Наследие

Владимир Гнилицкий

Как часто вы задумывались о том, что у каждого из нас есть свои демоны в шкафу. Как часто вы задумывались о том, что ангелы, которые ведут нас по жизни, точно так же вели наших родителей и будут вести наших детей. Но зачастую случается так, что, не разобравшись в том, кто действительно там прячется, за демонов мы принимаем ангелов, которые ведут нас по жизни. А может быть, ангел и демон – это одно и то же лицо. Нет, наверное, вопрос не в том, кто прячется в шкафу, вопрос в том, кого мы там видим.

© Владимир Гнилицкий, 2021

ISBN 978-5-0053-9844-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Николай сидел у окна поздним холодным вечером с чашечкой ароматного теплого чая и смотрел на старый дубовый шкаф.

— Как же ты все-таки сильно впитался в мою жизнь, — пробормотал он, слегка наклонившись к шкафу как к старому другу.

Он смотрел на шкаф, но видел абсолютно другое. Ему казалось, что если он распахнет дверцы, то сможет с легкостью вернуться в любое время. Туда, где он не был так одинок.

Закрыв на мгновенье глаза, он услышал, как изнутри раздаются голоса.

— Это все в моей голове, — подумал Николай, — наверное, я сумасшедший.

Не торопясь приподнявшись с грубого деревянного табурета, оставив чай где-то на полу возле ножки, он подошёл к шкафу.

Уперевшись в него лбом и пытаясь в полумраке нащупать пальцами его дверные ручки, он начал вспоминать все то, что теперь, наверное, помнят только они вдвоём. Немного наклонившись назад, он приоткрыл дверцы в надежде увидеть внутри те отрывки прошлого, которые не давали ему покоя на протяжении многих лет, но вдруг спустя мгновенье резким движением он захлопнул их и, ударив кулаками что есть мочи, опустился на пол.

Усевшись на холодный пол и облокотившись спиной о шкаф, он начал задавать вопросы, периодически ловя себя на мысли, что только псих может задавать вопросы дубовому шкафу.

Он пытался вспомнить, откуда взялся этот шкаф, но этот вечер был безуспешным, как и сотни других вечеров. Всё, что он помнил, — это как отец называл его дедовским и велел беречь.

— Наверное, ты сторожило нашего дома, — невольно пробежала мысль в голове, — и появился ты здесь, наверное, раньше, чем я, ну, что молчишь, скажи что-нибудь, совсем забыл, ты же никогда не отвечаешь, невоспитанный ящик из досок.

Снова удары кулаками с плотно стиснутыми зубами и мысли о том, что пора искать хорошего психиатра.

Внезапно что-то согрело изнутри, наверное, это было то самое теплое воспоминание, которое хранил в себе этот шкаф.

— Ты даришь мне эти воспоминания из чувства жалости?

Это было очень тяжелое и одновременно приятное воспоминание, про день изменивший его жизнь. В тот самый день он последний раз видел отца. Дождливым вечером после ужина он просто встал и ушел, обронив пару слов в сторону матери на прощание. Перед уходом отец взял пальто из этого самого шкафа, и, захлопнув его тогда еще мощные двери, он навсегда исчез из жизни Николая.

На глазах седого Николая выступили детские слезы, он не мог понять, почему отец ушел и ни разу не появился за все эти годы.

Мать про это никогда не говорила, на все вопросы Николая она отвечала очень легко: «Так получилось», — а потом тихонечко ночью ревела в подушку.

Николай вспоминал отца каждый раз, когда смотрел на шкаф, и с уверенностью того, что шкаф знал отца намного лучше, Николай не переставал задавать вопросы, вглядываясь в мрачные деревянные очертания. Он понимал, что ответа он не услышит, но слова сами рвались наружу.

И чем тише становилась ночь, тем сильнее одиночество одерживало верх над Николаем.

— Расскажи мне, каким он был, — тихим дрожащим голосом заговорил Николай, — ведь ты хорошо его знал, ты видел, когда он родился, ты видел его первые шаги, ты видел всю его жизнь, он не обнял меня при расставании, но по тебе он слегка хлопнул, уходя, как будто бы прощаясь.

Николай вновь присел на пол, и, закрыв глаза, он оказался в детстве. На его лице появилась улыбка.

