Разбуди меня, дробь барабанная. Часть вторая

Владимир Калинин

Жизнь преподносит нам сюрпризы, Николаю Галитину изменила жена. Развод, неудачная попытка создать новую семью, поездка на Север за «длинным рублём». Вдобавок ко всему он видит сны с приключениями и мистикой. То он казачий вахмистр, воюющий с супостатами в далёкий- далёкий век. А то советский техник-лейтенант, оказавшись узником ГУЛАГа, создаёт возможность освобождения и дальнейшей борьбы в условиях Заполярья.

Глава восьмая. И снова в бой, покой, уже не снится!

Сплю я, или не сплю, опять этот туман, который, медленно рассеивается, оркестр играет «варшавянку». Я стою, во второй шеренге, кругом одни молодые лейтенанты, в новой форме, затянутые, в пахнущие краской, скрипучие портупеи, с кубарями в петлицах, и на мне точно такая же форма. — Где мы! Шёпотом, спросил я лейтенанта, стоящего справа. — На выпуске, Коля! Так же шёпотом, улыбаясь, ответил он. — А ты кто? — Да, видать, сильно тебя вчера НКВДешник прикладом двинул, память теряешь! — Я, Витя Сазонов! — Отставить, разговоры! Грозным шёпотом, прошипел седой, усатый старшина. Не ведомо, как, оказавшийся, сзади. Оркестр смолк, полковник-орденоносец поднялся на трибуну, поздравил нас, с успешным окончанием училища, и произнёс напутственную речь. Потом, был последний проход торжественным маршем, и дана команда разойдись. — Очнись, Коля! Дружок мой закадычный! Ура, мы техники-лейтенанты, прощай учёба, здравствуй служба!

Витя Сазонов, ликуя, тряс меня за плечи, и ликовал не он один, на плацу было всеобщее оживление, кругом слышались восторженные возгласы. Молодые, новоиспечённые, командиры прощались с училищем. Я никого из них не помнил, так же как Витю Сазонова, и начальника училища полковника-орденоносца, и строгого усатого старшину, который, два года был старшиной нашей курсантской роты. А вот, и он, лёгок на помине. — Не хорошо, товарищи командиры, грубое нарушение устава, разговор в строю, от вас, ни как не ожидал! Виктор, шутливо, осадил старика. — Пётр Евсеич, а отчитывание, старших по званию, нарушение субординации! — Да, я проститься с вами, сынки, вы были лучшими в роте! Он, крепко, пожал нам руки. — Слышал я, краем уха, что вас обоих направляют на западную границу, служите честно, сынки! И отдал нам честь! Мы простились с ним, козырнув ответно. Виктор сказал. — Сейчас пойдём в штаб, получать направления, хорошо бы, в одну часть, да Коля?! Я, молча, кивнул. — Ты такой заторможенный! А как мы вчера спасали Асю, ты помнишь? Как вчера арестовали, Антона Викентьевича, помнишь?

Антона Викентьевича и Асю, я, как ни странно, помнил, и горечь утраты, близких людей, и печальные воспоминания, вновь, нахлынули на меня. Ведь, только вчера, было всё так прекрасно, тёплый весенний день. Я шёл в своё последнее увольнение, накануне выпуска, шёл на дачу Антона Викентьевича, с твёрдой решимостью, просить у него руки его дочери. Моей милой Аси, с которой у нас был уговор, но всё вышло, по другому. Я увидел, что во дворе дачи стоял чёрный автобус, с решётками на окнах, и похолодел, потому, что я знал, что это за автобус, его не спутаешь ни с каким другим! Но, в чём же виноват, Антон Викентьевич, я никогда никому не поверю, что он враг народа! У дверцы автобуса стоял и курил шофёр, в форме НКВД. Вдруг, на крыльце дачи появился, Антон Викентьевич, под конвоем двух солдат, он шёл, спотыкаясь, руки за спину, на щеке его был кровоподтёк. Я спрятался в заросли кустарника, мне нужно было увидеть Асю. Солдаты завели отца Аси в автобус, и ушли обратно в дом.

Когда же они уедут, наверное, делают обыск, так у них заведено, а как же, ищут оружие и «шпионскую» литературу. Но вот, конвоиры вывели Асю, она то, в чём виновата, ну нет, её то, я вам не отдам! Когда конвой поравнялся со мной, я, неожиданно, выскочил, сбил с ног заднего конвоира, выхватив, у него из рук, и отбрасывая, далеко в сторону, его карабин. Ася, смотрела на меня, замерев на месте, я схватил её за руку, и быстрым рывком, направил в придорожные заросли, а сам, потерял равновесие, от сильного удара в спину. Вскакивая, на ноги, я увидел, как, курсант нашего училища, лица, которого, я не разглядел, ловко «вырубил», второго конвоира. Мы, ломанулись в чащу, догонять Асю. Из окна дачи раздались пистолетные выстрелы, пули просвистели над нашими головами. Мы бежали к протоке, и видели впереди, бегущую, Асю, только бы лодка оказалась на месте, которая, всегда стояла там, у мостков. Нам повезло, лодка была на месте, мы переправились за пару минут и по тропинке скрылись в зарослях. Тропинка, вывела нас к большаку, который, соединял рыбхоз и большое село, на берегу реки, километрах в трёх, от нас. Курсант, наш верный помощник, куда — то пропал. Ася милая, ты не должна попасть им в руки, у тебя есть родственники, у кого ты могла бы укрыться, хотя бы на время? Она, как то неуверенно, пожала плечами, и сказала. — Вообще — то, всех, кого я знала, давно нет в живых, есть ещё тётка, Виолетта, жена папиного брата, Григория! — Он служил в белой армии и эмигрировал за границу, но мы с ней никогда не роднились! — Асенька, может быть, это даже и лучше, там не будут искать! Где она живёт, далеко? — Нет, не далеко, вниз по реке, километров сто, село есть, со смешным названием, Веселиха! Слева, где то на протоке, забахали выстрелы, я с тревогой подумал о нашем курсанте, ведь это он уводит погоню.

