Юмористическая история династии Романовых

Владимир Евгеньевич Солодихин, 2020

Юмористическая история России в период правления династии Романовых от 1613 до 1917.

Глава 3. Алексей Михайлович тишайший или в тихом омуте черти водятся (1645-1676)

После смерти Михаила на трон взошел его шестнадцатилетний сын, Алексей.

Важнейшим событием его царствования стала революция 1648 года (более известна как Соляной бунт).

Последствия этой революции определили историю России на последующие двести лет с хвостиком.

Началось все с того, что в 1647 году глава российского правительства боярин Морозов (по случайному совпадению бывший учитель царя Алексея) для пополнения бюджета в несколько раз поднял налог на соль (этот продукт для 17 века был примерно тем же, что нефть для 21). Цена на соль взлетела,

а за ней рванули цены на все другие продукты питания.

У людей, живущих на зарплаты, в разы понизился уровень жизни, тысячи ремесленников и мелких торговцев разорились, зато сказочно обогатись бояре и купцы, контролирующие соляной бизнес.

Видя, что, несмотря на увеличение налога на соль, поступления в бюджет только сократились (простым людям платить было не из чего, а олигархи ловко уходили от налогов), правительство Морозова решает заткнуть дыру в бюджете увеличением других налогов и взысканием их недоимок за прошлые года (фокус был в том, что эти недоимки ранее простили народу, но теперь, подумав, взяли прощение обратно).

01 июня 1648 грянула революция. В этот день царь, Алексей Михайлович, возвращался с богомолья с Троцко-Сергиевского монастыря (он молился, чтобы бог послал ему мысль, какие налоги еще ввести). При въезде в Москву его встретила протестная демонстрация. Царь перекрестился и велел стрельцам (силовики того времени) разогнать толпу.

Однако на следующий день возмущенный народ вышел на несанкционированный митинг на Красную площадь. Царь вторично дал приказ стрельцам разогнать толпу, однако часть силовиков перешла на сторону народа. Восставшие начали захват правительственных зданий и дворцов знати. Весь день и всю ночь в столице шли сражения.

К утру 3 июня 1648 Москву взяли под контроль восставшие, кроме Кремля, где укрылся Алексей Михайлович с боярами и горсткой оставшихся верных ему стрельцов.

На переговоры к народу пришел патриарх Иосиф.

— Власть царя равно как порядок, установленный в государстве, идут от бога! — степенно и строго начал он. — Нарушителей же сего порядка ждет кара небесная! Посему предрекаю вам, что вы все попадете в ад коли немедленно не угомонитесь и не сложите оружие!

— У нас с вашими поборами и так не жизнь, а ад! — услышал он в ответ. — А коли ты нас проклинаешь, мы тебе дом со всем двором сожжем!

— Стопэ! — вздрогнул патриарх. — Я еще не договорил. Поскольку ваши требования об уменьшении налогов вполне справедливы, то они тоже идут от бога. Значит, разбирайтесь со светской властью сами, а мой дом оставьте в покое! Я в ваших разборках вообще никаким боком!

После неудачи патриарха на переговоры к народу вышел сам Алексей Михайлович.

— Поймите, люди добрые! — очень тихо и мягко начал царь. — Я целиком и полностью на вашей стороне! Царь и народ едины! Вместе мы сила! Пока мы вместе иноземцы нас никогда не победят!

— Так ты за нас или за бояр? — недоумевал народ.

— Обижаете, честное слово! — Алексей Михайлович вытер скупую царскую слезу. — И не стыдно вам в царе православном сомневаться? Да я самим богом поставлен вас от бояр защищать и обиду никакой чинить вам не позволю!

— А почему тогда мы так хреново живем? — удивлялся народ. — Почему нас налогами душат? Почто твои бояре нас разоряют?

— Знаю, люди добрые, что вы плохо живете! Знаю и страдаю от этого! Повинны в этом проклятые бояре, а также агенты влияния иностранных спецслужб! Я вам клянусь: потерпите немного и я им задам! До сих пор я только присматривался, но скоро (уже очень скоро!) кое-кто изведает на себе мой царский гнев.

— Ты уж не подведи, батюшка царь! — понемногу успокаивался народ. — Всыпь этим подлецам как следует! А мы уж за тебя постоим!

