Енисейск – древняя столица Сибири. Издание 2-е дополненное

Владимир Дмитриевич Окороков, 2022

История основания Енисейского острога. Строительство города Енисейска в 17-м веке положило начало освоению всей Восточной Сибири и Дальнего Востока. Никому не известный, заброшенный в таежных дебрях острог превращается в крупнейшего донора Российской экономики, главного поставщика валюты для всей страны. Меховой и золотой столицей России. Дети Енисейских воевод становились царственными особами, а внуки и правнуки императорами России. Город в котором побывали почти все великие путешественники и первооткрыватели Сибири и Дальнего Востока; Витус Беринг, Алексей Чириков, Фритьоф Нансен, Семен Дежнев, Герхард Миллер и Николай Спафарий. Здесь были ссыльные; протопоп Аввакум, декабристы, народовольцы, социал-демократы, епископ Русской православной церкви Свт. Лука, десятки репрессированных ученых с мировым именем.

Глава 5. Формирование Енисейского уезда.

Давно уже, проторенный первопроходцами, из Тобольска, через Кетский и Маковский остроги путь к Енисею, стал привычным и обжитым. Большие караваны стругов и обозы подвод везли в Енисейский острог продовольствие, оружие, боеприпасы и другие товары, так необходимые в сибирской тайге. Сотни промышленников, купцов, служилых людей — «годовальщиков» и прочего люда, передвигались из Тобольска в Енисейск и обратно, причем это путь, действовал теперь регулярно, летом и зимой.

Енисейский острог становится не только опорной базой для сбора «ясака» в государственную казну, но это теперь место концентрации сил и средств, для дальнейшего движения на Восток. Именно здесь сосредотачивались все материальные ценности и людские ресурсы для проведения экспедиционных рейдов на Восток, Север и на Юг Сибири.

Почти всем знаковым географическим открытиям в Сибири и на Дальнем Востоке Россия обязана землепроходцам из Енисейска; таким как Парфен Ходырев, Василий Бугор, Михаил Стадухин, Посник Иванов, Петр Бекетов, Семен Дежнев и другие. Все эти люди оставили яркий след в истории освоения Сибири и Дальнего Востока.

Еще когда в Тобольске в 1617 году Иваном Семеновичем Куракиным и его администрацией планировалось место закладки острога на реке Енисей, учитывалось и количество приписываемых ему волостей, место их нахождения и их размеры. Все это, конечно, планировалось расположить, в условных границах. Само собой никакого территориального деления и административных границ и в помине не было, они существовали только условно. Вполне понятно, что границы эти, зачастую, нарушались сборщиками «ясака», что приводило к конфликтам не только среди воинского сословия, но и воевод.

Такие случаи имели место в среднем течении реки Верхней Тунгуски и ее притоках, где часто сборщики ясака из Красноярска, нарушая сложившиеся обычаи, пытались вторично обложить налогом стойбища тунгусов приписанных к енисейским ясачным волостям.

Первоначально к Енисейскому острогу были отнесены: Сымская волость — в верховьях реки Сым, Касовская волость — верховья реки Кас, Макуцкая — на верхнем течении реки Кети, Верхнекемская волость — верховья реки Кемь, Нацкая — Маковский острог, Ямышская — на Кети, Кунгонская — на Кети, Кипанская — на Верхней Тунгуске и, наконец, Кузнецкая волость — это сам Енисейский острог. Названия волостей были условно ограничены и ввиду того, что население волостей вело кочевой образ жизни и постоянно мигрировало, установить точное количество ясачных людей было затруднительно.

В самом начале к Енисейскому острогу были приписаны десять волостей, но в связи с основанием в 1628 году Красноярского острога ему была передана Тюлькина волость, ранее принадлежащая Енисейскому острогу. Тюлькина волость была самая богатая ясачная территория. Она давно находилась под контролем Енисейского острога с уже налаженной и стабильной системой обложения налогом и сбора «ясака» и потому ее передача вызвала недовольство и воеводы и всех служилых людей Енисейского острога, ставшее потом, причиной конфликта между двумя сибирскими уездами.

