Судный день. Только Всевышний знает, когда он придет

Владимир Далецкий

Эта книга о человеке, который просто жил и жил по инерции. Но столкнулся с непонятным и не спасовал, а стал, хочется верить, мудрее.

© Владимир Далецкий, 2022

ISBN 978-5-0059-3442-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Судный день

Петров проснулся от сильной головной боли. Казалось, череп сверлят изнутри — точно такой же звук, точно такой же «кайф». И все бы ничего, если бы не надоедливые маленькие человечки, а это были, безусловно, они, не били бы изнутри черепа своими отвратительными железными молоточками.

Наконец Петров собрался с силами и сел на измятой постели. Голову повело, но очень скоро мозги догнали череп. Видимо, для человечков, которые засели там, внутри головы, это было неожиданностью, и они все покатились по внутренней сфере черепа. Но проклятые человеконенавистники, собравшись с силами, опять принялись за свое черное дело.

— Чтоб вас! — буркнул Петров и осторожно потер голову руками.

Отверстий в черепе еще не было, но, видимо, дело за малым. «Какой сегодня день?» — как-то очень безучастно среагировал на происходящее центр контроля в мозгу, до этого также погруженный в серую глубоководную муть и усталой ленивой рыбой всплывший наконец на поверхность. Просто Петров был, несмотря ни на что, человеком обязательным и очень боялся опоздать на работу, которая была для него связующей нитью с миром людей.

«Нет повода для беспокойства: сегодня суббота», — подсказала ему кора головного мозга.

Уф, значит, можно отдыхать дальше, если, с позволения сказать, весь этот ад можно назвать таким красивым словом. Но очень хотелось еще полежать, несмотря на то, что проклятые человечки в голове и в таком положении не давали покоя. Вот только в горле — настоящая пустыня Сахара, а во рту будто бы переночевал табун мулов. Услужливая кора головного мозга продемонстрировала Петрову вид пересохшего озера с потрескавшимся от жары донным грунтом и табун пасущихся парнокопытных животных.

Паршиво! Было бы лучше, если бы он умер вчера. Петров попробовал это сделать сейчас и теперь, но у него ничего не получилось, Как говорится живое страдание — живым. Он осторожно прилег на бочек и закрыл глаза, стараясь отрешиться от суровой действительности, которая диктовала свои жесткие условия существования а той грешной земле.

«Во рту с похмелья стыд и срам, он выпил водки 200 грамм», — подкорка подкинула какие-то давно забытые фривольные стишки.

Сквозь стук железных молоточков внутри черепной коробки, грозившей расколоться после каждого такого злобного удара, вдруг он услышал какие-то звуки. Это было похоже на человеческую речь, смысл которой кора головного мозга донесла до него с некоторым опозданием:

— Смотри, ночью бабу замочил и дрыхнет до обеда!

— Как таких уродов только земля носит! — услышал он второй голос.

«Опять забыл телевизор выключить», — с болью в голове подумал Петров. Опять какой-то «дефектив» крутят. Петров с усилием разлепил пудовые веки и приподнял голову, чтобы обозреть свое убогое жилище. Сознание автоматически зафиксировало следующую картину: посредине его комнаты стояли два незнакомых мужчины — один повыше, а другой толще и пониже.

«Вот пристали», — вяло подумал Петров. Мысль с трудом пробивалась сквозь стук молоточков в мозгу, к которым присоединился, после того, как Петров открыл глаза, и визг электродрели, которая также буравила его черепушку изнутри.

— Алкаш! — ярился высокий и тощий субъект, как оказалось, обладатель низкого голоса. — Такую бабу завалил, детей сиротами оставил!

— Да, пора его забирать отсюда, — согласился с ним его толстенький приятель с противным визгливым голосом, — пока еще чего-нибудь не натворил.

«Менты», — ленивой рыбкой проплыла в мозгу мысль.

Петров присмотрелся к особенно агрессивному тощему и высокому мужчине. На нем был чистый, но изрядно потертый костюмчик, застиранная клетчатая рубаха. Толстячок был одет, мягко говоря, не шикарно. Старенькие спортивные брюки пузырились на коленях, на рубаху неопределенного цвета сверху был одета видавшая виды спортивная курточка.

