Блокноты

Владимир Дараган

Блокноты… толстые и тонкие. В них фразы, абзацы, короткие рассказы о мужчинах и женщинах, о скучном быте и интересной работе, о жизни в палатке и мистике вокруг нас. Сказки для взрослых, наблюдения и попытки размышлять, о художниках, музыкантах и писателях, полезные и вредные советы. Местами смешно, иногда грустно, но это редко. Но автор надеется, что всегда интересно.

ГРАФОМАНЫ И ПИСАТЕЛИ

Графомания

Не ругайте графоманов. Это много лучше, чем алкоголизм и наркозависимость. И их увлечение не такое затратное, как, например, горные лыжи или любовницы. Безвредные они, если коротко.

Не хуже

«Одна печатаемая ерунда создает ещё у двух убеждение, что и они могут написать не хуже. Эти двое, написав и будучи напечатанными, возбуждают зависть уже у четырёх». — Владимир Маяковский.

Это все, что надо знать о графоманах, осаждающих издательства.

О любви

Графоман сидел за компьютером и писал роман.

— О чем пишешь, — спросила подошедшая жена.

— О любви большого политика к юной девушке

— Квартиру ей купил? — спросила жена.

— Нет, а надо?

— Пусть купит, а то читателям любовь покажется не настоящей.

Японская

Вот скажешь «лепестки цветов вишен падают в пруд», и никто даже ухом не поведет. А намекнешь, что это цитата из стихов древнего японского поэта, все сразу вздохнут и найдут в этом глубокий смысл.

Счастливый

Счастливый человек никогда не напишет ничего путного и интересного. Что может быть интересного в «Жив, здоров, кушаю хорошо»? Это интересно только маме, которая другого и читать не хочет.

Писатель

— Ты пишешь быстрее, чем я успеваю читать.

— Так это прекрасно. Остается чувство, что в непрочитанном может быть сказано что-то умное.

Скамейка

Пиши так, чтобы читателю захотелось выйти на улицу и внимательно рассмотреть сломанную скамейку, о которой ты написал.

Встреча

Встретишь кого-нибудь, поговоришь и захочешь об этом написать рассказ, которых закончится словами: «И больше я его никогда не видел».

Мазки

Стиль писателя, как техника художника. Можно смешать краски для нужного тона, а потом нанести мазок. А можно, как это делает Камиль Писсарро, наносить точками простые краски на холст, их смешение произойдет в глазах ценителя импрессионизма.

Тьму под распахнутыми плащами Волков Хаоса можно описать чем-то простым. Например — «чернота ночной пещеры». А можно как Джоди Пикол наносить мазок за мазком: «Я заглянул под их расстегнутые плащи, и мне показалось, что под их одеждой вообще нет тел: ни шерсти, ни чешуи, ни плоти, ни костей. Только тени, мрак Хаоса, мрак, не имеющий ни цветов, ни оттенков, даже не знающий, что такое цвета; дыра, прорезанная в сущем. Всеядная голодная прорва».

Последняя фраза

Мастера литературы советуют тщательно обдумывать первую фразу. От нее часто зависит — будут ли читать книгу дальше. Но последняя фраза так же важна — от нее зависит, захочет ли читатель искать другие книги автора. Мастером последней фразы был Жюль Верн. Вот, например, из «20 тысяч лье под водой»: «Шесть тысяч лет тому назад Экклезиаст задал вопрос: „Кто мог когда-нибудь измерить глубины океана?“ Два человека имеют право ему ответить: „Мы!“ Это капитан Немо и я!»

Внешность героев

Учишься описывать внешность литературных героев: лицо, волосы, тело, мимика, привычки, одежда, обувь… А потом читаешь у Чехова: «молодая дама, невысокого роста блондинка, в берете». У Пушкина еще проще: «толстая и рябая девка».

Новое

Он начал писать, понимая, что не скажет миру ничего нового. Его согревала надежда, что люди не читали другие книги.

