Сказы Матушки Оки

Владимир Голубев, 2018

Старые добрые народные сказки и новые приключения, классические герои и незнакомые пока персонажи, фольклорная стилистика повествования и дух былых времён ждут мальчишек и девчонок на страницах книги Владимира Голубева. Ребята совершат незабываемое путешествие по волшебной вселенной и познакомятся с её обитателями. Им доведётся узнать кое-что новое о тайнах русалок и водяных, лично встретиться с лесовиком, стать закадычными приятелями зверушек, в чём-то очень похожих на людей. Забавные происшествия и странные решения, вечные истины и досадные недоразумения, события, которые разве что во сне привидятся и то не каждому, и ситуации, которые могут случиться в обычный день в самом обычном месте… На страницах есть буквально всё и, конечно, не обошлось без основополагающих принципов морали, которые помогут справиться с любой проблемой не только героям книги, но и читателям.

Волшебная дудочка

В стародавние времена, когда вода была ещё мокрой, а снег совсем холодным, жил князь, богатый и сильный правитель многих земель и народов, подданные прозвали его Великим. Он был крепок, косая сажень в плечах, а множество кровавых битв навечно оставили следы из шрамов на его челе. В седле он проводил времени более, чем на земле, и только когда разменял пятый десяток, скинул кольчугу и шлем.

Столица княжества стояла на высоком берегу, в удивительном месте, — там, где сливались в единый поток две полноводные реки. Берега давно украсили прекрасные здания из белого камня, словно спорившие, кто из них величавее и наряднее. Князь был известный и, главное, удачливый полководец, и соседи боялись нападать на страну, а крепостные стены редко обновлялись в городах и усадьбах. Подвластные земли славились урожаями пшеницы, богатыми выпасами, с бесчисленными стадами скота, крепким железом и храбрыми воинами — надёжей и опорой князя.

Размеренную жизнь князя в последнее время омрачало только одно обстоятельство — он старел. Его постоянно одолевало желание, которое он не в силах был исполнить, — стать бессмертным. Теперь при виде кладбищ и похоронных процессий он хмурился и терял мужество и, пришпорив коня, поскорее старался миновать печальные обители мертвых.

Никто из верных бояр-советников не мог подсказать Великому князю путь к вечной жизни. Да что там вечная жизнь! Он даже не мог приостановить процесс увядания. Каждое утро он рассматривал в зеркале своё лицо и находил новые морщины.

Не первый год княжеские послы упорно посещали ближние и дальние страны с единственной целью — выведать хотя бы крупицу знаний о продлении жизни. Но пока всё было тщетно… Нефрит, как и икра, вместе с другими заморскими советами не помогали, а годы бежали своим чередом.

Как-то князь со свитой охотился в глухих лесах. Дни выдались хмурые и неудачные: ни одного зверя за несколько дней не выследили. Раз вечером в охотничью избушку, где отдыхал князь, забрёл старый отшельник в истёртой обуви и мокром плаще. Согревшись у огня, старец неожиданно молвил Великому князю:

— Князь, ведома мне твоя кручина, я помогу тебе. Только обещай всё исполнить, как скажу.

— Даю слово, — пообещал князь.

Старец склонился к нему и что-то зашептал на ухо.

В избушке замерли придворные, стало слышно, как поёт комар за стеклом, но ничего не узнали посторонние. Только огонь в печи пожирал полено за поленом, и ничто не могло остановить рыжие языки пламени. Князь слушал и качал головою в знак согласия, а княжеское чело прорезали глубокие морщины от горьких дум.

— Так вот, — уже громко объявил отшельник, — когда вернётесь во дворец, немедля позови боярина, что ведает младшей дружиной, и прикажи привести самого молодого дружинника, он последним пришёл в войско, пока ты был здесь, на охоте. Снаряди и отправь отрока на север, только там есть то, о чём я говорил.

Более ничего не сказал отшельник, благословил князя и ушёл, и никто не посмел его остановить.

