Мертвая бухта

Владимир Колычев, 2020

Уволившись из армии, Игорь Крымов едет в родную станицу на берегу Черного моря. Приятная компания, солнце и пляж обещают отличный отдых. Однако Игорь получил совсем не то, что ожидал. Он становится свидетелем необъяснимых и страшных явлений. Сначала призрак незнакомой женщины «не пускает» его на пляж. Потом рядом с местным кладбищем возникает фантом недавно умершего мужчины. По словам соседей, это были муж и жена, разлученные страшной трагедией. Крымов решает выяснить подробности и узнает историю, в которой на месте привидений оказываются вполне реальные люди, втянутые в беспощадную войну за место под солнцем…

Глава 2

Шторы были задвинуты плотно, и все же луч солнца прорезал их на стыке и защекотал мне ресницы, заставляя открыть глаза.

Лика сладко спала, свернувшись калачиком, но время уже пришло, пора вставать — и на море. Пока полуденная жара не навалилась.

— Подъем! — сказал я, сунув ноги в тапочки.

— Ну не надо, — пробормотала она, набрасывая на голову подушку.

Я усмехнулся, вспомнив нашу первую ночь. Мы работали в одной компании, но в разных офисах, сошлись на корпоративе, познакомились, уехали ко мне домой. Там она тоже говорила: «Ну, не надо», но неизбежность остановить не смогла. И сейчас ей никуда не деться, поднимется как миленькая.

Я раздвинул шторы и отправился в ванную, побрился, почистил зубы. А когда вернулся в спальню, Лика все еще валялась в постели, накрыв голову подушкой.

— Море зовет! — сказал я, взяв с трюмо тюбик с кремом после бритья.

— Холодное море, — пробубнила она.

— Я кипятильник возьму. И розетку.

— Как нагреется, позовешь, а я пока здесь побуду.

Я нанес крем на лицо, размазал его, пошлепал по щекам.

— Игорь! — Судя по звучанию голоса, Лика уже окончательно проснулась.

Я повернул к ней голову. Она сидела на кровати, опираясь на правую руку, а левой гладила себя по волосам, с открытым ртом глядя на меня. Смотрела так, как будто у меня рога на голове выросли.

— Что такое? — улыбнулся весело я, но в душе уже звучал тревожный звоночек.

Лика кивком показала на трюмо, я повернул голову, глянул на себя в зеркало и оторопел. Волосы мои уже года два как посеребрились, а сейчас они стали белыми, как будто голову снегом припорошило.

— Не понял?

На самом деле я все понял, просто не хотел принимать неизбежность как данность. Не хотел быть седым стариком. Потому и смотрел на Лику с возмущением: вдруг она подшутила надо мной и ночью, пока я спал, выкрасила мне голову.

— Это из-за кладбища! — сказала она, потрясенно глядя на меня.

— Думаешь?

Версия с краской не выдерживала никакой критики. Увы, мне приходилось согласиться с Ликой.

— А не надо было возвращаться!

Я кивнул, вспоминая, как собирался вызвать покойника на разговор. Пока дошел до кладбища, поседел.

— Как думаешь, краска возьмет? — дрогнувшим от волнения голосом спросил я.

— Зачем краска? Тебе идет… Нет, правда идет… Благородное серебро мужчинам идет… Вот когда желтеть начнешь… — Лика запнулась. То ли не знала, что делать с желтизной в белой седине, то ли не видела себя рядом со мной, когда это случится.

Она сходила в ванную, вернулась, а я все стоял у зеркала, взглядом гипнотизируя свою седину. Вдруг закодирую волосы, и она исчезнет.

— На море идем?

— Старый я уже по горам лазить, — улыбнулся я, давая понять, что шучу.

— Палочку возьмем. А можно и на городской пляж, — невесело проговорила Лика.

До поселка километра три, еще столько же до пляжа, не так уж и далеко, но мне хотелось уединения, да и Лике нравилось загорать топлес.