— Голуби вы мои! — умилился царь. — Как же я вас люблю, простые вы мои люди! Чем вам помочь? Давайте прямо сейчас все решим!

— Дело говоришь, Алексей Михайлович! — там и тут послышались одобрительные крики.

— Излагайте свои предложения! Мы же с вами одна команда! Мы с вами Россия! — крикнул царь (он повышал голос чрезвычайно редко, в исключительных случаях, но тут был как раз такой случай).

— Россия! Россия! — восторженно подхватил народ.

— Спасибо, дорогие мои! — остановил царь. — Так я слушаю! Чего вы хотите?

— Хотим, чтоб ты Морозова из правительства выгнал и вон из Москвы выслал!

— Я его в монастырь заточу! — кивнул царь.

Его слова потонули в аплодисментах.

— Налог на соль отмени!

— Вообще не вопрос. Что еще?

— Законов хотим, чтоб были справедливые. Чтоб всей землей их приняли!

— Согласен. Соберу Земской собор, и примем всем миром главный закон для нашей любимой России!

— Слава царю! — закричал кто-то, и тут же его крик подхватила толпа.

— Спасибо, друзья мои! — умиленно вздыхал Алексей Михайлович, стоя перед народом. — Спасибо, голуби!

Вечером того же дня на секретное совещание у царя собрались Морозов, патриарх и небольшая группа особо приближенных бояр.

— Надо ввести в Москву верные войска и перебить всю эту свору, как собак! — возмущенно начал боярин Морозов.

— Остынь, Боря! — мягко осадил его царь

— Как это остынь? Они мне дома будут жечь, а я сидеть сложа руки. Алексей Михайлович, дорогой, дай мне тысяч десять стрельцов, и я их всех перебью!

— Где же я тебе возьму стрельцов, если они перешли к черни? — улыбнулся царь.

— Я бы сам собственными руками этой черни дома поджег! — злобно проворчал Морозов.

— Сядь ты, горячий человек, да послушай! — жестом усадил его царь. — Значит так. Требования я их удовлетворю!

— Что?! — вскрикнул Морозов.

— Как?! — следом за ним ужаснулись бояре.

— Все по воле божьей! — тяжко вздохнул патриарх Иосиф.

— Опять вы кричите, господа. А вопросы надо решать тихо! — очень мягко продолжил Алексей Михайлович. — Послушайте лучше, что я с божьей помощью придумал, чтобы этих мудаков облопошить!

Царь налил себе из графина воды и продолжил:

— Первое. Ты, Морозов, отдохнешь месяц — другой в монастыре. Развеешься там, попьешь хорошего монастырского вина. Потом я тебя назад верну.

— Баб с собой можно взять? — заинтересовался Морозов.

— Возьми. Только по тихому их там чпокай. Второе. Пошлину на соль придется отменить, а взамен им введем такие налоги, чтоб эти мудакам мало не показалось. Детали сами обмозгуете.

— Мы уж обмозгуем, батюшка царь! — зашевелились, потирая руки, бояре во главе с Морозовым.

— Третье, самое главное. Я сегодня в толпе заметил много деревенских. Их там больше половины! Не сидится, понимаешь, этим придуркам в своих деревнях. Решили выпендриться перед моим царским величеством. Так вот вы должны придумать такой закон, чтоб всех этих мудаков из деревни навеки закабалить, чтоб они и пикнуть супротив нас больше не смели! Пущай они как в древнем Риме (я недавно о нем книжку читал) навечно нашими рабами будут!

Речь царя встретило гробовое молчание. Стало слышно, как муха жужжит и скребется по стеклу.

— Ай да царь! Ай да молодец! — прервал тишину радостный вопль Морозова.

— Ура! Ура! Виват! — восторженно подхватили бояре.

— Вот это так на самом деле божья воля! — захлопал в ладоши патриарх. — Еще бы надо статью, чтоб за неуважение к вере, патриарху и его имуществу на костре сжигать к едрене фене!

— Согласен! — кивнул царь. — Вообще пишите закон побольше и позапутанней, чтоб ни один мудак на Земском соборе догадаться не мог, что его в рабство закрепощают. К слову, сам термин «рабство» ни в коем случае не употреблять, назовем это лучше правом. К примеру, земляное право (в том смысле, что все эти мудаки теперь вечно в земле будут копошиться).

— Может, крепостное право? — предложил патриарх Иосиф.

