Рай

Владимир Гурвич

Этот роман – настоящее пиршество для интеллектуалов. Книга для тех, кто стремится к познанию, кого терзают вопросы бытия.... Вы не найдете здесь банальных ответов на тему в чем же все-таки заключается смысл жизни, однако, несомненно, книга даст толчок для размышлений и дальнейших поисков. Всем, кто вечно жаждет новых откровений и готов к поиску, добро пожаловать в Рай, который на самом деле ад.

Познание горько: кто глубже всех познал,

Тот плачет над роковой истиной —

Древо познания не есть древо жизни.

Лорд Байрон

Из-за того, что истина нам кажется такой невероятной, мы избегаем ее познание.

Гераклит

Настоящий путь открытий не в поиске новых пейзажей, а в приобретение новых глаз.

Марсель Пруст

Часть первая

Глава 1

Это был самый печальный год моей жизни, год крушения всех моих надежд. Все началось с развода. Наш брак с Мариной давно шел к своему краху, хотя я все же до самого последнего момента надеялся на то, что каким-то чудом удастся сохранить этот союз. Но то, что должно случится, непременно случится, и она подала на развод. Ни уговоры, ни мольбы, ни обещания ничего не действовали, она была непреклонна, как уверенный в своей правоте инквизитор, и довела это дело до логического финала.

Для меня это был не просто крах моей семейной жизни, это был крах самих ее основ. Моя любовь к жене однажды вспыхнула, как факел, и с тех пор накал пламени ничуть не ослабел. Но если в начале жар огня воспламенял и ее, то со временем она загоралась от него все меньше и меньше. Было много причин, почему это происходило, но я не стану их тут препарировать, подобно патологоанатому заниматься их вскрытием. Отношения между мужчиной и женщиной — квинтэссенция процесса установления мировой гармонии, И насколько трудно ее достичь ровно настолько же трудно создать прочную и долговременную связь внутри пары. Внешние и внутренние обстоятельства без конца разъедают связывающие двух людей шарниры, и в этих условиях сохранить устойчивость конструкции крайне затруднительно. А я к тому же слишком много хотел получить от нашего брака, мне хотелось какой-то великой любви, какого-то неземного единения. Обычная супружеская жизнь с ее мелкими, как речушка, радостями, казалась мне скучной и бессмысленной, стоило ли ради этого затевать подобную канитель. Но чтобы мои устремления могли воплотиться в жизнь, требовалась обоюдное желание, одинаковое понимание целей и средств. А это возможно, когда сердца и души бьются в унисон, когда они, подобно инструментам в оркестре, выводят одну и туже мелодию. Я же долго принимал иллюзию за действительность, пребывал в каком-то странном пьяном угаре, хотя в то время практически не пил. Это случилось потом, когда она ушла, а тогда для того, чтобы испытать глубокое опьянение мне было вполне достаточно своих чувств. И я до сих пор убежден, что никакой алкоголь, ни какой наркотик с этим ощущением неземного счастья и блаженства не сравниться.

Но теперь все это было в другой жизни, той жизни, которую я лишился. О, я хорошо понимал Марину, понимал, что она устала, что быть постоянно в разгоряченном эмоциональном состоянии невозможно. Как невозможно всю жизнь ходить с высокой температурой. Это изматывает, как марафонский забег. Но в том-то вся и штука, что без этого марафона я чувствовал себя глубоко несчастным, лишенным нечто очень важного, без чего существование утрачивает свой сокровенный смысл. Глубину моего отчаяния трудно передать словами. Да и есть ли слова, способные это сделать, мне так представляется, что для этого нужно придумать специальную терминологию. Думая о языке, я в то время пришел к выводу, что он далеко не отвечает выразительным потребностям людей, он чересчур беден и скуден, рассчитан на отражение неглубоких эмоций среднего человека. Тоска, грусть, печаль — все эти термины не отражает подлинных чувств, не отражают тех процессов, что проистекают в глубинах души.

Впрочем, это я так увлекся, я далеко не уверен, что мои переживания представляют общественный интерес, людей увлекает лишь то. что происходит на поверхности, чувства сильные, но не глубокие. Я же внешне старался ничем не проявлять своего отчаяния, так как давно пришел к убеждению, что никого оно не волнует, каждый плескается в собственном ручье, а шторм на море оставляет его равнодушным. Главное, чтобы волны не перескакивали, подобно резвым скакунам, берег и оставались в тех пределах, кои отведены им природой. А потому я молчал и лишь изредка внутренний напор воды прорывал дамбу моего молчания. И тогда некоторые из моих друзей, которые становились свидетелями этой бури, начинали понимать, что же на самом деле происходит со мной. Но их неуклюжие попытки утешения лишь ухудшали ситуацию, обостряли мое одиночество, которое становилось тотальным. Я лишь яснее постигал ту истину, насколько далек я от них, какое гигантское расстояние нас разделяет. И это было по-настоящему ужасно, я не мог отделаться от ощущения, что мне нет места на этой планете. Я ходил по улицам города, в котором родился и в котором прожил всю жизнь, и ясно понимал, что я тут чужой. Если раньше все тут мне было близким, все моим, то теперь все далеким, все противостояло мне, как вражеское войско. Это состояние застало мне врасплох, я был не готов к нему. Более того, еще недавно я подсознательно был уверен, что никогда не окажусь его пленником. Но теперь, когда это случилось, я не знал ни что делать, ни куда идти. Все знакомые, протоптанные дороги и дорожки, словно бы заросли густой травой и стали непроходимыми.

Это состояние продолжалось не день и не два, а плавно перетекало из месяца в месяц. И в моем сознание все отчетливей отпечатывалось ощущение его неисчерпаемости, что его потенциал настолько велик, что хватит мне под завязку. Но в таком случае, как жить, если ты находишься под таким невыносимым гнетом?

Впрочем, была у меня одна надежда, что удастся развеять этот сгустившийся надо мною черный туман. Почти через полгода вышел мой роман. В этот роман я вложил все, что мог, все свои интеллектуальные и духовные силы. Я ясно сознавал, что ничего лучше в обозримом будущем написать не смогу. А потому с нетерпением ждал, когда книга появится на прилавках и к ней, как я был уверен, устремятся потоки покупателей. И вот свершилось, тома в красивой обложке можно было увидеть в любом книжном магазине.

Каждый день я заходил в несколько из них, вставал неподалеку от того места, где лежали мои книги и наблюдал за реакцией посетителей. Но к моему удивлению, шли дни, а горки книг почти не уменьшались в размерах, покупательский поток обходил их стороной, как зачумленный барак.

