Летучий корабль

Владимир Голубев, 2021

В новую книгу писателя Владимира Голубева вошли сказки и волшебные истории, в которых продолжается многовековая традиция русских народных сказок, где фантастический, часто приключенческий сюжет сплетается с житейской правдой и тонким чувством юмора. На её страницах можно повстречать Бабу-Ягу и русалок, проехаться по небу на Летучем корабле и совершить необычное путешествие, например, к лакомой Пряничной горе…

Царевич Елисей

(сказочная повесть)

Когда-то давным-давно, в незапамятную пору, в одном царстве-государстве, где ночами весь июнь во сырых лугах скрипит коростель, а в августе с рассыпчатой копны созвездия Стожары, где беспробудно дрыхнет в стоге сена небесный Медведь-аркуда, слетают мотыльками яркие зарницы на колосящиеся нивы, жил-поживал царь Демьян и царица Арина.

Страна их посреди дремучих лесов была не большая, но и не крошечная, скакать на добром коне до окраин надобно не одну неделю. И пусть царство-государство не так чтобы изобильно на серебро и злато, но и не по-нищенски скудно — вдоволь хватало места пасти стада коров, а зимой по полям гоняться с борзыми за зайцами и лисами. Главное — весь люд при деле, не лодырничает, — крестьянин землю распахивает, рыбак сети ставит на реке да море, а кузнец в горне греет строптивое железо.

Правили царь и царица дружно, соблюдая заветы предков, да и с соседями особо не бранились. На чужое богатство не зарились, но и своё не спускали по пустякам. Землепашцу-кормильцу пособляли, да никому в округе нашей особо не мешали. Может, оттого, на много лет, поселилась в полнощных землях, братец и сестрица — Покой и Тишина.

Только всё же имелась одна напасть, тревожившая царскую семью и верных подданных — у Демьяна и Арины не было наследника. Что только они не делали, каких примет не исполняли, каких пилюль и отваров не пили, да вдобавок ещё всяких знахарей и звездочётов во дворце привечали — покудесить. Принимали лекарей как почётных гостей, потчевали до отвала паюсной икрой, лишь бы только врачевали. Да всё без толку, годы шли, а младенец на свет не появлялся.

Как-то раз в одну студёную зиму, почитай прямо к праздникам, в столицу с севера пришёл обоз с рыбой. Да прибыли не одни купцы, с оказией приспел волшебник-ведун Зимерад, насельник с далёких островов в Студёном Море-Окияне.

Поутру, отведав на завтрак модной каши из дорогущей манной крупицы, отправились царь Демьян и царица Арина на торжище, прогуляться, перед обедом аппетитец нагулять, и заодно глянуть, чем заезжие купцы приторговывают. На одном ряду сукно разное пестрит, набирай да хватай, хоть девице на сарафан, хоть молодцу ситчику на косоворотку. Неподалеку прямо меховое раздолье, шкурки полярного песца, красной лисы и волка, а вот и дорогущий соболь для розовощёких боярынь, с оказией доставленный из-за неведомых восточных краин. А ещё у гостей припасена тёплая овчина мужику на тулуп, да в соседней лавке бобровые воротники для купцов и мещан. Весело, кругом давка, галдёж и сутолока.

— Кому замки, али ножи-топоры! — кричат кузнецы.

— Налетай, забирай!

— Горшки-миски для хозяйки и киски! — орут гончары.

— Клюква-морошка, хоть ведро, хоть немножко!

— Народ, подходи-покупай, наши валенки надевай!

Идут дальше царь с царицей, видят груды мороженых осетров, сёмги, налимов да щук. Продавцы на морозе стоят, руками хлопают да ногами топают, прохожих кличут:

— Подходи, налетай! Покупай, купцов выручай! Знатный товар из полярных стран. Кому сёмга и икра — для блинов, господа?

— Демьян, давай купим свежей рыбицы, — просит царица.

— Ну да, и осётр, на ужин сгодится.

— А я желаю ещё налима!

— Берём!

Купцы низко кланяются государю и государыне, выбирают им рыбку получше. Откуда ни возьмись — Зимерад. Поклонился ведун, извлёк из саней, из-под рогожки, златопёрую щуку и суёт рыбину прямо в руки Арине, и шепчет:

— Царица, вот вам от меня подарочек — щука — всем молодухам наука! Наварите душистую ушицу с яйцами от пёстрой курицы и петрушкой, и как только зацветёт вереск, непременно отправляйте за мной скорого гонца. Примемся, всем царством-государством, праздновать появление на свет долгожданного наследника!

— Благодарствую за заботу!

Лишь только чуть заметно вспыхнули алым щёки у Арины, да нахмурились соболиные брови. Но благодарно положила она за заботу на прилавок серебряную монетку. Не любила царица об этом поминать, да белоснежный лоб морщить, не для стряпни и варки щей выбрал её в жёны царь Демьян из тысячи невест, а для ладного житья-бытья и продолжения царского рода. Оттого она рыбу все же прихватила, и до самого терема из белых ручек не выпускала. А как только в тереме за ней дверь закрылась, сразу бегом на кухню. Выставила вон стряпуху, и сама наварила в большой печи целый чугунок царской ухи.

В обед разлила в белые миски кушанье с яйцом и петрушкой, достала серебряные ложки вместо привычных липовых, и давай угощать-потчевать дорогого муженька. Царь дивится:

— Рыбка моя, что за торжество? Нежданный прилёт снегирей, али годовщина сугробов на улице?

— Ушица, батюшка, сегодня больно удалась.

— Ну, тогда другое дело, Аринушка! Вели непременно ещё копчёной осетринки подать на стол, и пусть ещё принесут натёртого хрена со сметаной.

— Демьянушка, ты запамятовал? Белуга припасена на праздник. К нам ведь гости спешат, ты небось позабыл? — Какие-такие гости, посольские дьяки и бояре мне ничего не сказывали?

— Да прибудут мои ненаглядные маменька и папенька.

— Совсем упустил из виду. Да, что за жизнь такая, даже у царя есть тёща и тесть! Хорошо, не подашь осетра, то налей-ка мне хотя бы добавки, добра удалась щучья ушица!

— Всенепременно, царь-батюшка! Я тоже отведаю!

* * *

Промелькнули белокрылой чайкой над тусклой речной волной девять месяцев, словно девять часов непробудного молодецкого сна, и в царской семье наконец-то народился долгожданный наследник.

В стольном граде переполох — с утра звонари трезвонят во все колокола, на главной площади накрыты столы со снедью для горожан и гостей. Мёд и пиво изобильной рекой выливались в кубки и чаши, а жареные быки и бараны вертелись над углями, даже подавали гусей-лебедей — украшение царской трапезы. По рядам ходили ряженые скоморохи на ходулях, а с ними знатные игрецы и плясуны, все потешали публику — игрой на жалейках и бубнах, ходьбой на головах, да кукольным театром-вертепом с озорным Петрушкой.

Повечеру с царского крылечка честному народу предъявили в окружении родни и нянек новорождённого царевича Елисея. Народ от души ликовал и радовался долгожданному младенцу, а малютка испуганно хлопал глазками, ещё не смысля, что происходит вокруг него.

Под крики «любо-любо» иноземные посланники да бояре одарили наследника богатыми гостинцами.

Только в те весёлые деньки, как назло, запамятовали царь и царица немедля послать скорого гонца на дальние острова в Студёном Море-Окияне за ещё одним бесценным гостем, за ведуном Зимерадом, который предрёк рождение царского наследника…

Через неделю гуляния затихли, народ разошёлся по домам, где воротился к привычным делам, а гости и бояре разъехались по селениям и вотчинам. А Елисей очутился на руках любящей матушки и тёток, которые с него глаз не спускали. А как царевич чуть подрос, то принялся, удрав от нянек, за речкой рвать голубоглазые незабудки, удить пескарей или с отцом на охоте целыми днями не слезать с седла. Но Демьян, хоть и не чаял души в сыне, да вскоре приставил в светёлку сорванца мудрых учителей с книгами да картами.

* * *

Проворно, шустрой ящеркой, сказка сказывается, а наше времечко ещё скорее колобком катится прямо по реке жизни от глухозимья к межени^[1]. Вот так, неприметно, миновало восемнадцать годочков, будто унесённых ледоходом. Вымахал на славу молодой царевич — пригожий да белолицый — кровь с молоком, в плечах — косая сажень, а ростом вымахал, как дубок молодой.

Однако вырос Елисей то ли с маленьким изъяном, то ли наоборот, совсем безупречен, но такой дюже серьёзный и рассудительный, что родители стеснялись при нем шутить-трунить. Вещал парень всегда только правду. Как скажет, так хоть стой, хоть падай. Во дворце с улыбочкой шептали друг другу — «у наследника Демьяна — нет изъяна».

Бывало даже, когда царь и царица на веранде пили чай вприкуску с заморским рахат-лукумом, или мятные пряники макали в липовый мёд, всё талдычила Арина супругу:

— Надо невесту Елисею, поскорее сосватать, да хорошую и пригожую, чтоб любила нашего сыночка и была хорошей супругой — надёжей и опорой в горе и радости, да народу нашему пример.

— Сам вижу, что возмужал Елисей! Знаю, что умён и силён, но я и другое примечаю — люди его как-то сторонятся, всё обходят бочком и бочком. Хотя он, вижу, старается, всех выслушает, со старшими посоветуется, да все без толку, не хотят подданные его слушать. Боязно мне за нашу державу и народ, как бы чего худого не вышло после моей кончины…

— Да, что ты взялся попусту наговаривать-то на единственное дитятко! О таком сыне надлежит нашим сказителям былины распевать! Умён не по годам, скромен, да родителей почитает!

— Спесив. От того и правдив. Да и что ему хотеть-то, коли всё есть, что душа пожелает?

— Ты не в духе, Демьян, тебе, небось, опять дьяк Анисим настроение-то попортил.

— Цыц! Я всё же пока царь-государь, а не дед на печи, что истирает кирпичи! Не перечь мне, а то в такую глухомань упеку комаров пасти, где слаще морковки ничего отродясь не пробовали.

— Прости царь-батюшка. А Анисима, все же, накажи.

— Я в душе-то, так сказать, скорее добряк, чем злыдень, да и к чему царю верного слугу напрасно обижать? Постой, лучше мне по секрету поведай, матушка: сколь дружков у нашего Елисеюшки?

Призадумалась Царица, отодвинула в сторонку серебряное блюдо с рахат-лукумом и про чай запамятовала. Только лишь стало слышно, как в зарослях у озерка перед дождём запела иволга, да пыхтит самовар на столе. Но вот и тучка тут, как назло, прикроет тёмным платом полуденное светило, и сразу прошибает до костей озноб от реки.

— Да батюшка, на то ты и царь-государь, чтоб зреть в корень. Прав ты, нет у Елисея верных друзей-товарищей. Вон у нашей ключницы сынок подрос, не по летам удачливый и смышлёный, так с целой ватагой парней шляется и днём, и ночью! То на рыбалку, а то с лошадьми в ночное! Дома-то совсем и не бывает. Да, что интересно — не хитёр, и всяким наукам не обучался, а всё понимает. Нашего учили-учили, наставникам платили-платили, а всё как маленький, что в уме, то и на языке. Ты, Демьянушка, уж, пожалуй, его с зарубежными послами покамест не знакомь, а то глядишь, наболтает им чего лишнего, так и до ратной брани недолго.

— Вот, и я матушка думу думаю, как мне своего единственного сына исправить, да на путь истинный наставить? А ты говоришь — ему жениться пора! Он ещё ни разу не влюблялся, с девками хороводы не водил, а ты хочешь ему невесту сосватать! А под венец силком поведём, в хомуте или как? Или пригрозим Елисею — плахой с палачом?

— Ой, батюшка, теперь ничего не знаю, расстроилась я, даже этот приторный рахат-лукум в горло не лезет! Да, женитьба не напасть, как бы, женившись, не пропасть!

— Перед тем, как его оженить, надо Елисея политесу обучить.

— Какому-такому «политесу»?

— Ну, учтивости по-нашему.

— Понимаю, сама не из глухой деревни. Давно пора! А то утром, он мне вещает на весь терем: «Милая мамаша, а каша ваша с комочками!»

— Да, верно, я тоже приметил, твою шрапнель. Эти комки бы в пушку да по воробьям, пли!

— Но разве так можно? Правду да в лицо родной матери! Мог бы и не заметить, зачем меня расстраивать?

— А мне говорит: «Батюшка, ваш воевода ворует, разве вы не знаете?». Да, я сам вижу, что наш Феоктист на руку не чист, но как я его обижу, если он мой верный слуга и ещё товарищ! С кем я выйду на охоту или рыбалку, или тигрёнка покормить? Только с ним!

