Делай, что до́лжно. Царственные страстотерпцы: в чём их христианский подвиг

Владимир Григорян, 2023

Можно бесконечно долго спорить о том, насколько обоснованно и за что именно в августе 2000 года Русская Православная Церковь причислила к лику святых царя Николая II и членов его семьи: супругу Александру Фёдоровну, дочерей Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию и сына Алексея. А можно взглянуть на жизнь последнего российского императора глазами верующего православного христианина; тогда личная святость государя и тех, кто стоял рядом с ним, станет очевидным фактом. Посмотреть таким взглядом на жизнь и дела этих людей и предлагает российский православный журналист Владимир Григорян.

Часть I

Детство, любовь, семья

Начало

У наследника престола великого князя Александра Александровича было пятеро детей, и всех воспитывали, как воинов. Даже девочек. Спали на солдатских железных койках с тонкими матрацами и жёсткими подушками, да и вся прочая мебель была самая простая. В шесть утра дети поднимались, обливались холодной водой, получали на завтрак кашу с чёрным хлебом. Несмотря на строгое воспитание, они росли весёлыми, радостными, чувствуя каждую минуту, что их любят. Благородство прививалось им с младенчества. Друг детских игр Государя (в ту пору Николеньки, или Ники) Владимир Олленгрэн вспоминал о Страстной неделе: «В пятницу был вынос Плащаницы, на котором мы обязательно присутствовали. Чин выноса, торжественный и скорбный, поражал воображение Ники, он на весь день делался скорбным и подавленным и всё просил маму рассказывать, как злые первосвященники замучили доброго Спасителя. Глазёнки его наливались слезами, и он часто говаривал, сжимая кулаки: «Эх, не было меня тогда там, я бы им показал!» И ночью, оставшись одни в опочивальне, мы втроём разрабатывали план спасения Христа. Особенно Ники ненавидел Пилата, который мог спасти Его и не спас. Помню, я уже задремал, когда к моей постельке подошёл Ники и, плача, скорбно сказал: «Мне жалко, жалко Боженьку. За что они Его так больно?». И до сих пор я не могу забыть его больших возбуждённых глаз»^[2].

Что-то пророческое было в этом детском отвращении Николая к Пилату — человеку, который мог спасти Сына Человеческого, но не спас. Так же отступились от Царя: высший командный состав Русской армии, известные патриоты, в том числе монархисты, и прочие люди, которые, зная, что тот ни в чём не повинен перед народом, выдали его на верную смерть. В феврале 1917-го, а многие ещё раньше, они отреклись от своего Государя. Отреклись из равнодушия и страха перед общественным мнением.

Через всю свою жизнь пронёс Николай Александрович и любовь ко Христу.

Его вера была простой и сильной, такой же, как и вся его личность, мало понятая и современниками, и потомками. Сдержанность Государя — свойство сильной души — люди принимали то за бесчувствие, то за ограниченность, не зная следующего, например, факта из его детства: «Бывало, во время крупной ссоры с братьями или товарищами детских игр Николай Александрович, чтобы удержаться от резкого слова или движения, уходил в другую комнату, брался за книгу и, только успокоившись, возвращался к обидчикам и снова принимался за игру, как будто ничего не было» (воспоминания воспитателя цесаревича К. И. Хиса)^[3].

Быть может, это шло от воспитания. Император Александр II, прозванный Освободителем, был очень ласков с младшими внуками, но к Николаю относился строго. Однако придворные не раз замечали, как по пути из кабинета, который шёл мимо детских, Государь сворачивал, подходил к спящему Ники и целовал его. Он, как никто, понимал, сколь тяжкая ноша ждёт этого ребёнка в будущем, предчувствовал, что жизнь внука может сложиться трагически. За два года до рождения Николая участник тайной организации дворянин Дмитрий Каракозов выстрелил в императора Александра, когда тот гулял по городу. Убийству помешал Осип Комиссаров, выходец из крестьян, шапочных дел мастер и, по удивительному совпадению, земляк легендарного Ивана Сусанина.

Но с тех пор покушения следовали одно за другим.

Николаю ещё не исполнилось двенадцати лет, когда в феврале 1880 года устроили взрыв на первом этаже Зимнего дворца. Погибло 11 солдат-участников Русско-турецкой войны, служивших в Финляндском полку; более пятидесяти человек оказались ранены. Они лежали вповалку, окровавленные, в обгоревших мундирах — хорошие русские люди, принявшие муки, охраняя своего Царя.