Я не мог понять, почему не раскупается мой роман. Я нисколько не сомневался в его достоинствах, ведь я его писал не чернилами, а кровью, вкладывал в него всю свою израненную душу. Это был мой ответ тому миру, который так жестоко поступил со мной. Но мир этот ответ не спешил узнать, он его интересовал крайне мало. Люди приобретали самые разные книги, а вот моя их явно не волновала.

И однажды наступил день, когда я не пошел в книжный магазин, я больше не желал смотреть на эту удручающую картину. И когда мне позвонил мой издатель и пригласил приехать к себе, я не удивился, я предчувствовал, о чем пойдет разговор.

По крайней мере в этом я не ошибся, хотя это было и крайне слабое утешение. Издатель встретил меня почти враждебно, ему было явно неприятно меня видеть. Когда мы вели с ним переговоры об издание моей рукописи, он выражал сомнение, что она будет иметь коммерческий успех. Я же был настолько в этом уверен, что поднял его на смех и даже открытым текстом заявил об его некомпетентности. Это, наверное, и убедило его пойти на риск и напечатать произведение весьма большим тиражом.

Разговор получился неприятным и резким. Роман продавался крайне слабо, и многие магазины требовали изъять экземпляры книг. Издателю это грозило большими убытками, и его раздражение выплескивалось волнами на меня. Я тоже ощущал себя взвинченным. Если читатели не покупают мои книги, тем хуже для читателей, это лишь наглядно свидетельствует об их низком интеллектуальным и эстетическом уровне.

Но этот аргумент лишь сильней распалял издателя, он корил себя за то, что подался на мои уговоры, а меня за то, что я вообразил себя гением. Но миру нужны лишь признанные гении, а от не признанных только одни убытки.

Все кончилось большим скандалом и я в ярости выбежал из издательства. Но едва накал эмоций несколько поутих, во всей своей остроте встал вопрос: что делать дальше? Желание писать что-то еще у меня полностью отсутствовало, И я знал, что оно, если и появится, то очень не скоро; я потерял смысл этого процесса. По дороге я заглянул в книжный и увидел стопку своих не распроданных книг. Да, все так и есть, ничего не изменилось и уже ничего не изменится. Это было настоящее фиаско, жизнь разбилась на осколки, как сброшенный с высоты кувшин.

Я метался по квартире в поисках выхода, хотя знал, что выхода нет. Я не тот человек, который может жить обыденностью и повседневностью, мне подавай высший смысл, высший накал страстей. Без этого все теряет для меня значение. А только что я лишился последней надежды.

В моем компьютере был уже почти написан новый роман, который я надеялся. что будет издать после успеха предыдущего. Но теперь он никогда не будет востребован. Я стер весь текст. То, над чем я работал столько времени, исчезло за считанные секунды. На миг мне стало тяжело и безмерно грустно. Но только на миг. О чем грустить? Это все никому не нужно, я больше не притронусь к клавиатуре, не нажму пальцем на ней ни на одну букву. С этой стороной моей жизни покончено раз и навсегда. Но вот на вопрос, какие стороны в таком случай в ней остаются, ответа у меня не было.

Это был конец, конец всему. Я понимал, что ни одного меня постигла такая участь, в истории подобных примеров тьма. Но мне от этого было ничуть не легче; что мне до других, когда плохо моей душе, которая бродит по неведомым просторам потерянная, лишенная твердой опоры.

Но при этом меня совсем не тянуло к самоубийству, одна эта мысль вызывала отторжение, я гнал ее, как бешенную собаку. Мне трудно было понять причины такого поведения, как будто бы я на что-то надеялся. Но надежд не было никаких, впереди был лишь беспросветный мрак.

Так продолжалось довольно долго. И хотя считается, что время лечит, я не чувствовал на себе ее целебных свойств. Разве только несколько притупилась острота ощущений, вместо колющих ударов они стали тупыми и плоскими.

Большую часть времени я ходил по улицам, заходил в пивные и рюмочные, подбадривал себя в них очередной дозой спиртного. Я никогда не был алкоголиком, пил весьма умеренно, мог вообще довольно долго обходится без крепких напитков. Когда мне было хорошо, я не испытывал большой потребности в них. Но сейчас возникла принципиально иная ситуация, водка, пиво, вино восполняли во мне ту гигантскую пустоту, которая образовалась внутри меня и заполняла все мое существо. С каждым днем я все глубже погружался в этот алкогольный дурман. Сперва я был уверен, что это всего лишь временно необходимая анестезия против душевной боли и скоро необходимость в ней отпадет само собой. Но я не заметил, как втянулся в это занятие, как приобрело оно власть надо мной, стало потребностью и смыслом существования. Если бы мне раньше сказали, что я за короткий отрезок времени превращусь в самого настоящего выпивоху, я бы только рассмеялся — так нелепо бы прозвучали эти слова для моего слуха. Но теперь они становилось реальностью, я находил все больше удовольствия в самом процессе пития, который подчинял все остальное, диктовал ритм и характер моей жизни. Я стал подумывать о том, что не добавить ли мне к моему меню еще и наркотики. Если уж я хочу в полной мере получить всю гамму новых ощущений, то нет никакой причины отказываться от этого допинга.

И однажды я решился. У меня был приятель про которого я точно знал, что он употребляет наркотики. К нему-то я и направился.

Моя просьба не вызвала у него ни малейшего удивления, наоборот, он ее горячо одобрил. По его мнению, это был лучший из всех возможных на землей путей. Был ли я с ним согласен? В тот момент я даже не задавался этим вопросом, он потерял для меня актуальность и интерес. Я быстро катился вниз, и этот спуск неожиданно оказался очень приятным. Он не требовал усилий, в каком-то смысле он сам давал мне их, чтобы катиться вниз дальше. Ведь, согласно законам физики, когда предмет скатывается по наклонной плоскости, он приобретает дополнительную силу и ускорение.

Мой опыт приобщения к сладкому миру наркомании оказался угрожающе успешным. После нескольких затяжек начался полет в состоянии невесомости. Тело не просто утратило вес, оно вообще исчезло, словно бы его никогда и не было. Я несся сквозь пространство и время, с каждой секундой отдаляясь от привычного мне мира.

Таких прекрасных ощущений я еще не испытывал, мир, в котором я находился, не имел ничего общего с земным. Он был легким и воздушным, в нем не было ни запретов, ни разочарований, ни тяжелого повседневного труда. Это было то самое счастье, то самое состояние, которое я тщетно искал в творчестве и любви.

По возвращению из моего путешествия у нас состоялся с приятелем разговор. Он с интересом наблюдал за тем, как я прихожу в себя.

— Ну как? — спросил он.