— Демьянушка, родной, — возвращается Арина к началу беседы, — давай-ка огласим по всему царству и даже соседям нашим — смотрины невест. Может, приглянется сыночку какая-нибудь красна девица и он начнёт меняться. Нам троим с ним управиться будет гораздо легче, чем вдвоём.

— Я даю свое царское согласие, давно не тешился. Только его надо перед этим хорошенько расспросить, чего его душенька желает. Ладно, я с ним сам переговорю.

* * *

На следующий день, рано утром пригласил батюшка Елисея в тронную палату и слово царское молвил:

— Елисей, подоспело время тебе поразмыслить о выборе невесты.

— Батюшка, я сейчас не желаю жениться.

— Покамест просто приглядись к девицам. Даю царское слово — со свадьбой спешить не будем.

— Я не могу ослушаться любимого родителя. Но отец, чтобы стать достойным наследником престола, мне надо на мир посмотреть, да ещё бы пожить среди простых людей, токмо не в царском обличье, а под личиной рядового подданного. Вспомни, как наши прадеды добывали себе мечом и копьём былинную славу! Я вот только намедни наши летописи перечитывал.

— Молодец, что не забываешь отеческое предание. Но хорошенькая невеста не станет обузой настоящему герою, а даже наоборот, так сказать, опорой, да окрылит на новые подвиги. Да и ты мог наплести для нашего же успокоения, мол, «намерен жениться», мы бы с матерью и успокоились.

— Как же можно врать, батюшка?

— Шуткую я.

На том и порешили, печать красного воска определили на государеву грамоту. Гонцы сломя голову помчались по всем городам и весям да огласили всем верным подданным о грядущих смотринах невест для царевича-наследника Елисея. Теперь любая девица могла запросто отправиться в столицу и среди других барышень предстать пред ясными очами завидного жениха.

Ровно через две седмицы, на утро, в воскресенье, когда самая куцая ночка в году ненадолго окутывает леса и пашни, царь Демьян определил смотрины невест для царевича. Великое множество дев собралось в стольном граде: стыдливые крестьянки, озорные горожанки, дородные купеческие дочери, вальяжные дворянки и боярские дочери. Никто их не считал и тем паче не пересчитывал, одним словом — тьма тьмущая.

* * *

За ужином говорит царь сыночку:

— Выгляни в окошко, Елисеюшка, какие раскрасавицы толпятся за стенами нашего терема.

— А какие на них одеяния и украшения, только взгляни, лепота! — охает царица.

— Да мне боязно даже нос высунуть за порог! — признался царевич.

— Прихвати с собой стражу — так сподручнее отбиваться от девичей рати!

— Батюшка и матушка, прошу, не насмехайтесь надо мной, я и так себе места не нахожу.

— Чем попусту краснеть, лучше сходил бы, как все парни, на улицу, красным девицам плести небылицы.

— Нет, пойду лучше купаться на речку, больно вода хорошо освежает.

А повечеру Елисей выбрался из царского терема и спустился к реке. На берегу как раз никого не оказалось. Накупавшись в духоте, при свете вечерних зарниц, заприметил в зарослях ивы девицу, что беспечно развесила наряды на ветках, и принялась плескаться в воде.

«Наверно, одна из этой ватаги невест, небось на уме только «охи-вздохи», и всё такое-этакое. Эх, сейчас ты у меня пожалеешь, что приехала на смотрины», — подумал Елисей, и решил над ней подшутить. Подкравшись, он спрятал её вещи на берегу, присыпав песком, оставив бедняге только нижнюю рубаху. А сам укрылся в ивняке и ожидает, что дальше будет.

Вскоре вышла девушка из воды, глядь, а вещи-то как сквозь землю провалились. Стала она бегать по берегу, да все поиски без толку, нет нигде расшитого мастерицами сарафана и кокошника с жемчугами, да кружевного платка. Расплакалась горемычная и в слезах побрела вдоль берега куда глаза глядят, приговаривая:

— Что же я теперь стану делать в чужом городе, да ещё без денег и одежды? И зачем я приехала на свою голову на эти смотрины? Лучше бы осталась дома с батюшкой и вредной сестрицей. И зачем мне только привиделся вещий сон?

Несколько раз порывался царевич выйти из укрытия и поведать бедняжке, где спрятаны её вещи, но так и не осмелился. С поникшей головой отправился он во дворец, укоряя себя за первый в жизни дурной поступок.

А девица всё шла по бережку, опасаясь попасться в таком виде на глаза людям, пока не повстречала царского птичника, гнавшего с реки стадо гусей и уток.

— Что слёзы льёшь, красавица?

— Прибыла я ранним утром из далёкой волости на смотрины невест. Да решила искупаться, пока плавала, у меня злые люди все наряды украли, хорошо хоть рубаха осталась. Что мне теперь делать, без одежды и денег? Как честным людям на глаза показаться, что они обо мне подумают?

Рассмеялся птичник:

— Не плачь, ведь не ты же воровка?

— Несомненно! Только, что же мне теперь осталось делать — броситься с головой в глубокий омут да утопиться? — Да как ты могла такое подумать! Поработай на царя-батюшку, и вскоре, глядишь, всё и исправится, и будет как прежде, не хуже, чем у других.

— Да, кто меня наймёт в работницы, у меня даже одежды нет?

— Да почему же не приветить будущую царскую невесту? Иди к нам птичницей на хорошее жалованье.

— Во-во, вместо жениха стану обхаживать гусака.

— Не забудь ещё про петуха!

— Согласна! Видать, такова моя судьба.

Так и осталась несчастная девица прислужницей при царских птицах.

* * *

Всю ночь не сомкнул глаз Елисей, ёрзал на мягких перинах да подушках, прислушиваясь к раскатам далёкой и невидимой грозы. Лишь только заря-заряница окрасила розовыми перьями восток, принялся он собираться в дальний путь. Но тут кликнули царевича глашатаи, пришла пора идти на площадь да поглядеть на девиц. Нечего делать, отправился царевич. Грозной тучей косился на долгие ряды из суженых-ряженых, но никто так и не приглянулся парню, сердечко не ёкнуло, не застучало полевым жаворонком. Тогда принялся Елисей высматривать вчерашнюю девицу, над которой так нелепо подшутил на берегу, да не заприметил, будто в воду канула раскрасавица. Так ни с чем и вернулся во дворец.

За обедом царь Демьян выведывал у сына:

— Елисей, признайся как на духу, а не приглянулась ли тебе какая-нибудь красная девица?

— Батюшка, пока никто не полюбился.

— Раскрой пошире свои очи, посмотри какой цветник под окнами, одна другой краше и наряднее.

— Не знаю я, как мне быть.

— Да, сынок, совсем худо.

— Батюшка, а ты матушку сразу приметил?

— Как же мне было возможно обойти стороной Аринушку-Ясно солнышко, она ведь мне заградила дорогу? Вот так я и увидал свою ненаглядную красу, и угодил, как сёмужкана нересте, в её сети. Знамо дело, пригласил вечерком пройтись по саду, отцовых павлинов овсом и ячменем покормить. Вот так дело у нас по поводу женитьбы и сладилось. Ну, а потом, как у всех, и свадебка приключилась.

— Да, Демьянушка, почти тридцать лет промелькнуло, а мне не верится, будто вчера всё случилось.

— А знаете, батюшка и матушка, отпусти меня в дальнее странствие.

— Куда ты собрался Елисей, что надумал?

— Мир посмотрю, может, кого-то и мне судьбинушка подбросит, хорошего или плохого. Надоело жить на всём готовом! С постели поднимаешься, а тебе уже несут кафтан и воду для умывания. Хочу, как предки наши — спать ложиться и накрываться плащом, а голову класть на седло. Посреди темной ночки услышать поблизости рык лютого лесного зверя.

— Постой, сынок, дай-ка поразмыслю, задал ты задачку. Ведь и правда, покамест не натерпишься лиха, не поймешь, для чего надобны друзья и добрая жена!

Снял царь корону, протёр её полой халата и промолвил:

— Слушай, царевич Елисей, мой царский наказ! Немедля отправляйся в путешествие до тех пор, пока не найдёшь себе верных друзей! Не удастся, быть тогда государем иному преемнику, племянников у меня целая тыща! Тебе все ясно?

Царица подскочила, аж стул упал:

— Демьян, ты из ума выжил, ведь родного сына прогоняешь из дома, кабы чего…

— Цыц, Арина. Я всё же пока царь-государь, и моё слово закон!

— Спасибо, отец. Воля царя для меня — закон. Только не ведаю, зачем иметь друзей, когда и так хорошо жить на белом свете? Я всю свою жизнь прожил без них и думал, дальше обойдусь, а теперь вот «иди, ищи», это получается, как в глупой сказке — «принеси то, не знаю, что»! — Сказка — ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок! Ступай поскорей вон из светлицы, пока я не передумал, полагаешь, легко единственного сына прогонять из дома? Да ещё себе на ус намотай — без беды-то друга не узнаешь, а ещё, помнится, твой дед говаривал, мол, дружба крепка не лестью, а правдой и честью.

— Да, батюшка, видно, точно — младой старому не верит.

* * *

Разобиделся царевич на отца и матушку, но виду не подал, и, собравшись вгорячах, наскоро попрощался с родными и близкими, оставил отчее царство. К вечеру умчался один-одинёшенек на рыжем коне в чужедальние страны.

Прошёл день в пути, затем второй, скачет Елисей на верном Огоньке куда глаза глядят. Всё меньше вокруг деревень, и попутчики редко встречаются. А всё больше вокруг рыщет диких зверей — то тур заревёт, то по ночам воют волки. Совсем не так в своих мечтах он представлял это странствие, чаял о дружине верных богатырей, окружавших бы его, а выпала ему путь-дорожка в полном одиночестве. Гонит коня царевич, сам не ведая куда, всё дальше и дальше от родного порога. Ночует в диком поле — укрывается плащом, а голову, вместо пуховой подушки, кладёт, как прадеды, на седло.

Долго ли, коротко ли скитался царевич по пограничью, сторонясь людей, пока не закончились у него припасы. Делать нечего, без хлеба не жизнь, а без соли и еда не та. Заехал Елисей в окраинную деревеньку, там всего-то четыре двора. Постучался в крайний дом, навстречу выходит румяная хозяйка:

— Здравствуй, дорогой гость, садись за стол, путника хлебом-солью встречают, а не пустыми пересудами.

— Здорово живете, хозяюшка, не продадите немного соли и хлеба?

— Припасов в дорогу снаряжу, добрый молодец, единственно скажи: для чего в наших краях объявился? Редко к нам заглядывают такие путники.

— Пробую промышлять понемногу, охотиться на зверей, да рыбу ловить.

— Не схож ты с охотником-полесником, ни платьем, ни обликом. Да и собак нет у тебя. Признайся — зачем в наши края пожаловал?

— Трудно мне врать-обманывать, один раз попробовал, до сих пор жалею. Блудный я сын, отправил меня отец выискивать верных друзей и невесту.

— Тогда ясно. Странствуешь в поисках Красавы-Красы Золотой косы? Много тут проехало как ты одержимых, только пока никто обратно не возвратился.

— А кто это Красава-Краса?

— Неужто ничего не слышал о самой прекрасной на земле царевне, что вскружила голову удальцам? А они-то, безголовые, и побросали отчие места и пустились искать счастье в объятиях неслыханной раскрасавицы.

— Нет, впервые слышу.

— Тогда смотри — за лесами, за горами, есть чудесная страна, а в ней стольный град, прозывается — Дивный город. У тамошнего царя есть дочка, та самая Красава-Краса Золотая коса, но девица не простая, а больно затейливая. Удумала испытывать женихов, да не абы как, а лютыми испытаниями, если не угодил, то прошу в гости к палачу!

— К палачу?

— Кто не выполнит царскую волю, того в один момент волокут на плаху, а там поджидает уже изверг. Всё просто, раз-два, и прощай, буйная голова.

— А что она за поручение выдает женихам?

— Люди всякое болтают, кто-то третьего дня, поведал, что надо прыгнуть на коне аж до утренних звёзд. А зимой останавливался у меня на ночлег один калика перехожий, сказывал, что надобно вроде нырнуть прямо в бездонный Море-Окиян за Щукой-Золотое перо…

— И много жаждущих поближе познакомиться с секирой?

— Немало охотников, вот третьего дня конопатый боярский сынок с дружком проскакал в сторону Дивного града. Да, в одиночку в те края лучше не соваться, можно по дороге расстаться с жизнью, а не только с конем.

— А у меня и друга-то нет.

— Плохо дело, но тогда найми, если есть гроши, кого-нибудь из наших крестьян, потолковее. Вон косого Фрола или Егорку-Рябого.

— Как-нибудь обойдусь без рябого и кривого. А где заветная дорога-то в те дивные земли?