Спустя год с небольшим было совершено последнее, седьмое покушение. Царь мог бы спастись, но пожелал подойти к воинам, погибшим и раненым при взрыве первой бомбы. В этот момент ещё одна разорвалась у него под ногами.

Незадолго перед тем возле кабинета Императора стали находить тела мёртвых истерзанных голубей. Выяснилось, что на чердаке дворца поселилась хищная птица. Александр II воспринял это как предзнаменование скорой гибели и не ошибся.

Ники в матроске стоял возле гроба деда, предчувствуя, что и его мирной жизни настал конец, и ему тоже придётся принять смерть от врагов русского народа. Первый дневник совсем ещё юного Николеньки открывается песней о добром молодце, кудри которого расчёсывает старуха-смерть^[4]. Государь часто пел её в юности:

Вниз да по речке,

Вниз да по Казанке,

Серый селезень плывёт.

Вдоль да по бережку,

Вдоль да по крутому

Добрый молодец идёт.

Он со кудрями,

Он с русыми

Разговаривает…

Кому ж мои кудри,

Кому ж мои русые

Достанется расчесать?

Досталися кудри,

Досталися русы

Старой бабушке чесать.

Сколь она ни чешет,

Сколь она ни гладит,

Только волосы дерёт.

Он воспитывался рыцарем. Был рыцарем. Умер рыцарем, ни разу себе не изменив. Задолго до его кончины блаженная старица Параскева Ивановна Дивеевская говорила: «Он выше всех царей будет»^[5]. Не было в истории России Государя более близкого по духу нам, православным, и просто более человечного. История русского народа увенчалась им, чтобы даже после гибели он остался нашим Царём на долгие-долгие годы смуты.

Семья и власть

Царица целовала подушку мужа, когда его не было рядом, а он страдал даже от недолгой разлуки с нею и детьми. «Их медовый месяц длился 23 года», — говорили современники. Это было тем удивительнее, что характеры царственных супругов были весьма различны. По словам близкой подруги и фрейлины Императрицы Анны Вырубовой, «у Государыни был вспыльчивый характер, но гнев её так же быстро и проходил. Ненавидя ложь, она не выносила, когда даже горничная ей что-нибудь наврёт; тогда она накричит, а потом высказывает сожаление:"Опять не могла удержаться!". Государя рассердить было труднее, но когда он сердился, то как бы переставал замечать человека, и гнев его проходил гораздо медленнее. От природы он был добрейший человек… В нём не было ни честолюбия, ни тщеславия, а проявлялась огромная нравственная выдержка, которая могла казаться людям, не знающим его, равнодушием».

Никакие бедствия не могли умалить их счастья, которое черпалось в любви друг к другу. Ни тяжелейшая болезнь Наследника, ни мучительные переживания за Отечество не охладили этот семейный очаг. Тепло от него согревало и страну. Самый безумный упрёк в адрес Царя: он был прекрасный семьянин (этого не отрицают и самые заклятые его враги), но лучше бы столько же внимания уделял стране. Вопрос, способен ли облагодетельствовать свой народ человек, не сумевший даже вокруг себя создать атмосферу, в которой хочется жить?

Жена Иосифа Сталина покончила с собой. Мы не знаем, как могла сложиться жизнь его сына Якова, но Василий вырос совершенно несчастным человеком, как и Светлана, в конце концов сбежавшая в Америку. Ещё страшнее особенности характера Сталина отразились на миллионах ни в чём не повинных людей, погибших от раскулачивания, голода, расстрелянных и сгинувших в тюрьмах и лагерях.

Вовсе не тот холодный мрак, который царил в душе Сталина, сделал несчастным его семью и миллионы других семей, погубил в мирное время огромное число людей, — вовсе не он привёл нас к Победе 1945 года. Можно твёрдо сказать: будь у Сталина хотя бы толика того дара любви, которым обладал Император Николай Александрович, мы обошлись бы куда меньшей кровью в 30-40-е годы. Это ответ на нелепое обвинение в том, что Царь был счастлив в браке.