— Я в восторге. Жалею, что раньше не принимал наркотики. Тот мир, в котором я пребывал, нельзя и близко сравнить с тем, в котором мы все находимся.

Он кивнул. Но что-то в его кивке меня насторожило. Как будто бы соглашаясь со мной, он оставлял пространство и для не согласия.

— Вопрос в цене, — заметил он. — Ты возвращаешься оттуда и этот мир кажется тебя еще хуже. И таким он будет представляться постоянно, по мере того, как ты будешь все сильнее втягиваться в это состояние. Не забывай о том, что плата за вход в него очень дорогая, рано или поздно, ты потеряешь все, что тут имеешь: деньги и здоровье, начнутся психические отклонения. Стоит ли все это такой жертвы?

— А как же ты?

— Я умею останавливаться, я ухожу в тот мир только ради любопытства, а не ради забвения. Мне хорошо и в этом мире и в том. Я их не противопоставляю, а дополняю. А ты совсем иначе ко всему относишься, ты человек крайностей и стихии. Если ты увлечешься наркотиками, то для тебя это скорый конец, ты не освободишься из под их власти. Но проблема в том, что ты не сможешь навсегда уйти в тот мир, наркотики это не позволяют сделать. Они заманивают им, а затем превращают в ад жизнь на этой грешной земле. Ты почувствуешь зависимость от них и не сумеешь от нее избавиться, вместо свободы ты станешь рабом. Вот о чем следует тебе поразмышлять на досуге, прежде чем с головой бросаться в этот омут. Уверяю, ты найдешь на его дне совсем не то, что ищешь. Я всегда помогу тебе нырнуть, но если ты захочешь когда-нибудь выбраться из него, я тебе не помощник. И никто не помощник, все придется делать тебе самому.

Слова приятеля повергли меня в растерянность. Только что я обнадежился тем, что нашел наконец лекарство от недуга бытия, а безжалостные, но абсолютно справедливые речи моего собеседника вывели меня из сладостного заблуждения. Конечно, можно было не обращать на них внимания, но я еще не дошел до такого состояния, когда ум отключился полностью. И он повторял мне снова и снова, что надо прислушаться к этим разумным словам.

Я ушел от приятеля, зная, что не больше переступлю порог его дома. Там царил соблазн, который однажды обернется страшной бедой. А страдать я не хотел, одно дело быстрая и легкая, как облако на небе, смерть, и другое дело — медленное и мучительное угасание, сопровождаемое прогрессирующим распадом личности и тяжелыми физическими недугами.

Ко всем бедам прибавилась еще одна — у меня стремительно кончались деньги. Однако одна мысль о том, что надо искать работу, ходить в какую-то контору вызывало во мне содрогание. Это было ничуть не лучше наркотической зависимости и вело к точно такому же распаду моей личности. Мне всегда была отвратительна мысль работать только для того, чтобы поддерживать свое бренное существование, это был тот абсурд, который я не мог внутри себя преодолеть. Но больше зарабатывать писательским трудом я так же не желал, с этим покончено, как с очень вредной привычкой. У меня имелись кое-какие драгоценности, оставшиеся мне в наследство от матери. Если их продавать, то можно протянуть еще несколько месяцев. Но вот что делать дальше, я не представлял.

Но при этом мною владело странное состояние или предчувствие, я словно бы ждал какого-то чуда, которое поможет решить все мои проблемы. Все это было, разумеется, глупо и нелепо, так как я отлично сознавал, что на всем земном шаре нет ни одного человека, которого я бы интересовал, кто захотел бы мне помочь. Хотя как мне можно помочь, я не представлял. Вопрос совсем не в деньгах, а в ином, в том, что моя жизнь утратили смысл. А кто кроме меня, мог бы ей его возвратить. Никто. Но и я не знал, как совершить такой гераклов подвиг.

И все же интуиция меня не подвела, чудо произошло. Хотя по началу я не знал, что это чудо или эквивалентная его замена. Просто раздался телефонный звонок и приятный молодой женским голос сообщил, что меня хочет видеть Михаил Анатольевич Мачин.

Всем живущим в нашей стране не надо объяснять, кто такой Мачин, хотя об этом человеке достоверно известно весьма мало. Один из самых состоятельных наших сограждан, владелец нескольких крупных компаний. Но прославился он не столько этим, а сколько своим необычным поведением, странными взглядами на жизнь. Он являлся генератором целой серии необычных проектов, о которых много писали и говорили по началу, а затем, словно по велению какого-то невидимого дирижера, внезапно и дружно забывали. И никто не знал, по крайней мере среди широкой общественности чем завершались эти начинания.

Что же касается непосредственно меня, хотя этот человек вызывал у меня любопытство, я никогда не был с ним не только знаком, но и не делал попыток познакомиться. Мне было известно, что Мачин не раз помогал моим коллегам-писакам издавать их романы. Кажется, с этой целью он даже учредил какой-то фонд. Какими критериями он руководствовался при выборе произведений, понять я был не в силах. Я прочитал некоторых из них, они были самых разных жанров и направлений, некоторых весьма талантливые и новаторские, другие иначе как упражнениями в графомании назвать было трудно. Было бы не правдой сказать, что я много ломал голову над этой загадкой, в конце концов, каждый имеет право на самореализацию в этом мире, какую бы неожиданную форму она бы не приобрела. Я не сомневался, что в том, что делает этот миллиардер, есть своя система, но ее разгадывать совершенно не хотел. Тем более известно, что у богатых свои причуды и нет никакого смысла проникать в извилистые лабиринты сознаний этих людей.

Но сейчас, когда раздался звонок от Мачина, я встрепенулся. Я не знал, зачем ему понадобился, но во мне родилась неясная надежда на какие-то перемены. Человек, потерявший смысл жизни, хватается на любые соломинки и в последнее время мои мысли интенсивно работали над тем, что искали для меня новые сферы применения. И звонок Мачина был весьма кстати. Правда, я не представлял, откуда ему известно про меня. Конечно, он мог прочитать одну из моих книг, но почему-то этот вариант казался мне маловероятным. Зачем ему мои жалкие творения, дружно и решительно отвергнутые публикой и критикой. Есть столько признанных авторов, чьи имена у всех на слуху.

И все же давно я так не летел по городу, у меня было полное ощущение, что за моей спиной выросли крылья. Я не мог отделаться от ощущения, что для меня это последняя надежда, последний шанс.

Когда я подошел к штаб-квартире Мачина — огромному современному билдингу меня вдруг охватил страх. Человек, который владеет таким зданием, который повелевает тысячами людей не может интересоваться такой мелкой букашкой, как я. Это какая-то ошибка, произошла путаница, меня тут никто не ждет.