— Что, загорелось? Да там, сразу за нашей околицей, начинается тропка еле приметная, по ней и ступай, коль головы не жалко. Только сам-то рассуди, красавчик, надобна ли тебе такая дорога? Подумай о родителях, им-то как будет горько узнать о гибели любимого сынка? Лучше остался бы у меня, заночевал, дал коню передышку. Я бы баньку протопила, пару напустила, прогрелся бы с пути. А с утра и решил бы, стоит дерзать али нет!

— Спасибо, хозяйка, за хлеб и соль, да дельный совет, только, видно, заведёт меня моя стезя в Дивный град.

— А родичи-то знают?

— Так, говорю, они меня и послали в дальнюю дорогу.

— Вот так дела. Оставь хоть письмишко. Я с первой оказией отправлю, куда скажешь.

Поклонился хозяйке до земли царевич:

— Благодарствую за всё, и прощайте, не поминайте меня лихом.

* * *

Прихватив припасов, выбрался Елисей из деревушки и припустил коня по лугу, меж кочек и кустов ракиты. Долго ли, коротко ли ехал царевич, да приспело время готовить ночёвку под карканье ворона.

Меж камней распалил костерок царевич и сварил похлёбку, и, отмахнув горбушку от каравая, круто посолил. Всё стихло вокруг, не слышно щебета птиц и шелеста листвы, нежданно-негаданно он услыхал, как из недалёкого перелеска доносится возня и брань. Прихватил тогда Елисей с собою меч — своего верного спутника, и с факелом пустился к черневшему неподалёку дубу.

Подошел царевич поближе и видит, как огненный лис сцепился с вороном и считай, подмял его под себя. Сжалился тут царевич и прочь оттащил рыжего плута. А стервятник, расправив крылья, отлетел, сев на крепкий сук.

— Кар-р — кар-р! Низкий поклон храброму витязю за нежданное избавление от гибели.

— Безделица!

— Для кого, может, пустяки, а для кого горе! Я этого вовек не забуду и в благодарность ещё сослужу верную службу в твоём нелёгком пути.

— Благодарю тебя, ворон, но я сам со всем управлюсь.

— Кар-кар, немало я повидал на своём веку разных странников в здешних краях, но впервой вижу такого самонадеянного царевича.

— Ворон, а с чего ты решил, что я царевич?

— Это для людского ока ночь сплошные потёмки. Неужто Чёрный Ворон слепой? Ведь зрю — ручки-то белые, кафтан расшит золотом, да каблуки прихвачены серебряными гвоздиками.

— Ладно, а для чего тебе надобно вновь рисковать жизнью?

— Я поведаю тебе свою нехитрую историю. Так вот, прилетел я в здешние края давным-давно с дальних островов, что укрылись посреди Полнощного моря, и желаю найти верного товарища и сообща с ним всю жизнь странствовать, добраться, ну хоть до самого пупа земли.

— У меня иной путь, я не жажду странствовать весь свой век. Я ищу невесту, чтобы вернуться домой, и ещё друзей верных.

— Пойдём вместе, я тебе пригожусь!

— Как я тебя, ворона, что без разбора клюёт мертвечину, представлю своим батюшке и матушке?

Ничего не ответила птица. На том и распростился царевич с Чёрным Вороном.

Затемно пробудился Елисей, и в спешке поехал дальше по заветной тропке. Целый день он подгонял коня, и к вечеру прискакал на берег полноводной реки с быстрыми водами да шумными перекатами. Поискал перевоз или брод, да слишком безлюдные и дикие места окружали странника. Тогда отчаянный путник бросился в воду и смело поплыл вперёд. Держится Елисей за узду, но тут пловца подхватило на середине реки, и потянуло в стремнину, прямо в глубокий омут. Там закрутился быстрый вертун, потянуло парня в пучину, выскочили из рук поводья. Стало дальше затягивать царевича, но, глядь, тут сверху опустился невесть откуда взявшийся Чёрный Ворон и подал тонущему веревку. Ухватился за подмогу Елисей, и из последних силёнок выплыл с глубины к спасительному берегу.

Отдышался средь камней, поднял голову, а на осине сидит Чёрный Ворон.

— Ну, что царевич, принимаешь меня в верные спутники? Или опять удерёшь?

— Низкий поклон, что избавил меня от лютой смерти, а то я теперь кормил бы рыбёх на песчаном дне. Оставайся со мной, коли желаешь, я царевич Елисей.

— Видишь, как хорошо иметь товарища?

— Да, не поспоришь, видно, мой отец оказался прав.

— А куда мы теперь путь держим? Неужто в Дивный город?

— Да, туда.

— Зачем, надоела буйная головушка?

— Прискучила мне моя жизнь, желаю свою судьбину попытать.

— Вот то, что я выискивал! Эта богатырское испытание по мне, давненько я грезил попасть туда. Недурно там живётся нашему брату, да и дорогу я знаю. Только, царевич Елисей, есть одно условие.

— Какое?

— Нельзя говорить, куда мы путь держим, кто бы ни спросил.

— Я врать с самого детства не приучен.

— Вижу-вижу, токмо тяжко тебе в жизни придётся.

— Будь что будет, но себе не изменю. Пришлось разок отступить, так до сих пор локти кусаю.

Так в тот день Елисей и Чёрный Ворон порешили вместе продолжить путь в Дивный город.

Пробираются они через леса дремучие да болота глубокие. Ворон завсегда обретается поблизости от царевича, то на плечо сядет, а то парит между небесной твердью и землёй. Наконец впереди показались тёмные горы. По узкой тропинке царевич едва-едва карабкался вверх, через отвесные скалы, а следом за ним верный конь. Направо посмотрит — в ущелье белы кости лежат, налево глянет — отвесная каменная стена уходит прямо под облака.

И вот, когда до перевала осталось всего-то ничего — два полёта стрелы, подвернулась нога у царевича, и сорвался он прямо в пропасть. Когда до падения на острые камни оставались мгновения, нежданно подхватил крылатый товарищ Елисея и поднял в небо, и затем опустил прямо в снег, на долгожданном перевале.

— Спасибо тебе, Чёрный Ворон, пропал бы я без тебя, так и лежали бы вечно мои косточки в проклятом ущелье.

— Видишь, царевич, что настоящая дружба творит! — отвечает ворон.

— Пока живу, всегда помнить буду твою услугу.

К вечеру кое-как спустился в долину Елисей, и стал готовиться к ночлегу, жаль только, где-то в горах заплутал конь, верный Огонёк.

— Ложись спать, царевич, утро вечера мудренее, — говорит ему Чёрный Ворон.

Пробудился на рассвете Елисей, глядит и своим глазам не верит — не единожды испытанный конь пасётся рядышком, как ни в чем не бывало. Видать, привёл его тёмной ночью Чёрный Ворон, отыскав среди обрывов и крутояров.

— Спасибо, друг, что ночь глаз се сомкнул и выискал моего Огонька, чтобы я без тебя делал? Ведь не первый раз ты меня выручаешь! Какую мне тебе службу сослужить?

— Не переживай, царевич, придёт время, сочтёмся…

* * *

Продолжили друзья-товарищи свой путь далее по безлюдным лесам на чужой стороне-чужбине, пробираются тропинками не хожеными, дорогами не мощёными. Совсем стёжки не видно. Темно, да боязно, кругом лютое зверьё воет, да когти точит, а деревья на ветру шумят, под копытами то болото, то трясина без дна. Куда идти? Где путь в Дивный град?

— Эй, ворон, может, полетишь вперёд, поищешь дорогу?

— Хорошо.

Унёсся неведомо куда Чёрный Ворон. Один-одинёшенек едет Елисей, совсем стемнело, хоть глаз коли, пора искать место для ночлега. Вскоре выбрался царевич из зарослей калины на поляну среди берёз, глядит, а впереди него стена из частокола, да не простого, а с человечьими черепами на остриях. Огляделся-осмотрелся Елисей, а верного спутника — ворона-то, не видно. Кликнул разок, кликнул другой, да названный брат не отзывается. Пустил он тогда коня вперёд, и хотел было объехать логово ведуньи, да не видно края у страшной изгороди.

Поворотил тогда царевич коня, да подкрался поближе к частоколу. Смотрит, а за изгородью на опушке стоит избушка на курьих ножках. Распахнулись тут нежданно ворота и впустили Елисея, а он и говорит, как с сызмальства сказками выучили:

— Избушка-избушка, стань ко мне передом, а к лесу задом!

Послушалась избёнка, повернулась, выходит из неё Баба Яга-Костяная нога.

— Фу-фу-фу, дайте кочергу! Русским духом пахнет! Что за наглец мне покоя не даёт, да почивать мешает.

Заколочу-замучаю, да в печь отправлю вариться вместе с петухом.

— Прости меня, бабушка Яга, заблудился я в здешней глуши. Накорми, да пусти на ночлег добра-молодца.

— Несладко тебе, вижу, чай, не совсем слепая, бельмо только на одном глазу. В нашем захолустье давненько я русского духа не чуяла. Говори скорее, куда, царевич, путь держишь?

Вспомнил Елисей предостережение Черного Ворона, да не удержался, и всю правду промолвил:

— Спешу в Дивный град на испытание к Красаве-Красе Золотой косе. Укажи, старая, мне дорогу, да пусти переночевать добра-молодца.

— Не разберу — глуп ты или что-то замыслил ужасное?

— Всё как есть сказал, бабушка.

— Да вижу тебя до дна, словно воду в ушате, да от того и боязно.

— Так дозволите мне в избушке дух перевести?

— Пущу, и прямой путь поведаю, но единственно, если пособишь мне передвинуть дубовую колоду. Сама-то я уж стара стала — песок сыпется, столько мне годков-то, и не упомню, не под силу одной управиться. А ты парень крепкий, кровь с молоком. Холодец бы из тебя получился знатный. Любишь холодец-то с натёртым хренком?

Елисей выхватил меч из ножен:

— Что?

— Да шучу-шучу, слабонервный какой пошел русский народец, прямо беда, не то, что прежде. Так пособишь бабушке?

— Отчего же доброе дело не сделать? Помогу.

— Ладно, пойдем со мной.

В железной ступе поднялась в воздух Ягишна, а Елисей следом за ней поспешил в рощу, за избушкой. А там играючи он поднял колодину над головой, да только нежданно-негаданно толкнула его в спину старуха. Не устоял на ногах царевич, рухнул прямо в выстроганную бобрами ловушку. Затворила царевича Баба-Яга дубовой крышкой.

— Всё, попался, милок, на времена бессрочные! Теперь зови не зови, ни одна живая душа тебе не пособит!

— За что ты меня так, Баба-Яга? Чем я разобидел тебя?

— Приказывать надо поменьше, да не забывать кланяться, а то, «укажи дорогу — укажи дорогу», привык повелевать у себя во дворце, теперь посмотрим, как сгинешь тут с червями. Не видать тебе царевны как солнца ясного! Не для тебя выращена, не для тебя воспитана! Ещё не раз пожалеешь, что на свет родился!

— Прости меня, да отпусти на волю, Баба-Яга, не бери грех на душу. Дышать тут совсем нечем, не встать, не повернуться.

— Даже не мечтай. Теперь за всё расплатишься своей буйной головушкой.

Призвала колдунья медведей и леших, да забили они ту колоду гвоздями калёными, скобами острыми, да закрутили в цепи кованые и подальше от посторонних глаз укрыли на болоте, на времена вечные — гнить да пропадать пропадом. Вот и покоится Елисей в кромешной темноте, даже не шелохнётся. А вокруг него преграда из морёного дуба, не разрубить острым мечом, не сокрушить, выходит, никогда боле ему не вырваться на белый свет, не увидеть солнышка ясного.

День лежит царевич, другой. Стал Елисей кликать попутчика, Черного Ворона:

— Где ты, ворон, приди, спаси друга-приятеля!

Безмолвно. Не откликается товарищ. Опять царевич позвал:

— Где ты, ворон, приди, спаси друга-приятеля!

Безмолвно. Не откликается разлюбезный товарищ.

На третий день вокруг всё стихло, даже слышно, как рябой листок сорвался с осинки. Принялся Елисей прощаться с жизнью, и в последний разок взмолился:

— Где ты, Чёрный Ворон? Приди, спаси глупого царевича! Ведь кто с кем в верности бывает, один за другого умирает.

Соскочил тут с осиновой ветки ворон. Сел на домовину, да постучал клювом.

— Ворон, ты пришёл? А я уже вовсе и не надеялся.

— Терпи, Елисей, да зря не печалься — конь накормлен, сбруя в порядке. Вот сию минуту возьмусь избавлять тебя из ловчего сруба.

— Помоги, сил моих нет больше терпеть. Проси у меня что хочешь, только высвободи из смертного плена.

— Близкие мы — не чужие, ещё сочтёмся.