— Отличная мысль! — одобрил царь. — Вот уже что-то вытанцовывается. И принять этот закон надо как можно быстрей, чтоб у этих мудаков времени не было очухаться!

В 1649 Земским собором было спешно принято Уложение. Это было собрание законов, которое включило в себя гражданское, земельное, уголовное, трудовое, процессуальное право.

Однако дьявол, как говорится, скрывался в деталях этого достойного документа. Среди многочисленных статей Уложения были упрятаны нормы, которые совершили переворот в экономической и социальной структуре общества. Если раньше крестьянин, у которого не было долгов перед помещиком, мог свободно переехать на другое место жительство (скажем, купить себе землю или работать на земле другого помещика или поселиться в Москве и стать ремесленником), то отныне он вместе с женой и детьми становился собственностью того помещика, где его застал несчастливый для него 1649 год. В случае, если все-таки крестьянину посчастливилось бежать, государство объявляло бессрочный всероссийский розыск и на беднягу (и его семью) начинал охоту весь государственный аппарат.

Таким образом, революция 1648 была спущена Алексеем Михайловичем в сортир и привела к самым тяжелым последствиям для ее участников (прежде всего вольного крестьянства (а это больше двух третей тогдашнего населения страны), которое было отдано в рабство помещикам).

Вскоре после принятия Уложения о Алексея Михайловича собрался кружок наиболее доверенных лиц, включая патриарха Иосифа и уже вернувшегося из монастыря Морозова.

— Неспокойно мне на душе! — тихо начал царь. — Боюсь, как бы эти мудаки крестьяне не врубились, что мы в Уложении их рабами записали, и по-новому бунтовать не начали! Что церковь по этому поводу думает?

— Во-первых от своего имени и от имени всей своей паствы разрешите поблагодарить вас, ваше величество, за статью о богохульстве в Соборном уложении, по которой теперь, наконец-то, подлежат сожжению на костре все оскорбившие словами мать нашу церковь и нас, ее пастырей! — поклонился патриарх Иосиф. — Особое восхищение вызывает то, что на костре теперь сжигаются не только провинившееся перед церковью, но и все неверующие или верующие непонятно во что! Разрешите, дорогой мой царь, по этому поводу почитать стихи моего собственного сочинения.

Пред тобой я стою убогий!

Государь всей Руси великий!

Ты поставлен Господом богом!

Вразумить народ наш дикий!

Жги их царь! До боли, до крика!

Бог и я спасибо лишь скажем!

Коли ты, наш любимый владыка,

Сожжешь всех неверующих разом!

И тогда в этот день победы,

Когда мы их схороним в сортире!

От России отступят все беды!

Ты же, царь, станешь круче всех в мире!

— Дай я тебя поцелую, Алексей Михайлович, самый любимый мой человек! — бросился обниматься расчувствовавшийся патриарх.

— Я тебя тоже очень люблю. Ты только меня не задуши! — смущенно освободился из его объятий Алексей Михайлович. — Так все-таки что нам делать, чтоб эти мудаки крестьяне не взбунтовались?

— Что касается этого вопроса. — сел на свое место патриарх. — То я твердо убежден, что бог давно мечтал о закабалении нашего российского крестьянства и передачу его в рабство помещику. В этом плане мои ребята будут читать проповеди, что, я надеюсь, образумит чернь!

— А коли не образумит? — вздохнул царь. — Мне, господа, часто снится один и тот же странный сон. Будто в каждой избе стоит по квадратной коробке и в каждой коробке я! И не просто сижу кукую, но говорю им такие сладкие речи, что заслушаешься. Прибегают они с работы, жрать дома нечего, так они в коробку уставятся и слушают меня, как будто я колбасу выдаю. И так они от этой коробки тащатся, что ни о каком бунте больше не помышляют!

— Сон сей говорит о том, что вашему величеству необходимо в каждый дом посадить по священнику, чтоб он божьей проповедью смирял дух обитателей этого дома. Для это благого дела необходимо существенно увеличить финансирование церкви! — предложил патриарх.

— Было бы неплохо, но денег нет! — мягко улыбнулся царь. — Я вот что с божьей помощью придумал. Что, если мы отвлечем народ какой-нибудь церковной реформой? Они сейчас по всей Европе идут.

— Вы что шутите? — вздрогнул Иосиф.

