалось лишь добраться до Столицы, о большем думать не хотелось. Она была безмерно благодарна новому проявлению доброй воли, явившей себя на этот раз в образе интересного, но странного солдата, меняя ее судьбу и балуя не только удачей, но и вкусными сухариками. Доедая в дороге хрустящие корочки, Софья с грустными и влажными глазами, всю ночь напролет, думала о Николае, только с ним желая делиться случайными удачами и радостями.