Мышкин. Малый город в большом туризме. Состояние, проблемы, продвижение, перспективы

Владимир Гречухин, 2017

Старых русских городов в Центральной России немало: Сергиев Посад и Александров, Ростов Великий и Переславль-Залесский, Бежецк и Юрьев-Польский… Ко многим из них история отнеслась безжалостно: великие в своем древнерусском прошлом, они постепенно приходили в упадок, теряли свое экономическое и политическое значение, были заброшены в советский период и чуть не добиты перестройкой и диким ельцинским капитализмом. XX век они провожали с разбитыми пыльными улицами, многочисленными церковными руинами, пустыми прилавками магазинов и скромным разнообразием колхозного рынка. Но возрождаются малые города России и каждый по-своему! Город Мышкин, самый известный пример такого преображения. Это тем более примечательно, что все 70 лет Советской власти он был под подозрением – как особо опасный «контрреволюционный элемент», и даже оказался разжалован из разряда городов в село. И все же он восстал из пыли и руин подобно птице Фениксу. Как удалось совершить «чудо на Волге» жителям Мышкина? Кто эти люди, сохранившие и возродившие свой уникальный город, прозванный до революции «маленьким Петербургом»? Куда идет Мышкин в XXI веке? И может ли его пример стать путеводной звездой другим малым городам России? Эта замечательная книга краеведа и писателя Владимира Гречухина – эпопея русского упорства, стойкости, патриотизма, любви к своей малой и большой Родине. Прочитав её, начинаешь заочно любить старый русский городок на Волге и стремиться в Мышкин всей душой.

Каков был Мышкинский уезд?

Мышкинские земцы при Ф.К. Опочинине и A.A. Тютчеве, который руководил земством больше двадцати лет, много внимания уделяли селу, серьезно содействуя улучшению агротехники и животноводства, продвигая в деревню новейшие технологии работы — от севооборотов до применения машин. К чести тогдашних земских деятелей они высоко оценили явление крестьянской кооперации и много содействовали ее укоренением и развитию. И к концу XIX века Мышкинский уезд являл собой весьма примечательный феномен, став самым пашенным и земледельчески развитым в Ярославской губернии.

Первое большое сведение лесов здесь было отмечено еще в XVI веке. А в XVIII веке мышкинские крестьяне не только полностью обеспечивали свой уезд хлебом, но и предлагали его на продажу и на вывоз. В первой половине XIX века уезд стал признанным особо хлебородным местом Ярославской губернии, вывозящим хлеб за ее пределы, главным образом в Санкт-Петербург. Весь вывоз шел через пристани города Мышкина, хлеб отсюда уходил по Вышневолоцкой речной системе. В самом городе и в целой группе крупных селений появились крупяные заводы и мельницы, перерабатывающие местное и привезенное («низовое») зерно. Экономическая значимость местного зернового хозяйства после этого серьезно повысились, оно получило новый импульс развития.

Вторая половина XIX века для сельского хозяйства уезда ознаменовалась большой диверсификацией сельскохозяйственного производства, на первое место, существенно потеснив площади, занятые под зерновые, вышло льноводство и серьезно заявило о себе травосеяние. И на этих направлениях работы мышкинские крестьяне уверенно первенствовали в губернии, все новшества в агротехнике и обработке продукции шли именно отсюда.

Здесь способами крестьянской селекции создали свой, на всю Россию известный Брагинский лен, здесь появились первые коллективные пункты льнообработки, ко времени революции уже развившиеся в комбинаты переработки сельскохозяйственной продукции. Увлечение работой со льном оказалось столь значительным, что земству приходилось вмешиваться, настойчиво предостерегая крестьян от нарушения севооборотов, ведущих к истощению почв. Для этого практиковали проведение зимних агротехнических курсов и лекций по волостям, волостные и уездные выставки и введение опытнической работы.

Земство старалось привлечь внимание крестьян к возможности интенсификации как льноводства так и других направлений хозяйства, в частности большое внимание обращали на развитие молочного и мясного животноводства. Для введения полного цикла работы крестьянских хозяйств агитировали за создание перерабатывающих производств и оказывали помощь в их устройстве. Можно полагать, что эти устремления приводили к определенным успехам, потому что к 1900 году в уезде успешно работали 108 ветряных и водяных мельниц, 25 заводов, выпускавших сыр и масло, пять кожевенных мастерских и другие более мелкие предприятия.