Три дня и три ночи, без роздыха, клевал Чёрный Ворон кованые скрепы и цепи калёные, до тех пор, пока не порушилась в щепы да не открылась настежь колода. Вылез тогда на белый свет царевич Елисей, и поклонился до земли Чёрному Ворону, и молвит:

— Друга без беды не узнаешь.

— Не всё ненастье над нами, Елисей, может, когда и проглянет нам красно солнышко.

Напился ключевой воды царевич, отведал сухарей, считай, жизнь возвратилась. Говорит ему Чёрный Ворон:

— Может, навестим старушку Ягу, что упрятала тебя вместо ночлега в эту домовину? Она как раз печь топит. Я прикрою трубу, вот будет веселье, к утру от избушки на курьих ножках останется кучка золы. Отомстим старой ведьме!

— Постой, Ворон. А может, она и права, что разобиделась на меня, я не был с ней достаточно учтив?

— Смотри, царевич, твоя воля.

— Пойдем-ка лучше вперёд, тяжело учиться прощать, да надо.

Так они пошли дальше искать ненаглядную Красаву-Красу Золотую косу. Ворон по небу летит, а царевич на верном Огоньке скачет, о будущей невесте грезит.

— Ворон, как ты думаешь, Красава-Краса лучше, чем девицы в царстве моего батюшки?

— Изволь, коль такая слава о ней летит во все концы земли, видно, царевна и вправду пригожа!

— Думаешь, она самая прекрасная на земле?

— Пожалуй, даже просто находиться неподалеку от неё и есть рай на земле. Вот и летят женихи, точно пчёлы на мёд.

— Может, красота — это и есть счастье?

— Вероятно. Скоро всё узнаем, царевич.

Вот так, не быстро — не долго, пройдя горы и леса, переправившись через реки и миновав топкие болота, очутились царевич Елисей и Чёрный Ворон у блестящих золотом ворот неведомого Дивного града.

* * *

В те времена правил в далёком подзакатном государстве царь Януш. Жена его давно скончалась, и он один растил двух дочерей. Во дворце с отцом жила старшая и ненаглядная дочка Красава-Краса Золотая коса. Младшая и непутёвая Божена сгинула неизвестно где несколько месяцев назад, и близкие не знали, что и думать, и где её разыскивать.

Стража впустила царевича в город, и он отправился на окраину, на постоялый двор. А ворон над городом кружит.

— Для чего в наши края пожаловал, витязь? — спросил его хозяин, — неужто для того, чтобы кудрявую голову оставить на плахе?

— Хочется хоть одним глазком взглянуть на царскую дочь, да, быть может, всё же изведать свою судьбину.

— Посмотреть-то на нашу Красаву?

— Да, о ней слава идёт по всем окрестным землям, мол, нет в мире прекрасней девицы.

— Послушай старика, не ходи, парень, третьего дня останавливался у меня боярский сынок, тоже собирался «только глянуть». Да она ему ещё улыбнулась, к себе подозвала, что-то нашептала. Он и влюбился по уши в царевну…

— И где же он, не подскажете? Мне бы с ним потолковать…

— Запоздал ты. Нынче наш палач опять без дела не сидел, а трудился.

— Жалко парня.

— Жаль и мне, а ведь у царя была ещё младшая дочка, умница-разумница. Зовут Божена, сама воробья не обидит, да вот, прямо напасть какая-то обрушилась на наш царский род, ведь бедняжка куда-то как сквозь землю провалилась.

— Может, её похитили?

— Вряд ли, небось улизнула подальше от сестриных проказ! Где это видано, чтоб женихов оставлять без головы? И куда только отец смотрит? Всё своей ненаглядной Красаве позволяет!

— А где царевну можно увидеть своими глазами?

— Проще простого. Иди прямо на главную площадь, ко дворцу, как только ей передадут, что объявился новый красавец, непременно поджидай её вместе с царём Янушом.

— А как я ее признаю, может, родинка у неё есть какая или прыщик?

— Какой ещё прыщ? Кожа у неё бела как снег, и пригожа она как павушка, да еще с головы до ног вся в серебре и злате, в шелках и парче, как птица в перьях.

— Приведу своё платье после дороги в порядок и отправлюсь поглазеть на чудо. Да, еще, не удивляйтесь, ко мне в горницу будет прилетать мой друг — Чёрный Ворон.

— Ладно, не буду, хотя впервой у меня такой дивный постоялец. С собачками были, с кошками полно, даже ночевала семья с заморской птицей — канарейкой. А вот с вороном впервые. Ты, верно, чародей?

— Да нет.

— Ну, нет — так нет.

* * *

Принарядился с дороги царевич и направился в центр города. Миновал торговые ряды, каменные палаты купцов, и видит за высокими стенами с башнями белоснежный дворец из мрамора. Прогулялся Елисей по дорожкам вдоль стен, и вскоре среди роз и жасмина навстречу ему явилась пёстрая процессия. Впереди важно ступал царь в короне и в мантии из пурпурного бархата, а рядом словно плыла над землёй неземной красоты девица — соболиные брови, кожа белее молока, алые губы и лазоревые глаза…

Замер Елисей, не шелохнётся, аж боится дух перевести. Красава тут приспела, юбками розовыми шелестит, златом бренчит, серебром бряцает. Отпрянул царевич в сторону и учтиво поклонился. Затрепетало серым воробышком сердце в груди Елисея, аж губы побледнели. Заприметила царевна златокудрого молодца, усмехнулась в кружевной платочек и одним только взглядом словно пригвоздила парня к себе.

Еле-еле воротился царевич на постоялый двор, да заперся в горнице. А повечеру принялись Елисей с Чёрным Вороном думу думать, как же быть дальше.

— Не смею решиться, стоит ли мне осмелиться на это испытание? — спрашивает царевич своего дружка.

— Несомненно, надо утром отправляться, ведь она не обыкновенная краса! — убеждает ворон, да чёрным крылом машет.

— Да, я тоже такую раскрасавицу никогда не встречал, хотя подожди, была одна… нет, мне почудилось.

— Быть может, тебе стоит отважиться?

— А в случае позорного бесчестья мне ещё придётся лишиться своей буйной головушки? А как же мои батюшка и матушка, ведь обольются слезами горючими?

— Царевич Елисей, на тебя за последние дни свалилось полным-полно тяжких испытаний, и ты с честью вышел из них. Неужто полагаешь, что удача и твой верный товарищ — Чёрный Ворон, отвернутся от тебя? Ведь если ты женишься на Красаве-Красе, то со временем станешь властителем обоих царств и супругом самой прекрасной в мире царевны!

— Значит, мне стоит дерзнуть ещё разок?

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Долго-долго ходил из стороны в сторону царевич, пока не сказал:

— Давай-ка укладываться спать, утро вечера мудренее.

— Ты, царевич, почивай, а я пока облечу город, пригляжусь…

— Постой, а если я пройду испытания…

— Ты ещё станешь самым могучим богатырём, про тебя будут петь былины и по праздникам сказы сказывать.

— Но я не очень желаю жениться на Красаве, запала мне в душу другая…

— Ну, тогда отплатишь ей за гибель невинных женихов.

На том порешили и разошлись. На утренней заре Чёрный Ворон разбудил Елисея:

— Просыпайся, царевич. Вскоре глашатай призовёт смельчаков пройти испытание.

Собрался Елисей на площадь, оседлал коня. Вовремя подоспел ко дворцу. Стоит, поджидает, да с ноги на ногу переступает. Тихо вокруг, вот только в угловой башне раскрылось окошко и мелькнуло милое личико.

Но вот, наконец-то, настежь отворились кованые ворота, вышел дьяк и зычно возвестил присутствующим претендентам в женихи и собравшимся ротозеям:

— Пожелавшие свататься к царевне Красаве-Красе Золотой косе и готовые пройти испытание, выходите вперёд.

Из толпы зевак вышло семь парней. Следом за дьяком явился бородатый воевода в малиновом кафтане и перстом указал на Елисея.

— Готов, парень?

— Готов.

— Имя?

— Меня зовут Елисей.

— Ещё скажи, ведаешь, что ожидает тебя, в случае неудачи?

— Знаю.

— Громко скажи!

— Знаю!

— Может, Елисей, откажешься от затеи, пока ещё есть время, а то палач уже принялся секиру точить?

— Нет.

— Тогда ударим по рукам. — Тут воевода повернулся к оставшимся претендентам. — Судари, милостиво прошу, отправляйтесь по домам — кашу есть, на сегодня желающий есть.

Бородач повернулся к Елисею. Они пожали друг другу руки и зашли во двор царского дворца. Воевода поведал:

— Слушай царский наказ — тебе надлежит пройти всего лишь три испытания и хотя бы одно из них исполнить. Вот они: первое — перескочить через гору, второе — угодить стрелой в луну, третье, последнее — голыми руками свалить столетний дуб. Если удастся, тогда и определится твоя счастливая доля — поведёшь нашу царевну Красаву под венец. Ну, а если дашь маху, то палач отведёт тебя на последнее в жизни свидание.

— Я готов, а где подписать?

— Вот грамота, что ты самолично избрал такую проверку, и никто силком или каким ещё уговором тебя не заставлял.

— Будь что будет!

Царевич взял гусиное перо дрожащей рукой и со скрипом подмахнул бумагу. Воевода тяжело вздохнул, словно провожал родного сына и напоследок пробурчал:

— Что написано пером, то не вырубишь топором.

Они зашли в сад, где воевода ткнул пальцем в гору посередине царской усадьбы.

Вскочил царевич на доброго коня, хорошенько разогнался — и махнул Огонёк прямо к облакам. Высоко-высоко, подобно молнии, взвился конь со своим седоком, и вот они уже, почитай, миновали вершину… Но случилось непредвиденное — камнем с небес опустился Чёрный Ворон, да тёмными когтями ухватил за хвост коня храбреца, полёт прервался и рухнул всадник на землю.

Поднялся Елисей, отряхнулся и взял в крепкие руки свой испытанный лук, и что было силушки натянул тетиву, и пустил серебряную стрелу прямо на луну. Со свистом унеслась в лазоревые дали пернатая певунья, но в небесах её уже караулил Чёрный Ворон. Поймал её на лету, и вскоре пала стрела прямо к ногам воеводы.

— Осталось последнее испытание, ты готов?

Ничего не ответил Елисей, только кивнул. Указал перстом воевода на дуб, да не простой, а в три обхвата, и по-свойски промолвил на ухо:

— Быть может, откажешься, парень? Даже у меня бегут мурашки по коже от того, как на заднем дворе голосит секира на точильном камне.

— Эх, была — не была.

И упёрся Елисей руками в ствол, а ногами в землю и со всей силушки налёг на дерево. Затрещал, заходил дуб, вскоре пригнулся, ещё чуть-чуть, и упадёт, но не тут-то было — поднялся вверх Чёрный Ворон и уцепился за ветки лапами. — Что ты творишь, любимый друг? — из последних сил крикнул царевич товарищу.

Но дружок не отозвался, не откликнулся, да только вокруг листвы взвился гулкий ветер и помешал свалить оземь лесного исполина. Так устояло дерево. Лишь только пал на землю обессиленный Елисей.

Налетела стража — заковала его в кандалы и отвела в темницу. Затворилась железная дверь и загремели надёжные замки. Призвал царевич на помощь товарища:

— Помоги-спаси, любезный Чёрный Ворон!

Но никто в ответ не откликнулся и не отозвался.

* * *

Долго в ту ночь не гасли свечи в палатах царя Януша. — Папенька, отмени приговор этому прекрасному молодцу. Неужели ты сам не видишь, насколько он благороден и смел?

— Милая Красавушка, не в моей это воле.

— Папочка, ты царь или не царь?

— Бесспорно, царь. Но, моя ненаглядная дочурка, послушай — закон есть закон.

— Папочка, ну, а ради меня, твоей любимицы, может, ты позабудешь про свой противный «закон»?

— Любезная дочка, так ради тебя я и принял этот закон, бояр уговорил, Земский собор созвал. Ты, наверно, подзабыла, как сама пожелала выйти замуж за наилучшего богатыря, что пройдёт испытания. А всех неудачников отправлять прямо в объятья палача.

— Папа, неужели я так жестоко обманулась?

— Поздно, дочка. Для нас эта смерть станет хорошим уроком.

— Последним?

— Не ведаю, ведь судьба не подвластна даже великим императорам.

* * *

Всю тёмну ночку не сомкнул своих глаз царевич. Печалился, глядел на молодой месяц, что лишь только народился, да припоминал родной дом. И вот, едва в окошке забрезжил красный рассвет, последний разок призвал Елисей на помощь товарища:

— Помоги-спаси, разлюбезный товарищ Чёрный Ворон!

Но никто на зов не откликнулся и не отозвался.