— Будешь сачковать, значок альпиниста не получишь! — решительно сказал я, отрываясь от зеркала.

После завтрака мы отправились в путь. Солнце весело улыбалось нам, обещая жаркую баню, кладбище встречало нас птичьим перезвоном. Самих птиц видно не было, и я, подумав, что это души покойных переговариваются между собой, с тоской провел рукой по волосам. Не совсем еще старый, а в детство уже впадаю, седину в голову на этом заработал.

— Говорят, что на кладбищах оглядываться нельзя, — сказал я, вспомнив о глупом суеверии.

— Только вперед? — останавливаясь, спросила Лика.

— Ну, не назад же.

— А если влево?.. Куда эта тропинка ведет?

— А здесь все дороги ведут к морю, — пожал я плечами.

Я примерно представлял, куда мы выйдем, если пойдем этим путем, но никогда еще не проделывал его на своих двоих. Там ведь не только кладбище, какое-то время придется продираться через дикорастущий кустарник, где запросто можно напороться на гадюку.

— Может, там спуск хороший? — спросила Лика. И, не дожидаясь ответа, пошла по тропинке, которую для себя открыла.

Не хотел я идти за ней, но и отговаривать не стал, а то обзовет еще старым занудой. Тем более что далеко ей не уйти. Наверняка упрется в забор, через который нужно будет перелезать, а зачем ей это нужно?

Но первым уперся в преграду я. Проходил мимо памятников, обнесенных оградкой, скользнул взглядом по одному из них и застыл как вкопанный. С него на меня смотрел тот самый покойник, которого мы видели вчера ночью. Мужчина был выгравирован на черном мраморе во весь рост. Сальников Семен Данилович. Рожденный в шестьдесят седьмом году и умерший в прошлом.

Памятник дорогой, но без вычурных излишеств со скорбящими ангелами и церковными куполами. Дорогой мрамор под навесом, роскошная гравировка, скамейка и стол, железная оградка с коваными узорами на ней. И свежие живые гвоздики в тяжелой керамической вазе. И еще возле одного памятника стоял другой, такой же формы, но без фотографий, надписей и прочих эпитафий. Возможно, жена Сальникова приготовила себе место рядом с мужем.

А места в районе могилы хватило бы на несколько захоронений: оградка охватывала довольно приличную площадь, примыкавшую к самому забору, сразу за которым находился жилой дом.

Впрочем, соседи сейчас интересовали меня меньше, чем Лика. А она уже возвращалась ко мне с кислым видом.

— Там забор, не пройти… А ты чего стоишь?

— Да вот, о краске для волос думаю, — ответил я, глядя на нее.

Возможно, после увиденного мои волосы окончательно поседели. Но краска могла понадобиться не столько мне, сколько Лике. Вот разглядит сейчас, кто изображен на памятнике, и волосы ее станут совсем белыми. Бывают же пепельные блондинки, а она станет седой.

Лика глянула на памятник, но человека на нем не узнала. Скорее всего, вчера была невнимательной. Темно было, а луч фонаря такой слабый… Возможно, я и сам не разглядел покойника, а сегодня принял за него первого встречного. Бывают скачки напряжения, а со мной случился перепад восприятия. Как это случилось вчера, на пляже, когда я увидел женщину в белом с эффектом кратного увеличения. Может, это старческая деменция стучится ко мне в дверь?

— Да не надо, нормально все, — сказала Лика, снимая с меня кепку.

— Пойдем?

Мы вернулись к нашему спуску, я размотал страховочную «динамику». Лика с сомнением посмотрела на меня:

— Может, давай на городское кладбище?

— Тебе мало поселкового? — кивком показал я на ближайшую от нас могилу.

— Достал ты меня со своим кладбищем, уже заговариваться начала. Давай на городской пляж!

Честно говоря, мне и самому не хотелось спускаться вниз.

— Может, лучше водки?

Это вопрос задала моя душа, я всего лишь его озвучил.

— Уговорил, — легко согласилась Лика.