— Конечно, протестантизма мы у себя не допустим. Что-нибудь легонькое, к примеру, будем креститься, не двумя, а тремя пальцами.

— Как это тремя?! — вскрикнул от изумления Иосиф.

— А чего такого? Я буду креститься, как раньше, двумя. А ты неожиданно для всех тремя. Народ офигеет. Начнутся споры, диспуты, религиозные конфликты. Конечно, без особого фанатизма. Ситуацию будем держать под контролем.

— Ужас какой! — только и смог выдавить из себя сильно побледневший Иосиф.

— Еще церковные ходы запустим в обратном направлении. Пожалуй, на первое время хватит!

— Я ушам своим не верю! — простонал Иосиф. — Может, я сплю? Ущипните меня!

— Зато крепостное право авось забудется! — докончил свою мысль царь.

— Что-то мне плохо! Круги перед глазами! — патриарх закачался и рухнул на руки едва успевших подхватить его бояр.

Иосифа вынесли.

— Придурок какой-то! — заметил Алексей Михайлович, когда за телом патриарха закрылась дверь. — То ни с того ни с сего целоваться лезет, то непонятно от чего в обморок падает! Может, он педик?

— Он же монах. У нас в монастыре почти все монахи были педиками. А че? Нормальные ребята! — немного кокетливо хихикнул Морозов.

— То-то я смотрю у тебя какие-то странные манеры после монастыря появились! — покосился на него царь.

— Баб со мной в монастырь не пустили, вот и появились! — снова хихикнул Морозов.

— Не очень тут веселись! — отвернулся от него царь. — А с патриархом нашим надо что-то решать. Человек он ненадежный. Помните, как он во время революции себя вел: и нашим, и вашим. Да и для роли реформатора церкви слишком хлипкий. Сошлю его лучше в монастырь (если он раньше сам не скопытится), а на его место митрополита Никона назначу. Он мужик крутой (сам бывший крестьянин). Сразу быка за рога возьмет!

После этого совещания патриарх так и не пришел в себя и вскоре умер (как пишут историки «оставив после себя много денег, которые за неимением наследников пришлось отдать монастырям»).

С назначением патриархом Никона (1652) церковная реформа пошла полным ходом, и привела к расколу православной паствы на сторонников старых правил (старообрядцев) и новых (никониане).

— Мы всегда крестились двумя пальцами, и отцы наши крестились, и деды, и прадеды и все аж до основания святой Руси! А тремя пальцами только пидорасы византийские крестятся, да мудаки басурмане! — кричали старообрядцы.

— Как нам церковь с царем приказали, так мы и крестимся. Прикажут и четырьмя покрестимся и пятью, и всеми, что есть на руках и ногах. А вы смутьяны и сами пидорасы и мудаки! — возражали им никониане (их естественно было подавляющее большинство).

В результате церковной реформы потенциальный народный фронт оказался расколот на две части, которые люто возненавидели друг друга.

Правда, сам патриарх Никон, возгордившись, что церковная реформа была поручена ему (а стало быть возможность безнаказанно жечь и уничтожать своих врагов, объявляя их неверующими), совершенно потерял берега.

Сам бывший крестьянин он теперь рьяно принялся командовать родовитыми боярами. Причем, командовал он не только в духовных делах, но и в сферах совершенно далеких от церкви. На одном из совещаний у царя он стал отдавать распоряжения какие корабли и в каком количестве должна построить Россия, а когда его уличили в некомпетентности (он просто не знал названий кораблей) патриарх пригрозил всем своим оппонентам анафемой. В другой раз он стал распоряжаться в каких одеждах ходить самому царю:

— Ты, Алексей Михайлович, извини меня, конечно, но зачем ты столько золота, парчи и дорогих мехов на себя напялил? Ты что возомнил, что ты — витрина магазина?

— И во что мне одеваться? — удивился царь.

— Свитер какой-нибудь скромный подойдет. Только чтоб без рисунка и обязательно серого цвета. Серый цвет вообще самый лучший! На голове вместо короны (а то слишком яркая) лучше всего шапочка типа «петушок».

— Сам ты петушок! — чуть слышно проворчал Алексей Михайлович, однако возражать не стал (он очень не любил конфликтов).

Наконец, на очередном совещании в боярской думе (1658 год) Никон стал кричать на бояр, обвиняя их, что они ухмыльнулись при его появлении.