«Мне снилось, что я влюблена…»

Алиса Гессен-Дармштадская, причисленная к лику святых как Императрица Александра Фёдоровна, рано потеряла мать. Сироту приютила у себя её бабушка — королева Британии Виктория, называвшая внучку «моё солнышко». Цесаревича Николая Алиса впервые увидела, когда ему было шестнадцать, а ей на четыре года меньше. Он понравился ей, и спустя несколько лет девушка приехала в Россию снова. Что они любят друг друга, стало ясно на второй прогулке. Отказ родителей благословить брак нисколько не охладил будущего Государя. Его можно было убедить изменить своё мнение лишь тогда, когда он не был уверен в своей правоте. И наоборот, никто на свете не мог на него повлиять, когда он твёрдо знал, что всё делает верно. Алиса была такой же. Выслушав королеву Викторию, которая была далеко не в восторге от её выбора, она осталась при своём.

Главное препятствие состояло в другом. Алиса, глубоко религиозная девушка, была убеждённая протестантка. Пять лет Николай Александрович молил Бога, как сам он вспоминал, «облегчить Аликс переход в православную веру и дать мне её в жёны». Наконец, много передумав, она согласилась. Стены, разделявшие влюблённых, рушились одна за другой. Когда Николай признался Алисе в мимолётном увлечении балериной Кшесинской, девушка от всего сердца его простила: «Я люблю тебя ещё сильнее после того, как ты рассказал мне эту историю. Твоё доверие глубоко тронуло меня. Я постараюсь быть достойной его. Благословит тебя Господь, мой любимый…»^[6]

«Мне снилось, что я влюблена, — написала будущая Царица в дневнике жениха в один из дней. — Я проснулась и узнала, что это — правда, на коленях я благодарила Бога за это счастье. Истинная любовь — это дар Божий. Каждый день она становится сильнее, глубже, полнее и чище»^[7].

До конца жизни Николай и Александра праздновали не только день венчания, но и день помолвки. Мы знаем об этом из письма Императрицы мужу, написанного во время Первой мировой: «В первый раз за 21 год мы проводим этот день не вместе, но как живо я всё вспоминаю! Мой дорогой мальчик, какое счастье и какую любовь ты дал мне за все эти годы… А знаешь, я сохранила то"платье принцессы", в котором я была в то утро, и я надену твою любимую брошку»^[8].

Хотя началось их супружество с несчастья: не стало Императора Александра III Миротворца. Юная невеста и её будущий муж отправились в длинное путешествие — сопровождать гроб из Крыма в Петербург. «Так я въехала в Россию, — вспоминала Александра Фёдоровна. — Государь был слишком поглощён событиями, чтобы уделить мне много времени, и я холодела от робости, одиночества и непривычной обстановки. Свадьба наша была как бы продолжением этих панихид — только меня одели в белое платье»^[9].

Кстати, отчество Фёдоровна не имело никакого отношения к имени отца новобрачной герцога Людвига. Дело тут в старинной русской традиции: цариц из рода Романовых как бы удочерял святой мученик Феодор Стратилат, а Феодоровская икона Божией Матери была главной семейной святыней этой семьи.

Анна Вырубова вспоминала забавную историю: «Возвращаясь с докладов от юной Государыни, мой отец делился с нами своими впечатлениями. Так, он рассказывал, что на первом докладе он уронил бумаги со стола и что Государыня, быстро нагнувшись, подала их сильно смутившемуся отцу. Необычайная застенчивость Императрицы его поражала."Но, — говорил он, — ум у неё мужской — une tete d'homme". Прежде же всего она была матерью: держа на руках шестимесячную великую княжну Ольгу Николаевну, Государыня обсуждала с моим отцом серьёзные вопросы своего нового учреждения; одной рукой качая колыбель с новорождённой великой княжной Татьяной Николаевной, она другой рукой подписывала деловые бумаги. Однажды, во время одного из докладов, в соседней комнате раздался необыкновенный свист.

— Какая это птица? — спрашивает отец.

— Это Государь зовёт меня, — ответила, сильно покраснев, Государыня и убежала, быстро простившись с отцом.

Впоследствии как часто я слыхала этот свист, когда Государь звал Императрицу, детей или меня; сколько было в нём обаяния, как и во всём существе Государя»^[10].