Как вы уже заметили все волости, приписанные к Енисейскому острогу кроме Кипанской, находились на левом берегу Енисея. Так исторически сложилось, что на этих территориях издавна проживали племена остяков или, как их правильно называть, кето.

Эти немногочисленные племена постоянно подвергались притеснению со стороны более развитого и могучего этноса правобережных енисейских тунгусов и мигрирующих с северного приобья селькупов, манси и ненцев. Поэтому остяки первыми на своих территориях приняли присягу русскому царю в надежде получить защиту и добровольно соглашались платить в государеву казну «ясак». Но так как ясачных остяков в Енисейском уезде было не так уж много, а с передачей Тюлькиной волости под юрисдикцию Красноярского острога потеряно было более 300 налогоплательщиков, то енисейские воеводы все чаще стали поглядывать на правый берег Енисея и даже дальше — на берега Лены.

В результате непродуманных действий, в погоне за «сиюминутной» выгодой, между колонистами и коренным населением возникали конфликты, порой заканчивающиеся кровопролитием. Первой жертвой такого конфликта стал енисейский казак Вихорь Савин из отряда атамана Перфильева, убитый ясачными тунгусами, приписанными к Кипанской волости, на реке Верхней Тунгуске в 1629 году

Еще в 1620 году первые гонцы от некоторых тунгусских князей с низовьев Верхней Тунгуски и ее притоков, пробовали установить добрые отношения с представителями царской власти. Явившись в Енисейский острог, добровольно присягали «белому царю» и обязывались платить дань. Однако, помня былые агрессивные действия тунгусов в отношении сборщиков ясака, воеводы не торопились полностью доверять им. Так оно и получилось: уже в 1625 году на следовавший по Подкаменной Тунгуске казачий отряд под командованием енисейского атамана Поздея Фирсова было совершено нападение тунгусов. Взятые в плен националы подтвердили, что являются подданными тунгусских князей Конделя и Яндегу, ранее присягавших русскому царю.

Отряд Поздея Фирсова захватил этих князей и принудил снова присягать и клясться в верности царю, но уже по их, тунгусскому, обычаю, нарушать который никто бы из них не смог. Таким образом, новую землю приписали к Енисейскому уезду на правах Варгаганской волости, располагающейся на реке Вельмо, сразу же увеличив число ясачных тунгусов на двести человек.

Но так как все тунгусские племена на севере Енисея и его северных притоках постоянно кочевали, то подушный «ясак» собирать было затруднительно, а учитывая громадные расстояния и «аманатов» брать было нецелесообразно. Их приходилось содержать в острожной аманатской избе, охранять, кормить и еще не факт, что их кто-нибудь станет выкупать. А встретить варгаганских тунгусов можно было даже в нижнем течении реки Верхней Тунгуски. Так, енисейский атаман Василий Алексеев встречался с некоторыми их семьями и на реке Тасеевой и в устье Тунгуски на Енисее.

Были и другие инциденты, енисейских служилых, с правобережными тунгусскими племенами. В том же году тунгусы князя Тасея напали на отряд енисейского атамана Терентия Савина в верховьях реки Тасеевой, правда, все обошлось без жертв. А вот отряд атамана Василия Алексеева, подвергшийся там нападению этих же тунгусов потери понес, четверо казаков были убиты и двое ранены.

Разгневанный воевода Андрей Леонтьевич Ошанин решил справедливо наказать «предателей и изменников» и объявил поход на князя Тасея, но, как мы знаем, в Енисейске случился казачий бунт и не только поход, но и вся деятельность по ясачному сбору были парализованы минимум до конца 1626 года.

* * *

Петр Иванович Бекетов прибыл для прохождения службы в Енисейском остроге как раз в тот период, когда воеводой там был Андрей Леонтьевич Ошанин.