Не дожидаясь окончания охоты и даже рассвета, князь решил вернуться в столицу. Спешил, ох, как же торопился князь, аж трёх коней загнал! Собрались ближние бояре и воеводы, и перед хмурыми очами Великого князя предстал деревенский детина — кровь с молоком, волосы, как солома, торчат в разные стороны, силы в нём — лошадь не нужна, сам поле вспашет! Да только дурень, двух слов связать не может.

— Как твое имя, отрок? — строго спросил князь.

— Иваном родители кличут, а соседи Ванькой, — робко ответил новобранец, не зная, куда деть руки: то за пояс сунет, то под мышки спрячет.

— Да ты в деревне, наверно, был самый распоследний дурень?

— Кажись, так, отец и мать сказали, что меня сможет исправить только дружина. Вот я и пришёл. Не гоните меня, а то, пока шёл, две пары лаптей истрепал, обратно идти не в чем. Да и вся деревня будет потешаться надо мной, я лучше в луже утоплюсь, чем с позором вертаться.

Расстроился князь, уж больно ум убогий у новобранца оказался: сила есть — ума не надо, какой-то шут гороховый. Видно, посмеялся отшельник, ничего у парня не получится, хорошо, если живой вернётся, а то, глядишь, сразу за городом выклюет ему ворон глаза. Но князь вслух не обмолвился, а судьбу решил всё же испытать. Выполнил всё, как велел старец.

— Ваня, ты знаешь, где север?

— Кажись, против юга те севера-то будут, али ошибаюсь?

— Ну, слава Богу, пойдёшь туда и больше никуда, слышишь, не сворачивай. Там добудешь то, что сделает меня бессмертным. И поторапливайся, я ждать долго не люблю. Никому не болтай, зачем идёшь. Коли выполнишь задание, то отдам тебе в жёны младшую дочь да сделаю воеводой, а коли вернёшься с пустыми руками, то будешь до смерти чистить навоз в моем свинарнике.

— Всё уразумел, а насчёт болтовни, то я ни-ни, я молчун, вся деревня подтвердит, у меня не забалуешь…

— Иди, Ваня, иди. Верю тебе, не сомневайся.

— Батя говорил, на таких, как я, всё и держится.

— Истинно так, не врал батя твой.

Великий князь насыпал парню полную пригоршню медяков, а воевода в придачу выдал драный тулуп, ношеные сапоги да мешок ржаных сухарей и привёл старую кобылу под седлом. Сборы закончились быстро, практически не начинаясь. Ваня еле-еле держался в седле и для верности привязал себя верёвкой к лошади, чем рассмешил до слёз всю дружину.

Рано утром, миновав заспанных стражников, из столицы без оглядки выехал всадник и поспешил по северному тракту. За плечами путника болтался мешок с сухарями, за поясом торчал топор, а в рубахе в потайном месте были зашиты медные монетки. Никто не провожал парня, ведь родня жила далеко, в глухой деревне, а невесты у дурня отродясь не было, не считая посулённой младшей дочери Великого князя, которую, кстати, Ваня ещё и не видел. Да и не хотел он на неё смотреть: ведь окажись девушка красавицей, помирать будет страшно, мечты заслонят все мысли, а безобразный вид обесценит будущий подвиг… Да-да, оказывается, Ваня-то был не так и глуп. Как же его деревня называется, уж не Академия ли?

Первый день пути миновал спокойно, затем второй и третий… Дорога была почти пустой, зимник растаял, а для телег земля ещё не просохла, только редкий пешеход пугался и обходил Ваню стороной, от греха подальше, принимая юношу то за умалишённого, то за беглого дружинника. Иван ночевал в стогах сена, трактиры и постоялые дворы объезжал стороной — берёг деньги, а яйца и мясо покупал у крестьян: так выходило дешевле. Эх, зря смеялся князь, деревенская хватка была у парня. Только и сам он не знал, для чего берёг гроши: возможности вернуться, да ещё с каким-нибудь молодильным яблоком, практически не было, это только в детских сказках за забором растут волшебные яблони…

Едет Ваня, головой крутит: родная земля справа, слева и сзади, а что ждёт впереди — неизвестно. Квадраты полей, зелёные сады раскинулись вдоль дороги, впереди темнели рощи и леса, через реки перекинулись добротные мосты. Но с каждым переходом жилья с огородами становилось меньше, а оврагов и лесов больше. Вскоре широкий тракт превратился в разбитую просёлочную дорогу, ведущую через густой лес, мосты исчезли, а вместо них — глухой перевозчик с внешностью разбойника, а не честного обывателя, того и гляди пихнёт в воду. Вскоре ехать верхом стало невозможно из-за острых сучьев и веток, и Ваня пошёл пешком, а кобылу вёл под уздцы, но мешок с сухарями ей не доверил: вдруг подведёт.

