Четвертый лишний

Владимир Колычев, 2021

Четырем старым школьным друзьям пришло сообщение, что всех их приговорили к смерти. Действительно, вскоре трое из них, один за другим, погибли от рук неизвестного убийцы. Оставшийся в живых Трофим Крупилин вспомнил, что в школе они с друзьями издевались над некоторыми одноклассниками. Возможно, кто-то из них таким образом спустя годы мстит за свое унижение? Трофим спешит разыскать обиженных сверстников и находит одноклассницу Таисию. Несмотря на старые обиды, девушка вызывается помочь Крупилину и даже какое-то время скрывает свое истинное отношение к нему…

Глава 4

Деревней Дима называл поселок, в котором жил со своей семьей. Поселок довольно-таки большой, районного значения, отделение полиции там имеется, и уголовный розыск в нем есть, и свои следователи, но Трофимом занялся межрайонный следственный комитет. На допрос его вызвали поздно вечером. Он с удовольствием переместился из душной камеры в прохладный кабинет. Тарахтел старенький кондиционер, в нем что-то трещало и гремело, но Трофима это не раздражало. Его бесила сама обстановка, в которой он оказался.

Пожилой, усталого вида следователь Волынцов не пытался давить на него, не точил карандаши, не светил настольной лампой в глаза. Начал без всяких предисловий и задавал вопросы до тех пор, пока Трофим не разговорился, дальше следак только слушал, мотая себе на ус.

— Вышел к ограде, никого, повернул к воротам, смотрю, Слава там со своей женой.

— С вашей бывшей женой, — уточнил Волынцов.

— А это имеет какое-то отношение к делу?

Оказывается, следователь даром времени не терял, успел собрать сведения о Трофиме и составить представление о нем. Слава наверняка поделился своими подозрениями на его, Трофима, счет.

— Если только отдаленное. — Следователь зачем-то потрогал родинку на своем носу.

— Это как? — спросил Трофим, хотя намек он понял. Или ему показалось, что понял. Очевидно, по мнению Волынцова, он должен был отомстить Славе за свое унижение отвергнутого мужа, но выбрал долгий обходной путь, сначала убил одного своего друга, затем другого и только потом подобрался к третьему. Глупость какая-то, чушь несусветная, но почему же следователь так серьезно смотрит на него?

— Следующий на очереди у вас Кислицын, я правильно понимаю?

— На очереди у меня?

— А я сказал у вас? — как будто удивился Волынцов.

— Вы озвучили свои мысли, — кивнул Трофим. — И начали с меня.

— А с кого надо было начать?

— С очереди. Кто-то же поставил нас в очередь, о которой вы говорили.

— Говорил. И знаю… Вы в очереди четвертый.

— То есть я создал эту очередь?

— Ваш друг почему-то в этом уверен.

— Значит, он уже не мой друг.

— Да, но умереть он должен как ваш друг. Четыре друга, один в земле, другой в морге, уже известно, кто следующий на очереди.

— Кислицын следующий на очереди. Но вовсе не потому, что он увел у меня жену. Если бы я хотел ему отомстить, я бы с него и начал.

— Тогда бы вы возглавили список подозреваемых.

— Замечательно! Я такой хитрый, я такой коварный… я такой изобретательный, наконец! А Илью Муратова убил так топорно. И в крови испачкался, и к Славе вышел, вместо того чтобы спрятаться…

— Даже самые хитроумные планы рассыпаются из-за незначительных мелочей.

— Значит, орудие убийства я спрятать догадался, а спрятаться сам — нет?

— Ну спрятались бы вы, а дальше? Нашли бы труп, нашли бы и вас.

— Да, но орудие убийства вы не нашли!

— Орудие убийства небольших размеров…

— Орудие убийство исчезло вместе с убийцей, а он ушел какой-то тайной тропой. А я двинулся к воротам, потому что мне скрывать нечего!..