Улица Угличская. Часовня Николая Мирликийского

Существенно проявляла себя и крестьянская кооперация, в уезде работали два молочных товарищества, пять льняных крестьянских товарищества и десять товариществ по совместной обработке земли.

Мышкинские крестьяне были одними из лучших и увлеченнейших своим делом земледельцев Ярославской губернии, они всецело сосредоточили свое хозяйское внимание на работе с землей, гораздо меньше, чем население других уездов, отвлекаясь на промыслы и ремесла. И здесь нам уместно обратиться к цифрам.

Наш уезд сравнительно с другими ярославскими был совсем невелик (предпоследний из десяти по общей площади). Но по обработанности земли, по площадям, включенным в хозяйственный оборот, он либо не уступал большим — либо даже превосходил некоторые из них. Так уже на 1861 год пахотной земли здесь имелось 117 726 десятин, в то время как крупный Ярославский уезд имел ее 129 889 десятин. Столь же большой Рыбинский имел пахотной земли 105 820. Еще выразительней были показатели по сенокосным угодьям. В Мышкинском уезде имелось 44 792 десятины сенокосов, в гораздо большем Угличском — 42 089, в Любимском — 38 620 и в соизмеримом Даниловском лишь 33 125 десятин. Столь же выигрышными были показатели по наличию выгонов.

И весьма убедительны данные, говорящие о том, сколько земледельчески неосвоенной земли осталось в Мышкинском уезде. Под лесом ее здесь оставалось только 13 437 десятин, в то время как в Мологском — 135 833, а в Пошехонском — 196 042 десятины. Наш уезд был абсолютно первым в губернии по включению земельных площадей в крестьянское хозяйственное пользование. Все источники убедительно рассказывают об особом прилежании здешних крестьян к работе с землей. Уместно, например, привести свидетельство «Памятной книжки Ярославской губернии на 1862 год» /Ярославль, 1863/. Вот они:

«…До сих пор большая часть крестьян уезда занимается хлебопашеством и только теми промыслами, которые тесно связаны с земледелием…» /стр. 98/

«… Картина нравственности ярославского народа представляется весьма непривлекательной, исключая Мышкинский уезд, где крестьяне до сих пор еще с любовью занимаются земледелием и теми промыслами, которые тесно связаны с земледелием, а потому они и по характеру и по образу жизни не похожи на крестьян других уездов губернии и в нравственном отношении стоят выше их» /стр. 74/

Как на постоянные крестьянский добродетели, исследователи XIX века указывают на «… любовь к Царскому Дому и вообще к правительственным властям, на добровольные пожертвования для Отечества и вообще на усердное пособие бедным и страждущим. Щедрые пособия и пожертвования для бедных мы встречаем чаще со стороны незажиточных крестьян, чем со стороны богатых. В здешних крестьянах есть сознание и благодарность за сделанное им добро»

Но из приведенных отзывов не следует делать вывод, что Мышкинский уезд оставался неким островом нерушимо давних производственных и общественных отношении, неким заповедником патриархальной хлеборобской жизни. Отнюдь нет, исторически он был не только самым прогрессивным в губернии по совершенствованию земледелия, но одновременно и самым продвигающимся по глубине капитализации сельскохозяйственного производства. Не случайно цены на землю здесь были такими же высокими как в центральном, подгороднем Ярославском уезде. Уровень развития товарно-денежных отношений, глубина диверсификации производства были уже столь ощутимыми, что крестьяне уезда пришли к сознанию кооперативной деятельности, и к концу XIX столетия уезд заслуженно приобрел авторитет как «пионера» во введении новых передовых приемов агротехники, так и во введении новых /кооперативных/ производственных отношений.

Для того чтобы понять этот феномен малого развитого региона, нужно внимательно всмотреться в жизнь мышкинского Верхневолжья на рубеже XIX–XX веков. Тот период четче выявляет многие основополагающие факторы жизни и развития местного сельского хозяйства. Каким в те годы был наш уезд? В нем имелось 874 селения, 16 403 «двора», 17 735 домохозяев. Жилых построек им принадлежало 16 828, холодных построек — 36 114.

Постоянного и сезонного пришлого населения в уезде перед мировой войной насчитывалось 115 000 человек. В городе Мышкине жили всего около трех тысяч, а все остальные — сельские жители. Для них главное богатство земля Кому она принадлежала?