В полдень привели царевича Елисея на торговую площадь, а там посреди любопытной толпы поджидало неудачника лобное место с плахой дубовой. Царевич поднял голову и приметил в погожем небе чёрную точку. Но не позвал он на подмогу бывшего товарища, ибо никто не намеревался вызволять из беды Елисея, лишь только ворон-трупоед кружился над ним кругами. Зажмурился царевич, да губу прикусил до алой кровушки, чтоб не раскричаться. А палач и рад стараться, под улюлюканье праздной толпы проворно и умело сделал своё привычное дело. Затихли люди все кругом, глядя на умирающего царевича, даже бездомная собачка не тявкнула, а хвост поджала и, поскуливая, куда-то понеслась.

Вот тут-то с небес камнем свалился Чёрный Ворон и прямо на плаху. Макнул клюв в тёплую кровь царевича и в тот же миг слетели наземь чёрные перья, и он обернулся статным молодцем, косая сажень в плечах. Берет он в богатырские руки лук и посылает свистящую стрелу прямо на луну. А следом без особого труда перемахивает через гору, и в завершении, играючи, белыми ручками вырывает с корнем столетний дуб, погубивший столько невинных душ.

Ахнули удивлённые горожане, царь Януш побледнел, даже царевна, пригожая Красава помалкивает, только кружевной платочек теребит.

А Чёрный Ворон, словно какой-то глашатай, закричал на всю площадь:

— Свершилось! Благодаря крови невинной жертвы — царевича Елисея, я наконец-то избавился от заклинания лютого колдуна, наложенного на меня, а иначе незавидна моя доля весь век рядиться в личину подлого падальщика и обходить стороной сродников. Каюсь, люди добрые, не особо желал царевич Елисей жениться на Красаве-Красе Золотой Косе, всё печалился, да вздыхал, по другой девице, что увидел дома перед отъездом, да только это я уговорил его потягаться богатырской силушкой да удачей молодецкой с самой судьбиной. Так что низко кланяюсь царевичу за долю его горькую.

А после этого подошёл Ворон к Красаве и сладким голосом шепчет:

— Я исполнил твоё пожелание, царевна. Теперь настала твоя очередь сплясать под мою дуду — выходи за меня замуж.

Вдруг блеснули глаза у невесты, смахнула она шелковым платочком последнюю слезинку и как стукнет каблучком так, что златой венец у царственного папаши чуть с головы не слетел:

— Чему быть, того не миновать! Такого удальца я давно поджидала! Я согласна, покорюсь проклятой судьбе, что себе сама накликала!

— Слава Ворону! Ура! Умница Красава, всех вокруг пальца обвела, — закричала во все горло толпа.

— Дочка, посмотри на это представление, им что скоморохи с лицедеями, что смерть невинного, всё одно веселье! — царь Януш показал на публику, — Народ часто боготворит удачливых, пусть и подлых.

— Один раз живем, батюшка, — Красава повернулась к Ворону, — пойдём, мой суженый, скорее во дворец. Там в тесном семейном кругу и получим от царя благословление.

Ворон склонился к невесте и зашептал:

— А царь не станет противиться нашей свадьбе?

— Открой глаза! Разве не видишь, как батюшка рыдает от счастья! — Красава нагнулась и зашептала жениху на ухо: — Да он ради меня мою младшую сестру вышвырнул из царства.

— Славная семейка, как я точно попал, прямо в десятку.

* * *

Лишь только поворотило красно солнышко к кровле домов, как царские слуги вывезли в лес бездыханное тело Елисея и бросили на поляне до утра, чтобы на рассвете захоронить. И вот, когда дневное светило, скатившись за ресницы лохматых ёлок, укрылось в волчьем логове, то в самую угрюмую полночь явился в осинник Чёрный Ворон. Он осмотрелся по сторонам, словно лютый зверь перед трапезой, и склонился над мёртвым царевичем.

Единственно ночные звёзды подсматривали за оборотнем сквозь кроны деревьев. Из-за пояса он извлёк склянку с водицей, добытую на полночных островах. В том заветном роднике подле снежной вершины самой матери всех гор на земле — горы Леденец, которая возносится прямо ко своду небес, словно ось вселенского тележного колеса, на чьих спицах золотая лиса спешит за дивным туром, а ещё Финист — Ясный сокол присматривает за конем, и так за веком век. Ворон вытащил пробку и смочил запекшиеся раны Елисея. И вскоре задышал царевич, ибо вода та была живая, а не мёртвая.

Встал на колени перед жертвой Черный Ворон и умоляет царевича:

— Прости меня, виноватого, Елисеюшка, ведь подверг тебя таким лютым испытаниям.

Огляделся царевич по сторонам и спрашивает:

— Повинную голову меч не сечёт. Зачем ты предал меня, Чёрный Ворон? Ведь ты называл меня своим другом? Лучше минувшей ночью саданул бы меня ножом в спину и в поле закопал.

— Дерзнул я на горькую измену лишь только ради того, чтобы освободиться от заклинания полуночного колдуна и заново обрести личину человека. Только кровь невинной жертвы могла мне помочь. Ведь не рожден я вороном, а как ты, людского роду-племени, и мать моя давно выплакала глаза, ожидая из плаванья сына Беляна. Когда-то давным-давно я был простым рыбаком, и в бурю мою ладью прибило к маленькому острову в Студёном море. Несколько дней бушевало море, и я отправился вглубь побережья, чтобы найти приют. Вскоре в расселине я приметил хижину. Внутри никого не оказалось, я вошёл и растопил печь, согрелся и уснул. Поутру ветер стих, и я стал собираться в обратный путь, заодно прихватил с собой для матери несколько блестящих безделиц из горного хрусталя. Вскоре я поднял парус и благополучно вышел в море, но меня нагнал челнок, скользивший по волнам по воле нечистой силы — без паруса и вёсел. Им правил чародей, что жил на острове. В наказание за воровство он обратил меня в чёрного ворона. Я долго скитался по островам, боясь покинуть хладные моря, но прошлым летом проклятый кудесник повелел лететь мне на юг, дожидаться царевича Елисея… ну, а дальше ты знаешь, что случилось. В одиночку я не мог попасть в Дивный град. Да и что мне там делать без крови невинной жертвы? Как снимешь заклятие без мёртвого царевича? Потому я поджидал тебя и пошёл вслед за тобой.

— Но откуда тот неведомый чародей ведал, что я через год отправлюсь искать ту самую Красаву?

— Так, верно, тебе на роду начертано, царевич Елисей. А сейчас возвращайся домой, тебя поджидает твой верный конь.

— А ты чем займешься, Ворон, тоже вернешься в родные места? Из черного ворона вновь превратишься в рыбака Беляна?

— Вновь обратиться в рыбака, чем я хуже тебя? Теперь этот путь не для меня! У любимца здешней публики в столице есть ещё кое-какие дела. Я женюсь на Красаве, а позже догоню тебя, не забудь, у меня остались крылья. — У молодой жены они тоже есть?

— Ну, если только метла и ступа. Но мы ещё непременно свидимся, царевич.

— Тогда до встречи, но надо надеяться, без участия палача.

Воротился Чёрный Ворон обратно во дворец Януша к невесте своей Красаве-Красе Золотой Косе готовиться к пышной свадьбе. А Елисей с первыми лучами солнца пустился в обратный путь, желая только одного — поскорее вернуться к родному порогу такой долгожданной отчей обители, где ожидали его отец и мать.

* * *

Едет царевич день, едет второй. Обратная дорога всегда короче и веселей, чем из дома. Вот в лесной глухомани слышит, как птичка чижик жалобно пищит. Поднял голову Елисей и видит бедняжку в острых когтях совы. Кинул царевич шишку в Совушку-большую головушку, с испугу разжала она когти, вылетел чижик и забился под плащ спасителя. А что, вдвоём на свете завсегда веселее, чем одному!

Едет дальше царевич, как-то раз заночевал в деревне. Утром видит, как крестьянин колотит ремнём серого котика, мол, за ночь ворюга всю сметану сожрал. Пожалел Елисей мурлыку и выкупил у хозяина, посадил в суму и поехал далее. Троим-то завсегда веселее, чем двоим!

Завела Елисея проезжая путь-дорожка к большой реке — не обойти да не проехать, вот сколько воды из-за дождей прибыло! Кое-как соорудил плот царевич и перебрался на родной берег. Забрался на красный крутояр, запалил костёр, обсушился. Глядь, шумное течение несёт малую собачку прямо в водоворот. Прыгнул в воду царевич, подхватил щеночка и давай грести к берегу. Да только не может сдвинуться с места, верно, водяной ухватил за ногу. Так и есть, вынырнул перед ним косматый речной насельник, и давай вопить во всю глотку, тряся сивой бородой:

— Вороти животину! Моя она!

— Не отдам!

— Пошто свою голову сложить хочешь?

— Да как я дальше на земле буду жить-то человеком? Поразмысли, водяной!

— Даром не пройдёт тебе, не раз ещё попомнишь меня, царевич.

Ушло в омут лицо с бородавками и больше пред очами царевича не явилось, остался только один пенный след. А Елисей всё ж выбрался на песок, да собачку отпустил. Так прибился пёсик к путникам, на кота не лает, чижика не пугает. Четверым-то завсегда веселее, чем троим!

Вскоре, наконец-то, возвратился блудный царевич в родной город, и отец с матерью с радостью встретили сына. Поведал родителям Елисей о своих странствиях, о товарище своём — Черном Вороне, да Чижике, Коте и Собачке.

— Что ж, мать, — объявил царь Демьян, — Могу я теперь передать царство наше в надежные руки Елисея, а сам спокойно умереть, не тревожась за землю отцов.

— Признаюсь тебе, Елисеюшка, — зашептала царица Арина, — мы с отцом специально воспретили людям в нашем царстве болтать о Красаве-Красе Золотой косе, опасаясь, что ты убежишь к ней и сложишь свою голову на плахе. Да видно, чему быть, того не миновать.

Но передохнул дома Елисей всего-то три дня и три ночи, глядят отец с матерью, а сынок обратно в путь снаряжается.

— Что за кручина гложет тебя, не отступает? — спрашивает царица Арина.

— Поведай нам о своей печали, мы же твои родители и нас не стоит страшиться.

Елисей поведал родителям, как перед отъездом злополучно подшутил над незнакомкой на берегу реки, и теперь желает отправиться в путь на розыски той самой раскрасавицы.

— Так, может, она нашла свои вещи, а если нет, то на них, возможно, вышито её имя? Сходи, разведай.

— Как же я сам не додумался!

— Одна голова хорошо, а три лучше!

Царевич со всех ног кинулся к реке. Нашёл ту самую злосчастную полянку, а девичья одежда оказалась на месте. На шёлковом платочке, среди нарядной вышивки, он разобрал едва приметную букву «Б», вот и весь улов. Сидит на берегу царевич Елисей и льёт горькие слезы.

В это время по дорожке вдоль реки девица гнала гусей и уток на птичий двор Демьяна и увидела парня со своими давно пропавшими вещами.

— Так вот кто украл мои вещи! Стража, люди, держите злодея!

Обернулся Елисей и видит ту самую купальщицу:

— Я хотел пошутить, да и только.

— Вот так шуточки, оставить меня в одной рубашке, да ещё в чужом городе. А где ты пропадал столько времени? — А я из-за своего постыдного промаха пустился в долгие странствия, и вот только три дня назад вернулся домой из Дивного града.

— Так, выходит, вы и есть тот самый царевич, к которому я приехала на смотрины, и куда не попала из-за тебя?

— Стало быть.

— Тогда мне повезло, что я обошлась без знакомства с самым чёрствым царевичем на всём белом свете.

— Я не чёрствый, а мягкий и ещё добрый.

— Добрый? Мало того, что подсматривал за девушкой, так оставил без одежды, так ещё смылся, вот так герой!

— Простите меня, давайте вместе загоним вашу птицу и пойдемте во дворец, я вас познакомлю с мамой и папой. — Ни за что! Ноги моей там не будет никогда! Благодарю за возвращённые наряды, только не надобны они мне больше, да и жених мне более не нужен! Я лучше поскорее ворочусь в родимый дом.

— Жаль. Умоляю, дайте мне ещё хоть одну минутку. Я прошёл сто дорог, переправлялся через глубокие реки и высокие горы, но всё время вспоминал о вас. И даже когда участвовал в испытаниях, чтобы добиться благосклонности одной ненаглядной царевны из дальней страны, то всё равно думал о вас.

— Она очень красивая?

— Кто?

— Кто-кто, да та самая ненаглядна царевна?

— Да, такая вся распрекрасная!

— Ну, и убирайтесь отсюда в свой Дивный град, к своей невесте! А я лучше пойду к своим гусакам, лишь бы вас больше не видеть.

— А почему к невесте? Нет у меня никакой невесты!