— Если менты, то под прикрытием, — догадался страдалец.

Туман перед глазами сгустился, глаза сами закрылись, а тяжелая как гнет голова плавно опустилась на подушку. Благодаря горизонтальному положению, стало, вроде, немного легче. Человечки, видимо, присели на перекур.

— Эй, вставай, душегуб! — тощий мужичонка неожиданно сильно ухватил Петрова за шиворот и стал трясти как липку.

От такого микширования в голове сделался такой переполох, что Петрова чуть не стошнило.

— О-о-о-о-о! — простонал он и стал вяло отбиваться ногами от настырного посетителя.

А тот не унимался:

— Скажи как на духу: ты бабу замочил? Признавайся!

— Какую бабу, мужики! — простонал Петров. — Вы совсем ополоумели! Никаких баб никогда в своей жизни я не мочил! Хотя, может быть, в некоторых случаях и надо бы… Отстаньте паскудники! Голова раскалывается!

Действительно, человечки в голове взялись за дело с удвоенной силой: тук, тук, тук, виу, виу. виу…

А мужичонка все не унимался:

— Я о бабе, которую вчера на окраине города около автобусной остановке нашли.

— А-а-а! — до Петрова, наконец, дошло. — Так это же Серегин, приятель мой, вчера, когда мы керосинили, про этот случай рассказал. Вот я от него и услышал. Молодая, симпатичная. Зарезали, бросили возле автобусной остановки — вот и все, что я слышал. Больше ничего не знаю, отвяжитесь, а?!

— Не врешь? — инквизиторским тоном допытывался тощий.

— Да пошли вы! — выдохнул с силой Петров, так как молоточки застучали еще сильней.

Но длинный не отставал, все тряс за плечо:

— Говори, где живет Серегин?

— Улица Космонавтов, дом 3, квартира 47, — пробурчал на последнем дыхании бедолага, чтобы, наконец, от него отстали.

Когда человека не беспокоят, всегда жить легче. Вот и Петров, покинутый надоедливыми субъектами, провалился в тяжелый, беспросветный сон. Продрал глаза часам к шести вечера. В это время солнце перебралось на западную сторону дома. Его настырный луч стал скакать по синюшному, небритому лицу Петрова. Бедняга тяжело заворочался, застонал, пытаясь увернуться от новой пытки. Но настырный луч его настигал всюду, так что пришлось заслоняться от него ладонью. Но, как известно, чтоб солнце заслонить, ушей ослиных мало. Что тут поделаешь, видимо, пришла пора вливаться в эту треклятую жизнь. Петров, по-прежнему закрываясь от солнца ладонью, сел на сбитой и скомканной постели.

Муторно. Петров огромным усилием воли заставил себя встать с кровати и пошлепал босыми ногами на кухню, придерживая голову руками. Просто было такое ощущение, что она не поспевает за телом. Хотя человечки, забравшиеся внутрь черепа, закончили к вечеру свою смену, но легче от этого не стало. Трясущимися руками Петров налил вонючей воды из-под крана и жадно выпил. Еще немного постоял, приходя в себя. Тогда и вспомнил о тех двоих, терзавших его. Обследовал все комнаты, но чужого присутствия в квартире не обнаружил. Проверил дверь — заперто изнутри. Так что же это было?

«Неужто на белого коня вскочил!» — забеспокоился Петров, но потом подумал, что все это ему приснилось. И все же решил не опохмеляться, ведь, так можно и алкашом заделаться. Шлепая босыми ногами по давно немытому полу, потащился в ванную. Гулко щелкнул выключатель. Пора приступать к водным процедурам. Слегка поскоблил тупым лезвием трехдневную щетину, потом умылся, пофыркивая и отплевываясь. Посмотрел в зеркало и пригладил взлохмаченные волосы. Красавчик! На Петрова из отраженного мира смотрело совершенно чужое лицо. Лицо обычного забулдыги — пудовые мешки под глазами, мертвенно серый цвет лица, похожий на грушу нос с черными точками на бугристой коже, пожелтевшие белки серых пустых глаз.