На пляж в этот день мы так и не пошли. И на кладбище ночью тоже. Даже страшилками не стали друг друга пугать.

Утром проснулись поздно, зато с твердым намерением отправиться на пляж.

— Это даже хорошо, что покойники могут оживать по ночам, — заметила Лика. — Хоть какая-то жизнь после смерти.

Я кивнул, соглашаясь с ней. Живой человек днем бодрствует, а ночью спит, у покойника все ровно наоборот, но вечно. А вечность тоже нужно обустраивать. Неплохо было бы сохранить этот дом за собой после смерти, будет где по ночам время проводить, а не шляться неприкаянно по кладбищу, как некоторые.

Но для того, чтобы я мог приходить к себе домой по ночам, похоронить меня должны были на поселковом кладбище. Может, уже пора присмотреть себе место, пока еще не все занято? Об этом я и думал, когда шел через погост. Страх меня за душу не держал, но голова была забита всякой ересью. Может, потому меня и тряхнуло изнутри, когда я увидел уже знакомую женщину в белом.

Она шла мне навстречу неторопливо, походка необычайно легкая, казалось, женщина плывет над землей. Но именно так и должны передвигаться покойники. Это ночью они могут подниматься из могил, а днем на поверхность выходят их оболочки — бестелесные и бескровные. Лицо у женщины бледное, в глазах все то же черно-белое небо. Все та же белая косынка, красивый льняной сарафан с подолом до самых пят.

Я резко застопорил ход, Лика зевнула и, врезавшись мне в спину, возмущенно спросила:

— Ты чего?!

А я совсем остановился, молча и потрясенно глядя на женщину, которая уже почти поравнялась со мной. И походка у нее легкая, и шаг бесшумный. Как у покойницы. И взгляд неживой, хотя она смотрела на меня осмысленно. И равнодушно.

Она прошла мимо, не оглядываясь, запахло духами, в которых я уловил запах ладана.

— Чего ты? — повторила Лика, провожая женщину взглядом.

— Это ее могилу я хотел найти, — шепнул я.

Женщина в белом шла от камня, на котором я ее видел позавчера. Или от самой Мертвой бухты, которую покойники, видимо, считали своей собственностью.

— Ну хватит! — Лика возмущенно ущипнула меня за руку.

— Да нет, это не шутка, — мотнул я головой.

— Задолбал!

Она повела рукой в сторону бухты, как будто собиралась идти дальше, но при этом продолжала смотреть на женщину.

— Я ее позавчера здесь видел. Подумал, что не живая.

— Если не живая, значит, мертвая? — заинтригованно спросила Лика.

— Ну, не знаю.

— Может, она горем убитая?

— И в белом?

— Куда это она?

Женщина приближалась к воротам, я думал, она в них и растает, как облачко на ветру, но нет, видение свернуло вправо, прошло немного и остановилось возле того самого памятника, из-за которого водка убила наш вчерашний день. Открыла калитку, подошла к памятнику и села на скамейку под навесом. Ее голова исчезла из виду. А может быть, она провалилась сквозь землю.

— Кажется, ты нашел ее могилу, — прошептала Лика.

— Думаешь, она?

— И вчера эта женщина к мужу приходила, — кивнула Лика. — Гвоздики совсем свежие были.

— И позавчера.

— А это уже не наше дело! — Лика толкнула меня, задавая направление.

И я пошел дальше, заставляя себя сосредоточиться на спуске.

Я не знал, кто вмуровывал железные скобы в скальную породу, сделано это было давно и на совесть. Возможно, местные умельцы даже не пользовались альпинистским снаряжением или даже просто веревкой. И я мог бы спуститься вниз без страховки, но со мной Лика, и кому, как не мне, заботиться о ее безопасности.

Но, спускаясь вниз, я поймал себя на мысли, что не могу всерьез рассчитывать на страховку. Как будто кто-то из покойников мог в любой момент перерезать веревку. Тот же Сальников Семен Данилович, например. Зря мы ворвались в его ночную жизнь, возможно, нам грозит опасность.