— Да потому, что неудачникам головы рубят, а ты с головой жених.

Девица отвернулась и побежала догонять шумное птичье стадо.

— Как тебя зовут? — только и крикнул вдогонку царевич.

— Божена, — донеслось в ответ и, как говорят всё знающие летописцы, упрямая девица добавила:

— Счастливо оставаться.

* * *

Еще печальнее вернулся во дворец Елисей. Матушка усадила за стол сынка, спрашивает:

— Ну, что там на реке, Елисеюшка? Расскажи, пока нет Демьяна, а то он непременно примется браниться.

— Я нашёл её.

— Ну и что, она счастлива, что её полюбил царевич?

— Нет, она не желает со мной даже разговаривать, обиделась и ушла.

— Ты бы дал ей золотых монет за причиненные неудобства.

— Ты что, мама. Она бранилась на меня.

— Молодец, приличная девица, на шею не бросалась, верно, строгого воспитания, а это в наше время большая редкость!

— О чем ты? Она сказала, что уезжает из столицы и меня видеть не хочет.

— Вот те на! А где она живет?

— Я думаю, у нас на птичнике.

— Вот так дела! Надо что-то придумать.

Тут открылась дверь и зашёл царь, который просто-напросто подслушал весь разговор:

— Что вы без меня придумаете-то? На кого царство-государство оставлять, не ведаю.

— Батюшка, ты подслушивал?

— Как ты смеешь такое болтать? И кому, в лицо самому царю! Я случайно остановился… вот и всё.

— Милый, а можно послать верного дьяка на птичник и выведать там всё о птичнице?

— Что бы вы делали без Демьяна Великого! Я уже отослал, с минуту на минуту вернется.

Вскоре в палаты вбежал дьяк с растрёпанной бородой. — Не вели казнить, вели миловать, царь-батюшка.

— Тебя, Ефимко, тока за смертью посылать, долго ждать доведётся и ничего не понять, то ли в рай собираться, то ли в ад. Докладай, токмо с чувством, с толком, с расстановкой.

— Старший птичник божится, что ничего о девке не ведает. Говорит, мол, нанял из жалости, когда та без одёжи осталась. Откуда она взялась, не знает, а проживает она в светелке у бабки Матрены, на Светлой улице.

— Понятно, что ничего не ясно. Вопросов стало больше, чем ответов.

— Не вели казнить, царь-батюшка.

— Иди домой, и никому ни слова, ясно?

— Разумеется, чай, не дурак на службе у государя.

— Смотри у меня, а то всяких разных пустомелей на оленях увозят в те края, где десять месяцев зима — остальное лето.

— Как не понять.

Покинул палаты верный слуга, а Демьян призадумался, подпёр щёку рукой и сопит, то ли почивает, то ли думу думает. Семья ожидает, чай в чашки подливает. Царица крючком вяжет скатёрку, а Елисей из платка птичку крутит.

Повелел царь призвать первого мудреца боярина Наума, вместе стали думу думать, да так ничего не надумали, опустив носы, разошлись. Да тут царю еще попался на глаза шут Емелька:

— Иди сюда, дурачок!

— Не вели казнить, вели миловать, да шубу подарить с лаптями.

— Не ехидствуй, заноза, подскажи, что делать-то нам с Елисеем?

— Разок он уже прыгал выше горы, в луну из лука стрелял, да дубок вырывал, пускай повторит. Повторение — мать учения. А-то только меня в тереме кличете смешилой и шутилой.

— Да, видно, выбора нет, придётся послушать несуразного скомороха.

На том и порешил царь. Елисей на уговоры согласился, и утром они выехали в сторону птичника. По требованию свиты привёл птичник девицу в серой рубахе, всю в пуху и перьях.

Поклонилась она царю, а Демьян и говорит:

— Девица Божена, не к кому нам сватов посылать, не ведаем твоих отца и мать, потому, по царскому велению, объявляем указ, хотим тебя, девицу без рода и племени, взять в жёны нашему единственному сыну Елисею. Но при одном условии, если наш сын пройдёт три испытания и, хотя бы одно из них выполнит. Вот какие: первое — перескочить через гору, второе — угодить стрелой в луну, третье, и последнее — голыми руками свалить столетний дуб.

— Я готов к испытаниям! — подтвердил Елисей, робко глядя на девушку.

Царь тогда продолжил:

— Если удастся исполнить задание, то тогда и определится твоя счастливая доля — поведёшь нашу птичью прислужницу под венец. Ну, а если дашь маху, то пойдем тебе выискивать новую невесту, не может быть, чтобы на Божене свет клином сошёлся. А потом, перед нами точно она? Из-за пуха не могу рассмотреть невестку. Умойте её!

Старший птичник с испугу попасть в царскую немилость, окатил птичницу из ведра водой. Расплакалась Божена и сквозь горькие слезы молвит:

— Ваше царское величество, а меня-то хоть кто-то спросил? Или, может, силком потащите под венец?

— Силком-то даже корову не оженишь. Так говори, прямо перед всем честным народом — люб тебе Елисей, али не люб?

Наморщила лоб Божена, отряхнулась от воды и пуха и говорит:

— А вот пусть попробует выполнить богатырские задания, а то перед моей сестрой наверняка как павлин хвостом вертел.

— Сестрой?! Так ты Божена, сестра Красавы-Красы Золотой косы? — спросил царевич.

Не сразу отозвалась девица, поняла, что невольно обмолвилась:

— Да, я царского рода, мой батюшка царь Януш. Я удрала из дома, чтобы более не видеть своими глазами казней женихов моей сестрицы.

Дальше Божене отступать было не куда, и она промолвила, глядя царевичу в глаза:

— Я согласна стать твоей женой! А про эти испытания, царевич Елисей, позабудь, а то ещё вновь изувечишься, и так после Дивно Града еле с головой на плечах остался.

Но упрямый царевич, словно ошалев от счастья, вскочил на доброго коня, разогнался и Огонёк махнул прямо к белым облакам. Высоко-высоко в небо взвился конь со своим седоком, и вот они уже благополучно миновали вершину горы, что поболее будет, чем в саду у Красавы.

Следом Елисей взял в крепкие руки свой испытанный лук, и что было силушки натянул тетиву и пустил серебряную стрелу прямо на луну. Со свистом унеслась в лазоревые дали пернатая и угодила прямо в ночное светило, в серебряную сестрицу самого Ясного Солнышка.

Далее указал перстом царь-батюшка на дуб в три обхвата и по-свойски промолвил на ухо наследнику:

— Быть может, откажешься, сынок? Она и так согласна, прибереги силушку-то богатырскую, ещё пригодится. — Не останавливай меня, любезный батюшка! Эх, была — не была!

И упёрся Елисей руками в ствол, а ногами в землю и со всей своей силушки налёг на дерево. Затрещал дуб, склонился, ещё чуть-чуть нажал царевич, и рухнул великан оземь, словно подкошенный.

Царица тут подала сыну вышитый платок и золотое кольцо:

— Иди, сынок, вручай невесте.

Но тут царь с лукавой улыбкой оглядел свою свиту и говорит:

— Царевича Елисея мы проверили, а вот как нам испытать невесту, чтобы разобраться, царская дочь она или нет?

Загалдели бояре, мол, надобно, для порядка и соблюдения традиций.

— Я готова, — отвечает Божена.

— Я думаю, батюшка ваш, король Януш, брал вас на охоту или конные прогулки?

— С самого малолетства. Он всегда грезил о сыне-наследнике, но как назло, родились девочки, потому мы обучены всему, даже управляться с саблей, а не то что с конём.

— Так тому и быть! — приказал Демьян. — Подать сюда резвого Огонька!

К замарашке слуги подвели коня. Дух птичницы насторожил лошадь, и он с опаской покосился на девушку, принявшей поводья. Когда Божена очутилась в седле, Огонек от волнения захрапел и попробовал скинуть дерзкую незнакомку, но вскоре понял, что его затея бесполезна.

— Дайте мне саблю! — скомандовала девица.

Елисей вручил Божене тяжелый клинок. Она пустила коня вперёд шагом, потом Огонёк нехотя согласился и побежал рысью, всё время убыстряя аллюр, но вскоре почувствовав в седле серьезного всадника, подчинился его воле и перешёл на галоп. Птичница развернула коня и пустилась обратно, вытянув вперед руку с саблей, скача мимо короля и остолбеневшей от её выучки свиты, она легко острием клинка поддела с головы Демьяна корону, и конечно, вернула, без труда спрыгнув с Огонька на землю.

— Достаточно, ваше величество?

— Довольно, пока моя головушка цела! Смотрины окончены.

Царь Демьян улыбнулся, а царица даже захлопала в ладоши, а вслед за ней и всё царское окружение принялось восторженно поздравлять Елисея.

— Коли сужено-ряжено, — как заправский сват, продолжил царь, — так ваш товар надо купить!

На том и порешили, ударив по рукам — играть свадьбу. Невесту отослали на женскую половину дворца, к нескрываемой радости царицы и приближённых боярынь. Немедля вызвали златошвей с шелками, да самых наилучших портных с парчами. Следом, как муравьи, набежали кружевницы с кружевами и цирюльники со шпильками, эх-ма, всем работёнка найдётся.

* * *

Как говорится, не откладывая в долгий ящик, вскоре сладили в стольном граде пир на весь мир. За богатыми столами толпы гостей — бояре и купцы, ратники и горожане, сельчане и мореходы, всем нашлось место на свадьбе Елисея и Божены. А во главе веселого застолья восседал сам жених — ясный сокол, и невеста — белая лебёдушка. Рядышком с ними потчевали Собаку и Котейку, а Чижику-то, птахе, на серебряное блюдце пожаловали не просто семян репейника, а медовых орехов из дальних стран и диковинного изюма.

А к вечеру, когда приглашённый народец подустал, да погрузнел от яств и напитков сладких, да уже слуги принялись раздавать гостям подарочки, тут спустился прямо с небес пред светлыми очами царевича незваный гость — Чёрный Ворон. Все вокруг замерли от удивления. А он улыбается и подаёт молодым на серебряном блюде подарочек — рог диковинный, золотой, да самоцветными каменьями изукрашен.

— Поздравляю новобрачных — царевича Елисея и прекрасную царевну Божену. Вот вам подношение от отца невесты, царя Януша.

Народ так и ахнул, услышав, что невеста-то не бедная сиротка, а и правда царских кровей. Взял царевич в руки принесённый рог, хотел было со всей силы дунуть в него, да только ему Божена молвит:

— Не бери, не надобно, Елисеюшка, знаком он мне с детства. Не к добру всё это.

Но не послушался царевич молодой жены, затрубил в рог. Разбежались тут в стороны тучи-облака и появился над площадью воздушный корабль с парусами о четыре мачты. Команда за колокольню зацепила якорь, а следом по трапу спустился сам царь Януш с дочерью Красавой-Красой Золотой Косой. Толпа со страха разбежалась в разные стороны, а кто давай и под столы прятаться. А прибывшие гости благочинно шествуют прямо к золочёному престолу. Царь Демьян почётных гостей привечает и ведёт в покои каменные, пред очи молодых:

— Ну, что, новобрачные, принимайте дорогих гостей!

Говорит царь Януш:

— Здравствуй, доченька, вот ты куда запропала, когда из родного дома убежала! А мы с твоей сестрой ночами очей не сомкнули, все глаза выплакали, да гонцов и стрельцов во все стороны разослали.

Божена встала из-за стола навстречу отцу:

— Здравствуй, батюшка, здравствуй, дорогая сестрица моя старшая, проходите к столу. Напротив нас с Елисеем присаживайтесь, да угощайтесь, будете на нашей свадьбе дорогими гостями.

Вот только Красава остановилась как вкопанная и с жениха глаз не сводит:

— Да с опаской я гляжу на жениха, знаком он нам. Хочу поинтересоваться, вы ему голову-то на суровую нитку пришили, али ещё как она держится, поделитесь секретом. Ведь над ним потрудился наш заплечных дел мастер — палач, оставил его, так сказать, без буйной головушки.

Бояре да дворяне враз утихли, купцы да мастеровые замерли, не сводят глаз с Елисея. Да тут еще вновь гостья говорит:

— Привет, сестрица. А ведь помнится, сватался ко мне твой Елисеюшка, да только он — косорукий, не одного задания выполнить не смог.

Не растерялась Божена, в карман за словом не полезла:

— Так надо надеяться, Красава, сыскался молодец, что полюбился твоей душеньке?

— Нашёлся.

— Кто же этот удалец? Кому же повезло?

— Вот, супруг мой венчанный — Чёрный Ворон, — и Красава указала перстом на супруга.

— Черный Ворон? Твой муж — оборотень? О таком ли счастье ты мечтала, сестрица?

— Не твоё дело, скверная девчонка, тут при всех рассуждать — о чем я плакала в подушку.

