Порча

Владимир Клавдиевич Буев, 2018

Повесть, написанная от лица автора, рассказывает о лечении жены от рака с помощью биополя. Обладая задатками целительства, автор упорно пытается спасти любимого человека и до последнего часа надеется на успех. В процессе сеансов неожиданно открывается мистическая подоплека болезни. О большой и сильной любви, о жестоких сущностях, властвующих над больным человеком и реальном противостоянии им – это повествование. Содержит нецензурную брань.

А где тетрадь,

Чтоб грусть мою упрочить словом?

Белла Ахмадулина

Глава 1 Диагноз

В деревенской семье родилась дочка. Когда тонконогая девочка подросла, соседи неожиданно заметили, какая она красивая. Рос яркий цветок, озаряя пространство вокруг себя, все любовались, видя его, и гордились, что их деревня может рождать таких замечательных людей. Но светлая гордость была недолгой. Девушка уехала и досталась кому-то там, в городе. Этим кем-то был я.

Не спеши, не тревожься,

Не шуми, не кричи.

Если можешь бороться,

Улыбайся и жди.

Жди, как узник свободы,

Как ребенок взросления.

При любой непогоде

Жди, и верь в исцеление.

Ни суда, ни дороги,

Ни сочувствия близких —

Жди, как пес у порога

Ждет хозяина с миской.

Не ищи умиления,

Надевая белье.

Жди и верь в исцеление:

Это — кредо твое.

Не горюй, не волнуйся,

Погляди на часы…

Если любишь — любуйся,

Если нет, так молчи.

Это стихотворение я написал к последнему Дню рождения жены, через три месяца после операции. Напечатал стихи сбоку на ее фотографии, которая висит сейчас в рамке на стене. Я не могу смотреть на эту фотографию. Жена у меня обворожительно прекрасна! Была…

Вера. Так звали мою жену. Есть в этом имени что-то одухотворяющее. Всю жизнь, когда мы задавались вопросом, как будем дальше жить и помирать и кто из нас первый, вспоминали Вериных «деду» с «бабой». Когда мы приезжали в деревню, на родину жены, то первым делом, зайдя в общую на два дома ограду, шли к дедушкиному дому, посидеть на лавочке со стариками. Дедушка, невысокого роста с горбинкой на носу, любил поговорить, бабушка, сидевшая неразлучно с ним, наоборот была молчалива, но слушала всегда внимательно. Спрашивала редко, только о важном. Как гладь предзакатного озера, она чутко реагировала на твое присутствие, и ты видел в ее мудрых, улыбчивых глазах дружескую заинтересованность. Так было заведено многие годы, и на душе становилось легко от общения с простыми деревенскими старожилами.

Дедушка умер, без хлопот. Сноха ушла в сарай подоить корову, возвращается — а он сидит на завалинке, прислонившись к бревенчатой стене. Бабушка, преданная супруга, умерла через год. Сын вышел за водой, возвращается со стаканом, открывает занавеску в комнатку, а старенькая мама на кровати не дышит. Говорят, кто легко умирает — были безгрешны.

В водовороте судеб высох еще один ручеек. Ручеек такой маленький, что его исчезновение и не заметно в океане человеческих интриг и страстей. Только вот старуха с косой, прибывшая в неурочный час к моей жене, оставила у меня выкройки своей одежды. Одежды заболевания, в которое она выряжается для пятой части земного народонаселения.

Диагноз «рак матки» не был приговором. В женской консультации по месту жительства Веру заверили, что такие болезни излечиваются в девяноста процентах.

В декабре сделали операцию. Осложнений не предвиделось, и накануне Нового года я приехал в онкологическую больницу забрать жену домой. В отделении гинекологии шел ремонт. Проем в больничный коридор из холла был завешан запыленными простынями. Я накинул халат, заглянул за занавес. Несколько кроватей стояли на проходе, так как палаты переполнены. Пройдя к палате, где лежала жена, постучался, открыл дверь. Больные женщины устало вопрошали на меня с кроватей. Вера в легком красном халате, похудевшая, показала на сумки с вещами.

— Вот, возьми, — затем встала, попрощалась кивком головы с соседкой. Та прошептала:

— Счастливо тебе, Верочка. Дай бог, чтобы у тебя все было хорошо.

Мы вышли. В предбаннике холла, заставленном мебельным хламом, дождались лечащего хирурга. Приятная, высокая, средних лет женщина направлялась из кабинета в коридор. Я познакомился с ней в день операции, когда Вера находилась еще в операционной.

— Здравствуйте, Нина Степановна, — она остановилась, посмотрела на нас по-доброму. Узнала.

— Возьмите, пожалуйста, — я подал пакет с подарком.

— А… Здравствуйте, — врач приняла подарок и тоном благодарной воспитательницы детского сада, адресованного к папе своей любимицы, проговорила, поглядывая на Веру:

— Ну что сказать?.. Операцию перенесла спокойно: ни ныла, ни жаловалась. Другие вон как переживают!.. Спрашиваю у нее: «Муж хороший?» Хороший, говорит. Вижу, что хороший… Шовчик зарастет, назначат лечение. Не расстраивайтесь, она справится. Осложнений пока не видно, — женщина подбирала слова. Вера осторожно спросила:

— Не четвертая стадия?

— Да ну, чт-о-о вы? Нет, конечно!.. — повела плечами и слегка отвернулась, будто любимица разочаровала ее этим несуразным вопросом. Я почему-то подумал, может врачиха запамятовала, как мою жену зовут?

Недавно узнал, оказывается слово «врач» — от слова «врать», что в древнерусском языке означало — говорить. Значит лечение — это слова? А что же тогда таблетки? Мою жену лечили химией. В январе все в той же женской консультации по месту жительства, где большинство пациентов — молоденькие беременные, Веру снова уверили в благополучном исходе и окончательно вразумили:

— Что, вы думаете операция главное? Это только начало. Основное лечение — облучение и химиотерапия. А мы-то, наивные, полагали, будто радикальнее операции априори ничего нет. Недоумевали даже, как далеко все зашло, что операция стала неизбежной. Восприняли предстоящие процедуры как профилактику осложнений.

Консилиум в больнице назначил несколько облучений и шесть курсов химиотерапии. Окончание лечебного процесса намечалось в октябре.

Наглядевшись на народец,

Птица воду стерегла.

Чтоб не плюнули в колодец,

Пела трели до утра.