Но меня ждали. Едва я робко назвал стоявшей за стойкой у входа очень красивой девушке с внешностью голливудской кинозвезды свою фамилию, как понял по ее выражению, что она ей известна. Девушка немедленно куда-то позвонила и попросила меня подождать. При этом поинтересовалась, какой напиток мне принести. Мне хотелось соку, но я, сам не понимаю почему, буркнул, что выпью воды.

Через полминуты хрустальный стакан с водой стоял передо мной. Но выпить его я не успел, появился какой-то молодой человек в безукоризненном, словно английский лорд костюме, и учтиво пригласил меня следовать за ним.

Бесшумный скоростной лифт вознес нас куда-то по ближе к небесам. Когда его створки распахнулись и я вышел из подъемника, то мои ноги чуть ли не по колено утонули в мягком ворсе ковра. Мы шли по длинному узкому коридору, как по воде, не издавая никаких звуков.

Приемная Мачина в несколько раз превосходила по площади мою квартиру. Сидевшая за столом секретарша нисколько не уступала в соревновании на обладание голливудских стандартов той, что встретила меня внизу. Я невольно подумал, что других девушек тут, наверное, не держат.

Дверь кабинета хозяина этого царства роскоши и красоты распахнулась и меня пригласили войти. Мачин вышел изо стола и двинулся мне на встречу. Он был точно таким, как на фотографиях, которые обильно печатали самые разные по профилю и направлениям журналы. Разве только глаза казались другими, не такими добрыми, как на глянцевых страницах. Я почувствовал всю их жесткость и решительность. И мне вдруг стало как-то не по себе, мои надежды на лучшее внезапно улетучились, как пары эфира.

— Добрый день, Леонард Алексеевич, — поздоровался Мачин. Он не стал мне подавать руки для рукопожатия, а вместо этого показал на кресло.

Я сел, он устроился напротив меня, приняв вальяжную полулежащую позу и, положив ногу на ногу.

— Давайте с вами условимся обходиться без церемоний, — предложил он. — Я многое знаю про вас. Хотите что-нибудь поесть?

Предложение было неожиданным, но весьма своевременным. Как раз вчера у меня закончились деньги и утром пришлось обойтись без завтрака. И в животе у меня что-то периодически булькало и стонало. Что ж, без церемоний, так без церемоний.

— С удовольствием что-нибудь съем.

Мне показалось, что мои слова понравились Мачину. Он вдруг поднялся, вышел в какую-то дверь и вернулся буквально через полминуты, катя впереди себя сервировочный столик. Он был весь уставлен яствами и напитками.

— Угощайтесь, — предложил он.

— А вы? — осмелел я.

— С удовольствием бы, но у меня диета. Ешьте и не думайте ни о чем, у нас с вами достаточно времени. Я бы даже внес уточнение: у нас его ровно столько, сколько нам с вами потребуется.

Я испытывал большой соблазн спросить, на что же он намерен потратить наше с ним совместное время, но решил не торопить события, а занятья едой.

Я ел и разглядывал человека, устроившего для меня этот пир. На вид ему было лет шестьдесят, среднего, даже скорей невысокого роста, немного полноватый. Лицо умное и тонкое, но уже немного оплывшее. Я жевал и размышлял о том, каково это быть человеком, для которого нет ограничений в желаниях. По крайней мере из тех, которые можно купить за деньги или получить, используя власть. Я же всегда пребывал в тисках, которые сжимали меня из-за отсутствия средств. Может быть, и Марина бы не ушла, если бы с материальной точки зрения все было бы у нас нормально. Она отнюдь не была корыстна, но денежные невзгоды периодически доводили ее до отчаяния и гнева. Впрочем, сейчас мне было не до воспоминаний.

Я наелся и откинулся на спинку стула. Я не знал, что последует дальше, но сейчас мне было хорошо. И как же мало надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым. Или по крайней мере приблизиться к этому состоянию.

— Вы наелись? — почти ласково спросил меня Мачин.

— Да, большое спасибо.

— Было бы за что, — усмехнулся он. — Это самое ничтожное, что я могу для вас сделать.

— Вы хотите для меня что-то сделать еще?

Мачин как-то странно посмотрел на меня и улыбнулся.

— И да и нет. Все зависит от того, как на это посмотреть. Хочу попросить у вас прощение, Леонард Леонардович.

— За что? — удивился я.

— Дело в том, что в последнее время по моему заданию вашу жизнь пристально изучали. Мне многое известно о вас.

Это было более чем неожиданное сообщение. В первые мгновения я даже не знал, как на него реагировать.

— Но зачем вам это понадобилось, моя жизнь ничем не примечательна и ничем не интересна. Обыкновенный обыватель.

— Ну это, как посмотреть, — живо не согласился Мачин. — На мой взгляд, в вашей жизни очень много интересного. Гораздо больше, чем в моей.

— Такого не может быть, вы руководитель огромной империи…

Мачин, не давая мне продолжить, махнул рукой.

— Это так думают не посвященные. А знали бы, насколько монотонна мое существование, все отлажено, как работа швейцарских часов. А вот у вас по-настоящему бурная жизнь, в которой нет никакого плана, никакой запрограммированности. Уж извините, если я коснусь некоторых ваших болевых мест.

— Касайтесь, чего уж там, — великодушно разрешил я.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Я знаю, как вы любили свою жену, в этом заключалось даже что-то не здоровое. Уж слишком вы были неистовы в своих чувствах.

— Может быть. Но уж такой я.

— Разумеется, — кивнул Мачин головой, — все мы рабы своего характера. Но ведь такое потрясение трудно пережить. И даже по вашему виду заметно, как вам до сих пор тяжело.

— Предположим. Но я не понимаю, смысл обсуждения моих семейных проблем. До сих пор я полагал, что они касаются исключительно меня.

— Вот вы и обиделись. Извините.

— Я не обиделся, я не понимаю, к чему это все?

— Наберитесь терпения, скоро поймете. Вы согласны продолжать наш разговор?

— А если я не согласен, что последует?

— В таком случае вы никогда не узнаете, зачем я затеял этот разговор. Вам решать.

Я колебался недолго, любопытство победило все другие мотивы.

— Давайте продолжать.

— Я был уверен, что вы так поступите. И правильно сделали. Скажите, уход жены — это был сильный удар.

— Сильный.

— У вас не возникло, например, стремление к самоубийству?

— Нет. У меня отсутствует суицидный синдром. Я переживаю все по-иному. — Пожалуй, отвечая на этот вопрос, я был не до конца искренен.

