Напряжение сходится

Владимир Ильин, 2019

Где бы ни началась дорога путника – в княжестве Шуйских или в высоких горах Поднебесной, за высокой Кремлевской стеной или в шумных городах-миллионниках за морем, – не предугадать ему будущих встреч, потерь и приобретений. Сходятся пути, и многим по ним идущим суждено стать врагами, а кому-то полюбить… после яркой ненависти. Но завершение пути все равно будет зависеть от цели, поставленной на первом шаге. Кто-то желал богатства, кто-то алчет могущества. Максим Самойлов, поступая на первый курс МГУ, просто хотел стать императором.

Глава 4

Снилось темное и тревожное — бесконечные переходы технических этажей, нити кабелей на бетонном потолке и паутины проводов по углам, в тени которых, казалось, пряталось что-то хищное и разумное. Редкие участки рассветного неба над головой — блеклого и почти бесцветного, которые тут же скрывались за очередным участком темноты. В этом сне были ощущения падений и подъемов и отчего-то — холода и жара.

Опытный астролог наверняка растолковал бы эту напасть, а если собрать их несколько, то через некоторое время они врали бы хором что-то одно: про забытое прошлое, тревожное настоящее и будущее, которое точно станет счастливым, если им заплатить.

Но каждому сну суждено завершиться. На этот раз — под звуки проснувшегося города, шум автомашин и лай собаки где-то вдали. Наверное, не закрыл окно. В пользу этого говорил и холод, сквозняками касающийся лица, и плотно подвернутое под тело одеяло, особенно тщательно обнимающее ноги. Подушка, правда, куда-то подевалась за ночь, да и постель чувствовалась откровенно жестковатой и давящей на затылок и плечи.

Это я у Ники, что ли, вчера заночевал? И действительно, путь от ее дома до моего отсутствовал в памяти, хотя решение остаться в незнакомом месте да еще спать на полу — мне уж точно несвойственно. Наверное, была причина, и главное, ее вспомнить, но мысли неохотно приходили после сна, а веки никак не хотели подниматься. Частично я все же справился — хотя бы глаза открыл.

Передо мной во весь размах потолка какой-то невообразимо огромной комнаты стояло перевернутое изображение столицы. Словно в отражении воды, виднелась довольно странная для запечатления подборка современной архитектуры: многоэтажные панельные дома с надстроенными мансардами, Сергиевский храм чуть в стороне справа, здание Лефортовского суда там же и вдали левее — силуэт Кремля с его башнями. В общем, так себе композиция, пусть и очень реалистичная. Вон на улице Сергия Радонежского даже машины замерли на светофоре, как настоящие.

А потом сигнал светофора сменился на зеленый, машины поехали, и стало как-то очень нехорошо.

Я дернулся, обнаружив руки плотно прижатыми к бокам. Резко повел шеей в стороны, констатировав, что под спиной вовсе не бетонный пол, а вполне себе вертикальная плита фасада жилого здания — та, которая под самой крышей, и вовсе не сквозняк все это время дул в лицо, а ветер, которому и полагается быть на высоте сорока метров. А я, получается, на этом самом здании подвешен над улицей вниз головой.

— Ну, теперь ты мне веришь? — вкрадчиво произнес подозрительно знакомый женский голос.

Верилось решительно во все. И в Бога — особенно сильно.

Продышавшись и успокоившись, посмотрел в сторону ног, зафиксировал в памяти серый холщовый мешок по шею, в который я был плотно упакован, и канат, которым были тщательно завязаны мои ноги поверх мешка. Канат шел выше, уходя за край крыши. На бортике рядом с ним обнаружилась Ника, живописно расположившаяся там, как та Аленушка с картины Васнецова — даже наряд с длинным платьем цветочного мотива и светлой кофтой поверх был чем-то схож, как и распущенные рыжие волосы. Разве что вместо грустного выражения лица — азартное довольство.

— Доброе утро, — перебрав все шедшие в тот миг на ум слова, я озвучил самые приличные из них. — Хорошо выглядишь.

— Спасибо, — потупилась она смущенно.

— А во что я должен верить? — набрался я терпения.