Труды и молитвы

Неутомимая труженица, Александра Фёдоровна не знала отдыха на протяжении всей своей жизни, вечно о ком-то беспокоясь. В Ялте при её горячем участии, на её средства было построено несколько современных санаториев для туберкулёзных больных. Когда денег не хватало, Государыня устраивала благотворительные ярмарки, для которых сама рисовала, вышивала, а подчас и сама торговала своими работами. Иногда брала с собой Наследника.

И в столице она не прекращала заботы о страдальцах. Анна Вырубова вспоминала, как часами объезжала больницы по просьбе Царицы, расспрашивая больных об их нуждах: «Сколько я возила денег от Её Величества на уплату лечения неимущих!»^[11] Императрица запрещала об этом рассказывать кому бы то ни было.

В этом они были очень схожи с Государем. Госпожа Олленгрэн, начальница Василеостровской женской гимназии, вспоминала, как Государь приглашал её вечерами в свой рабочий кабинет. После очередного тяжёлого дня, страшно уставший, он просматривал списки наиболее нуждающихся детей и определял, кому чем помочь. Однажды госпожа Олленгрэн решилась сказать, что сумма, которую он решил пожертвовать, слишком велика: так на всех не напасёшься. Император твёрдо отвечал: «Царь должен на всех напастись»^[12]. А потом тихо попросил, в который раз, никому ни слова не говорить о его помощи.

Когда началась Русско-японская война, в залах Зимнего дворца был открыт склад белья для раненых, где Императрица работала, собственноручно подшивая и ремонтируя износившиеся вещи. В Царском селе она основала школу нянь, приют для женщин, Инвалидный дом для искалеченных в Маньчжурии солдат. При доме имелись мастерские, где ветераны обучались разному ремеслу, там всегда кипела работа. Для тех, кто имел семьи, Государыня распорядилась построить домики и выделить огороды. Никакие бедствия не могли сломить её духа.

Где черпала силы святая Александра? Вырубова вспоминала, что Царица любила помолиться в разных храмах, объезжая их один за другим. «Припоминаю наши поездки зимой в церковь ко всенощной. Ездили мы в её одиночных санях… Бывали счастливые дни, когда нас не узнавали, и Государыня молилась — отходя душой от земной суеты, стоя на коленях на каменном полу, никем не замеченная в углу тёмного храма. Возвращаясь в свои царские покои, она приходила к обеду румяная от морозного воздуха, со слегка заплаканными глазами, спокойная, оставив свои заботы и печали в руках Вседержителя Бога».

Многим известно, что в Первую мировую Царица с дочерьми много трудились в госпиталях, но есть малоизвестные свидетельства об этом их подвиге, которые дорогого стоят. Вот, быть может, самое замечательное, оставленное дочерью врача-мученика Евгения Боткина Татьяной.

Раз на царскосельском Братском кладбище хоронили офицера, скончавшегося в одном из местных лазаретов. Другой офицер, возможно, знакомый умершего, оказался там на панихиде. В маленькой церкви столпилось слишком много народу, так что он вышел на улицу. Уже становилось темно. Вдруг у ограды кладбища остановился автомобиль, из него вышла дама, вся в чёрном, и, войдя в ворота, остановилась у первой же могилы, осеняя себя крестным знамением. Офицер отошёл чуть дальше, не желая помешать даме и предполагая, что вскоре она уедет или войдёт в храм. Каково же было его удивление, когда, отойдя от одной могилы, эта женщина пошла к следующей, потом ещё к одной — и так обошла всё кладбище, останавливаясь и молясь перед каждым крестом. В какой-то момент офицер узнал её. Это была Императрица. Она приезжала сюда ночью молиться за павших^[13].

В этом была вся Александра Фёдоровна — самоотверженная, сострадательная, смиренная. Здоровье её оставляло желать много лучшего, по великосветским салонам уже давно разносилась клевета в её адрес, будто бы она немецкая шпионка. А Царица продолжала вымаливать свой, русский, народ. И он это чувствовал.

В начале декабря 1916-го Императрицу с дочками восторженно встретили в Великом Новгороде. При звоне колоколов старинных церквей она шествовала, окружённая ликовавшими простыми людьми. В Десятинном монастыре зашла в келью местной старицы Марии Михайловны, лежавшей там в тяжёлых веригах. Монахиня доживала последние дни. Увидев Царицу, она протянула к ней руки и тихо сказала: «Вот идёт мученица — Царица Александра»^[14]. Обняла и благословила.