— А очередь?.. Кто создал очередь, в которой погибли уже двое?

— Не знаю.

— Кто отравил Евсюкова? Если его, конечно, отравили, — на всякий случай уточнил следователь.

— Не знаю.

— Кто убил Муратова?

— Не знаю. Но его убил тот же человек, который убил и Евсюкова.

— И создал очередь, — добавил Волынцов.

— То есть я?

— Мне понятен ваш сарказм, Трофим Игоревич. Слишком уж все это неправдоподобно, и очередь, и отравление Евсюкова. Тем более что я звонил в Москву, экспертиза не подтвердила наличие в крови отравляющих веществ. И серьезного мотива, убивать Муратова у вас не было, но факты — вещь упрямая. Они свидетельствуют против вас.

— Я могу объяснить кровь на своей одежде! Я пытался нащупать пульс у Ильи, я склонился над ним… А орудие убийства? Вы нашли орудие убийства? Если я его спрятал неподалеку от тела Муратова, вы не могли его не найти.

— Вы могли его очень хорошо спрятать.

— А собаки? У вас есть кинологическая служба, вы должны были привлечь к делу собак.

— Не переживайте, мы обязательно справимся с этой задачей.

— Может, и найдете… — пожал плечами Трофим. Возможно, убийца вернется на место, чтобы подставить его, и подбросит стилет. — Но моих пальчиков на нем не будет! И не надейтесь!

— Вы их стерли? — спросил Волынцов.

Трофим понял, что взывать к здравому смыслу следователя бесполезно.

— Этот вопрос вы зададите моему адвокату. Он будет завтра утром.

— Вы так договорились?

— Да, мы так договорились, — кивнул Трофим.

Он не врал и действительно звонил знакомому юристу, тот обещал помощь, но не сегодня, а завтра, если вдруг сохранится такая необходимость.

— Значит, вы знали, что до завтра вас не выпустят?

— Как раз напротив, я думал, что до завтра меня выпустят. Иначе бы адвокат был уже сегодня.

— Ну что ж, будем работать с адвокатами, нам не привыкать.

Трофим опустил голову, испытывая безысходность. Чутье подсказывало, что не сегодня завтра в деле появится орудие убийства, и тогда ему точно не отвертеться. Сначала его уволят с работы, затем осудят на долгий срок, на отбывание которого настраиваться нужно уже сейчас. Несколько дней его продержат здесь, а затем отправят в следственный изолятор, вот тогда и начнется настоящий ад для него.

— На сегодня все, — закрывая папку, сказал Волынцов. — Но в заключение один вопрос.

— В заключение? — мрачно усмехнулся Трофим. Именно туда его сейчас и отправляли.

— В заключение… Трофим Игоревич, откуда вы узнали про местное поверье?

— О каком поверье?

— О кладбищенском призраке.

— О Гоголе Николае Васильевиче?.. — совсем невесело сострил Трофим. — Откуда я мог о нем знать?

— Друг ваш покойный Дмитрий Евсюков мог сказать.

— А Кислицыну он на этот счет что-нибудь говорил?

— Не знаю.

— Мне Дима точно ничего не говорил. И не знал я ничего, пока бабки кладбищенские не сказали. Это уже потом, после того как Муратова убили…

— Значит, не знали?

— Но видел! Своими глазами.

— Значит, все-таки знали.

— Призраки порождают не только призраков. Они порождают маньяков. Может, у вас тут кто-то решил стать призраком и убивать по-настоящему.

— Это так же смешно, как ваша очередь за смертью, — поднимаясь со своего места, сказал Волынцов.

— Но ведь очередь существует. Нам звонили…

Следователь зевнул в кулак, устало глядя на Трофима, и с кислым видом покачал головой.

— Завтра, все завтра.