— Я за Колькой, — услышал он родной голос где-то в коридоре детского сада, это был отец.

Коля выбежал в коридор, в начале которого стоял высокий, подтянутый мужчина в выглаженных брюках и начищенных ботинках.

— Папка, я уже собираюсь, ты поможешь мне завязать шнурки?

Коля очень хотел быть похожим на отца и поэтому носил ботинки единственный в садике, у всех остальных детей были сандали.

— Ну конечно же, помогу.

Он не мог отказать сыну, ведь он так сильно его любил.

— А мы зайдем к маме на работу?

Маленький Коля любил ходить к маме на работу, ведь она работала в булочной и там всегда вкусно пахло.

— Мама уже дома, — с улыбкой на лице произнес отец, — не боись, булки она тебе принесла, еще горячие, она их аж в два полотенца завернула.

Коля ждал на крыльце, пока его отец о чем-то разговаривал с заведующей детским садом. Коля ее любил, впрочем, как и все остальные дети. Антонина Павловна была доброй и заботливой женщиной, она безумно любила детей и проработала в этом саду всю жизнь, еще в 16 лет она начала подрабатывать в столовой. С того самого времени она всегда носит в боковом кармане своей дамской сумочки карамельки, которыми угощает детей.

— Ну пойдем уже! — Коля подбежал к отцу и потащил его за руку по направлению к воротам детского сада.

— Лучше обсудим в следующий раз, — произнесла Антонина Павловна. — На вот, держи. — Она протянула карамельку маленькому Коле, которую он тут же убрал в карман брюк.

— Спасибо, — громко произнес Коля, — я ее потом, дома, я сначала суп, а потом булку, а конфету потом после булок, да? Пап, да?

— Да, — улыбнувшись, произнес отец.

Они вышли за ворота, скрипнув правой створкой, и направились в сторону дома. Маленький Коля шел слегка забавно, выкидывая носки ботинок немного вперед, пытаясь максимально копировать походку отца.

Внезапно Николай пришел в себя, он сидел неподвижно на полу весь в холодном поту и покрытый мурашками, его переполняли странные чувства. Нащупав старого друга, он оперся рукой о шкаф и стал на ноги. Николай стоял неподвижно, пытаясь прийти в себя после всех пережитых за последние минуты эмоций.

— Все как наяву, как будто я был там, опять ты со мной играешь?

Николай сильно ударил шкаф, развернувшись, он подошел к журнальному столику и включил лампу. Комната немного ожила, Николай направился к зеркалу, пару минут он стоял неподвижно, внимательно рассматривая свои седые волосы.

— Кажется, теперь я вернулся в реальность, — и чтобы до конца в этом убедиться, немного ущипнул себя за ухо. В такие моменты Николаю было особенно страшно. Он боялся потерять связь с реальным миром.

— Не в этот раз, слышишь, не в этот. Ты не заставишь меня сдаться, я не сумасшедший!

Закрыв глаза, Николай сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить свои мысли о том, что на самом деле по нему уже плачет клиника. Главное — пережить ночь. С наступлением нового дня будет проще, нужно будет всего лишь дойти до ближайшего парка и встретиться в привычной компании для общения, это поможет отвлечься. Николай любил рассвет, он помогал ему избавиться от ночного кошмара. Но до рассвета было ещё так далеко, ведь ночь только началась. Николай вышел на балкон и вдохнул полную грудь холодного воздуха.

Легкая дрожь пробирала все тело, внизу время от времени проносились машины, освещая пустые, сумрачные улицы ночного города, где-то во дворе на скамейке шумела компания молодых людей, ветер доносил до Николая обрывки слов, в которые он пытался вслушиваться как можно сильнее, это помогало ему отвлечься от ночного кошмара. Каждую ночь на протяжении многих лет Николаю приходилось искать новые способы, чтобы отвлечься от своих собственных мыслей, которые опустошали его и одновременно наполняли жизнью.

— Чай, — тихим голосом произнес Николай и направился в комнату, он кинул взгляд на стол, потом на табурет, и слегка опустил глаза, — вот ты где.

Николай поднял кружку с пола.