Со стороны рыбхоза, гремела пароконная подвода, это, весьма, кстати, нельзя терять драгоценное время. — Ася, ты поедешь к тётке Виолетте, сейчас, я посажу тебя на эту подводу! Доедешь до деревни, сядешь на пароход, на речном вокзале не маяч, по дороге, узнай у возницы, как ходят пароходы! Ася, хотела воспротивиться этому, но я, вежливо, не дал ей говорить. — Не перебивай меня, Ася, у нас мало времени, — отдал ей все, имеющиеся у меня, деньги, спросил, как фамилия её тётки, и какой там район. Возница, сам остановил подводу, это был пожилой мужик, с весёлыми глазами и морщинистым лицом. — Никак, на пристань поспешаете, молодёжь? — Да, жену вот, провожаю! Не подбросите? — А то, как же! В аккурат, поспеем! Он, быстро, снял с себя, и застелил телегу, брезентовым дождевиком, — сидайте, барышня! Я посадил Асю на подводу, поцеловал, и крикнул вдогонку, ускоряющей ход телеге, — я напишу тебе Ася!

Мне тоже следовало торопиться, и я побежал в рыбхоз, там ходил городской автобус. У меня, ещё было уйма времени, до конца увольнения, но, чтобы оторваться от преследования, я думаю, его не было совсем! Мне удалось вчера, благополучно, вернуться в училище, и Виктору тоже, а вот, об Асе, мы не знали ничего. В штабе, мы пробыли около двух часов, прежде, чем получили, все необходимые документы. Нас распределили в один механизированный корпус, только в разные дивизии. Корпус находился в местечке N, неподалёку от города Бреста, и убыть к месту службы, мы обязаны были сегодня, вечерним, пятичасовым поездом. Слава, Всевышнему, в лице нашего командования, что оно так, а не иначе, решило нашу судьбу! Мы были рады, что до отправки поезда оставалось, чуть более двух часов. Скоро покинем этот город, в котором, задерживаться нам, было, по настоящему, опасно. Вот, мы уже в вагоне, лежим на верхних полках, паровоз, как — то не натурально, отметил отправление, не гудком, а просто крикнул, ту-ту, и сильно дёрнул состав. Колёса, не постукивали на стыках, как обычно, а бренчали, как жестяное ведро, и паровоз, вместо пара, выплёскивал воду. А, Виктор, почему то, женским голосом, хихикал, и нудно, канючил. — Коля, подъём, подъём!

Открыв глаза, я увидел Светку, которая, сидела, вальяжно, на появившемся, в номере стуле. Она, продолжая хихикать, толкала мою кровать, ногой. А горничная, Катя, весьма небрежно, мыла в номере пол, нещадно, разбрызгивая лентяйкой, воду. Я в один миг пришёл в ярость, не знаю, что меня сдержало, но я не бросился на них, как взбесившийся бык. Не обругал матом, а тихо, но грозно, сказал, быстро, вышли, вон, из номера, обе! Вид, у меня, надо полагать, был соответствующий, потому, что Светка, подскочила, и, икая, от испуга, попятилась к дверям. Катя попыталась, не смело, возразить, но я крикнул вон, и она, подхватив ведро, выбежала из номера, вслед за Светкой. Однако поспал я изрядно, уже шёл десятый час, пора вставать. Быстро поднявшись, я заправил кровать, снял пижаму и надел спортивный костюм. Проделав несколько разминочных упражнений, я отправился в общий санузел, с полотенцем на плече. Вот, те на, мною выдворенные дамы, виновато, стояли у дверей номера. — Вот, теперь горничная, можете заниматься, своими служебными делами! А вам, коварная особа, как лицу, совершенно постороннему, в моём номере делать нечего, вдруг, у меня вещи пропадут, заявлю в милицию! Сказал я Светке.

Светка, ждала меня, там же, у двери номера, пока я принимал утренний туалет, было видно, что она с глубокого похмелья, но весёлость её вдруг улетучилась, и стояла она такая горемычная, вот-вот готовая заплакать. — Ну, что тебе надо? Зло, спросил я. — Ты отомстила, добилась своего! Из глаз её потекли слёзы. — Ничего я не добилась, мне ты нужен! Прости меня Коленька! — Дура ты, Светка, подлая дура! Что я тебе сделал плохого? Ничего! Просто, я не люблю тебя, потому, что я люблю Наташу! Которая, кстати, тебе тоже, ничего плохого не сделала! Это надо же, до такого додуматься, жертвуя собой, опуститься до уровня шлюхи, чтобы испортить жизнь, двум другим людям! Ну, как ты могла? — Прости, Коля! Это, Толька Няшин, уговорил меня, он зол на тебя, за тот синяк, он видел, что ты отшиваешь меня, и решил утешить, помочь мне! — А чем вы меня отравили? — Это я, упросила Катьку, она мне сестра, двоюродная, подсыпать тебе снотворного, опять же, по Няшина подсказке! — Ох, этот Няшин, падаль позорная, да его убить мало, ты знаешь, что он увёл у меня жену, а у нас двое пацанов! И теперь, ты ещё, мне удружила! Вот расклею я эти фотографии, по всему заводу, и будет у тебя огромная слава! А мне самому, всё до лампочки, потому, как увольняюсь я, и уеду далеко, далеко! А теперь уходи, видеть тебя не хочу! И она ушла, молча повернувшись и наклонив голову. Катя так же, молча, убежала из номера, вероятно, подслушала наш со Светкой разговор.