Дети

Интересный эпизод мы находим в воспоминаниях Николая Дмитриевича Семёнова-Тянь-Шанского, морского офицера, потомка знаменитого русского географа: «Государь очень хорошо плавал и любил купаться. После продолжительной гребли на двойке в финских шхерах мы причаливали к какому-нибудь островку и купались. Когда мы были в воде, Цесаревич, разрезвившийся на берегу (он не купался), сбил мои вещи, аккуратно сложенные на скамейке, в песок. Я начал было выходить из воды, желая подобрать вещи, так как был ветер и их разбрасывало; его величество, обращаясь ко мне, сказал:"Оставьте вещи, Алексей их уронил, он и должен их собрать" — и, обращаясь к наследнику, заставил его поднять мои вещи»^[15].

Малейший намек на спесь, попытка вообразить себя высшими существами вызывала у Царской семьи абсолютное неприятие. Царица сама штопала вещи, которые младшие девочки донашивали за старшими, да и Государя не баловала. Сам он не был столь экономен, но с юмором смирялся. Это было, кстати, свойственно истинной русской аристократии, не любившей превозноситься, оставлявшей это сомнительное удовольствие разбогатевшим плебеям. Царская семья стояла во главе этой традиции.

А вот что вспоминает Анна Вырубова: «Раз как-то приехал в Гамбург Государь с двумя старшими великими княжнами; дали знать, чтобы я их встретила. Мы более часу гуляли по городу… Идя переулком по направлению к парку, мы столкнулись с почтовым экипажем, с которого неожиданно свалился на мостовую ящик. Государь сейчас же сошёл с панели, поднял с дороги тяжёлый ящик и подал почтовому служащему; тот его едва поблагодарил. На моё замечание, зачем он беспокоится, Государь ответил:"Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения; такими должны быть и мои дети!"»^[16]

Подобное происходило изо дня в день. Как признавался доктор Евгений Сергеевич Боткин (а слову этого человека можно верить, он никогда никому не льстил): «Государь Император Николай Александрович — самый интеллигентный и образованный человек, какого я когда-либо встречал в своей жизни». Такими же он воспитывал и своих детей.

Алексей

Следующая история описана в воспоминаниях баронессы Софьи Карловны Буксгевден, фрейлины Императрицы: «Во время одной прогулки по берегу Днепра, при посещении Императорской Ставки Верховного Главнокомандующего, Цесаревич, будучи в шаловливом настроении, вытащил у меня зонтик и бросил его в реку. Великая княжна Ольга и я старались зацепить его палками и ветками, но так как он был раскрыт, то течением и ветром его подхватило, и не было под рукой ни лодки, ни плота, с которого можно было бы его поймать.

Неожиданно появился Государь."Что это за представление?" — спросил он, удивлённый нашими упражнениями около воды."Алексей бросил её зонтик в реку, и это такой стыд, так как это её самый лучший", — ответила великая княжна, стараясь безнадёжно зацепить ручку большой корявой веткой.

Улыбка исчезла с лица Государя. Он повернулся к своему сыну.

"Так в отношении дамы не поступают, — сказал он сухо. — Мне стыдно за тебя, Алексей. Я прошу извинения за него, — добавил он, обращаясь ко мне, — и я попробую исправить дело и спасти этот злополучный зонтик"»^[17].

Это была простая, ясная позиция: дети должны вырасти людьми.

С Алёшей было сложнее потому, что из-за его болезни окружающие его вольно или невольно баловали. Шалости его бывали иногда несносны, но святые родители и сёстры всё-таки побеждали в борьбе за его душу.

И вновь предоставим слово Татьяне Боткиной: «Наследник был очень живой, любил игры и забавы мальчиков, и часто бывало невозможно его удержать."Подари мне велосипед", — просил он мать."Алексей, ты знаешь, что тебе нельзя!"–"Я хочу учиться играть в теннис, как сёстры!"–"Ты знаешь, что ты не смеешь играть". Иногда Алексей Николаевич плакал, повторяя:"Зачем я не такой, как все мальчики?"Частые страдания и невольное самопожертвование развили в характере Алексея Николаевича жалость и сострадание ко всем, кто был болен, а также удивительное уважение к матери и всем старшим. Наследник принимал горячее участие, если и у прислуги стрясётся какое горе. Его Величество был тоже сострадателен, но деятельно это не выражал, тогда как Алексей Николаевич не успокаивался, пока сразу не поможет. Помню случай с поварёнком, которому почему-то отказали от должности. Алексей Николаевич как-то узнал об этом и приставал весь день к родителям, пока они не приказали поварёнка снова взять обратно. Он защищал и горой стоял за всех своих»^[18].