— Уже остыл, — с небольшим разочарованием произнес Николай. Он поставил чайник на плиту, чтобы заварить свежего чая, и вновь сел на пол, прислонившись спиной к шкафу.

— Ну что, скучал? А я на балкон ходил, ты знаешь, во дворе опять молодежь шумит, и зачем я опять к тебе вернулся?

Николай понимал, что сейчас снова испытает много боли, но именно эта боль заставляла его жить. В очередной раз закрыв глаза, он полностью расслабился и перешел во власть шкафа. Делая спокойные глубокие вдохи, Николай терпеливо ждал, когда шкаф заберёт его в свою стихию. И вновь до боли знакомый голос.

— Колька, Колька, просыпайся. — Это был голос отца.

Маленький Коля подскочил с кровати, сделал несколько шагов и вдруг застыл на месте. Он прокручивал мысли в голове и пытался понять, какой сегодня день.

— Так, прошла неделя, потом один выходной, значит, сегодня воскресенье. Пап, сегодня же воскресенье, сегодня не надо в школу, — громко прокричал Коля из своей комнаты. Коля учился во втором классе и очень любил ходить в школу, ведь ему купили новенький костюм тройку и белую рубашку, в которых он ещё сильнее был похож на отца.

— Конечно же, не надо, — произнес в ответ отец, — сегодня мы идем в парк, на аттракционы. Или ты забыл?

Уже на протяжении полутора лет, с того самого дня, как Коля пошел в первый класс, последнее воскресенье каждого месяца они устраивают день развлечений. Они ходят в парк, ездят на пикник и даже один раз ходили в зоопарк смотреть на огромного слона.

— Пап, а где мама? — осматриваясь кругом, спросил Коля. — Она что, на работе, мы что, без нее пойдем? — В голосе Коли появилась небольшая грусть.

— Да, на работе, но она сейчас вернётся, только возьмет свежих, горячих булок на завтрак. Ты же хочешь булку?

— Да. Конечно.

Коля сильно обрадовался — то ли тому, что мама сейчас вернётся, то ли тёплым булкам, то ли всему сразу. В любом случае, отец смотрел на него и был счастлив, его маленький сонный сынишка стоял посреди кухни с искренней детской улыбкой.

— Пойдем чистить зубы и умываться. К маминому приходу мы должны привести себя в порядок.

— Сейчас, пап, я только тапки надену.

Стоя над раковиной, Коля внимательно смотрел в зеркало и пытался полностью скопировать отца. Он водил щеткой то вверх, то вниз, повторяя все движения. Отец подал Коле стакан воды, а сам набрал воду рукой из-под крана, Коля поставил стакан на край раковины и начал набирать воду в руку, точно так же, как и отец. Отец, слегка улыбнувшись, убрал стакан в сторону, чтобы случайно не разбить, затем подал сыну полотенце и достал бритву.

— Пап, а когда у меня будет расти борода?

— Скоро надо только немного подрасти.

— Но я и так уже подрос, смотри! — Коля вытянулся и немного приподнялся на кончики пальцев.

— Еще недостаточно, ну, давай беги на кухню, скоро мама придёт, — отец кивнул головой в сторону двери.

— Пап, давай маме скажем, что я уже съел кашу.

— Нет, — строго ответил отец, продолжая брить щетину на щеках.

Коля побежал на кухню, увидев знакомый строгий взгляд.

Он хорошо знал, что отцовская доброта заканчивается там, где начинается этот взгляд.

— Сегодня лучше не спорить, ведь отец может наказать, и тогда мы не пойдём в парк, — подумал Коля. — А до следующего дня развлечения ждать целый месяц.

Он сел за стол и начал внимательно рассматривать люстру на потолке. Из ванной комнаты доносился звук отцовой электробритвы. Весеннее солнце пробиралось сквозь ярко-бирюзовые шторы и ровными гладкими лучами ложилось на пол. Коля встал из-за стола и подошел к окну. Он резко обернулся, в замочной скважине что-то зашевелилось. «Это мама», — подумал он. Дверь открылась, и в нее вошла мама. Это была приятная молодая женщина в легком голубом пальто и светло-розовом берете, немного похожая на француженку. Коля подошел и взял сумку, поставил сумку на стол, после чего подошел еще раз и обнял маму.