Странные пошли места, тёмные, редко встретишь солнечную поляну, где без страха заночуешь, — всё заросли да овраги, пни да ямы. Кругом ни охотника, ни прохожего, только чёрные птицы и дикие звери. Сколько раз хотелось Ване повернуть назад, пусть с позором, но вернуться домой, или пропить все деньги в кабаке, а потом будь что будет: свинарник или тюремный острог. Проще пареной репы развернуть конягу, но в последний миг что-то останавливало его и заставляло продолжать путь. Впереди парня ждали страшные места, нехоженые и непроглядные, по сторонам всё ёлки, да сосны, да валуны, покрытые лишаями мхов. Сгинешь здесь, и никто не узнает — кости волки да лисы растащат по округе.

Прошло много времени, пока ступил Иван на берег Студёного моря, посмотрел на серые волны и белые облака, на мокрьш песок, а отдыхать вернулся в лес: там спокойней. В озерце наловил непуганых окушков, сварил знатную уху (аж ложка стояла!), славно отужинал и, накрывшись тулупом, завалился спать.

Проснулся Ваня посреди ночи от страха. Вой ветра был подобен крикам чаек, деревья в ужасе скрипели, а догоревший костер еле светился бордовыми глазами угольков. Начиналась буря. Сон как рукой сняло.

Ваня вышел на берег и огляделся. У камня-валуна сидела дева с прялкой, русая коса с голубой лентой раскачивалась в такт прялке. Ночная гостья была прекрасна: платье расшито бирюзой и изумрудами, в волосах гребень с рубинами. Страх пропал, и Ваня, спотыкаясь о камни, приблизился к красавице. Но тут девица сама повернулась к парню.

— Ты кто и откуда здесь взялся? Люди испокон веков обходят эти места стороной! — сказала пряха, а сама продолжала прясть пряжу. Её голос зазвучал музыкой, даже бушевавшая вокруг непогода не заглушила его, и в то же время в нём чувствовалась необъяснимая сила.

— Я Иван, дружинник Великого князя, а ты кто, ненаглядная краса? — с трудом вымолвил Ваня, кланяясь до земли. Он сам подивился своей храбрости: в родной деревне он за версту обходил красных девиц.

Девушка сверкнула голубыми глазами, и румянец пробежал по щёчкам.

— Я Стреча, богиня Судьбы. Никто из людей не должен видеть меня, тем паче как я пряду. А ты, крестьянский сын, подобру-поздорову уходи скорее туда, откуда пришёл.

— Стреча, Стречушка, я не буду смотреть на пряжу: эка невидаль! Мне на тебя поглазеть охота. Дай мне ещё хоть одну минуточку полюбоваться на твою красоту, может, первый и последний раз в жизни видимся-то, а?

— Ну, что ж, глазей, деревенщина. Однако молви как на духу: зачем в наши края пожаловал? Разбойничать или озорничать? И не вздумай врать, а то пожалеешь! Я всё вижу и ведаю наперёд!

Ваня всё открыл прекрасной богине-пряхе, ничего не утаил и не приукрасил, и сразу стало легче, словно он скинул тяжкий груз со своих плеч. Молча богиня выслушала молодца.

— Значит, желает твой князь обрести вечную младость, подобно легендарной птице Феникс?

— Желает, ох, как желает! И наказал мне, что если не выполню его волю, то обитать мне всю жизнь в свинарнике. Не хочу я доли такой подлой, лучше голову сложу здесь за отечество, чем хрюшек обхаживать весь свой век.

— Только твоей главы здесь недостаёт. Ладно, ведаю я, что твой князь ещё поживёт, не скоро ещё его нить порвется. А тебе более ничем не помогу, уноси ноги отсюда поскорей. Не в моей власти давать людям вечную юность.