Между строк

Писатель-садист всегда пишет так, что его никто не понимает. Все важное между строк. А если строка одна, то тогда он важное вообще не пишет. Читатели должны сами догадываться. Никто этого не делает, и все, кто дочитывают текст до конца, пребывают или в радости (нашли то, что сами хотели сказать), или в гневе на самих себя — зачем вообще они это читали?

Вторых по-человечески жалко, а первые и не подозревают, что они сами все придумали. А что хотел сказать автор, он и сам не знает.

Будущее время

Только сейчас заметил, что в русском языке «половое» различие глаголов только в прошедшем времени: «Он вышивал, она вышивала». Но «он/она вышивает, он/она будет вышивать».

Тут бы сделать озабоченное лицо и окончательно решить, что будущее наше странное, мир катится в пропасть.

Трудно

Очень трудно писать легко.

Пропущенное

Представьте картину, на которой женщина на кого-то смотрит, а этого «кавота» нет. Кто он? — нужно догадаться, включив воображение. Он был в воображении художника, нам предложена маленькая загадка.

Хемингуэй писал, что в рассказе «можно опускать что угодно при условии, если ты знаешь, что опускаешь. Тогда это лишь укрепляет сюжет, читатель чувствует, что за ненаписанным есть что-то, еще не раскрытое».

Да, есть большая разница между ненаписанным сознательно и ненаписанным потому, что не знаешь, о чем писать. Или для искусственного тумана в сюжете — пусть, дескать, читатель помучается. Рассказы с «пропущенным» читаются нелегко, их мало кто понимает с первого раза. Если написаны мастерски, то перечитываешь.

Задача писателей

Вот интересно: является ли одной из задач современного писателя отвлечь людей от прогресса, от электронных игрушек и помощников, чтобы сохранить способность человечества думать?

Выбор

Герою рассказа хорошо бы сделать непростой выбор. Одно дело, если его уволили с работы, и совсем другое, когда он ушел сам, чтобы выбраться из уютной колеи и пойти по новой дороге к восходящему солнцу. Вот примеры, когда герой делает выбор:

— Сможете передать деньги за проезд?

— Тебе наливать?

— Косарь не одолжишь?

— Выйдешь за меня замуж?

— Ты, наконец, мусор вынесешь?

Хладнокровный

Как же хочется написать, что герой рассказа Петя был хладнокровным и молчаливым. Но стоит такое написать, и рассказ погиб. Мало ли что автор напишет, ты примеры давай. Вот и приходится писать нечто такое:

— Ты зверь, ненавижу тебя!

Петя повернулся, сорвал ромашку с клумбы и протянул Марине.

В путешествии

Творческие личности отправляются в путешествия для вдохновения, для поиска новых сюжетов, или просто пройти по улицам, по которым будут ходить герои книг.

Потом многое забывается. В памяти остаются лишь яркие пятна, когда увиденное совпало с твоим настроением. Ты не запомнишь чеховских серых заборов, если шел вдоль них радостный и хмельной. Поэтому юным писателям надо настроиться в резонанс с настроением героя и лишь потом отправляться по улицам или лесным тропинкам.

Эротика

Как красиво пишут авторы на сайте Проза.ру. Наслаждаюсь шедевром: «эротические нотки закружились по комнате, ударяясь о стены». Вспоминаю эротические моменты в моей жизни. Ничего у меня не кружилось и не ударялось о стены. Скучно я живу.

Внимание

Есть три способа привлечь внимание читателей: написать немыслимую хрень, вспомнить что-нибудь умное или придумать нечто веселое. Высший класс — это всё объединить

Рабы

Ренуар увлекся скульптурой, когда уже был разбит артритом. Двигаться он не мог, только руки немного работали. Ему помогал Ришар Гвино. Ренуар указывал палкой, где надо добавить глины, где скруглить, где убрать. Получалось отлично. Я бы поработал таким «рабом» у мастеров слова: Гоголя, Платонова, Довлатова…

Вот сидит в шезлонге Николай Васильевич, вино потягивает, говорит:

— Напиши, как в уездный город въехала бричка, в которой ездят господа средней руки.