Трофима забрали из одной камеры, а доставили в другую, более основательную и за сплошной железной дверью. Лежаки здесь были с жесткими, латаными-перелатаными настилами из кожзама, и отхожее место с унитазом. Жарко, душно, от сортира нещадно воняло, зато в камере ни одной живой души, ночь Трофим провел исключительно наедине со своими, увы, безрадостными мыслями.

Утром его снова вызвали на допрос к Волынцову.

— Адвокат еще не подъехал, — буркнул Трофим.

Тяжелая голова, жара и урчащий с ужина живот не давали ему покоя всю ночь, заснул он только под утро. И сейчас в камере более-менее прохладно — можно спать, не изнывая от духоты. Лучше в ней находиться, чем в кабинете у следователя.

— Ваш адвокат сбежал, — усмехнулся Волынцов. Сегодня он выглядел намного лучше, чем вчера. И свеж, и бодр, но не весел.

— Это вы о чем? — настороженно глянул на него Трофим.

— Напал вчера ночью на случайного прохожего, который мимо кладбища проходил.

— Кто напал? Кто проходил?

— Случайный прохожий проходил, а человек в цилиндре напал. Четыре легких ножевых ранения, три в руку, одно в ногу.

— Человек в цилиндре?

— И в карнавальной маске… — кивнул Волынцов.

— Кровавые у вас тут карнавалы.

— И плащ старинный был, и цилиндр, и трость с клинком.

— Вы знаете, где я в это время находился.

— Призраки порождают маньяков, кажется, это ваши слова.

— Если это маньяк, то по мою душу, — нахмурился Трофим.

В голову вдруг пришла страшная по своей простоте мысль. Дима ничего не говорил о призраке на местном кладбище, но его убийца, видимо, об этом знал и придумал себе костюм, чтобы наблюдать за похоронами Евсюкова, и по возможности пополнить список своих жертв.

— Он ранил случайного человека, — качнул головой Волынцов.

— Всего лишь ранил. А Муратова убил… И Диму он убил. И Славу должен убить… А как он убьет меня, если я буду в тюрьме?

— Хотите сказать, что «карнавальный» маньяк хочет освободить вас из-под стражи?

— А разве он меня не освободил?

— Да вот думаю… — Следователь с силой сжал пальцами свой подбородок, выражая крайнюю степень озадаченности.

— Кто еще мог напасть на прохожего, если не вчерашний убийца?

— А если это кто-то из ваших друзей устроил этот маскарад?

Трофим думал недолго.

— Вы говорите, была трость с клинком. Клинок вынимали из трости?

Волынцов ничего не сказал, но кивнул и жестом показал, как убийца обнажает свой клинок.

— Ладно, крылатка и цилиндр, такой реквизит есть в каждом уважающем себя театре, а шпага, замаскированная под трость? Где мой друг мог раздобыть такую вещь?

— Возможно, он знал, куда вы спрятали эту вещь, — парировал Волынцев.

— Но вы же сами в это не верите! — не сдавался Трофим. — И сами сказали, что карнавальная маска — это мой адвокат!

— Сказал. В переносном смысле. И этот ваш адвокат сбежал.

— Он-то сбежал, а потерпевший остался.

— Его жизни ничего не угрожает, раны легкие, поверхностные. Тут или кто-то из ваших друзей постарался, или кто-то из ваших врагов…

— Возможно, меня возвращают в очередь… — кивнул Трофим, но свою мысль он закончить не успел, следователь перебил его.

— Очередь, очередь… И все-таки мне кажется, что это слишком сложно. И неправдоподобно.

— А если это кто-то из моих друзей, это не сложно?.. Тем более у меня не осталось друзей. Евсюкова нет, Муратова нет, Кислицын… Это же Кислицын сказал вам, что это я могу ему мстить?

— Да как вам сказать… — замялся Волынцов.

— Какой он мне после этого друг?

— Странная ситуация, вы не находите? Преступник должен делать все, чтобы оставить вас под стражей, а он, напротив, дает понять, что Муратова убили не вы.