Его назначение стрелецким сотником произошло в результате неприятного казуса, осенью 1625 года утонул казачий атаман Поздей Фирсов, претендовавший на эту должность. В связи с этим, а также по личной просьбе самого Бекетова и по рекомендации приказа Казанского Дворца, он и был назначен на эту должность.

«1627г. Января 12. — Челобитная сына боярскогоБекетова о поверстании его в стрелецкие сотники на место утонувшего в р. Обь П. Фирсова».

«Царю государю и великому князю Михаилу Федоровичю всея Русии бьет челом холоп твой сынчишко боярской Петрушка Бекетов. Милосердный государь царь и великий князь Михайло Федорович всея Русии, пожалуй меня, холопа своего, вели мне быть в своей государеве в далней вотчине в Сибири в Енисейском остроге у стрелцов в сотниках на Поздеево место Фирсова. А того, государь, сотника Поздея Фирсова нестало, чтоб я, холоп твой, волочась меж дворов, голодною смертью не умер. Царь государь, смилуйся.На л. 92 об.: 135-го генваря в 12 день отпустить на Поздеева место Фирсово и велеть иво в Тоболску поверстати… службою…».

Но пока он добирался до острога, в енисейском гарнизоне уже выбрали себе стрелецкого сотника — Максима Перфильева, который до этого занимал в остроге должность подьячего. Воевода Ошанин, одобривший выбор стрельцов, уже послал челобитную в Москву с просьбой утвердить подьячего Максима Перфильева в должности сотника.

Однако в Москве посчитали, что с должности подьячего сразу в сотники, минуя промежуточные должности карьерной лестницы, будет негоже. И учитывая, что ими уже послан свой кандидат в сотники, а игнорировать решение Москвы не полагалось, было принято решение. Поскольку Бекетов был в чине сына боярского, а Перфильев всего лишь подьячий, стрелецким сотником стал Петр Бекетов, а чтобы Максиму Перфильеву, несомненно, человеку заслуженному (ведь не зря ему люди оказали такое доверие), было не обидно — произвели его в казачьи атаманы. Таким образом, благодаря мудрой чиновничьей изворотливости «и овцы целы, и волки сыты». Теперь енисейский гарнизон имел полный комплект: сотник Бекетов и атамана Перфильева.

В первую командировку сотник Бекетов отправился уже в 1626 году на усмирение взбунтовавших тунгусов на Верхней Тунгуске. Тунгусов быстренько усмирил и к тому же острожек небольшой поставил. Назвал он его — Рыбинский острог (ныне село Рыбное, Мотыгинского района) и уходя, оставил там своих людей для сбора «ясака». На следующий год, еще раз, отряд Бекетова туда ходил уже за пушниной, ну и заодно часовню там поставили. В этом же году на Верхнюю Тунгуску ходил и новоиспеченный атаман Максим Перфильев. С отрядом в пятнадцать казаков они дошли до Шаманского порога, поставили там зимовье, дальше порога пройти казаки не смогли. По возвращении в острог Перфильев доложил воеводе Василию Алексеевичу Аргамакову, что места там очень богатые и народ туземный приветливый и работящий.

Позволю себе сослаться на В. Г. Герасимова и процитировать выдержку из одной «отписки» представленной им в «Летописях Братска»: «Брацкая земля многолюдна, богата соболями, бобрами и скотом, и бухарских товаров много, а серебра де добре много, а коней и коров и овец и велблудов бесчисленно, а хлеб пашут и гречу и ячмень, и ждут брацкие люди к себе… государевых служилых людей, а хотят тобе, великому государю, брацкие люди поклонится и ясак платить и служилыми людьми торговати», — так описывали они прелести приангарья.

Таким образом, постепенно, где по добру, а где и силой рос Енисейский уезд, прибавлялся все новыми и новыми волостями. К 1630 году в уезде уже была 21 волость, половина из которых находились на правом берегу Енисея и вдоль реки Верхняя Тунгуска и ее притоков.