— Это кто такие?

Гоголь вздыхает, перечисляет. Потом продолжает:

— Теперь о внешности героя.

— А какая у него внешность?

— Неприметная.

Поправляю очки, барабаню по клавишам.

— Теперь о реакции жителей города.

— А что, были зрители?

— Вставь двух мужиков.

— Как они удивились?

— Чему тут удивляться? Пусть они колесом брички заинтересуются.

Я пишу, радуюсь, что нетленка прямо на глазах рождается.

Зачем пишу

Вспомнил, о чем еще думал бессонной ночью. Написал мне один виртуальный друг гневное: «Дараган, нахрена ты так много пишешь, тебе что, заняться больше нечем?»

Отвечаю: потому и пишу, что есть чем заняться, а так можно этим не заниматься.

И ещё открою страшную тайну. Пишу много, чтобы никто не успел прочитать всё написанное. Вот стукнет мне много лет, и можно смело заниматься самоцитированием. Надергаю мудростей из старых текстов, а читатель будут восхищаться: «Во, Дараган дает. Ему уже сто пятьдесят лет, а он еще способен по клавишам стучать». А я буду потягивать сухое вино, разведенное спиртом, и усмехаться в седые усы.

Смешно?

Без юмора в наше время долго не прожить, это все ученые говорят. От людей без чувства юмора надо держаться подальше. Как дела, погоды нынче хорошие, привет семье — и бегом от них. Беда в том, что мы разные и нам нужен разный юмор. Вот не могу я смотреть выступления юмористов-стендаперов. Скажет он/она предложение и ждет, когда все засмеются. А если тебе не смешно, то сидишь и от стыда сгораешь, что не со всеми в унисон, что выпендриваешься.

Юмор бывает тупой. Вот классический пример: «На улице шел снег и рота солдат». Так шутить может каждый — стандартный прием, перечислять неперечислимое. Но так делать не надо — это заезжено.

Есть еще солдатский юмор с намеком на тонкости понимания, не сразу доходящий. Пример: «Не влюбляйтесь в девушку с фингалом под глазом. Скорее всего, она уже влюблена». Это уже получше, для стендаперов сойдет. Но я буду сидеть угрюмо — уж простите.

Про любимых классиков писать не буду. Давайте про современников: Слава Сэ, Дмитрий Горчев и Михаил Бару. Первых двух, к нашему горю, уже с нами нет. Но писатели живы, пока читают их книги. Поэтому о грустном не будем, будем о них в настоящем времени. Слава Сэ талантлив, но избыточно искрометен. Вот отрывок из его книги:

«В четыре утра я встретил этого Фёдорова. Он был зелёный и скользкий на вид. И брёл по трубе отопления в новые дали, освещал себе путь жёлтым светом из глаз. В дороге он перекрыл множество труб и не мог найти окно, через которое влез. Кто-то закрыл Фёдорова и даже заштукатурил. И видно было по зубам, Фёдоров хотел, но не смог прогрызть фундамент».

Текст знатно украшен, но я такое долго читать не могу. Перебор «юмора» через предложение. Каждый его абзац подразумевает паузу, чтобы посмеяться. Как у стендаперов. У Горчева проще и тоньше, хотя пишет он грубовато. Вроде сначала не смешно, но абзац целиком вызывает улыбку за счет неожиданного конца, за счет ненавязчивого присутствия насмешливого автора. Вот кусочек текста из его ЖЖ о поездке в Москву:

«И лица у всех в метро очень ужасные, хотя может быть это только в семь часов утра так, не знаю, я тут редко бываю. У меня вот сосед в деревне всё стесняется ехать в Москву: куда я, говорит, с такой рожей да в столицу. Вот приеду обратно в деревню и его утешу — мол, будешь ты, Серёга, на всей Кольцевой линии самый наипервейший красавец».

Теперь о Михаиле Бару. Кажется, что он вообще не шутит, но… Посмотрите:

Конец ознакомительного фрагмента.