— Я же говорю вам, меня возвращают в очередь! В тюрьме до меня не добраться, а на свободе — запросто.

— И все равно я не могу поверить в эту очередь.

— Муратов тоже до конца так и не поверил, поэтому и попер грудью на амбразуру… Хотя, может быть, и поверил… — пожал плечами Трофим. — Он о вечной жизни задумался. Возможно, желал получить доказательства загробной жизни. Вот и получил.

— Я и сам пытаюсь убедить себя в существовании этой странной очереди, но как-то не получается. И вы не очень мне в этом помогли.

— А человек в карнавальной маске?

— Возможно, на кладбище объявился маньяк, решивший материализовать, так сказать, легенду о призраке в плаще и цилиндре. Местные жители знают об этой легенде с детства…

— Значит, Илья Муратов стал случайной жертвой этого маньяка?

— Думаю, да.

— И сегодня ночью маньяк нашел себе случайную жертву?

— Выходит, что так.

— И завтра ночью он кого-нибудь найдет, если вы будете видеть его во мне, а не в ком-то другом! — Трофим неопределенно махнул рукой.

Следователь хотел что-то сказать, но передумал и отправил его обратно в камеру. А через час приехал адвокат, он действовал решительно и энергично, и к обеду Трофима освободили из-под стражи.

Ему повезло, пробок до Москвы не было, к вечеру он был уже на работе, домой вернулся поздно. Вышел из машины, направился к подъезду. Он уже прикладывал электронный ключ к считывателю домофона, когда за спиной появился человек. Трофим собрался повернуться, но под левую лопатку ткнулось что-то твердое, похожее, на ствол пистолета. В отличие от Волынцова Трофим верил в страшную очередь, однако так до конца и не осознал катастрофичность своего положения. Почему-то думал, Евсюкова могли убить, Муратова и Кислицына, но не его. Но ведь враг существовал, он опасен, хитер и коварен, а Трофим ходил без оглядки. Вот убийца врасплох его и застал. То ли ствол пистолета приставил к его спине, то ли клинок. Одно движение, и все. От страха перед смертью у Трофима едва не отнялись ноги. Перед мысленным взором возникла предсмертная гримаса на лице Мурата. Он ведь тоже удивился внезапности, с которой нагрянула на него смерть. Удивился, ужаснулся и умер.

— Что, страшно стало? — дыхнув в шею пивным перегаром, с противным хрипом в голосе спросил Слава.

Дышать стало полегче, но страх не отступил. А если это Кислицын и устроил маскарад на кладбище. Сам он убить Мурата не мог, но вдруг кого-то нанял. Он же позаботился и о том, чтобы вытащить Трофима из тюрьмы, чтобы сейчас убить.

— Ты что здесь делаешь?

— Да вот, в очереди стою, — хмыкнул Слава.

Он все так же стоял за спиной, вжимая в позвоночник что-то твердое. А ведь он запросто мог выстрелить, Трофим это понимал, поэтому не шевелился.

— Спиной к раздаче? — спросил он.

Слава дернулся, резко развернулся. Действительно, убийца мог подкрасться к нему со спины. Повернулся и Трофим. Слава в самом деле держал в руке короткоствольный револьвер, он водил им из стороны в сторону, сканируя пространство перед собой, как будто боялся нападения.

— Здесь камеры, а у тебя ствол, — сказал Трофим.

— Травмат это, не бойся!

— Да нет, это ты боишься.

— Чего?! — Слава резко развернулся к Трофиму, но ствол к животу приставлять не стал.

— Там кто-то сзади, — соврал Трофим.

Слава инстинктивно дернулся, но так и остался на месте, сдержав свой трусливый порыв.

— И сзади, и со всех сторон, а ты ведешь себя как непуганый идиот!.. Или ты ждешь, когда меня грохнут?

— Тогда и начну бояться, — согласился Трофим.

— Поговорить надо!