Бодрящая вода разрушила мои тревоги, жаркое солнце настроило на курортный лад. А после полудня Лика пошла купаться, вода снова показалась ей холодной, но на этот раз она не остановилась, а смело вошла в море.

На обратном пути я не забивал себя голову темными мыслями, но, проходя мимо знакомого памятника, бросил взгляд за оградку. Не было там никого, скамейка пустовала.

Зато я заметил белый платок за воротами дома, первого по счету от кладбища. То ли голова в платке мелькнула, то ли руками кто-то махнул, может, с наволочки воду стряхивали перед тем, как на веревку ее повестить.

Вечером мы с Ликой собрались на прогулку в поселок. В поселке набережная, кафе там, клубы, почему бы не отдохнуть культурно? Машину брать вовсе не обязательно, такси заказать не проблема.

Лика начала собираться, накручивала волосы, красилась, я же заглянул в огород, отделенный от переднего двора высоким забором. Там и застал бабу Варю, которая собирала баклажаны. Увидев меня, она помахала рукой и предложила мне с десяток «синеньких», как их здесь называли. Я вежливо отказался.

— Тогда я икры вам занесу… — сказала баба Варя, утирая пот с морщинистого лба. — Холодненькой. Завтра.

Я улыбнулся. Нет ничего лучше свежей, но холодной баклажанной икры на похмельную голову, ну, если только борщ со сметаной.

— Теть Варь, вы мне лучше скажите, кто у нас там в первом доме живет? — спросил я и махнул рукой в сторону кладбища.

— А-а! — загадочно протянула баба Варя. — Женщина дом купила, — заговорила она, раздумывая, с чего начать. — Богатая… Дюже богатая. «Мерседес» у нее белый, дорогой!..

— А сама она в чем ходит?

— Тоже в белом!.. Но это сейчас! Раньше в черном ходила! Пока год не прошел!

— Куда год не прошел?

— Да не куда, а вообще!.. Марта ее зовут, по отчеству не знаю… Она сама просила ее без отчества называть! — уточнила баба Варя.

— В черном чего ходила?

— Так мужа она похоронила… И сама рядом поселилась… Теплицу завела, гвоздики выращивает, каждый день свежие цветы… Раньше покупала, а с весны сама выращивает…

Я уже понял, о ком идет речь. И даже повеселел. Интересная она женщина, эта Марта в белом, может, и со странностями, но, слава богу, живая, а не мертвая.

Правильно сказала Лика, Марта убита горем. Не живая и не мертвая…

— А муж когда умер?

— Да весной год был… Марта дом сразу же купила, ремонт сделала… Фирму наняла, так они там и памятник сделали, и дом в конфетку завернули… Как ремонт закончился, так и живет… А ты что интересуешься?

— Завидую. По мне так убиваться никто не будет.

— А ты бы еще помоложе себе нашел! — с пренебрежением фыркнула баба Варя.

— И помоложе были. Но давно.

Первой моей жене было восемнадцать, когда она замуж за меня выходила, второй — двадцать четыре. Это сейчас они уже не молодые. И жены они чужие. Одна ушла, не выдержав трудностей военного быта, вторая сбежала от моих измен. Никому из них я не нужен. И сын признает меня со скрипом. У него другой отец, настоящий, а я всего лишь биологический.

— И я молодухой была… — вздохнула баба Варя с задорным блеском в глазах. — Всю жизнь с Василием. Схороню его и буду ходить к нему каждый день… Тю, ты, сказилась баба на старости лет! — перекрестилась она и взяла ведро с баклажанами, собираясь уходить.

Я не стал ее останавливать. Самое главное она рассказала, а подробности личной жизни безутешной вдовы меня мало интересовали. Да и вряд ли Марта близко подпускала к себе бабу Варю. Наверняка живет себе затворницей, только дом и кладбище. А если куда-то уезжает, мне какое до этого дело?