Ольга

Вспоминает Софья Яковлевна Офросимова, фрейлина Императрицы: «Однажды привезли новую партию раненых. Их, как всегда, на вокзале встретили великие княжны. Они исполняли всё, что приказывали им доктора, и даже мыли ноги раненым, чтобы тут же, на вокзале, очистить раны от грязи и предохранить от заражения крови. После долгой и тяжёлой работы княжны с другими сёстрами размещали раненых по палатам.

Усталая великая княжна Ольга Николаевна присела на постель одного из вновь привезённых солдат. Солдат тотчас же пустился в разговоры. Ольга Николаевна, как и всегда, и словом не обмолвилась, что она великая княжна.

— Умаялась, сердечная? — спросил солдат.

— Да, немного устала. Это хорошо, когда устанешь.

— Чего же тут хорошего?

— Значит, поработала.

— Этак тебе не тут сидеть надо. На фронт бы поехала.

— Да, моя мечта — на фронт попасть.

— Чего же. Поезжай.

— Я бы поехала, да отец не пускает, говорит, что я здоровьем для этого слишком слаба.

— А ты плюнь на отца да поезжай.

Княжна рассмеялась.

— Нет, уж плюнуть-то не могу. Уж очень мы друг друга любим»^[19].

Её называли — «дочь Отца», настолько она стремилась быть похожей на Государя. Правда, характер был от матери — вспыльчивый и отходчивый. Любая неправда вызывала у святой княжны горячее негодование. Ещё одной её особенностью были следы какого-то горя, которое она пережила. Хотя она часто смеялась, шутила, в глазах оставалось что-то грустное. Особенно это стало заметно после революции, когда её природная жизнерадостность окончательно исчезла.

Татьяна

Она была совершенно лишена самолюбия, по выражению баронессы Буксгевден. Проще говоря — лишена гордыни. Стоило её попросить о чём-то, мгновенно откликалась, окружала родных постоянной заботой. Ей говорили: «Пойдём гулять», — идёт гулять. «Почитай мне», — тут же берётся за книгу. Так и в госпитале во время войны она выполняла самую тяжёлую работу: делала перевязки гнойных ран, ассистировала при сложных операциях. Государыня не раз писала мужу: «Татьяна заменит меня на перевязках». Мысль, что девушка может возразить, сказать, что устала, даже мимолётным выражением лица показать несогласие, не приходила Царице в голову.

Самое удивительное, что иногда Татьяну всё-таки считали гордячкой, но вот что отвечала на это близкая подруга Императрицы Юлия фон Ден: «Я не знала никого, кому бы гордыня была менее свойственна, чем ей. С ней произошло то же, что и с Её Величеством. Её застенчивость и сдержанность принимали за высокомерие, однако стоило вам познакомиться с ней поближе и завоевать её доверие, как сдержанность исчезала и перед вами представала подлинная Татьяна Николаевна. Она обладала поэтической натурой, жаждала настоящей дружбы. Его Величество горячо любил вторую дочь, и сёстры шутили, что если надо обратиться к Государю с какой-то просьбой, то «непременно уже Татьяна должна попросить Рapá, чтобы он нам это разрешил». Очень высокая, тонкая, как тростинка, она была наделена изящным профилем камеи и каштановыми волосами»^[20].

Сдержанность была очень заметной её чертой, никто не помнил, чтобы Татьяна находилась не в духе, была раздражена. Клавдия Битнер, гувернантка детей во время их жизни в Тобольске, пришла к выводу: «Если бы семья лишилась Александры Фёдоровны, то крышей бы для неё была Татьяна Николаевна»^[21].

Мария

Подвижная и очень смешливая, она была самой озорной из детей. Однажды стащила ванильные булочки с родительского чайного стола, и когда мать решила её наказать, уложив спать пораньше, Государь улыбнулся, сказав: «Я боялся, что у неё скоро вырастут крылья, как у ангела! Я очень рад увидеть, что она человеческий ребёнок».

