Прόклятый город

Владимир Иванович Пуховцев

Жители одного из городов решили переименовать его, дав название в честь основателя градообразующего предприятия, покончившего жизнь самоубийством. Теперь люди непроизвольно славили проклятого, что позволило его душе обрести способность проникать в наш мир. Главные герои пытаются противостоять этому вторжению. В целом охарактеризовал бы роман, как приключенческий роман ужасов. Особую пикантность роману придаёт тот факт, что автор имеет в виду переименование реально существующего города.

Глава 3

До отправления поезда оставалось более пяти часов и моя «немецкая малая часть», тут же воспользовавшись этим обстоятельством, немедленно возжелала осмотреть столицу и лично оценить происшедшие с ней за два года изменения.

В оценке увиденного обе части сошлись единогласно — чересчур западно-подражательно, местами аляповато до уровня гротеска, и только в единичных случаях изменения признавались соответствующими нормальной логике.

Людей оценивала исключительно моя «славянская большенькая». Было признано удивительным и негативным то, что с лиц подавляющего большинства встреченных мной киевлян исчезли улыбки. Раньше, когда ты передвигался по любой из центральных улиц Киева в пиковое время, обязательно складывалось впечатление, что в этом городе проживают в целом довольные жизнью люди. Сейчас лица людей были хмурыми, озабоченными. На них явно читалась неуверенность в завтрашнем дне. Просто поразило количество людей, просящих милостыню.

Темп передвижения масс по улицам, по сравнению с прежним, заметно возрос. Мне всегда нравился прежний Киев тем, что люди в нём не носились сломя голову, как москвичи, были доброжелательными и всегда готовыми помочь.

Когда я случайно забрёл на Центральный стадион, где некогда победно блистало киевское «Динамо», я с удивлением увидел гигантскую барахолку. Тысячи людей, расстелив прямо на земле кусок полиэтиленовой плёнки и разложив на нём товар, продавали всякую всячину. Тысячи людей ходили, разглядывали, торговались и покупали эту всякую всячину.

С ещё большим удивлением среди множества продавцов я узрел несколько своих бывших преподавателей. Самый мало остепенённый среди них был кандидатом исторических наук.

Моя уверенность в правильном прогнозе относительно будущего государственного образования, в котором я сейчас находился и гражданином которого являлся, укрепилась ещё более.

Мировой исторический опыт неопровержимо свидетельствовал — там, где наука не в почёте, следует обязательно ждать либо перманентной неопределённости, либо полнейшей анархии, которую прихлопнет диктатура. В обоих случаях жителей подобной державы, то есть и меня в том числе, ожидала нелёгкая борьба за выживание.

Киевские изменения начали утомлять даже мою «немецкую» составляющую своим идиотизмом. Согласитесь, странно наблюдать явно гордого своей оригинальной футболкой молодца, на которой по-английски написано «Я — дурак!». Или кафе, высшей, как извещал режим работы, категории, название которого, выписанное на вычурной вывеске под готику, переводилось с английского как «кладбище». Независимо от меня сознание переключилось на анализ понятия «высшей категории» и пришло к выводу о его абсурдности, поскольку кафе высшей категории — это есть ресторан. Снова захотелось назад в Германию и нехорошо заныло сердце.

Поездка в поезде ничем примечательным не ознаменовалась и заканчивалась. Поезд уже тронулся от узловой станции, от которой до моего города оставалось сорок минут езды. Через пол часа, он стал виден издалека и приближался с каждой секундой. Небо над городом было тёмным, полностью затянутым свинцовыми тучами.

Что-то было не так. Вид был знакомым и незнакомым. Наконец, я понял — не дымят трубы главных предприятий. Политолог-аналитик во мне начал выдавать заключения: вынужденная безработица, резкий рост количества преступлений, сокращение рождаемости и увеличение смертности, задержка пенсий и зарплат, депрессия в настроениях людей, коллапс в коммунальных службах. От этой картины общественного бытия я невольно поёжился и в это время показался вокзал. Прихватив свой чемодан, я заторопился к выходу.

Когда я сошёл с поезда, небо стало ещё темнее, закапали первые тяжёлые капли дождя. На востоке горизонт был тёмным и зловещим. Редко случалось так, чтобы состояние погоды так точно соответствовало моему настроению.

Свою квартиру я нашёл в том же состоянии, в котором её и оставил. Только толстый слой пыли покрывал все без исключения предметы домашнего обихода и полы.

Ещё в поезде, валяясь на полке и глядя в потолок, я твёрдо, без предоставления самому себе возможности передумать, решил отдохнуть и присмотреться ровно две недели. После истечения этого срока надлежало принять окончательное решение. Варианта было три: возвращение в Германию, переезд в Киев, либо налаживать жизнь в своём захолустном Коммунаровске.

Приняв холодный душ и перекусив всухомятку тем, что осталось с поезда, прихватив зонтик, я побежал в «Горгаз» сделать заявку на то, чтобы сняли пломбу.