— Посоветуй, Стречушка, кому поклониться, кого молить о милости, а то погибну ни за грош! Всё исполню, что скажешь! Ни в чем я не виноват, никого не обидел почём зря, не оскорбил, не оговорил.

— Врёшь, Ваня, ох и врёшь, с отцом ругался али нет?

— Бывало, каждый день поминаю и лью слёзы, Стречушка!

— Говорю, не знаю, чем тебе помочь. Ты небось у себя в деревне наслушался баяновских сказок о живой воде да молодильных яблоках, но нет их здешних краях.

— А что есть-то, Стречушка?

— Молчи, лапоть деревенский. Ведь не отступишь. Ладно, так и быть, наведу. Слушай, надо тебе раздобыть волшебную дудку Живы, или Весны — так вы, люди, её кличете. С помощью своей дивной дудки каждый год после холодной зимы она пробуждает землю-матушку ото сна и вновь даёт ей молодость, а главное, несказанную силушку любить и родить. Каждое лето младая листва зеленеет на ветвях, а трава и цветы украшают поля и луга. Ищи Живу, может, она и смилуется над тобой, деревенщиной. Подарит, глядишь, свою дудочку или испепелит тебя в золу, как на лесном пожаре. Не ведаю и не желаю открыть судьбу твою, потому ступай, ищи Живу.

— А где ж я её найду-то?

— Ничего-то душа твоя ещё не ведает, а ум спит богатырским сном. Запоминай: как услышишь, что в чаще кукует кукушка, туда иди, глядишь, и Живу узришь. Слушай своё сердце, оно тебя приведёт. А теперь прощай!

— Стречушка, спасибо за урок и совет. Да ответь напоследок: увидимся ли мы еще с тобой на этом или ином свете, а? Не зрел я такой красоты в жизни даже в стольном граде!

— Иди, дурень, у тебя глаза лишь приоткрылись, и мир ты только начинаешь постигать. Запомни: красота без добра ничто, прах и зола.

Стреча умолкла и отвернулась от Ивана, пропав, словно и не было девы с прялкой на берегу Студёного моря. Безмолвие, песок да камни; и море всё гонит и гонит на песок и камни белогривые волны. Померещилось, что ли, али приснилось?

Всю ночь, как малое дитятко, проплакал наш Ваня, всё припоминал далёкую отчину, мать с отцом, озорных друзей и всю родню, даже припомнил князя, которого и видел-то всего один раз, да так ревел, что выплакал все слёзы, что были у него, до самого потайного донышка. Вани-недоросля не стало, тот, прежний, остался между серыми валунами и кривыми берёзками. Другим человеком проснулся утром Иван. Даже кобыла почувствовала перемену в седоке и наконец-то стала послушной его воле.

Путника ждал дикий, первозданный лес, лишь в полдень Иван с трудом пробрался на лесную поляну. Слышит: в глухой, заросшей вершинке закуковала кукушечка — небесная посланница. Только нет к ней прямой дорожки: кругом болото, коварные кочки, как головы гигантских жаб, возвышаются среди коричневой жижи. Делать нечего, переоделся во всё чистое Иван, сплёл венок из берёзовых веток и начал пробираться в самую глушь, где невидимая птица считала то ли княжеские года, то ли его шаги.

Пробился, но исцарапался-ободрался так, что всё тело горит. Смотрит, а на старой черёмухе сидит вещая кукушка и совсем его не боится. Поклонился птице Иван и говорит:

— Кукушечка, помоги мне, подскажи, где найти Живу-Весну. А вот тебе мои подарочки: берёзовый веночек, сухарики и медные грошики, всё моё состояние дарю тебе.

Непростая оказалась птица. Поворотилась к нему кукушка и отвечает человеческим голосом:

— Спасибо за подношения и угощения, да только сестрице моей Стрече ты до земли кланялся, а мне только до пояса.