— Когда я вхожу вы все должны вставать с серьезными лицами и несколько раз торжественно поклониться, как бы выражая смирение.

— А мы что? — едва сдерживая смех, спросил князь Голицын.

— А вы постоянно усмехаетесь, как ты, подлец, сейчас! А если даже кто кланяется, то все равно с глупой ухмылкой на лице, как будто я какой-то мудак. А я считаю, что вы сами мудаки!!!

— Можно по тише! — попросил царь.

— А ты почему опять в короне, когда я тебе «петушок» велел одевать? — накинулся на него Никон.

В ответ царь очень тихо и мягко (по — другому он не умел) послал патриарха на три буквы.

Никон жутко обиделся и в тот же день уехал из Москвы в Новоиерусалимский монастырь (этот монастырь был построен во — время его патриаршества и на этом основании он считал его своей личной собственностью).

В своем кругу патриарх не стеснялся выражений:

— Меня, владыку церкви, как какого-то мальчишку на три буквы послали! — возмущался он. — Ничего! Пускай теперь Алешка — царь неделю перед моим монастырем на коленях простоит! В дождь, в снег, в ветер, в грозу! Тогда, может быть, я его прощу. А если кочевряжиться начнет, я его царствия лишу и, как царя Лира из комедии Шекспира, побираться отправлю!

Когда речи патриарха пересказали Алексею Михайловичу, он не стал церемониться. Никона лишили не только патриаршества, но и сана священника, и навечно заточили в глухой монастырь.

Чтоб окончательно побороть потенциальный народный протест, царь в 1654 году принял в состав России запорожское войско казаков вместе с контролируемыми ими частью нынешней Украины (земли с левой стороны Днепра и Киев).

Эти земли принадлежали Речи Посполитой (под этим названием тогда скрывалась Польша).

Бедолаги, которые проживали на этой территории, угнетались всеми, кому не лень (русские крестьяне были в гораздо лучшем положении, т.к. над ними имели право издеваться только их собственные помещики).

К примеру, польский пан мог запросто сжечь дом казака-украинца, а когда тот шел в суд его просто отфутболивали без объяснения причин.

— Как же так? — кричал в суде казак. — Пан Ивашкевич по пьяни сжег мне дом. Все доказательство на лицо, да он и сам этого не отрицает!

— Плюю я на тебя! — смеялся ему в лицо судья. — Плюю же я по той причине, что он — Ивашкевич, а ты просто Иван. Чувствуешь разницу?

Дошло до того, что казаки должны были платить польским жидам, чтоб помолиться в православной церкви (польские жиды арендовали их у государства и со свойственной им наглостью установили плату за проход в храм).

Алексей Михайлович поддержал казацкое сепаратистское движение и послал свои войска в левобережную Украину. Поляки жутко возмутились. «Вечный мир» между Россией и Польшей, заключенный в 1634 году, был тут же забыт и началась русско-польская война (1654 — 1667).

На этот раз война была успешной для России. По перемирию 1667 года Россия вернула себе Смоленск, Новгород-Северский и другие ранее отторгнутые от нее земли, да еще присоединила Малороссию (земли с левой стороны Днепра и Киев).

В 1686 году уже после смерти Алексея Михайловича эти условия подтвердил еще один «Вечный мир» между Польшей и Россией (судьба предыдущего «вечного мира» ничему стороны не научила).

Успехи во внешней политике вызвали рост популярности царя, и он мог себе позволить спокойно угнетать народ дальше (теперь еще и запорожских казаков).

Правда, народ еще помнил волю и время от времени бунтовал, однако, как это не удивительно, восстания эти были не против царя, а наоборот за него.

— Если царь освободил наших братьев запорожских казаков от ига польских панов, значит, он хороший! — рассуждал народ. — Просто не мог плохой человек этого сделать. Это противоречит здравому смыслу! Выходит, царь просто не знает, что нас помещики в рабы себе записали! Если б он об этом узнал, то сразу нас освободил!

Самое мощное восстание в поддержку царя вспыхнуло на нижней Волге под предводительством донского казака Степана Разина (1670-1671).

— Бояре и чиновники нашего доброго царя совсем запутали! Скрывают от него правду, как мы живем! — кричал Разин на несанкционированных митингах. — Надо идти на Москву, чтоб ему все объяснить! И будет тогда нам воля и счастье!