Трофим открыл дверь и кивком показал наверх, Слава принял приглашение, они прошли к лифту. Консьержка уже спала, зашторив окна в своей каморке.

— Травматом обзавелся? — спросил Трофим, нажимая в лифте кнопку с цифрой «семь».

— Да Ритке когда-то покупал, валялся без дела.

— Думаешь, пригодится?

— Ну, стреляет как настоящий. И глаз выбить можно.

— Мне?.. Это же я Мурата убил, да? — усмехнулся Трофим.

— Ты? — Слава приставил ствол к его животу.

В этот момент лифт остановился, створки раздвинулись.

— Ты сам в это не веришь!

— В тебя поверить легче! — опустив руку с пистолетом, сказал Слава.

Он посторонился, пропуская Трофима. Сам первым из лифта выходить не рискнул, вдруг убийца на лестничной площадке поджидает?

— Легче поверить, что я убийца, чем в маскарад на кладбище? — уточнил Трофим. Он выходил из лифта с опаской. Что, если преступник действительно караулит их у его двери. Он ведь мог убить сначала Славу и сразу же за ним — его. Ситуация бредовая, однако Евсюка и Мурата уже нет в живых.

— Я звонил Волынцову, спрашивал, — кивнул Слава.

— Что еще гнилое про меня сказал? — открывая дверь в квартиру, спросил Трофим.

— Гнилое?! А что я еще мог подумать, когда у тебя кровь на руках была?

Казалось, кровь на руках у Трофима оставалась и сейчас, во всяком случае, имелось такое ощущение.

— А ты бы не испачкался, если бы к Мурату наклоняться стал?

— Зачем к нему наклоняться? — скривился Слава. Он заглянул в одну комнату, в другую, как будто там их мог поджидать убийца.

— Пульс проверить, вдруг живой… Ты же к Диме не наклонялся, — усмехнулся Трофим. — Даже не подумал, что ему нужно сделать искусственное дыхание.

— Я не понял, это что, наезд?

— Да как-то не спокойно с тобой, Слава. Не тот ты друг, с которым можно в разведку.

— А мы с тобой в разведку собираемся? — осматривая кухню, поинтересовался Кислицын.

— Ну ты же не просто так пришел. Страшно тебе одному, со мной хоть немного спокойней.

— Поговорить надо!

— Поговорим, — включая сплит, кивнул Трофим.

— Я беседовал с Волынцовым, он сказал, что тип в плаще и маске реально существует.

— И убивает, кстати.

— И убивает… А какого-то мужика ранил.

— Чтобы я из очереди не выпадал. — Трофим включил чайник.

На стройке сейчас аврал, столько дел, даже перекусить некогда. А он еще отсутствовал почти два дня. И впереди что, неизвестно. Вдруг убьют Славу в его квартире, как он будет оправдываться? Уж лучше тогда пусть убивают сейчас и вместе с ним.

— Волынцов говорил, — кивнул Слава.

— Ты в этой очереди передо мной.

— Да это понятно… Непонятно, что за очередь. Откуда она взялась? За что убивают?

— Вот это правильный вопрос, за что? За что нам такое наказание?

— Да вот все думаю, думаю… Этот, в маске, он же не случайно кого-то там ножом истыкал, он тебя в очередь вернул. Сначала со мной решил разделаться, потом с тобой… Ну, может, сначала с тобой…

— Ну да, у тебя же пистолет, — фыркнул Трофим.

— И у него ствол есть. Возможно, с оптикой.

Слава глянул на окно и попросил закрыть жалюзи, Трофим кивнул, с усмешкой глянув на него. Положение на самом деле серьезное. Судя по всему, их общий враг тщательно готовился к кровавой бойне. Он знал о своих жертвах все, даже кладбищенского призрака взял на вооружение и маскарад подготовил. А ведь он мог прозевать Мурата на кладбище. Его вторая жертва находилась среди людей, так просто к ней не подобраться. Возможно, враг и не собирался убивать Мурата, он всего лишь следил за ним — с надеждой на стечение обстоятельств. Надежда слабая, а экипировка серьезная, одна трость с клинком чего стоит. А ведь стоит! И денег стоит, и времени, но, видимо, у преступника возможности такие же серьезные, как и намерения.