Вечеринка удалась, в ночном клубе с видом на море мы зависли до четырех утра, вернулись домой пьяные и довольные. И заведенные. Лика даже исполнила стриптиз, подражая танцовщицам из клуба. Приват с продолжением выжал меня досуха, и я вырубился в состоянии полного физического и морального удовлетворения.

Я запросто мог проспать весь день, но проснулся почему-то в районе девяти утра. Часа три спал, не больше, голова тяжелая, но это не помешало мне подняться и встать под холодный душ. На кухне соорудил бутерброд, взбодрился баночкой пива. И вдруг понял, что насилую себя не зря.

Мне нужно было срочно увидеть Марту, поговорить с ней. Зачем? Этот вопрос я задал себе уже на кладбище, когда подходил к памятнику, возле которого она сидела, опустив голову. Ответ на вопрос я знал, но, глядя на несчастную вдову, прикусил язык. И почувствовал себя полным идиотом. У человека горе, а я приперся к ней помятый, небритый.

Я уже коснулся рукой калитки, когда наконец-то принял единственно правильное решение — повернуть назад. Женщина услышала шум, подняла голову и бесцветно посмотрела на меня. Все, незаметно уже не уйдешь.

— Извините, — сказал я.

Она молча кивнула. Надо было уходить, но я будто прилип к ограде, за которую держался рукой.

— А я тут вот хожу-брожу… А вас Марта зовут?

Голова соображала правильно, а ноги отказывались уносить тело. Хотелось загладить неприятное впечатление, которое я произвел, но ничего умного придумать не удавалось, язык снова спорол чушь.

Женщина поднялась, как это бывает, когда у человека лопается терпение. Она не хмурила брови, не кривила губы, но раздражение все же чувствовалось.

— Все, все, извините… Что-то со мной сегодня не то, гуляли тут до утра, голова чугунная…

— Вам сейчас нельзя спускаться, — тихо сказала она.

Голос приятный, чувственный, хотя она и не пыталась меня очаровать. От природы такое звучание. И сама она такая же красивая, как ее голос. Красота спокойная, глубокая, умная. Такая красота подсвечивает лицо изнутри, многократно усиливая его привлекательность. Я знавал такой тип женщин, хотя встречал их на своем жизненном пути редко, и все мимо…

— Куда спускаться? — не сразу сообразил я.

Женщина едва заметно усмехнулась, но тем не менее заставила меня осознать собственную глупость.

— А-а, ну да… Просто не собирался сегодня на пляж… То есть собирался, но просто глянуть… Ну, может, там кто-то есть… Вы тоже смотрели, я видел вас. Вы стояли на камне и смотрели вниз…

Марта пожала плечами: видел — не видел, ей-то какое дело?

— Я еще за покойницу вас принял, — снова сморозил я. — Вы вся такая в белом… Вас же Марта зовут?

— Марта Марковна.

Она смотрела на меня с укором, затерянном в полном равнодушии к моей персоне.

— Приятно было познакомиться, — сказал я, поворачиваясь к ней спиной.

Марта ничего не ответила, но я и сам не дурак. Как я мог познакомиться с ней, если не назвал своего имени? Наверняка она считает меня идиотом.

Я остановился и, повернув голову, посмотрел на нее. Она так и стояла за оградой, глядя куда-то в пустоту за моей спиной.

— Меня Игорь зовут, — сказал я.

Но Марта как будто и не услышала меня. Она все смотрела за мою спину, и я вспомнил ее мужа. Вдруг она видела своего Семена, вдруг я сейчас натолкнусь на него?

Мне стало не по себе, я резко повернулся, Сальникова не увидел, но споткнулся и едва не потерял равновесие.

Обернувшись, я не увидел Марту. Или она присела, или вовсе исчезла, впрочем, все равно. Больше я ее не побеспокою, пусть она тут киснет в своей тоске. А если она не живая, а такое же потустороннее видение, как и ее муж, то ничего страшного. Верно говорит Лика, если загробная жизнь существует, то этому нужно радоваться. И молиться, чтобы не угодить после смерти в ад.