Ирония Кьеркегора

Владимир Гурвич

Глеб Дубровин преуспевающий писатель, автор дешевых, но популярных романов. Он хорошо зарабатывает, что позволяет ему взять кредит для покупки большого дома. И попадает в сложную финансовую ситуацию, так как в этот момент его доходы начинают мелеть. Неожиданно он получает выгодный заказ – написать книгу о датском философе Кьеркегоре. В молодости Глеб Дубровин учился на философа и написал о нем работу. Но он давно потерял к нему интерес и практически мало что помнит. Но так как ему срочно нужны деньги, он берет заказ. А помочь в написании книги он предлагает начинающему писателю Виталию Молеву, который тоже претендовал на заключение договора. Молев на мели и потому соглашается стать литературным негром. Так он попадает на несколько месяцев в дом Дубровиных и знакомится с семьей. Это роман – попытка понять, насколько актуальна в современном мире философия необыкновенного датчанина.

5

Дубровин предложил гостю сесть. Он знал, что с самого начала должен поставить дело так, чтобы у того не было бы никаких сомнений, кто тут главный, кто на кого работает. Он, Дубровин заказчик, он определяет весь процесс, а Молев — исполнитель. И в таком ракурсе они и должны общаться. Но, к своему удивлению он чувствовал, что не знает, как найти правильный тон. А все из-за поведения этого Молева; тот вел себя так, словно бы его все, что тут сейчас происходит, совершенно не касается. Он не то, что не заискивался перед своим работодателем, а всем своим видом подчеркивал равенство с ним. И это жутко раздражало хозяина кабинета. Еще больше усиливало это чувство, что он никак не мог придумать, как сломать эту ситуацию, подчинить его себе. Такого затруднения с ним давно не случалось. Да и случалось ли вообще когда-то?

— Не желаете ли чего-нибудь выпить? — спросил Дубровин.

— Почему бы и нет, — согласился Молев. Его черные большие выразительные глаза внимательно наблюдали за Дубровиным.

Дубровин подошел к оборудованному в его кабинете небольшому бару. Разных напитков там было предостаточно. Но Дубровин сознательно решил, что не будет спрашивать, что Молеву налить. Слишком велика честь. Пусть пьет то, что подадут.

Он выбрал самый плохенький коньяк, разлил его по бокалам. И один подал Молеву.

— За наше сотрудничество. Надеюсь, оно будет плодотворным, — провозгласил Дубровин тост.

Молев снова направил на него взгляд своих черных глаз, но этим его ответ ограничился. Он спокойно выпил коньяк и поставил бокал на стол. Дубровин не без отвращения вылил в себя свою порцию, он давно отвык от подобной бурды. Его даже слегка затошнило. Только еще не хватало, чтобы его тут вырвало на глазах у него.

Дубровин сел в кресло, откинулся на спинку, положил ногу на ногу.

— Нам нужно выработать стратегию предстоящей работы, — почему-то даже излишне сурово проговорил он. — Иначе будет трудно быстро продвигаться вперед. Надеюсь, вы помните, что времени у нас очень мало.

— Да, помню. Я готов приступить к работе прямо сейчас.

— Мне нравится ваш настрой. Думаю, у нас получится. Полагаю, мы разделим наш труд следующим образом, я буду излагать концепция главы, ну а вы делать ее черновой вариант. — Дубровин сделал паузу. — Но это совсем не означает, что если у вас есть интересная идея, то я не готов ее рассмотреть. Тем более, насколько я знаю, вы в последнее время детально изучали творчество Кьеркегора.

— Этим я занимался последние три месяца, — подтвердил Молев.

— А мне приходится все заново вспоминать. Представляете, я писал свою диссертацию тридцать лет назад. Мне предстоит большая работа. К тому же еще много дел.

— Я вам сочувствую.

Дубровин подозрительно посмотрел на своего собеседника — не издевается ли он? Но тут был абсолютно невозмутим.

Кажется, Молев понял его чувства.

— А вот у меня дел нет никаких, это ощущение гораздо хуже Полная безнадежность.

— Но ведь в Москве полно работы. Можно что-то найти.

— Мне не нужна любая работа, мне нужна та работа, которая мне интересна.

— Вот вы какой! — невольно вырвалось у Дубровина. — Значит, эта работа вам интересна?

— Я увлекся Кьеркегором. Хотя полгода назад почти ничего о нем не знал. По крайней мере, не более чем все.

— Но вы же понимаете, что эта книга будет не ваша.

— Таковы обстоятельства, — пожал плечами Молев. — Это лучше, чем ничего. К тому же это честный заработок. Разве не так? — В интонации Молева прозвучал вопрос, однако в глазах он так и не появился.

— Разумеется, честный. Это работа моего литературного помощника или секретаря. Честно говоря, мне представлялся этот вопрос довольно деликатным. Литераторы очень ревнивы друг к другу. Особенно при таких обстоятельствах, как у нас с вами.

— У вас не будет с этим проблем.

— Будем считать, что этот вопрос мы благополучно обсудили. Значит, можем перейти к главному. С чего думаете начать? — Дубровин чертыхнулся про себя, этой фразой он выдал свое незнание предмета. — То есть, я полагаю…

— Я думаю, лучше будет начать с истоков, — вдруг перебил его Молев. — Вся личность Кьеркегора, как никакая другая тесно связана с прошлым. Большинство людей стремятся насколько это возможно избавиться от него, а он жил им даже подчас сильней, чем настоящим. Может, в этом и заключался его ад и одновременно рай. Он из тех, у кого ад и рай представляет собой единое целое. Поэтому он создал нечто великое, так как сумел их объединить. Ад и рай по отдельности — скучное и жалкое зрелище, но когда они соединяются, вот тогда и возникает что-то такое, что превосходит обыденный уровень.

Дубровин изумленно посмотрел на Молева. Ничего подобного никогда не залетало в его голову. Даже тогда, когда он сочинял диссертацию про Кьеркегора.

— Вы так полагаете, чтобы создать нечто великое, надо соединить в себе рай и ад?

— Я это понял, когда изучал его. Раньше у меня и близко не было таких мыслей. Я думал, как все.

— А вам не кажется, что эта смесь слишком гремуча, слишком опасна для человека?

— Такова плата за великое. Если вы вознамеритесь когда-нибудь создать нечто подобное, вам придется открыть внутри себя и ад и рай. И не по отдельности, а как единое целое.

— Это слишком рискованный эксперимент, — недовольно произнес Дубровин. Ему не нравилось, как пошел разговор. Он сразу же отдал инициативу собеседнику.

— Я лишь попытался объяснить свое понимание взаимосвязи вещей. А уж каждый сам решает, что ему делать.

— Вот и хорошо, пусть каждый сам и решает. А у нас другие задачи. Мне нравится идея, начать с истоков. Главное, тут не пережать, все должно быть лаконично, но емко. Наша задача — создать увлекательное повествование даже для тех, кому в принципе не интересна философия. А для этого нам нужно нарисовать очень яркий образ. Это не тот случай, когда следует жалеть краски. Если в каких-то местах они будут нанесены даже гуще, чем следует, уверен, хуже от этого не будет никому. Включая, нашего героя. На наше счастье он уже возразить не сможет. Значит, договорились, начинаем с истоков. Как только напишите, покажите мне. Мы обсудим, насколько ваша трактовка отвечает моим представлениям. Вряд ли у нас сразу с вами получится попасть в нужную тональность. Но это, уверен, вопрос времени.

— Разумеется. — Молев встал. — Если у вас нет больше пока пожеланий, я пойду.

— Моя жена проводит вас в вашу комнату. Я ее сейчас позову.