До земли поклонился Иван. Тут и обернулась птица милой девицей с венком из весенних цветов на русой голове. Поклонился сызнова Иван и поведал, что за кручина привела его к ней. Выслушала юная Весна-Жива и молвила:

— Помогу я тебе, отрок. Кому, как не мне, служить любви и жизни, но только если ты мне сослужишь великую службу!

— Я согласен. Что делать?

— Клянись не на живот, а на смерть!

— Клянусь!

— Так вот, видишь, мой дом окружает это гнилое болото, которое кишмя кишит змеями. Они заползают в птичьи гнезда и выпивают яйца, едят птенцов, не дают моим птичкам спокойной жизни. Я пройти не могу, чтобы не запачкать платье белоснежное да сафьяновых сапожек. Одолеешь их — твоя волшебная дудочка, а на нет и суда нет.

— Одолею.

Достал Иван из-за пояса крестьянский инструмент — топор и прямиком в болото. Как накинулись на него змеюки поганые, за сапоги кусают, норовят под рубаху попасть и крови молодецкой напиться, чтоб упал Иван бездыханный и в чёрной болотной жиже захлебнулся. Но парень не сдаётся, пусть и деревенский, но не промах, рубит и топчет змеюк, серые головы да скользкие хвосты налево и направо летят без разбору…

Час прошел, второй, за ним и третий, а змей как было видимо-невидимо, так и осталось. Ступить невозможно, кругом одни гады. Утомился Иванушка, уж ноги не держат и руки трясутся, топор выскальзывает. Пробился обратно к краю болотины и там упал на твёрдую землю. Лежит и от обиды, что не может победить болотных змеюк, родную землю кусает.

Только перевёл дух Иван, как слышит, рядышком журчит ручей, и видит, в топь с великим трудом пробивается и кое-как струится водица. Огромный валун перегораживает сток, оттого и затхлое болотище устроилось. Сообразил Ваня, что сотворить надо, и усталость как рукой сняло. Осмотрел парень камень, попробовал сдвинуть руками — никак. Срубил жердь — валун даже не пошевелился. Впряг лошадь, вдвоём натужились из последних сил, и пошёл, заскользил камень в сторону, открывая воде широкую дорогу. Хлынула вон чёрная жижа, ряска да водоросли, прошибая русло. Теперь попробуй останови!

Прилёг на берег Иван и проспал до утра, как младенец, ничего не слыша и не видя: сама Жива охраняла сон парня. Рассвело. Огляделся Иван и видит: ушла вода, остались только небольшие лужицы, где копошились последние змеи, маленькие и уже совсем не ужасные. Но рано радоваться: кругом ещё зимняя грязь и прошлогодний сухостой — осока да камыш. Достал огниво, ударил по кремню — полетели рыжие искры, враз заполыхали прошлогодние травы да листва, а заодно огонь и последних гадов извёл под корень.

Смотрит Иван на вчерашнее болото и диву дается, узнать не может: из земли уже молоденькая трава и цветы выглядывают, в небе птичек полным-полно, все поют и щебечут. Огляделся — а волшебная дудочка лежит на камне, простая, как у деревенского пастуха. Осторожно взял дар Живы в руки, в тряпицу завернул и под рубахой спрятал, поближе к сердцу.

Ну, что ж, в гостях хорошо, а дома лучше, пора и честь знать: князь-то, наверное, заждался! И в тот же час отправился Иван в обратный путь. На прощанье в надежде увидеть Стречу вышел Иван на пустынный берег Студёного моря-окияна, но не было прекрасной и мудрой девы. Под шум волн задремал парень…

Проснулся Иван ночью из-за шума крыльев. Глядит и глазам своим не верит: на берег сели диковинные сёстры-птицы Алконост и Сирин. Где ещё увидишь волшебных птиц с девичьими головами? Вспомнил парень, как в детстве калики перехожие рассказывали деревенской ребятне, что лишь раз в году чудесные птицы покидают пределы Вырия-Рая, чтобы отложить яйца на морском берегу. Услышал Иван их диковинные песни, но не отошёл сразу, не заткнул уши… Эх, некому было подсказать юноше, что нельзя слушать сладкоголосых птиц! Поздно, заворожили райские напевы парня, приневолили позабыть, зачем он приходил на Север и что за чудо прячет под рубахой.

