Гонзо

Владимир Евгеньевич Псарев, 2021

История, в которой случайное журналистское расследование стало слишком личным.

"Остров Возрождения".

Апрель 2018 года, Западная Сибирь.

Его зовут Вячеслав Молодин. Ему двадцать шесть лет. Он начинающий журналист, и в таком статусе ходит уже не первый год. Все"благодаря"своему принципу — искать особенное, громкое. А громкого никак не происходит, или разбирается другими. Искать, находить и выворачивать на свой лад, словно глядя изнутри события. Его настольная книга — "Ромовый дневник"Хантера Томпсона. Пока все его коллеги зарабатывали имя"валом"однотипных новостей, перепечатывали чужое, Слава хотел написать большой материал с оттиском субъективизма, оттого имя его нечасто где-то появлялось.

— В идеале можно было бы раскрыть какое-то преступление раньше полиции и все это красочно и подробно описать, — мечтал Слава, туша сигарету об край кружки с кофе.

— Я же сама алтайская, — подкинула мысль коллега. — В моих краях странное убийство произошло, похожее больше на казнь, и никто ничего не знает. Вот, буквально вчера. Не знаю, нужно ли тебе это.

— О, а это уже кое-что, Маш.

— Но тебе же никто поездку не профинансирует. Убийство и убийство, сочинить небольшую колонку можно и сидя тут — в Новосибе. А расследованием пусть полиция занимается. Это я понимаю твои порывы, хоть на практике и не разделяю, но главред и понимать не станет.

— Неперспективно?

— И на рейтинг не сильно сыграет, даже если ты что-то и узнаешь раньше всех.

— Рейтинги — не совсем моя модель журналистики.

— Я бы тоже была поклонницей Томпсона, если бы не понимала, что таких журналистов один на тысячу. А остальным публицистам на своей харизме и одном громком материале раз в полгода много не скушать.

Слава тоже все понимал — не дурак, но мечта есть мечта, и она всегда находится чуть выше разума. Мечты — это неосмысленные реакции подсознания на окружающую действительность.

— Поеду, все равно поеду, Маш.

Девушка высоко подбросила в руках зажигалку и ловко ее поймала:

— Перекур окончен. Пойдем.

***

Проводником по Алтаю в первый день вызвался бывший сосед Маши. Взрослый мужчина, часто возивший индивидуальных туристов по отдаленным местам:

— У нас столько красот, до которых"оптовикам"лень добираться.

Из Горно-Алтайска ехать оказалось меньше получаса, и большая часть пути шла вне асфальтированных дорог. Слава сразу заметил некое сходство представшей картины с хтоническими пейзажами Центральной России, так искусно используемыми режиссерами среднебюджетных отечественных фильмов ужасов и триллеров. После весеннего паводка горные долины сильно заболочены, и сейчас машина остановилась на небольшом полуострове временного моря среди голых изуродованных зимой стволов:

— Этот край не пахнет"Хьюго", — заметил проводник.

Тело молодого человека уже давно увезли, и посещение места преступления было важно скорее просто для визуализации. Вряд ли здесь можно было что-то найти. Проводник указал перстом на берег:

— Вода еще поднялась, и еще чуть-чуть, и самого места мы бы не увидели. Вот тут, на отмели. Вода — муть сплошная, даже не блестит.

Слава смотрел в свинцовое небо и глубоко вдыхал вечерний воздух. Настолько чистый, что голова может закружиться. Он еще холоден, но уже наполнен весенней свежестью. Очень вкусный. Летом солнце его совершенно перегреет и запрет среди скал.

На влажной серой пыли в метре от кромки воды, сам не понимая, как это могло произойти, Слава заметил длинный черный женский волос. Тонкий, он теперь даже нарочно едва различим в этом мрачном монохроме. Слава поднял и повращал между пальцев:

— Среди"судмедов"или следователей были женщины?

— Я не видел, — пожал плечами мужчина. — Да и место-то, мягко говоря, непопулярное. Сюда никто в это время года не поедет.

— Чей же он тогда? — Слава в полоборота смотрел на собеседника.

Мужчина еще раз пожал плечами:

— Не могла же его баба завалить?

Слава поднял вверх палец:

— Девушка.

В голове не укладывалось, как ему удалось увидеть то, что не заметили эксперты, несколько часов работавшие здесь. Хоть этот волос мог никому ничего и не дать:

— Какой же он черный, и кажется, не крашеный. Очень редкий.