Сделать подобную заявку по телефону, как мне объяснили со свойственной коммунальникам вежливостью, не представлялось возможным, так как «вы же должны написать заявление». Вспомнилась расхожая славянская поговорка «без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек».

Я ещё полнее ощутил, что я дома и подумал о том, какая огромная пропасть разделяет европейцев и нас. Некоторые сильно украинствующие политики кричали, что надо немедленно вступать в НАТО и объединённую Европу. При этом явно игнорировалось то обстоятельство, что европейцы далеко не дураки, и им ни к чему брать в свой цивилизованный союз страну, изобилующую многочисленными примерами варварства даже в таких вот мелочах.

— Ждите послезавтра, — безапелляционно заявила леди из абонентского отдела «Горгаза» с ярко окрашенными ногтями размером с тигриный коготь и бюстом, как голубиный зоб, забрав заявление, когда после получасового стояния подошла моя очередь. Эту леди вполне можно было бы использовать в качестве передвижной выставки косметики и ювелирных изделий.

— А-а…

— В течение дня, — перебила она, умудряясь при этом смотреть на меня так, как будто смотрит сквозь меня на стену.

Жить три дня без газа мне очень сильно не хотелось и я, включив поведенческий режим обаяния, расплылся в улыбке:

— Девушка, вы банкноты не коллекционируете?

— Каао?! — вскинула она на меня взгляд сверхинтеллигентной суперкрасавицы, которой уличный хам сделал крайне неприличное предложение. Когда она увидела в моих руках пять марок, её взгляд немедленно стал заинтересованным и доброжелательным. Если бы раньше кто-то сказал мне, что такая мгновенная трансформация возможна, я бы ему или ей не поверил. Леди воровато зыркнула на очередь, выстроившуюся за мной вдоль стойки, и громко сказала:

— Что ж вы раньше не сказали, что ветеран Афганистана, орденоносец? Давайте документы, — она умудрилась, чуть-чуть приподнявшись выхватить у меня из руки паспорт. Каким образом из моей руки вместе с ним исчезла пятёрка, я гадаю до сих пор.

— Ждите через часик, — тон её стал доброжелательно-игривым. Сразу почувствовалось, что девушка она не самого тяжёлого поведения. Возвращая мне паспорт, она взглядом приглашала меня продолжить разговор до договорённости о встрече вечером, но я, пробормотав невнятно «большое спасибо», предпочёл исчезнуть.

Ровно через час пломбу сняли. Я сбегал в ближайшее отделение «Сбербанка» и разменял пятьдесят марок. При этом я задумался над несоответствием: курс, по которому мне разменял марки киевский меняла, был существенно более выгодным, чем банковский и вряд ли дело здесь было в географии. Я занёс этот вопрос в список вопросов, в которых следовало завтра же разобраться. Потом я вытирал пыль, вытряхивал покрывала, убирался в квартире.

Ближе к вечеру отправился в магазин, чтобы, как я это называл, «досыта покормить холодильник». Возвращение я решил отпраздновать и к продуктам взял бутылочку старой доброй «Столичной». Выпендриваться мне было не перед кем, поэтому, застелив журнальный столик чистым льняным полотенцем, нарезав хлеба и колбасы, я налил и употребил рюмочку. Ни одна из моих характеристик действительности не соответствовала — водка не была доброй, не была «Столичной», и не была вообще водкой. Это был поддельный суррогат из спирта и дистиллированной воды. Я с отвращением вылил эту гадость в унитаз, и принялся лениво жевать колбасу, невнимательно глядя телевизор. Сознание автономно отметило тот факт, что и колбаса похожа на прежнюю «Любительскую» разве что внешне. Настроение у меня окончательно испортилось.

Я поставил чайник и убрал со стола. Попив чаю, я включил колонку и с наслаждением принял горячую ванную, а потом замочил грязное бельё.

Практичные немцы научили меня пользоваться ультразвуковым стиральным приспособлением. Приятный запах стирального порошка сохраняется до тех пор пока машинка включена, для стирки не надо прилагать особых усилий, затраты электричества ничтожны, а размеры позволяли хранить его в ящике стола и были сопоставимы вместе с преобразователем тока с размером блока из десяти штук спичечных коробков. Для моей двухкомнатной «хрущёвки» размер бытовых приборов был важной характеристикой.

Меня начало клонить ко сну и я, расстелив кровать, прилёг. «Поймав» себя в момент предшествующий провалу в сон, я встал выключить телевизор и решил завтра же купить новый с дистанционным управлением вместо своего, в общем-то, не старого цветного «Славутича», которым некогда так гордился. Когда я возвращался в кровать, моё сознание беспристрастно отметило желание купить новый телевизор, как неосознанное до конца стремление остаться дома и не возвращаться ни в Киев, ни в Германию.

Заснул я, едва прикоснувшись к подушке, и спал как всегда без сновидений. Тем, кому снились сны, я с детства сильно завидовал: мне эта способность казалась возможностью бесплатно смотреть кино.