— Вот до чего тебя довела твоя гордыня.

— А, ты сама, разве ты не мечтала о царевиче на богатырском коне? И во сне его не раз видала?

— Мерещился он мне, вот судьба и привела в царство доброго Демьяна, где я лишь вначале мечтала только укрыться, чтобы не лицезреть твоего жестокого кровопролития. Где же это видано — рубить головы невинным женихам! Да только в страшных сказках!!!

— Ну и пусть, зато мой муженек прямо по мне — покорный и терпеливый! Смотри, сестрица!

Красава-Краса свистнула, и к ней со всех ног поспешил Черный Ворон, забывши про Елисея. Подбежал, на ушко шепчет:

— Что желает моя царевна?

— Прокатиться, да с ветерком.

— Так ты только с воздушного корабля, разве тебя не продуло?

— Без разговорчиков.

— Ведь как-то неудобно, люди кругом, а потом, чужие царь и царица.

— Давай не ломайся, Воронок, лучше спину подставляй.

Смиренно повернулся Черный Ворон, вскочила царевна на хребет мужа и принялся он её под шутки прибаутки катать среди гостей. Несётся без оглядки, токмо изредка поглядывает на Елисея, мол, спаси, товарищ. А что царевич сделает? Не суйся в чужой монастырь со своим уставом.

Посмотрел на творимое безобразие царь Демьян и вверх поднял чашу-братину с медовым вином, да для наставления говорит юнцам:

— На прощанье или, как у нас говорят, «на посошок», поведаю разлюбезным гостям одну нехитрую быль — один невежда приручил лису. Зачем, вы меня спросите? Да чтобы в лес лишний раз не таскаться, ловушек не ставить! Но только вскорости залаяла по-собачьи плутовка, да и хвост стал крючком, как у последней дворняги. Вот так и люди должны держаться вековых заветов, чтоб не обернуться перед людскими очами в постыдное посмешище.

В тишине прошла по кругу чаша сия, да вскоре под гусли и жалейку оставили шумное застолье невеста и жених.

Вот так славной белой лебёдушкой сверкнула та развеселая свадьба. Гости довольны, да и хозяева с прибылью.

С месяц ещё гостили у царя Демьяна сосед — царь Януш с Красавой-Красой Золотой Косой, да с Чёрным Вороном. Да пришла пора, постучала в ворота, надобно лететь обратно. Вот тогда на прощанье и шепнул Ворон закадычному дружку:

— Не поверишь, но я частенько жалею, что возвратился в человеческий облик. Лучше оставался бы вечным странником-вороном или рыбаком, пусть холодно и голодно, зато дивное приволье. Не по мне царские заботы и хлопоты…

* * *

Сколь не скули на время, да токмо золотая пора — молодые лета. Не сидится новобрачному на месте, всё несёт его куда-то, не находит покоя даже подле красавицы жены. Так, прямо в медовый месяц засобирался царевич Елисей на охоту, позвал с собой ненаглядную Божену и, конечно, приятелей стародавних — Собаку, Котейку, да Чижика. Колесят по лесам да оврагам, то рябчика добудут, а то тетёрку. Места вокруг дремучие — день езжай, два, кругом только темные дерева да колючие кусты, а ещё страсть такая — болота топкие, да вязкие, по полдня надобно перебираться, даже журавли облетают дальней сторонкой.

Видят как-то путники в глухой дубраве среди ольховника речку с черной водой. Вброд не переедешь, больно глубина велика, мостов и в помине нет. Что делать? Решили переночевать на берегу и на утро поискать переправу.

Забросили под бережок сети, вытянули, а там хоть шаром покати. Глядят, а с ветки трухлявой ветлы в воду падает муравей. Бултых как в чернильницу, и только круги побежали, перекатываясь по волнам. Но вскоре утопленник вынырнул, только не робким муравьишкой, а уже шустрой водомеркой. Дивятся друзья чуду небывалому.

— Душа моя, пойду-ка я искупаюсь, — говорит царевич супруге.

— Милый, не надо, чует мое сердце вещуньи беду неминучую.

— Божена, да что ты, надо изведать на себе чудо чудное! Я лишь только ополоснуть и сразу на берег.

— Прошу тебя, не подходи к воде!

Долго ещё Божена умоляла мужа не купаться, но упрямый Елисей из любопытства всё же нырнул в хладные воды и тотчас обернулся медведем. Выбрался на берег и завыл от ужаса на всю округу:

— Как же я теперь батюшке и матушке покажусь на глаза таким косматым топтыгиным?

А Божена говорит:

— Видно, не закончились козни врагов твоих.

— Что же делать, любимая, зачем я ослушался тебя?

— Не печалься, Елисей, что-нибудь придумаем, утро вечера мудренее — отвечает Божена.

Подивились верные товарищи царевича его превращению в зверя, да следом за ним прыгнула Собака в воду и обернулась Волком. Затем Кот сиганул в хляби и обратился в Рысь, а Чижик кинулся в набежавшую волну и явился на свет в личине Золотого Орла.

Говорит Волк:

— Елисей и Божена, оставайтесь пока здесь, а мы с Рысью и Орлом выведаем путь-дорожку к снятию заклятия.

Так и порешили. Сладили шалаш, в нём почивала царевна, а медведь у входа охранял её от свирепых зверей. День ждут, второй, в конце третьего возвращается Волк:

— Обежал я всю округу, не ел и не спал, глаз не смыкал. Волков расспросил, росомах допросил, у медведей спрашивал, и выведал — впервые такое стряслось на Черной реке.

— Вот как же я теперь батюшке и матушке покажусь на глаза таким лохматым топтыгиным?

— Не печалься, Елисей, что-нибудь придумаем.

Следом явилась Рысь:

— Обошла я весь лес — толковал с куницей и горностаем, был у мудрого филина и быстрой белки, да всё без толку, перепуганы боровые жители, ничего не ведают.

— Вот как же я теперь батюшке и матушке покажусь на глаза таким лохматым топтыгиным?

— Не печалься, Елисей, что-нибудь придумаем.

А в полночь спустился с неба Золотой Орел и говорит:

— Облетел я всю державу, крылья истрепал, капли воды не выпил и пера не почистил. Беседовал на озере с лебедем и с сойкой в непроходимом лесу-сузёмке, да ещё посреди степи столкнулся с сорокой-белобокой, зелёный хвост — любопытный нос. Разузнал у трещотки, что подстроил нечистое дело тот самый водяной, который хотел потопить несчастную собачку.

— Вот как же я теперь батюшке и матушке покажусь на глаза таким лохматым топтыгиным?

— Не печалься, Елисей, что-нибудь придумаем, тем более выведали корень зла.

На следующий день, лишь на востоке взошло солнце, отправились друзья на берег дальней реки, где живёт Водяной. Волк и Рысь лесом неслись, обходя жильё. Орёл в небе дорогу указывал. А Елисей шёл последним, за супругой, чтобы людей не страшить, а когда в деревни заходили, то Божена, как скоморохи, рядила на него ошейник, да неволила приплясывать под дудку косолапого, словно дрессированного.

Через неделю пути приспели друзья-товарищи на ту переправу, где царевич избавил от смерти собачку. Как издревле отцами-дедами установлено, угостили речного дядьку — вина и масла вылили, хлеба накрошили, да токмо, как ни крути, всё без толку — так и не объявился подводный хозяин. Тогда друзья принялись караулить проказливого водяника, желая добраться до него хитростью.

Поднялся в небо Орел и стал кружить над речкой. Заприметил тень, да как кинется в волны, да зря — то красна рыба-сёмужка идёт на нерест. Тогда тёмной ноченькой Рысь укрылась на берегу под высоким яром. В полночь, лишь только в лунной дорожке промелькнули тёмные полосы — сорвался кот, метнулся в воду, да без толку — в острых когтях оказался пучок тины.

В следующую ночь наступила очередь Волка затаиться под высокой кручей. Полная луна, что хорошая лампа, хоть иголки собирай, всё видно. Вот в полночь серый дождался, когда из омута вынырнула чёрная рыба, да кругом закрутилась по реке, словно детский волчок, и вскоре обернулась в крылатую щуку с горящей чешуёй. Обмер сторож, боязно ему, но следом за рыбиной из речных глубин явился вороной конь с волнистой гривой и бегом на луг. Уразумел Волк, что настал его час, да как бросится ему наперерез, сиганул прямиком на лошадь и хвать острыми зубами за шею. Заметался конь по берегу, то в лощину кинется, то бросится на острые камни! Да, где там, разве оторвешь верного дружка Елисея. Как ни вертелся да ни кружился подводный гость, но в конце концов, как сноп, рухнул на песок и обернулся в водяного. Взмолился пленник:

— Отпусти меня, серый бирюк, я в жизнь никого не обижал.

— Ох и врешь, ты водяной.

— А не то я лешему пожалуюсь.

— Жалуйся. А я не служу лешаку. Мой верный товарищ — Елисей. Теперь ведаешь, кость обглоданная, почему я всю ноченьку караулил тебя? Немедля говори, как воротить облик царевичу.

— Дождался… Видно, и вправду злые языки плетут, преданнее людской дружбы нет ничего на свете. Посмотри, ведь ты из-под воды вытянул бедного старика, да вековечным уроком всё мне станет.

— Говори, Водяной, не заговаривай мне зубы, вон и заря уже алеет.

— Ладно, поведаю, не утаю, дел-то раз-два и готово — найдите реку с серебряной водой, и там воротится человечья личина царевича. Но долго не тяните, только одна луна у вас. Не поспеете, навеки прирастет шкура к нему, да следом и нутро захлебнётся звериным рыком.

— Смотри, дедушка, если обманул! Только где нам разыскивать эту самую речку? Куда ты её спрятал?

— Батюшка ещё мой покойный говаривал так — «иди туда, куда глаза глядят, найдешь то, чего не ожидал». А сам я там не бывал — надобности не было, нас-то, водяных, из дома лишний раз не выгонишь.

— Эх, перекусить бы тебе горло.

— Был бы всамделишным волком, то перегрыз бы. А собака всегда сердечна, нет в ней прирождённой злости.

— Гнилая борода, как ты разнюхал, что я пёс?

— Дык, я запросто вижу, кто под чьей личиной кроется.

— Заруби себе на носу, Водяной, если обманул, я тогда останусь навечно в волчьем обличье, ни ты и ни твоя родня не ступит более на берег, я вас день и ночь караулить стану.

— Запомнил, как такое забудешь.

На том и распрощались Волк и Водяной.

Вскоре вернулся Волк к царевичу и поведал о посуле речного хозяина. Делать нечего, собрались друзья опять в дальний путь. Идут куда глаза глядят, да за луной следят, денёчки считают, зарубки на посошке делают.

У Божены сапожки сносились, пришлось в ближайшей деревне прикупить лапти.

Прошла одна седмица, следом вторая, подобрались они уже к неведомым горам. Не тем, виденным Елисеем на закате, а к новым, восточным. Но никто не укажет и не покажет, где же та диковинная Серебряная река. Редкие прохожие головой машут, мол, неведомое место, а в трактирах постояльцы недоумённо плечами пожимают. Миновала ещё никчёмная неделя. Совсем опечалился царевич. Божена с друзьями с него глаз не спускают, всё успокаивают — то прибаутку расскажут, то песенку споют, да мало толку — всё унылы глаза Елисея. Просит царевич:

— Орёл, а Орёл, взвейся в небо и глянь, нет ли среди ручьев и рек того потока, что походит на Серебряную реку!

Поднялся в небеса Орёл и скрылся за облаками. Опять просит царевич:

— Волк, а Волк, поспеши в лес, разведай все тропинки, может, найдешь мою реку!

Убежал Волк. Сызнова просит царевич:

— Рысь, а Рысь, поднимись на вершину самого высокого дерева и взгляни, нет ли хоть ручейка с блестящими водами.

Рысь направилась на самую высокую сосну, что цепляла вершиной за облака. Снова умоляет царевич:

— Божена, любимая Божена, поищи заветную дорожку, что приведёт меня к спасению.

— Ладно, милый, только будь здесь и дождись нашего возвращения.

Опять упрашивает царевич:

— Огонёк, верный мой товарищ Огонёк, поторопись на отроги здешних гор, может, там нас ждёт таинственная река? Чую, всё сильнее и сильнее во мне приживается звериное, с каждым часом берёт силу над человеком.

Без узды и седла ускакал в горы конь. А медведь остался один-одинёшенек, свернулся калачиком под сухой березой. Спит спокойно, да и кто посмеет обижать громадного мишку? И снится ему сон, будто выпал снег, а он укрылся от зимнего бурана в берлоге и проспал до весны. А когда верба украсилась жёлтыми серёжками, он очнулся от долгого забытья под песенку неугомонного зяблика.