Потому что ругаться, материться и воевать, находясь в таком положении, — не лучшая затея. Помощи ждать все равно неоткуда: в этом городе никто не смотрит вверх, а единичные романтики, любители такого, давно перепа́дали в открытые тротуарные люки.

— В то, что я действительно уронила тебя со второго этажа, — наставительным тоном произнесла Ника, качнув подбородком.

— А нельзя было это мне просто сказать поубедительнее? Я в целом человек доверчивый… — раздраженно дернул я запястьями, обнаружив, что те отдельно привязаны к телу.

Ноги, впрочем, тоже были замотаны веревкой по всей их длине — не пошевелить.

— Ты бы не поверил. Зато теперь ты понимаешь, что тебе нужен врач? — строго спросила девушка.

— А если я не согласен, ты вытянешь меня наверх?

— Нет.

— Тогда согласен. Только с условием, что я найму еще одного психиатра. Ну, чтобы за тобой тоже присматривал. В смысле как старший наставник.

— Думаю, не нужно, — посмотрела Ника с подозрением.

— Нет так нет, — легко отказался я. — А теперь можно меня поднять?

— Мы еще не договорились об оплате моих услуг!

Ага-ага. Я покосился вниз — ну точно, самое время провести успешные деловые переговоры.

— У меня страховой полис, — отозвался я категорично.

— Это частная практика!

— А у тебя лицензии для нее нет.

— А все почему? Потому что я недоучилась из-за тебя, — прибавилось опасной бархатистости в голосе Ники, а рука ее направилась в сторону каната.

— Я к тому, что лицензию ведь можно и достать! — тут же отрапортовал я: как мне видится, излишне бодро.

Но Нику проняло. Во всяком случае, рука ее вернулась обратно на колени.

— Как? — колыхнулось море недоверчивости в ее голосе.

— Например, восстановить тебя в университете, — охотно дополнил я предложение. — Завершишь — вот тебе и лицензия.

— Невозможно, — грустно ответила Ника, — приказ уже подписан.

И даже налетевший ветер завыл особенно тоскливо.

— Ну и что? — подпустил я легкомыслия в голос. — Я тут на два факультета поступил одновременно. И мое место на «Мировой политике» хотят перекупить очень влиятельные люди… Ника, может, я все же поднимусь?

— Нет-нет, ты продолжай, — отмахнулась она.

— Так вот, — вновь набрался я терпения. — Если уступлю, могу просить место на другом факультете для тебя. А там после первой же сессии переведешься к себе обратно.

— Почему сразу не на медицинский?

— Потому что тебя оттуда только что отчислили, и так не получится, — вздохнул я. — И подними меня уже, наконец!

— Ладно, — неохотно согласилась Ника. — Только развязывать пока не стану.

В итоге вытянула она меня на тот самый бортик крыши, оказавшийся довольно широким, и расположила на самом краю. Даже петлю на ногах ослабила и помогла сесть.

Я проследил путь каната по крыше и на некоторое время завис в прострации, обнаружив его конец завязанным бантиком на хиленькой телевизионной антенне.

— В общем, на робототехнику тебя устрою. К себе, — рублеными фразами произнес ей.

— А почему туда? — ворохнулась беспокойством Ника, предусмотрительно отсевшая так, чтобы я мог ее видеть. Ну и сбежать от меня, если что.

— Да там несложно все. Фаза находится максимум с двух попыток.

Потому что током будем лечить эту сумасшедшую.

— Ну, если только на семестр… — задумалась она. — Тем более пациент рядом…

Это еще мы посмотрим, кто из нас пациент.

— Как я вообще сюда попал? — повел я шеей, разминая.

Вместе с некоторой тенью стабильности явились неприятные ощущения по всему телу, удостоверяющие, что это все не продолжение сна.

— Так ведь стакан в раковине, — с довольством и радостью качнула Ника головой.

— Я ж его мыл, — хмуро глянул в ее сторону.

— Вот именно! На стенки стакана нанесено особое вещество в виде прозрачной пленки, а там и реакция гидратации в присутствии катализатора с выделением газа. Я знала, что ты не удержишься и помоешь стакан! Окна закрыты, вентиляцию я заглушила. Осталось только подождать, — похлопала она ресницами.

Конец ознакомительного фрагмента.