Отца Маша обожала. Её крик «Хочу к Papá!» был кошмаром для её няни, не всегда успевавшей перехватить ребёнка, стремившегося улизнуть к отцу. Приходилось её запирать, чтобы она не ворвалась к Императору во время приёмов и другой работы.

Весёлый нрав девочки замечательно уживался с сострадательностью. В одном из монастырей Владимирской епархии она заметила больную схимонахиню, сидевшую далеко от встречавших Царскую семью монахинь, и сказала об этом отцу. Когда Государь вышел из храма после молебна, то подошёл к болящей вместе детьми, поговорил, попросил благословения и молитв. Следом подошли все остальные члены семейства, а одинокая матушка-схимонахиня расплакалась от умиления. Такого уважения, внимания она никогда в своей жизни не встречала. Мария сияла от радости, что смогла всё это устроить.

В Царском селе она знала по именам всех солдат охраны, помнила, как зовут их жён и детей, многие обстоятельства их жизни. Охранники из рабочих учили её готовить лепёшки из муки без дрожжей, а один из красноармейцев попытался тайком пронести в дом Ипатьева именинный пирог для Марии. Это было 14 июня 1918 года, когда святая княжна отметила свой последний, 19-й день рождения.

Анастасия

Татьяна Боткина вспоминала: «Иногда, чинно разговаривая, она, если мы вставали за чем-либо, незаметно подставляла нам ножку. Мария Николаевна и Анастасия Николаевна страшно любили играть в крестики-нолики и знали какой-то секрет, при помощи которого всегда выигрывали, но сообразительный Глеб (сын доктора Боткина — В.Г.) проник в их секрет, и Анастасия Николаевна, проиграв ему несколько раз, предупреждала Марию Николаевну:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Сургучев И. Д. Детство императора Николая II. — СПб.: Царское дело, 2013. — 224 с.

3

Ольденбург С. С. Император Николай II. Опыт биографии // Русская Летопись. — Кн. 7. — С. 4.

4

Дневники императора Николая II. 1882–1918 гг. Фонд 601, опись 1, единицы хранения 217–266.

5

Воспоминания монахини Серафимы (Булгаковой) // Преподобный Серафим Саровский и Дивеевская обитель. — М.: Отчий дом, 2011. — 560 с.

6

Платонов О. А. Николай Второй в секретной переписке. — М.: Алгоритм, 2005. — 800 с.

7

Мемуары Ники и Аликс — М.: Издательство АСТ, 2015. — 320 с.

8

Там же.

9

Вырубова А. А. Страницы моей жизни. Романовы. Семейный альбом. — М.: Рипол Классик, 2016. — 416 с.

10

Там же.

11

Там же.

12

Сургучев И. Д. Детство императора Николая II. — СПб.: Царское дело, 2013. — 224 с.

13

Боткина Т. Е. Царский лейб-медик. Жизнь и подвиг Евгения Боткина. (Текст под редакцией К. К. Мельник-Боткина и Е. К. Мельник.) Составитель Ковалевская О. Т. — СПб.: Царское Дело, 2010. — 528 с.

14

Вырубова А. А. Страницы моей жизни. Романовы. Семейный альбом. — М.: Рипол Классик, 2016. — 416 с.

15

Кравцова М. В. Воспитание детей на примере святых Царственных Мучеников. — М.: Благо, 2003. — 288 с.

16

Вырубова А. А. Страницы моей жизни. Романовы. Семейный альбом. — М.: Рипол Классик, 2016. — 416 с.

17

Кравцова М. В. Воспитание детей на примере святых Царственных Мучеников. — М.: Благо, 2003. — 288 с.

18

Боткина Т. Е. Царский Лейб-Медик. Жизнь и подвиг Евгения Боткина. (Текст под редакцией К. К. Мельник-Боткина и Е. К. Мельник.) Составитель Ковалевская О. Т. — СПб.: Царское Дело, 2010. — 528 с.

19

Кравцова М. В. Воспитание детей на примере святых Царственных Мучеников. — М.: Благо, 2003. — 288 с.

20

Ден Ю. А. Подлинная Царица. Воспоминания близкой подруги Императрицы Александры Феодоровны. СПб.: Царское дело, 1999. — 244с.

21

Кравцова М. В. Воспитание детей на примере святых Царственных Мучеников. — М.: Благо, 2003. — 288 с.