Говоря современным языком, Енисейский уезд в то время объединял территории современных: Мотыгинского, Богучанского, Кежемского, Енисейского, Северо-Енисейского, Абанского, Дзержинского, Тасеевского, Казачинского, Пировского районов и частично других районов Красноярского края. Число же ясачных аборигенов доходило уже до четырех тысяч человек.

* * *

Жизнь русских колонизаторов Сибири неразрывно была связана с жизнью и бытом коренного населения региона. Националам, веками жившим на этой территории, с детства были знакомы окружающая их тайга, реки и озера, болота и сопки, это были места их обитания, их родина. Они знали особенности рыболовства и охоты, присущие той или иной местности. Были хранителями всевозможных тайн и хитростей, так необходимых для жизни в этом суровом краю.

В свою очередь русские переселенцы принесли им свои «ценности»: грамоту, сельское хозяйство и ремесла, новинки оружия, в том числе и огнестрельное, то есть прогресс и цивилизацию.

Задачей колонизации Сибири было не завоевание, а освоение, я бы даже сказал — дружественное поглощение Сибири Россией. Если бы все сводилось только к сбору «ясака», то и результаты были бы несколько иные. Зачем, скажите мне, нужно строить остроги, города, прокладывать дороги, зачем заселять так интенсивно эти дремучие места?

Можно было поступать так, как это делали южные соседи, киргизские и казахские кочевники: они просто занимались налетами и грабежами, не обременяя себя строительством поселений и городов, их интересовали только меха и рабы.

Можно было действовать по принципу европейских и азиатских торговых компаний — скупать за бесценок меха, как говорится, дешево и сердито.

Как и всякие оккупанты, русские не были для аборигенов желанными гостями, но в сравнении с южными соседями, а к ним в скором времени могли прибавиться и другие.

Маньчжурская империя поднимала голову, готовая в любое время прийти на их земли. Русские были наименьшим злом, к тому же внутренние межплеменные разборки, грозившие полным исчезновением некоторых этносов, заставили многие племена обращаться к русским с просьбой о помощи. Все-таки на фоне киргизских и китайских разбойников русские были соседями более дружелюбными и миролюбивыми. И русские в силу менталитета это доверие оправдывали. Они мирили племена, отбивали пленных у иноземных захватчиков, справедливо наказывали виновных.

Русских устраивала позиция мирного и дружественного сосуществования, как у нас говорят: «худой мир — лучше доброй ссоры». Кроме того «ясак», который приходилось платить туземцам, это была как бы гарантия безопасности для самих туземцев, к тому же эта плата была не настолько обременительна, как регулярные и опустошительные набеги южных кочевников. Русские не прогоняли остяков и тунгусов с насиженных мест, не сжигали стойбища, не убивали людей и не угоняли их в рабство.

Все указы, поступающие воеводам из Москвы, требовали хорошего и доброго отношения к националам, запрещая грубость и жестокость в общении с местным населением. «Держать к ним ласку и привет и бережение, а напрасные жесточи… им не чинить… чтоб их в чем напрасно не жесточить и от государевой милости не отгонять».

Так что выбор коренное население делало добровольно, по принципу: «из двух зол выбирают меньшее». И хоть без особого энтузиазма, но присягали русскому царю националы по собственному желанию, без принуждения.

Да и выгода была обоюдной и аборигены не могли этого не видеть. Ведь вслед за служилыми людьми в Сибирь ехали и шли гражданские люди; купцы, ремесленники, крестьяне. Они строили поселения, прокладывали дороги, пахали поля и разводили скот, осваивали ремесла, торговали. Жизнь обустраивалась, глухая тайга оживала, всем было хорошо. Даже первостепенную задачу, сбор «ясака», российское правительство не ставило в приоритет к доброму и дружественному отношению к националам. Несмотря на то, что в те годы производство и торговля алкоголем были монополией государства, тем не менее, царь строжайше запретил поставлять и использовать алкоголь как бартер при сделках с националами, то же самое касалось и табака.