— Где мои 16 лет? На Большом Каретном! — фальшивя, пропел Петров, и от этой глупой выходки на душе сделалось еще гаже.

Да, жизнь, можно сказать, прошла. Уже 53 — и пенсия не за горами. А чего добился в жизни, чего достиг? Родился, крестился, женился, детей вырастил. Вот, кажется, и все. С 18 лет за баранкой автомобиля. Армия, гражданка, что не намного лучше. Из дома — на работу, с работы — домой. Так вся жизнь и убежала, как кипяченое молоко на плите. Жена давно чужой человек. Дети живут своей жизнью. Внуков раз в году только и увидишь — далеко забрались детки.

— Такая жизнь! — мрачно пропел Петров и отправился на кухню. Нужно браться за грязную посуду — завтра жена приезжает от старшей дочки, где младшего внука Диму помогает нянчить. Две недели не было кому пилить, теперь все сначала начнется. Сделай то, сделай это, почему ты не сделал то, почему ты не сделал это? И так далее, и тому подобное!

В мелких заботах прошел день. Петров даже слегка убрал в квартире — супруга все равно сделает все по-своему. Завалившись на диван, полистал газеты, сваленные за две недели в прихожей на столике под телефоном, включил телевизор. Не заметил, как уснул. Проснулся, а за окном уже темно — на часах два часа ночи. Пошел и лег в кровать.

Проснулся утром от знакомого голоса:

— Серегин утверждает, — бубнил тощий, его Петров узнал даже с закрытыми глазами, — что этот фрукт к убийству женщины не имеет никакого отношения. А жаль…

— Приходится констатировать, что в этом случае мы попали пальцем в небо, — как-то нехотя согласился толстячок с писклявым голосом.

Петров услышал шаги надоедливых визитеров, удаляющихся из спальни.

«Может, наконец, отстанут!» — пришла здравая мысль.

Было лень вставать, устраивать разборки. И так вечером жена приезжает — хватит нервотрепки! Вот только откуда у них ключ от квартиры? И как они открывают дверь, если в замке со стороны квартиры торчит ключ?

Незаметно для себя Петров опять уснул и проснулся только в 11часов дня. Летний солнечный день принес, казалось, давно утраченный оптимизм. Петров побрился, умылся, оделся, приготовил себе яичницу на завтрак. Даже отыскал засохший кусочек хлеба. Выходить из дому не хотелось, так что прилег на диванчик и опять задремал. Спешить ему было некуда — поезд, на котором приедет супруга, прибывает в половине восьмого вечера.

В 6 вечера начал собираться. На улице было еще жарковато. Стараясь держаться в тени, Петров подождал на остановке автобус. Народ вокруг озабоченно суетился, все куда-то спешил. Старушки, молодежь, люди среднего возраста — всем чего-то не хватало, все были чем-то озабочены. Один только Петров стоял, как Сфинкс, прислонившись к стене остановочного павильона, и покорно ждал. Подошел его автобус. Петров подождал, пока закончится толкотня, и неспешно просочился внутрь. Да, жарковато в железной коробке с давно немытыми окнами. Да и народ все какой-то издерганный, нервный.

А вот и вокзал с его таинственно пульсирующей жизнью. Народ привычно суетится, зачем-то куда-то спешил, отдуваясь. Изредка мелькнет в толпе бомжеватого вида мужик, неспешно прокладывающий себе путь в людском море, а потом снова все захлестнет волной безликих обывателей. Потных, злых и озабоченных. Как-то не хотелось окунаться в это болото, но долг велит!

Петров без труда проник в здание вокзала и потерся возле киоска с периодикой, рассматривая яркие обложки журналов, рассказывающих о страшно далекой от него жизни. И это доморощенный философ прекрасно понимал, но нужно же как-то убить время, оставшееся до прихода поезда. Потом вышел на все еще раскаленный от солнца перрон, заполненный суетящейся и безликой массой народа.