Кроме донских казаков к Разину присоединились тысячи крепостных крестьян. По пути в Москву его войско захватило Астрахань, Самару, Саратов, Царицын. Однако высланная царем шестидесятитысячная армия в жаркой сече разгромила разинские войска под Симбирском (октябрь 1670 года).

В апреле 1671 года Разин был выдан царю самими донскими казаками (Алексей Михайлович очень тихо попросил их об этом, предложив на выбор: или отдать ему Разина, или он казаков (по недавнему примеру крестьян) передаст в рабство помещикам.

О нахождении Степана Разина в темнице оставил воспоминания один испанец, который был приглашен в Россию как консультант по пыткам (свое имя по вполне понятным причинам он сохранил в тайне). Как пишет пыточный консультант: «Царь, Алексей Михайлович, лично в течение долгого времени лил разбойнику на голову по капельке ледяную воду, после чего приступил к порке, явно зная в этом толк и не нуждаясь в моей консультации. Что удивительно, разбойник не вопил от боли и не умолял о пощаде, как обычно в таких случаях бывает, зато громко стыдил царя поносными словами (в России их называют мат). Если очистить его речь от поносных слов Разин сказал: «Что ж ты…творишь? Я тебя…шел от бояр освободить! Бился за тебя…! А ты…совсем оказался…». Царь же отвечал очень тихо, так что я (стоя в некотором отдалении) ничего не смог разобрать. После долгих пыток (как мне тогда казалось, прошли годы, хотя, как я узнал потом, миновало лишь четыре дня) разбойник был четвертован на Красной площади. Что касается меня, то хотя я и был приглашен в качестве консультанта по пыткам (за что получил очень щедрое вознаграждение) в данном случае я напротив был учеником и почерпал у Алексея Михайловича много полезного в своем искусстве, что в дальнейшем очень пригодилось мне в жизни».

Что касается личной жизни Алексея Михайловича, то поначалу он в чем-то повторил судьбу отца. Только в роли инокини Марфы, которая подложила свинью его папе, выступил уже известный нам боярин Морозов.

Дело было так. В 1647 году Алексей Михайлович встретился и тут же без памяти влюбился в Ефимью Всеволжскую. Он уже подарил ей обручальное кольцо и с нетерпением ждал свадьбы, однако у боярина Морозова были на этот счет другие планы.

Боясь после женитьбы царя потерять свое влияние, но не решаясь открыто выступить против брака, Морозов подвел под невесту хитрую интригу. Однажды, когда счастливая Всеволжская на глазах жениха одевала подаренное им платье, подкупленная Морозовым служанка, помогающая ей, незаметно сзади очень сильно дернула ее за волосы и укусила в плечо. От неожиданности невеста упала в обморок. Морозов, который присутствовал тут же, стал голосить, что у нее началась эпилепсия. Вызвали врача (впоследствии оказалось, что он тоже был подкуплен Морозовым), который уверенно подтвердил диагноз. Алексей Михайлович, больше всего на свете любивший тишину, не на шутку испугался и сослал свою любовь с глаз подальше в Тюмень.

Впрочем, в отличии от своего отца переживал он недолго. Не прошло и года, как он посватался к Марии Милославской (1648 год). На этот раз браку ничто не могло помешать, т.к. главным его лоббистом был сам Морозов, который в свою очередь женился на родной сестре Марии и таким образом породнился с царем.

В браке с Милославской у царя родилось аж тринадцать детей, но большинство из них оказались почему-то очень нездоровыми, при чем, как физически, так и умственно (о почем речь впереди впереди).

Мария Милославская умерла в 1669 году, но Алексей Михайлович недолго горевал и почти сразу женился на Елене Глинской (от этой жены родился знаменитый Петр первый).

Однажды (1676) еще молодой сорокашестилетний Алексей Михайлович, повесив очередных бунтовщиков (ими оказались монахи Соловецкого монастыря), почувствовал резкую боль в левой стороне груди.

— Монахи повешенные перед глазами болтаются! — превозмогая боль, улыбнулся боярам царь. — Говорил же я вам: не надо было их прилюдно вешать, удавили бы в подвале по-тихому!

На этих словах он скончался и в тот же день попал в рай (так по крайней мере об этом объявили в церквях).