— И замечательно, — одобрил мой собеседник. — Мне никогда не нравилось самоубийство, как способ решения собственных проблем. Мы даже не знаем, что будет с нами там, — посмотрел Мачин в потолок, — после такого поступка. Многие считают, что ничего хорошего такому человеку после этого не светит.

— Может быть, там я еще не был, но могу сказать, что здесь после ухода Марины мне было не сладко.

— Я знаю, вы однолюб, это тяжкое бремя. Может быть, самое тяжкое на земле, которое выпадает человеку.

— Думаю, вы правы.

— А я не думаю, я это точно знаю. Вам дальше будет только хуже. Другие утешаются, находят замену, а вы даже не ищите, вы упиваетесь своим несчастьем, вы живете им, как актер своей ролью.

— Я ничего с собой не могу поделать.

— И не надо, будьте таким, какой вы есть, — вдруг даже излишне горячо провозгласил Мачин. — Вы мне подходите именно таким.

— Подхожу? — удивился я.

— Именно так. Но давайте обо всем по порядку. Закончим с вашей супругой, то есть бывшей супругой и перейдем к другой теме. Вы не возражаете?

— Мы уже зашли так далеко, что уже бесполезно возражать.

— Мне нравится ваш подход. Поверьте, правильный подход — залог успеха в любом деле. Вы представляете, что вас ждет? Чем дальше, тем больше вы будете тосковать по вашей жене. Другие забывают, а у вас, наоборот, воспоминания, с ними и переживания, только усиливаются. С таким устройством психики жить крайне трудно.

— У вас никогда не возникало желание поработать психоаналитиком? — Я понимал, что с моей стороны сказать такое Мачину было настоящей дерзостью, но и удержаться я тоже не мог.

Мачин рассмеялся.

— Представьте себе много раз. Да в каком-то смысле я им и являюсь. Просто я выражаю себя в этой сфере по-другому. И со временем вы поймете как. Но мы немного отвлеклись на мою особу, а речь идет о вас. Я не завидую вам, такую жизнь не пожелаешь и врагу. Тосковать по любимой женщине день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Такое испытание способны выдержать не многие. Вы способны?

— Не знаю, — хмуро ответил я. — Но что это меняет, я же ничего не могу изменить.

— А вот с этим решительно не согласен, нет ни одной в жизни вещи, которую нельзя было бы изменить. Разве что невозможно уйти от смерти. Да и по большому счету, кто знает. И что вообще такое смерть?

— Ничего хорошего.

— Но и ничего плохого. Разве вы не согласны с таким определением?

Я, скрипя сердцем, согласился.

— И все же, любить без любимой. Я бы не хотел попасть в такой переплет, — проговорил Мачин.

— Я уже попал.

Мачин задумчиво взглянул на меня, но никак не прореагировал на мою последнюю реплику.

— Я внимательно прочитал вашу последнюю книгу, — вдруг произнес он.

Я удивленно взглянул на Мачина, такого подвига я от него не ожидал.

— Это мой полный провал.

— А что вы хотели. В наше время писать о душе, о том, как она тоскует и алчет чего-то возвышенного напрасное занятие. Людей привлекают совсем другие темы. Человечество летит в пропасть, грубый материализм стал его знаменем. Деньги, секс. грубые и примитивные развлечения практически полностью заполонили нашу жизнь. Такого могучего потока отрицательных энергий не было уже давно. А мы по неведению генерируем и генерируем все новые ее порции, даже не задумываясь, какая катастрофа нам грозит. Нет, ваша книга никак не могла иметь успех.

— Она и не имела.

— Я вижу, как это вас удручает, — сочувственно произнес Мачин.

— Удручает скорей иное, что делать дальше? От писательства я отныне отрезан, никто больше не издаст ни одной моей книги.

— Никто не издаст, — охотно согласился Мачин. — А ведь это ваше призвание. Только вы писатель будущего, современности вы не интересны.

— Выходит, мои читатели еще не родились на свет.

— Увы, подозреваю, что даже их родители еще появились на свет. Да и родители родителей…

— Что же тогда делать? Так долго мне не протянуть. Вы доказали мне, что ничего кроме самоубийства не остается.

Мачин поморщился.

— Но мы же с вами установили, что это не ваш путь. Зачем же вступать на него.

— Но где тогда мой, по какому пути я могу идти?

— Вот это тот вопрос, к которому мы с вами и шли. Хотите что-нибудь выпить, прежде чем мы попытаемся на него ответить?

— Пожалуй.

— Любой напиток в вашем распоряжении.

— Тогда коньяк. — Прямо передо мной стояла бутылка французского коньяка, из него я и плеснул себе в стакан.

Мачин внимательно наблюдал, как я смаковал коньяк.

— В последнее время вы много пьете, — заметил он.

— Есть такой факт. А что еще делать? Я был бы рад много спать. Но не получается.

— Действительно, делать вам больше нечего. Скажите, что вас удерживает или связывает с этой жизнью?

Я ответил, почти не задумываясь.

— Ничего.

— Вот и я думаю, что по большому счету ничего. Так, привычка пребывать на белом свете. У каждого человека много таких привычек, без чего ему кажется жизнь невозможна. Но если разобраться, то на самом деле от них совсем не трудно отказаться. Просто нужно немного решимости. Как вы полагаете?

— Предположим. — Я никак не мог понять, куда же он клонит.

— Предположим, — задумчиво повторил вслед за мной он. — Нет, это плохой ответ, надо знать точно.

Я пожал плечами.

— Если вам так угодно: с этим миром меня ничего не связывает, а привычки в моих глазах ничего не стоят. Когда-то их не было, потом они появились, но это лишь означает, что их когда-то снова не станет.

— Вот это действительно настоящий ответ, — обрадовался Мачин. — Наконец мы пришли к той точки, с которой можно идти дальше прямо к цели.

— И куда же вы хотите, чтобы мы бы отправились?

— Давайте подведем некоторые итоги, подведем черту под вашей жизнью.

Это предложение мне не очень понравилось. Я все же еще ни при смерти. Но возражать не стал. Итоги, так итоги, черту, так черту.

— Я готов.

— Мне очень приятно, что мы идем с вами так быстро в правильном направлении, — сказал Мачин. — Итак, ваша жизнь потерпела крушение, идеалы растоптаны, все планы и надежды разбиты. Любимая женщина ушла навсегда, писательская карьера не задалась. А ничем другим вы заниматься не желаете. Да если бы вы желали, ничего другого вы не умеете делать. Я все верно сказал?

Я молча кивнул головой, так как говорить не хотелось.

— Отсюда встает вопрос, — продолжил Мачин, — что делать дальше? И вообще нужно ли что-то делать? Мне кажется, что делать вам больше совершенно ничего не хочется. И не потому что вы ленивы, даже и мысли такой нет, а потому что не видите смысла. Все равно это не будет востребовано.