Всей удобной земли в уезде на то время имелось 210 370 десятин, из них под пашней 78 806, или 37,5 процента. Под сенокосами (заливными, суходольными, лесными и болотными) 67 254, или 28 процентов. Чьими были удобные для сельского хозяйства земли в Мышкинском уезде?

Вот в этом пункте нашего изложения уместно обратится к новой книге H.A. Иванова и В.П. Желтовой «Сословное общество Российской империи (XVIII — начало XX века)» (М., 2009). В этой весьма интересной и содержательной книге есть одно положение, которое, на наш взгляд, нуждается в некотором комментировании. Авторы отмечают, что больше половины земли, продававшейся дворянами после 1907 года, покупалось представителями того же сословия. Суждение несколько неожиданное, но, для всей России, может быть и верное. Но оно совсем не соответствует реальному положению, которое на тот же самый период сложилось в целой группе развитых, хозяйственно продвинутых уездов центра России. Возьмем для примера Мышкинский уезд. 175 926 десятин, или 83,7 процентов принадлежали рядовым крестьянам. Более крупные хозяйства (дворян купцов, мещан) имели только 30160,8 десятин (или 14,3 процента), а церкви и монастыри — всего-навсего 2 процента земли. Казенных (государственных) земель было только 0,1 процента и городской лишь 0,2 процента.

Были в уезде хуторяне, вышедшие из общин по реформам П.А. Столыпина, таким хозяевам принадлежало 3412,1 десятина (или 1,6 процента). А хуторяне — это тоже крестьяне, только не общинники, а одиночки. Значит, у крестьян в нашем уезде к 1920 году всего было 85,3 процента (или шесть седьмых) всей хорошей земли.

То есть, по владению землей Мышкинский уезд был крестьянским.

Дворяне имели лишь 8,2 процента земли, купцы — 2,5 процента, мещане — 1,6 процента, город Мышкин — 0,2 процента.

Притом у дворян в основном оставалась малодоходная земля, крестьяне и не стремились ее получить. Да и совсем мало ее оставалось в уезде! Правда, дворянам принадлежали все строевые леса, но в самом распаханном, самом малолесном уезде губернии их имелось совсем мало (1,2 процента земли). Революционеры, в это время проникшие в Мышкинский уезд, пытались волновать деревенский народ призывом «Всю землю — крестьянам!». Но где же было взять эту землю? Если даже отнять у дворян и купцов, так это всего-навсего десять процентов. Каждому крестьянину даже теоретически досталось бы по крохотной дольке. Да «каждому» на какую-то дольку надеяться не приходилось, в уезде было немало волостей без единого метра земли дворянской или купеческой.

Революционеры в нашем случае говорили пустые слова, земли для раздачи крестьянам здесь просто не было, она давно уж и безо всякой революции почти вся и так была в руках крестьян. Но может быть, все-таки надо было силой отнять остатки помещичьих владений?

Не было в этом никакой необходимости, дворяне постоянно продавали и продавали эти клочки земли, с 1867 по 1898 год они продали 60 236 десятин (или 67,7 процентов всей земли, переходящей по торговле в другие руки).

При всех этих распродажах главными продавцами были дворяне, а главными покупателями — крестьяне. Переход к крестьянам еще оставшихся невеликих участков шел мирно, а за ближайшие 15–20 лет у дворян и без каких-либо социальных революционных потрясений не осталось бы и аршина земли.

Совсем уж крохотный остаточек земли (около одного процента), помещики очевидно, на какое-то время еще смогли бы сохранить, потому что несколько помещичьих хозяйств отчасти приспособилось к новым условиям сельскохозяйственного производства и работали, в целом сводя концы с концами. И эта часть хозяйств была весьма полезной, именно от них к крестьянам и приходили лучший опыт, лучшие примеры агрономических достижений и применения машин. И в этом была их немалая польза для всего сельского хозяйства уезда и многие крестьяне это хорошо понимали.

По всем этим причинам никакой «революции» в уезде никакие местные значительные силы устраивать не собирались, а в городе и тем более был вполне устойчивый классовый мир. Присланным сюда столичным революционерам и группе молодых крестьян-отходников, работающих на заводах, пришлось немало потрудиться, чтобы «раскачать» самых малообеспеченных и призвать к оружию самых неудачливых и неумелых. Вот эта сила и заявила о том, что в уезде состоялись революционные перемены, и власть принадлежит им. А… что дальше?