А вот и нужный поезд подходит к перрону, поблескивая давно не мытыми вагонами. Народ, подогретый до выпаривания в железных душегубках, вывалился из вагонов. На перроне несусветная толкотня. Толстая тетка, вытирая ладонью потный лоб, больно заехала ему в живот огромной сумкой, набитой, видимо, камнями. Петров чертыхнулся и потер ушибленное место. Хотелось сказать пару ласковых, но тетка, словно ледокол, рассекая людской поток, скрылась за спинами собратьев по разуму.

И вдруг Петров увидел тех двоих из своей квартиры. Они протиснулись мимо, не обратив на него никакого внимания. Правда, в людском гомоне можно было уловить несколько фраз.

— Доставили подарочек по назначению, — бубнил тощий.

— Охота открыта! — радостно пискнул розовый, словно с картинки из детских сказок, толстячок, утираясь носовым платком. Приятели исчезли за спинами вырвавшихся на свободу из вагонного заточения пассажиров.

«Неужели все же опера?» — задал себе мысленно вопрос Петров, но так и не смог на него ответить. Разве такими опера бывают? Правда, Петрову с ними в жизни сталкиваться не приходилось, но по телевизору в этой роли демонстрировали бравых и очень крутых ребят. А это какие-то затрапезные. Да их соплей перешибить можно!

— Что творится в этой жизни, — невесело рассуждал Петров, — никакой защищенности у простого человека. Кому вздумается, тот тебе по шеям настучит. Какие-то забулдыги без спросу в квартиру к тебе вламываются, допрос учиняют. А то начальнику что-то не понравится, и даст он тебе пинка под зад. Будешь тогда с забулдыгами в подворотне ошиваться, пока жена из дому не выставит. А там одна дорога — в бомжи. Эх, житуха распроклятая! Разве так мы жили раньше? Смысл какой-то в жизни был, цель какая-то. Пусть небольшая. Пусть хотя бы накопить и купить, но цель. А сейчас! Тьфу! Живем одним днем, как будто следующий за ним — уже судный.

За этими невеселыми мыслями Петров не заметил, как к нему подошла жена и дернула за рукав:

— Вань, пошли что ли? А рожа, рожа! Понятно, неделю бухал!

— Какая неделя! — обиделся Петров. — В пятницу с товарищами и принял… немного. День шофера.

— Надоело смотреть, как ты спиваешься, — буркнула жена и пошла и к выходу из перрона.

Петров перехватил пустую сумку — это только в гости к детям с полной ездят — и поплелся следом. Непроизвольно взгляд уперся в крутые бока супруги. Ведь была когда-то стройной.

…С места в карьер жена начала наводить порядок в квартире. Петров всячески помогал, демонстрируя лояльность. Потом супруга скрылась на кухне и зло застучала кастрюлями. Но без позднего ужина, причем, довольно обильного, Петров не остался. Такая у жены привычка. Еще успел перед сном и окончание какого-то сериала, который демонстрировали по телевизору уже второй год, ухватить.

В 11 вечера супруги потянулись на боковую. Петров быстро разделся и лег со своей стороны кровати, натянув одеяло, хоть в квартире было довольно душно. Бетонные стены пятиэтажки прогрелись и щедро отдавали накопленное за день тепло. Просто не хотелось видеть, как будет раздеваться супруга. Так раздобрела!.. На удивление быстро заснул.

Ночью несколько раз вставал, шлепая по полу в туалет, а потом — на кухню, чтобы хлебнуть из-под крана. Утром проснулся по звонку будильника и привычно быстро стал собираться на работу. У супруги был еще отпуск, поэтому она, дефилируя по квартире в розовой ночной рубашке, поставила на стол довольно скромный завтрак и пошла досыпать.

Петров быстро проглотил сардельку, сильно смахивавшую на жену, выпил горячий кофе и вышел вон из квартиры на свежий утренний воздух. Утренняя свежесть приятно ободрила. Кругом все привычно торопились. Вон, какая красавица за мужика цепляется. Да, такую красотку и подцепить не грех.

«Совсем как в прежние времена», — подумал с некоторым волнением Петров и прибавил шаг. На минутку ощутил себя молодым и энергичным. И сразу более упругим стал шаг, выше поднялся подбородок, глаза сами отыскивали стройные женские фигурки.

Конец ознакомительного фрагмента.