— Все так оно есть, — вынужден был ответить я на вопросительный взгляд Мачина.

— Тогда возникает вопрос: зачем вам такая жизнь? И не хотите ли вы ее кардинально поменять?

— И на что я должен ее поменять?

— Вот мы подошли и к тому, ради чего состоялась эта встреча. Леонард Алексеевич. Наверное, вы давно задаете себе вопрос, зачем я вас пригласил?

— Было бы странным, если бы не задавал.

Мачин рассмеялся. Но почти тут же вновь стал серьезным.

— Не сомневаюсь, что вы многое слышали обо мне самого разного.

— Это так.

— Конечно, пишут много всякой ерунды, но иногда пишут и что-то похожее на правду. И вам известно о моей страсти ко всяким необычным проектам.

— Кое что я об этом читал.

— Вот видите, это хорошо, что вы в курсе. Это облегчает мою задачу. Расскажу вам о проекте, который я назвал «Рай».

— «Рай»? — удивился я.

— Именно «Рай», — подтвердил Мачин. — Суть его элементарна проста: люди оказываются в раю. Не после смерти, если вас туда пустят, а прямо сейчас. Прекрасный климат, никаких забот, все желания исполняются немедленно. В общем, настоящая райская жизнь.

— И что же делать в этом раю?

— В том-то и дело, дорогой Леонард Алексеевич, что ничего. Абсолютно ничего не надо делать. Вспомните Адама и Еву, в Библии ничего не говорится о том. что они ходили на работу или вскапывали на огороде грядки. Они просто жили. Или, говоря по другому, занимались ничегонеделанием.

— Да, но затем их эта беззаботная жизнь была прервана.

— Разумеется, я знаю эту нравоучительную историю. Но я надеюсь, что мы, как современные люди, умудрены опытом, и не позволим какому-то змею помешать нам наслаждаться райской жизнью.

Я пожал плечами, этот тезис вызывал во мне не то что не согласие, скорей я не знал, как к нему отнестись.

— Предположим. Но какое отношение ко мне имеет все это?

— Разве вы не догадались, я предлагаю вам отправиться в рай.

— Мне — в рай?!

— А чем вы хуже других. Я считаю, что вы как никто заслужили место в раю.

— Мне-то казалось всегда наоборот. У меня слишком большой послужной список грехов.

Мачин поморщился.

— У вас слишком примитивные представления о рае, внедренные в вашу голову религиозным воспитанием. Если люди и попадают в рай, то вовсе на за добродетели. Рай — это место для тех, кто хочет найти отдохновение от современного мира, кто способен разорвать связывающие с ним путы. В противном случае рай теряет всякий смысл.

Я молчал, переваривая сказанное.

— И все же, в чем заключается ваш замысел? — спросил я.

— По большому счету, ни в чем. — Мачин посмотрел на меня. — Понимаю, вы удивлены? Я просто хочу дать заслужившим это людям возможность пожить в раю, пожить в мире, где нет ни забот, а значит, нет и тревог. Неужели вам непротивно от всего, что вас окружает, от тех людей, с которыми вынуждены сталкиваться вопреки своему желанию. И была бы цель, ради чего все это терпеть. Но, как мы с вами только что выяснили, такой цели нет. И не предвидится. Я прав?

— Да.

— Вот видите. Так что же вам мешает пожить в раю?

— Вы делаете мне предложение отправиться в рай?

— Именно так.

— И надолго?

— На всю оставшуюся жизнь. Это мое непременное условие, назад, в этот мир вы уже не вернетесь.

Я сидел ошеломленный и растерянный. Такого исхода разговора я не ожидал.

— И где расположен этот ваш рай? Надеюсь, не на небе?

— Конечно, нет. Мой рай на земле. А вот где, вы никогда не узнаете. Это тоже входит в условие пребывания там.

— Но как же я тогда туда попаду?

— Об это мне стоит беспокоиться. Вам сделают усыпляющий укол, а когда вы проснетесь, то окажитесь в раю. Как вас туда доставят, это уж не ваша забота.

— Но что я там будут делать?

— Как что, жить и ничего больше, но и ничего меньше. День за днем, час за часом. В этом раю вечное лето. Купайтесь, загорайте, ешьте, сколько влезет. Придумайте себе другие занятия. Главное, никаких ни забот, ни хлопот.

— Но от такой жизни с ума сойдешь!

— А от вашей теперешней, вы с ума не сойдете?

— Не исключено, — вынужден был я согласиться.

— Так что же вас смущает?

— Не знаю. Это все очень неожиданно. Трудно на это сразу решиться.

— Я вас не тороплю, вы можете подумать. Как только надумаете, сразу же дайте знать. Если вы откажитесь, придется искать другого кандидата.

— Хорошо, я решу все быстро.

— Надеюсь, на положительное решение. Поверьте, для таких, как вы, лучшего варианта не придумаешь. Огромное количество людей были бы счастливы оказаться в таком месте в таких условиях. Но я предлагаю это вам. Жду с нетерпением вашего звонка.

Беседа была завершена. Я встал и вышел из кабинета.

Глава 2

Я вернулся домой. Меня переполняли мысли и чувства. Но разобраться сразу в этом клубке сомнений я был не в состоянии. Слишком уж неожиданным было предложение, слишком кардинально оно меня мою жизнь. И главное меняло навсегда, так как Мачин ясно сказал, что если я окажусь в создано им раю, то назад в наш ад уже не вернусь. Поэтому я решил успокоиться и попытаться понять, какой для меня заключен смысл во всем этом предприятии.

Я подошел к окну и стал смотреть на город. Я видел дорогу, по которой проносилась нескончаемая вереница машин, видел дома с огромным количество окон, видел идущих внизу людей. Неожиданно начался дождь, сильно похолодало, сильный ветер срывал листья с деревьев, как насильник одежду со своей жертвы. Открывшаяся мне картина мира была весьма неприглядна, жить в таком пространстве просто не хотелось. Даже воздух был какой-то прогорклый, наполненный ядовитыми испарениями и выхлопами мегаполиса. Казалось, что при каждом вдохе в организм проникает неисчислимое количество вредных веществ, которые растворяются в нем, служат рассадником и возбудителем страшных болезней.