Более того, служилым людям было приказано вылавливать китайских и других «бутлегеров» и строго наказывать, а алкоголь изымать и уничтожать. Ясачные люди — те из националов, которые платили налог, «ясак», пользовались рядом льгот и привилегий. Так крестьяне не могли захватывать землю под пашню у аборигена, если даже он ею не пользовался и были случаи, когда крестьяне распахивали неудобицы в то время, как хорошие плодородные земли, оставаясь в формальном владении какого-нибудь остяцкого рода, и не использовались по прямому назначению. Эту землю, конечно, можно было выкупить, но требовалось согласие другой стороны. И приходилось с остяками договариваться и, скорее всего, на условиях племени или рода.

В свою очередь русские переселенцы, так же как и коренное население Сибири, перенимали друг у друга секреты и особенности жизни и быта касаемые строительства жилья, его отопления, охоты и рыболовства. Ведь теперь они стали соседями, им предстояло жить вместе, а значит, нужно сотрудничать и ладить. Нет, конечно, случались и разногласия, были и нападения, грабежи, разбои и огромное количество смертей. В основном все перечисленное имело место быть не в результате государственной политики России, направленной на захват чужих земель или принудительное порабощение коренного населения. Это были частные случаи неприязни, возникавшие с обеих сторон, к захвату территорий отношения не имеющие. К тому же земли были, как бы, ничьи. Никаких признаков государственности на этих территориях никогда не было. Существовал первобытнообщинный строй и поэтому важно, поглощая под свою юрисдикцию, колонизируя территории, не нарушить древнюю гармонию этого чудесного края.

Поэтому правительство Российского государства очень пристальное внимание уделяло подбору кандидатов на должности по управлению колониями. Как правило, подбирались люди знатного происхождения, из высших чинов, желательно воинского сословия. Так на протяжении XVII века из общего числа воевод, а их в Сибири было примерно 500, только князей было 109 человек, представителей дворцовой знати 141 человек, стольников 119, бояр, правда, всего 19 и окольничьих — 3 человека.

Однако и полномочиями сибирские вельможные начальники были наделены чрезвычайными, несравнимыми с полномочиями воевод в других регионах России.

«Сибирский приказ», предписывая воеводам Сибири правила управления территориями, рекомендовал им «управлять по-своему высмотру, как будет пригоже и как Бог вразумит».

Эту рекомендацию все воеводы приняли как полный карт-бланш. Надо понимать, что сам по себе институт воеводства не подразумевает строгой централизации и вертикальной подчиненности. По сложившимся правилам, разрядные воеводы руководили уездными воеводами, но сибирские, уездные воеводы назначались прямо из Москвы, безо всякого согласования с разрядными воеводами.

Известна челобитная енисейского воеводы Федора Полибина, в которой он докладывает, сколько «ясака» собрано, какие подарки для царя Алексея Михайловича получены от князя Турукая и что ясак и подарки он отправляет в Москву в сопровождении атамана Василия Колесникова. Как мы видим, письмо адресовано в Сибирский приказ, минуя томского разрядного воеводу князя Осипа Ивановича Щербатова. По правилам лишь разрядные воеводы имели прерогативу переписки с Сибирским приказом, однако, как мы видим из отписок уездных воевод, они сплошь и рядом напрямую обращаются в Москву и не только в адрес Сибирского приказа, но и к государю.

Сибирский приказ должен был управлять разрядными воеводами через Приказную палату, аккумулируя всю информацию разрядных «отписок», касаемых в первую очередь сбора «ясака», налогов и податей, разведки новых территорий и поиска полезных ископаемых.

Уездные воеводы назначали и увольняли приказчиков, сборщиков «ясака», отвечали за состояние уезда и решали все вопросы по его управлению. Свои приказы воеводы осуществляли через уездные избы (съезжие), ее отделы (столы) имели различные функции и соответственно назывались: ясачный, хлебный, денежный стол и так далее. Во главе уездной избы стоял «дьяк»

Конец ознакомительного фрагмента.