Так и сгинул бы новобранец в бессрочной дрёме под прекрасные песни, а дудка бы опять вернулась к прежней хозяйке. Но дрогнула нить Ваниной судьбы меж пальцев дивной девицы, и та сразу домыслила: что-то стряслось с парнем. Только это и спасло Ивана, умолила Стреча саму вещую птицу Гамаюн вынести спящего непробудным сном в укромное место. Что стоит могучей птице-деве спасти безусого ратника, ведь она сама может предсказывать будущее и видит жизнь каждого смертного до донышка!

Очнулся Иван на поляне и сперва проверил, на месте ли дудка, потом огляделся: лошадь паслась рядышком в утреннем тумане, словно в молоке. Рано трогаться в путь, извлёк из тряпицы волшебную дудку и решил попробовать сыграть сущую безделицу, под которую по утрам собирает деревенское стадо хромой пастух Влас. Заиграл Ваня и видит: пень, на котором он сидел, в мгновение дал молодые зеленые побеги, трава под ногами выросла на целую ладонь, а грибы вымахали с ведро. Вот оно, какое волшебство-то на земле бывает, ох, не врут сказки и были!

Но хватит портить инструмент! Собрался в дорогу парень, скормил последние сухарики верной коняге и припустился к дому. Обратная дорога не петляла, и крылья помогали. Да, именно так и бывает: туда на корточках в горку, а обратно — аж рубаха заворачивается.

Вскоре добрался Иван до столицы и прямо шасть в парадную горницу, к самому Великому князю. Всех придворных удалил правитель из палаты, да следом слуги затворили ставни, но призвал пристава с кандалами на случай Ванькиной неудачи, чтоб заковать — и сразу на свинарник. Кандалы зачем? А чтоб не убёг Ванятка, а то ищи-свищи его по нашим лесам и топям.

Всё поведал новобранец, ничего не утаил. Обнял князь парня и молвит:

— Молодец, Иван, исполнил мой приказ, а я всё, что обещал, отдам сполна. Но не приму волшебную дудочку, чувствую сердцем — не предназначена она человеку. Я так решил: оставить всё, как водилось испокон веков. Пусть княжество достанется моим сыновьям, а они передадут моим внукам, так и будет наш род держать землю отцов и дедов, пока будет угодно небесам. Нечего мне, старику, молодым жизнь ломать, ведь оставил мне мой отец родную вотчину Могу ли я сокрушить вековой порядок? А ты теперь иди в баню, отдохни с дороги, а потом пусть моя дочка накормит тебя, а завтра мы сыграем весёлую свадьбу, и пусть все позавидуют мне, отдавшему любимую младшую дочь такому молодцу!

Приглянулась княжеская дочка Ивану, да и он ей пришелся по нраву А коли так, чего ждать? Утром сыграли весёлую свадьбу, такой устроили пир, что надолго запомнили: мёд лился рекой, икра расходилась бочками, окороками гоняли мух, а лебедей, гусей и уток один ключник пытался посчитать, да повара его осетром чуть не прибили…

Вскоре после свадьбы, проведав родителей, отправился Иван с красавице!! женой служить воеводой в далёкий уезд, в заштатный городок. А Великий князь дождался внуков и через пять лет умер во сне. Похоронили его далеко от столицы, на берегу священной реки, над могилой насыпали такой огромный курган, что через много веков на нём вырос целый город.

На княжеской службе провёл Иван целую жизнь: полки сбирал на брань, от чумы людей спасал, судил по правде, а не по кривде. Ну, а самое главное — вырастил сыновей и дочерей, родителей обогрел в старости. Народу нашему верой и правдой служил, а простому люду был словно родной отец.

Время спешило, голова у Ивана стала белой, как первый снег, и через сорок дней после смерти любимой жены он оставил воеводство на старшего сына. Сам же достал из потайного сундука спрятанную волшебную дудочку, прихватил топор и на первой попавшейся кобыле отправился на север. На расспросы домашних не отвечал, только махнул рукой, слёзно прощаясь. Больше из наших людей никто не видел Ивана-воеводу, а осталась о нём только добрая память да эта нехитрая сказка.