Я сел на диван и стал переваривать только что полученные впечатления. Как же все неприглядно вокруг, как все противопоказано жизни. Эта среда может вызывать у нормального человека лишь отторжение, в ней он испытывает огромные психологические перегрузки, его здоровье разрушается благодаря действию токсичных веществ и бесконечных нервных стрессов. Болезни, преждевременное старение — вот что ждет любого из нас. На наше счастье, подхваченные ежедневным потоком пустых событий, обычно мы не замечаем все эти воздействия, полагаем, что все так и должно происходить. Но это вовсе не означает, что мы не разрушаемся. И надо некий мощный толчок, чтобы нас выбросило бы из этой привычной колеи, мы могли бы посмотреть на все другими глазами и перед нами предстала бы подлинная картина нашего бытия.

Что связывает меня с этим миром и стоит ли жалеть о том, если будут перерезаны соединяющие нас нити? Чем больше я размышлял над этой темой, тем яснее осознавал, что если я исчезну из него, это не станет потерей ни для меня, ни для кого-то еще. Я ничего никому не должен и никто ничего не должен мне, я отказался от всех планов, расстался со всеми надеждами. До разговора с Мачиным я готовился лишь к тому, чтобы каким-либо образом заполнять пустые дни и ночи. Когда-то меня волновал вопрос познания Вселенной, я страстно хотел понять существующие в ней взаимосвязи и смысловые цепочки, хотел приблизится к разгадке того, зачем мы призваны сюда, в чем потаенное значение путешествия под названием жизнь. Но с некоторых пор у меня резко ослаб интерес к этим темам, я почувствовал, что этот поиск мне ничего не принесет, никак не облегчит мое существование, не заполнит образовавшуюся в ней пустоту. Я слишком далек от всего этого, а любопытство никогда не было способно решить ни одну проблему, это всего лишь один из способов времяпрепровождения. И рано или поздно себя полностью исчерпает. Так зачем же меня тянуть. Что меня ждет впереди, я не знаю, но предложение Мачина очень заманчиво. Оно позволяет наконец-то сделать то, о чем я мечтал все последние месяцы — уйти от себя как можно дальше. Я растворюсь в волшебной природе, с головой погружусь в теплый океанский прибой. Мое тело наполнится приятными ощущениями. Что еще нужно, чтобы ощутить себя хорошо?

Я продолжал думать и в голове у меня не возникало ни одного серьезного аргумента против сделанного мне предложения. Я исчезну из мира незаметно, как будто бы никогда его и не посещал, никого не предупрежу о том, что больше в нем не появлюсь. И те немногочисленные знакомые, которые хотя бы чуть-чуть интересуются моей судьбой, будут безуспешно гадать о том, куда я делся.

Я подумал о бывшей жене, но затем решительно вытряхнул эту мысль из головы. Да, разумеется, ее удивит мое исчезновение. Но не более, в конце концов я для нее тоже чужой, и она быстро забудет обо мне, как уже забыла о проведенных совместных годах. Мы и так почти не видимся, так что вряд ли что-то изменится.

Я понял, что принял решение. Причем, принял решение еще тогда, когда выходил из кабинета Мачина. Ведь этот хитрец не случайно обратился ко мне, он был с самого начала уверен, что никуда я не денусь и отправлюсь в его рай. Он специально подбирает людей, которым нечего треть в современном обществе, которые, словно птенцы из гнезда, выпадают из него и летят вниз, прямо на жесткий и беспощадный асфальт.

Но я решил не торопиться с ответом, ничего не случится, если Мачин подождет до утра. А оставшееся время я посвящу прощанием с этим миром. Плохо или хорошо, но я прожил в нем не один год. Даже какой-то, хотя инее долгий период был счастлив, по крайней мере, в тот момент я так полагал. Дальнейший ход событий и камня не оставил от этих ощущений, но это случилось уже потом. А тогда…

В общем я решил прощаться. Я вышел на улицу и пошел в прямом смысле, куда глядят глаза. Я смотрел на все, что окружало меня вокруг, и мое сердце сжималось от жалости и тоски. Но я знал, что это временное явление, и оно скоро пройдет. Было бы странным, если бы при своей чувствительности я бы оставался совершенно равнодушным и безучастным.

Я поймал себя на том, что всегда мною владело неясное предчувствие, что однажды со мною может случиться нечто подобное. На самом деле, Мачин при всем его богатстве и влиянии не более чем рука судьбы, не он, а некто несравненно более могущественный затеял этот эксперимент. Каких целей хотел он достигнуть, я не представлял, да и не шибко интересовался. Мое дело пройти свой путь до конца, а все остальное меня не касается.

Я вернулся домой поздно, в голове шумело, так как я довольно долго просидел в баре и изрядно выпил. Зато это помогло почти сразу заснуть, едва моя голова коснулась подушки. Мне ничего не снилось в эту последнюю ночь моего пребывания в этом городе.

Глава 3

Почему-то я был убежден, что меня отправят в «рай» тот час же, как я выражу на то согласие. Но Мачин к моему удивлению даже не стал со мной встречаться, лишь по телефону поздравил с правильным решением и попросил ждать звонка. Обескураженный, я отошел от телефона.

Потянулись дни, в течение которых я находился в каком-то странно-непонятном состоянии. Я уже не жил здесь, но и еще не был там. У меня совершенно пропал ко всему интерес, я слонялся то по квартире, то по городу, не зная, чем себя занять, как относиться ко всему, что происходило в моей жизни. За все это время я ни с кем не встретился, хотя обычно редко подавший голос мой телефон в этот период звонил на удивление часто. Позвонили даже из одного издательства с предложением начать переговоры об издании моего старого романа. Эта была первая моя книга, на мой взгляд весьма неудачная. И почему они вспомнили о ней, я не мог понять. Но к моему же удивлению их предложение меня нисколько не заинтересовало, я не видел никакого смысла в том, чтобы этот мой труд вновь бы обрел бумажную плоть. Меня больше не волновали ни успех, ни деньги, все это осталось где-то позади, в другой моей жизни. Только теперь я постиг, какая крутая перемена вдруг случилось со мной за такое короткое время. Я словно бы перечеркнул все, что было раньше и думал только об одном, что меня ждет впереди. Мой отказ вести с издательством переговоры изумил его сотрудников, по началу они даже в это не поверили и перезвонили на следующий день. Но я лишь подтвердил свою прежнюю позицию. И внезапно ощутил небывалое облегчение. Такого чувства я еще не переживал, мне удалось сбросить с себя тяжкий груз привычных представлений, которые намертво связывают нас с обычным существованием. Мне стало так легко и смешно, что я долго смеялся. Теперь даже ожидание приглашения отправиться в «рай» меня перестало тяготить, я нисколько не сомневался. что оно последует. А днем раньше, днем позже, какая разница.