Проснулся царевич, глядь, вернулся Орёл, сидит, тоскует — не разглядел он с небес чудной реки — землю прикрыл туман. Затем возвратился Волк, да только кручина в его сердце поселилась, не напал он в тайге на дивные истоки, ведь кругом кусты с иголками, не прорвёшься. Следом спустилась с ветвей Рысь, виновато легла у ног товарища, пусть все когти обломала, да без толку — марево укутало вершины деревьев.

К вечеру явилась Божена:

— Милый мой, я обошла все тропки-дорожки, но у подножья гор они все обрываются — какие травами заросли, какие камнями засыпало, а где прямо засека из деревьев, куда идти, не ведаю. В здешней глуши не слыхать ни человека, ни зверя.

Поутру последним вернулся Огонёк и поднял на ноги всех друзей:

— Пойдёмте в горы, когда я оказался на самом верху, то дождался восхода, и лишь заалела заря, я ударил копытом по камню, он тотчас лопнул, и из-под него хлынула вода, заблиставшая, как Млечный путь.

— Где это место? — спросил Елисей.

— На вершине горы, по её склону несётся поток в неведомую страну, покрытую, пока видит глаз, бескрайними лесами и болотами.

— Идёмте, друзья, нам нельзя терять ни минуты.

Вышли они в кручам искать исток дивной реки. Не один день поднимались к высоким вершинам, обходили пропасти и ущелья, карабкались по отвесным скалам, пока не вышли к незнаемой реке. Видят они — водопад искрится тысячами серебряных брызг, и падая в бездну, уносит шумящие стылые потоки вдоль сверкающих от росы берегов.

Божена принялась дёргать царевича за шерсть, приговаривая:

— Елисеюшка, сегодня грядёт новолуние, отведённый нам лунный месяц истечёт, как песок сквозь пальцы.

— Я хочу пить и хлебну этой воды. Если уж мне начертано судьбой остаться навечно в проклятом обличье лесного зверя, то лучше оставь меня здесь одного, а сама с друзьями возвращайся домой и забудь меня.

— Я останусь рядом, ты мой суженый и я не отступлю. Мы выстроим хижину, и я буду тебе помогать выживать в глухой чаще.

— Не забывай, Божена, ведь Водяной говорил, что я весь переменюсь и стану неистовым медведем, не постигающим слов и не знающим жалости. Ещё не хватало, чтобы я тебя растерзал, как лютый зверь. Прости, что я поломал твою жизнь. Поклянись мне, что если мой облик не вернётся, то ты уйдёшь домой.

— Только если ради тебя.

Они подошли к бурлящей реке. Зеленый листик сорвался с ветки берёзы и, слетев вниз, пал в кипящий поток, в тот же миг он пожелтел, и вода, подхватив беднягу, понесла его дальше в неведомую долину.

— Будь, что будет, — вымолвил Елисей и наклонился к воде, смотря на своё отражение. — Даже сейчас я нисколько не жалею, что тогда избавил от смерти собаку. Мои отец и мать мечтали, чтобы у меня была жена и друзья, и я ведь этого добился, получается, не напрасно я жил на этом свете? Прощай, любимая Божена, прощайте, мои сердечные приятели.

Дрогнуло сердце жены:

— Не надо, Елисей, оставайся пусть медведем, но живым! — закричала Божена, но было поздно, царевич сорвался с камня вниз и погрузился с головой в студёную воду. Налетевшая пена скрыла царевича из виду, и в пучине его поток подхватил и по камням поволок вниз по течению.

— Постой, царевич! — Крикнул Волк и бросился в поток.

— И я тоже, — вслед за ним закричала Рысь.

— Нет, я первый, — с небес, камнем в воду, рухнул Орёл.

Шумное течение подхватило друзей и понесло на острые камни.

* * *

Живо сказка сказывается, да не скоро дело делается. Божена побрела по берегу горной реки в поисках пропавшего любимого и друзей. Изредка ей попадались на глаза пучки бурой шерсти, перья, но Елисея не было видно.

Вышла царевна к озерку, в которое сбегало два шумных потока. Опустилась на камень и горько заплакала. Слышит, рядышком на ветке птаха, среди вороньего ора, засвистала, подняла голову, а там знакомый Чиж! А вокруг него вьётся стая галок да ворон, того гляди — заклюют. Но он смело прорвался к царевне в руки.

— Ты выжил?

— Да, и наконец-то распростился с обличьем орла. Знаешь, тяжеловато мне приходилось. Только вот чуть не одолело вороньё.

— Тогда давай-ка вместе искать Кота, Собаку и Елисея.

— Давай.

Пошли они дальше. Вскоре они на солнцепёке наскочили на старого знакомого: мокрого Котейку, и спрашивают:

— Ты жив, братец?

— Да вот, прихожу в себя, мяу. Мы, коты, не любим холодную воду, как, впрочем, и горячую. Да еще на меня в воде накинулись рыбы, думал, разорвут, насилу от них отбился и выбрался на берег.

— Когда кот ловит рыбу — это ясно и понятно, а вот когда всё шиворот-навыворот, это ни в какие ворота не лезет.

— Да уж, рыбы ловили кота, но не поймали пока! Ну да ладно, всё обо мне, да обо мне, мяу. А где гавкающее сокровище с виляющим хвостом, из-за которого разгорелся весь этот сыр-бор?

— Не знаем, пойдем-ка с нами искать? — предложила Божена.

— Пошли, знаю, что без кота вам жизнь не мила.

Идут они дальше, смотрят, на песочке дрожит собачонка, с шерсти капает водица. Спрашивают беднягу:

— Пёсик, ты уцелел?

— Только закоченел, гав-гав, будто опять зимой спишь во дворе, на порожний желудок. Я из воды-то еле вынырнул, там набросился на меня огромный таймень и давай кусать. Я поначалу хвост поджал, а потом тоже его прихватил, вот теперь полная пасть чешуи. Он от меня, кажись, и отстал.

— Пойдём-ка с нами искать Елисея, так быстрее согреешься.

— Находить друзей — это главное для собаки, гав-гав.

Пошли дальше Божена, Чиж, Кот и Собака, глядят, а среди валунов виднеется чья-то рука. Подбежали друзья, отбросили камни и разгребли песок и откопали еле живого царевича.

На скорую руку соорудили шалаш и стали приводить Елисея в чувство. Лишь на третий день он пришёл в себя и поведал, что в пучине озера накинулась на него русалка, владычица горного потока.

— Прямо русалка? — переспросила Божена.

— Да, с рыбьим хвостом и золотыми косами. Сперва защекотала меня, а потом закрутила в объятьях, даже шерсть клочками полетела по заводи. А затем она меня чуть живого камнем потянула на дно омута.

— Но как ты вырвался?

— Не ведаю, помню, только погоревал, что нет со мной верного булата, а потом рванул её что было сил за тугие косы… и очнулся уже на берегу без медвежьей шкуры.

Поглядела Божена на мужа и друзей и говорит:

— Выпавшие испытания станут нам всем хорошим уроком! Оставаться собой, вот что нам теперь надо.

Вода Серебряной реки помогла друзьям набраться сил и вскоре они наконец-то пустились обратно домой. Царевич Елисей стал ещё краше прежнего, только в глазах его поселилась кручина, да кудри на висках, видно, в память о чудесной воде, исцелившей его и друзей, покрылись серебром.

Долго ли они шли или коротко, но окольными путями всё же воротились во дворец, где их уже давно разыскивали. Царь Демьян принялся приучать сына к царским обязанностям, готовясь отправиться на долгожданный покой. Божена помогала мужу во всех делах, а самое главное, вскоре родился у них первенец и нарекли малютку Родионом Елисеевичем.

* * *

Да лишь только стародавние дела нестерпимо тянут нас вспять, не отпускают. Вот и явился как-то на ночь глядя в терем молодых старый дружок — Чёрный Ворон. Его усадили за стол в царских палатах, стали потчевать разными угощениями. Между делом поинтересовался царевич:

— А где твоя молодая хозяйка — Красава-Краса Золотая Коса?

— Ох-хо-хо, ты, Елисей — святая простота. Не может быть счастлив человек, погубивший столько невинных душ, рвавшихся к любви, подобно ночным мотылькам к горящей свече.

— А что-то произошло?

— Да жива-здорова Красава. Да только теперь ей всю жизнь томиться на дальних островах в Ледовитом Море-Окияне. А для царевны Божены я прихватил подарки от отца и приглашение с тобой и наследником посетить Дивный град. Его царское величество царь Януш прислал за вами свой Летающий корабль. Летите, порадуйте старика.

— А ты?

— Думаешь, он простит мне исчезновение ненаглядной дочери?

— А куда ты её спровадил-то?

— Не поверишь, но по старинному указу царя «О преданности жён», сослал я ее на те самые острова, где живет тот самый Зимерад.

— Не боишься, что она возвратится в Дивный град сорокой? Да потаскает всё твое золото или выклюет твои ясны очи.

— Царское величество не смог пережить отсутствие любимицы, теперь и я вынужден удалиться в изгнание. Но не беспокойся, я покину ваше царство и удалюсь к рыбакам на свободные острова в Ледовом океане. Когда-то я неплохо зарабатывал ловлей трески и зубатки.

— Мы можем подвезти тебя с Боженой, дороги на Севере ужасны!

— Что ты задумал, милый?

— Мы отвезём Ворона на Север и сразу улетим в гости к твоему отцу.

— Но это опасно! Наш ребенок может попасть в беду. Не забывай, там всё же дикий Край Света.

— Дикость у нас в головах и сердцах, не переживай, нет диких стран, есть дикие люди. Но мы не станем в тех местах надолго задерживаться. Да заодно проверим наши северные рубежи, как там стрельцы несут свою службу.

— Ладно, только давай в этот раз обойдёмся без приключений.

— Буду стараться.

На том и порешили. Друзья в ночь вылетели на Север с попутным ветром, тем более небо было звёздным. День они проболтались в небесах, огибая холмы и сопки, и скоро перед ними раскинулось синее море. Часть ветрил опустили, и команда дружно принялась маневрировать между островами. Вместо лоцмана был сам Чёрный Ворон, который прекрасно помнил ненавистные клочки суши, на которых он по воле случая и волшебника пробыл столько лет. Вот на горизонте показался большой остров, а рядом поменьше, усеянный озерцами, походивший на кашалота с открытой пастью, плывущего с востока на запад.

— Вот, полюбуйтесь, на место моей ссылки или даже скорее на мою тюрьму! — со слезами на глазах произнёс Черный Ворон.

— Не переживай, всё образуется, — успокаивала его Божена.

— Пускай вместо наказания меня пилит целыми днями сварливая Красава. Кстати, Божена, ты соскучилась по сестре?

— Да, мне её так жалко, несмотря на все обиды.

— Жалко? Она сживала тебя со света, хотела отравить и в конце концов выжила из дворца, а ты — жалко.

— Всё равно, она ведь моя сестра, а потом я надеюсь и молюсь, чтобы она раскаялась.

— Посмотрим. А у меня надежда только на сурового Зимерада.

* * *

Команда вскоре зацепила корабль за сосну, растущую на одинокой горе, и Божена с Родионом, Елисей и Чёрный Ворон сошли на твердую землю. Они долго пробирались по острову среди непуганых птиц и зверей, которые их совсем не страшились, не улетали и не разбегались. Друзья приблизились к узенькой бухте. И впереди замаячила хижина волшебника.

— Ого-го, да тут что-то невиданное произошло! — радостно завопил Ворон. — Кругом цветы и деревья! Неужели Великий Зимерад проявил интерес к садоводству?

Дверь отворилась, и навстречу им вышла девушка в простой рубахе и в платке, с обветренным лицом и без всяких румян. Она сурово посмотрела на бредущих меж валунов гостей и поднесла палец к губам, мол, тихо, и зашептала:

— Дедушка при смерти.

— Сестра, да это я, Божена.

— Вижу, не слепая. Не шумите. Зачем пожаловали?

— Чёрного Ворона к тебе привезли.

— Силком, под стражей?

— Да нет, он сам летел к тебе, правда, его сослал наш отец. Мы хотели тебя проведать и его подвезти.

Красава повернулась к мужу и с усмешкой выговорила:

— Пойдём к столу, муженёк. Давненько я тебя поджидаю, с той минуты как стая лебедей подхватила меня на прогулке и принесла в эту глушь, где я чуть не пропала от голода и холода. Спасибо дедушке, приютил меня.

— «Дедушке»? Да это великий чародей Зимерад!

— Он мне не говорил. Сказал только, что живёт здесь, словно отшельник.

Дверь ещё раз отворилась, и на пороге показался седобородый затворник, опирающийся на клюку. Годы иссушили колдуна, и теперь он более походил на заурядного деревенского старика, едва-едва присматривающего за правнуками.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Летний, самый низкий уровень воды в реке.