— Может, он Мурата со снайперки собирался хлопнуть! Подкарауливал его! — предположил Слава.

— Может, и так, — не мог не согласиться Трофим.

— Ты хоть понимаешь, во что мы влипли. И как нам оттуда выбираться?

— Это ты у меня спрашиваешь? — усмехнулся Трофим.

— А у кого? — удивленно глянул на него Слава.

— Болезнь изучают, начиная с причины, — сказал Трофим. — Сначала причина, потом лечение.

— Что за причины?

— А ты никого в этой жизни никогда не обижал?

— Кого я обижал? Тебя?!

— Может, и меня… Но я не стал бы убивать Евсюка и Мурата, чтобы насладиться твоей паникой, твоим животным ужасом.

— Какой животный ужас? Что ты несешь?..

— Но кто-то же наслаждается. Наблюдает за тобой, видит, как ты мечешься!

— А почему только за мной? За тобой не наблюдают?

— А ведь ты правильно подумал, что тебе мстят за что-то, — гнул свою линию Трофим. — Но я бы не стал, повторяю, убивать Диму и Илью. Однако кто-то их убил. И этот кто-то реальный человек. Он отравил Евсюка. Чем-то угостил или просто что-то подложил, например, в машину, в воду мог что-нибудь подмешать.

— А мог и угостить, — Слава всей пятерней поскреб затылок. — На глазах у Мурата. Но Мурат-то ничего уже не скажет…

— А я пока что еще жив, и я видел человека в плаще и цилиндре.

— Он был в маске?

— Я даже не разглядел, что на нем была маска. Или не было. Он находился слишком далеко, но я его видел. Значит, он реально существует и убивает.

— За что?

— За какие-то старые обиды. И мстят не только тебе, мстят всем нам.

— И за что мстят всем нам?

— А кто Ленку Малинину затравил?

Трофим понимал всю серьезность ситуации, но в то, что мстят за старые обиды, верил с трудом. Увлеченный разговором, он не замечал кипящий чайник.

— При чем здесь Малинина?

— А про телефонную очередь, забыл? Тебе это ничто не напоминает?

— Телефонная очередь?! Ленка?! — Слава так приставил палец к своему виску, как будто собирался застрелиться. — Да нет, это не серьезно!

— Но кто-то же поставил нас в очередь. Димы нет! Ильи нет!..

— Малинина, говоришь?.. Что ты о ней знаешь?

Слава смотрел на Трофима так, будто собирался схватить его за грудки.

— А что я о ней знаю? Она из твоего класса… Со мной Тая Козьмина училась.

— Козьмина? — Слава щелкнул пальцами перед своим носом, призывая на помощь память.

— Четыре стадии умственной отсталости.

— А-а, да-да! — улыбнулся он.

— Тебе весело? — с осуждением глянул на него Трофим.

— Да нет, просто вспомнил…

— Не ты один вспомнил!.. Только тебе весело, а кому-то… кто-то убить тебя за это хочет. Нас убить!

— Кто, Козьмина?

— А если Робик Аврамов?

— Скрипач?

— Флейтист!.. Что ты ему вместо мундштука вставил? И дуть заставил!..

— И что?

— Да ничего, пацана в школе затравили. Тебе человека унизить за радость!

— Да я и тебя унизить хотел, — ухмыльнулся Слава. — И унизил!

Он ждал удара и следил за руками, чтобы не пропустить прямой в челюсть, но Трофим и не собирался его бить. Глупо устраивать драку в своей квартире, Слава же не унимался.

— Я ведь ржу, аки конь, когда трахаю Алку!..

Конец ознакомительного фрагмента.