Теперь я проводил время, сидя перед экраном телевизора. Еще недавно я считал телевидение едва ли не главным врагом человечества, дьяволом, которого оно же само и создало. Эта была гигантская машина по оглуплению миллионов людей, апофеоз человеческой пошлости, глупости и корысти. И потому я крайне редко включал этот ящик, только для того, чтобы узнать какие-нибудь важные новости. Но сейчас я смотрел все подряд, от сериалов до передач для цветоводов и беременных женщин. Я смеялся над тем бесконечным потоком глупостей, который лился с экрана. Но меня это больше нисколько не коробило, мне было абсолютно все равно. Если людям так нравится ощущать себя идиотами, зачем им отказывать в этой милости. Пусть ощущают, значит, ничего иного они не заслуживают. А я скоро окажусь там, где ничего этого не будет.

Я даже перестал пить, вино вдруг стало вызывать у меня отторжение. Я удивлялся, как это раньше мог поглощать его в немереных количествах, удивлялся, что мне нравилось пьяное состояние, когда сознание переходило в какое-то иное, не подвластное мне измерение. До чего же слабы и убоги люди, коли ищут утешение своим невзгодам с помощью таких примитивных средств. По сути дела пьянство — тоже самое телевидение, только функционирующее по иным физическим законам. Но задачи выполняет аналогичные.

Звонок, который я ждал, раздался под вечер. Я смотрел очередной сериал и так увлекся разворачивающимися событиями, что даже не хотел идти к телефону. Но все же переселил себя.

— Вы готовы? — спросил меня Мачин. — Завтра вы отправляетесь в рай.

— Готов и с нетерпением жду этого момента.

— Вот и замечательно. Я рад, что в вас не ошибся. Ровно в девять утра за вами заедет машина. Да, кстати, не берите никаких вещей, вы же понимаете, в раю они не понадобятся.

— А я и не собирался ничего брать.

Вы правильно ко всему относитесь. Такое бывает не часто, похвалил меня Мачин. На этот разговор наш завершился.

Я вернулся на прежнее место и продолжил смотреть сериал. В данный момент меня радовало то, что разговор с Мачиным оказался очень коротким, и я практически не пропустил развития сюжета. Ведь больше сериалов я смотреть не буду.

Я досмотрел фильм, затем переключился на другую передачу. Поужинал. Удивительно, но в моей голове не копошились ровным счетом ни какие мысли, она была чистая, как у новорожденного. Мне это нравилось, было бы печально, если бы я начал сейчас переживать. Поэтому я спокойно лег спать и быстро заснул.

Пробудился я утром. Я посмотрел в окно и увидел, что уже светло. Часы показывали пол восьмого, значит, прожить в этом мире мне оставалось полтора часа. Я застелил аккуратно кровать, что делал далеко не всегда, умылся, и отправился на кухню завтракать. Пока я производил все эти манипуляции, прошел еще почти час. Время сжималась, как Вселенная перед большим взрывом.

Несколько минут я постоял у окна, смотря на столь знакомый мне город. Город, где я родился, и где до сего момента жил. Но волнения от расставания я не чувствовал.

Я посмотрел на часы, пора было выходить. Я тщательно закрыл вентили, подающие воду и газ, обесточил свое жилище. Затем вышел и закрыл дверь на ключ. Только сейчас я подумал, что не принял никаких мер относительно судьбы своей квартиры. В нее я больше не вернусь. Ну и ладно, зачем мне заботится о таких пустяках. Когда обнаружат, что меня здесь больше нет, пусть делают, что хотят. Меня это уже не будет касаться.

Внизу, как и обещал Мачин, меня уже ждала машина. Я сел, и она тронулась.

Город жил своей обычной жизнью, вокруг двигались машины и люди, меня окружали привычные шумы и звуки. Я ж думал о том, что больше не буду участвовать в этом круговороте. И никто при этом ничего не теряет; ни город, ни я. Как же все хорошо устроилось, каждый получает то. чего хочет.

Я вошел в здание, где размещалась штаб-квартира империи Мачина. Как и в первый раз, меня встретили и проводили до его кабинета. Но этот раз я был принят его хозяином без всяких проволочек.

Мачин внимательно смотрел на меня.

— Я вижу, вы совсем не волнуетесь, — выдал он результат осмотра.

— Когда я понял, что мне нечего терять, я перестал волноваться.

— Завидую вам, а я никак не могу прийти к такому состоянию. Открою вам секрет, именно с этой целью я и затеял весь этот эксперимент. Я должен знать, как будут себя чувствовать люди в такой обстановке. Может быть, однажды я присоединюсь к вам.

— Буду этому только рад.

Мачин о чем-то задумался.

— Я значительно старше вас, но смысл жизни остается для меня столько же непостижимым, как и вам. И это мучит меня, лишает уверенности в правильности своих действий. А когда имеешь такую власть, какой располагаю я, это становится самым важным вопросом.

— Могу лишь вам только посочувствовать. Может, есть смысл расстаться вам с вашей властью. И тогда острота вопроса схлынет сама собой.

— Такая дилемма много раз возникала передо мной, но пока я к этому не готов. Когда много имеешь, отказаться от всего, что имеешь, гораздо трудней, чем отказаться, когда имеешь совсем мало. Но не будем дискутировать. Вижу по вашим глазам, вам не терпится оказаться в раю.

— Вы правы. — Я вдруг подумал о том, что так и никогда не узнаю, чем кончится заинтересовавший меня сериал. На миг я даже ощутил сожаление. Боже, какие глупости влияют на наши поступки.

— В таком случае остановимся на этом. Сейчас вас проведут в одну комнату, там вам сделают укол. А когда вы очнетесь, то будете уже в раю.

В кабинет вошла красивая девушка, улыбнулась мне и попросила следовать за ней. Я подумал, что именно такая красотка и должна привести вас в рай. Она ввела меня в небольшую комнату, где стоял диван.

— Пожалуйста, ложитесь, — сказала моя провожатая.

Я лег и почти тот час же появился мужчина в белом халате. Со стола он взял одноразовый шприц, окунул его в какой-то пузырек. Подойдя ко мне, обнажил мою руку.

— После укола лежите спокойно и не двигайтесь, через несколько минут вы уснете.

Игла почти безболезненно вошла в мою руку. Я закрыл глаза. А когда открыл, все было уже кончено. Девушка исчезал, а мужчина стоял надо мной и наблюдал за тем, как погружаюсь я в небытие.

Несколько десятков секунд абсолютно ничего не происходило, я чувствовал себя совершенно, как обычно. Внезапно голова потяжелела, веки налились свинцом. Только что вокруг меня было ясно и светло, а теперь все стремительно темнело. Какие-то мысли, словно птицы, пронеслись в моей голове, а потом все исчезло.