— Доброе утро, мой сладкий, — с лёгкой улыбкой произнесла мама, — что тебе сегодня снилось?

— Горка и карусель, а потом ещё яблони, как в деревне у деда с бабушкой, а еще я летал, мам, вот так, смотри! — Коля побежал вокруг стола, широко расставив руки, пытаясь изобразить то ли птицу, то ли самолет.

— А теперь лети к столу, — произнесла мама, — хватит баловаться, а где наш папа?

— Бороду бреет, мам, а почему у меня нет бороды, как у папы?

— Ты еще маленький.

— Мам, а ты мне принесла булку с изюмом?

— Ну конечно.

— А она еще горячая?

— Конечно, мой сладкий.

— А можно мне булку, мам, а то остынет?

— Сначала кашу.

— Хорошо, — с какой-то лёгкой то ли грустью, то ли с обидой произнес маленький Коля.

— Катя, ты уже вернулась, — из ванной вышел папа, — сейчас я надену рубашку, и давайте завтракать.

Мама накрыла на стол, пока отец надел рубашку, кухня наполнилась тишиной, в этой семье было принято молчать за столом.

— Пойду собираться. — Отец встал из-за стола, не допив чай.

Мама начала медленно прибирать посуду, Коля тем временем уплетал ещё тёплую булку с изюмом. Отец появился на кухне в строгом костюме.

— Мама, можно я тоже костюм надену, мама, пожалуйста, я хочу как папа, я не запачкаю, честно-пречестно, я буду аккуратно!..

— Нет, — строго произнес отец.

— Пусть оденет, — нежным голосом ответила мама. Коля хорошо знал, что папа никогда не спорил с мамой, именно поэтому он спросил разрешения у мамы.

— И рубашку белую, мам, да, можно ведь? — Коля смотрел то на отца, то на маму. Но ответ заставил его расстроиться.

— Нет, наденешь синюю, белая только в школу.

Коля посмотрел на отца, понимая, что в этот раз его манипуляция была безуспешной, если нет сказала мама, то отец уже ничем не поможет.

Какой-то странный свист. Николай открыл глаза и подскочил с пола, широкими шагами он направился к плите, где уже кипел чайник.

Залив половину чашки кипятком, вторую половину — ароматной заваркой, и кинув всего лишь один кусок сахара, Николай сделал несколько глотков терпкого чая. Опустив чашку немного ниже подбородка, он глубоко вдохнул терпкий аромат чая. Николай поставил чашку и взял со стола булку: холодную, без изюма и не такую ароматную, но почему-то Николай хотел верить, что это та же самая булка.

— Если бы ты только смог почувствовать этот вкус, ты бы никогда его не забыл. За этими булками люди приезжали со всего города и могли часами простоять в очереди, мама со своей напарницей забрасывали булки в печь без перерыва в течение всего дня.

Николай вёл какой-то странный односторонний диалог, глядя на шкаф. Разломив булку пополам, он начал её жадно поедать, запивая большими глотками чая. Немного привстав, он потянулся за салфеткой. Почувствовав сытость, Николай встал из-за стола и направился к своему деревянному другу, который спокойно и молчаливо дожидался в другом краю комнаты, там, где кухня плавно переходила в прихожую. Сделав несколько шагов, он остановился у журнального столика и слегка развернул плафон лампы в сторону шкафа, так, чтобы свет как можно глубже пробрался в глубину комнаты. «Так намного лучше», — подумал он и, подойдя к шкафу, в этот раз без раздумий и чувства страха, широко распахнул его мрачные массивные двери, застыв на мгновение, он бросил взгляд в глубину шкафа, это было то самое нежно-голубое мамино пальто. «Береги его, — Николай провел рукой по шкафу как будто по плечу товарища, — оно частичка тебя».

Николай попытался вспомнить когда в последний раз он видел маму в этом пальто. В голове прокручивались тысячи моментов, каждый из которых был по-своему прекрасен. Он взял пальто в руки и присев на колени, держал пальто перед собой.

— Это был тот самый день, когда ты нас оставил, — произнес Николай с закрытыми глазами. — Она больше ни разу его не надела, с того самого дня она носила мрачное, серое пальто, она больше не была такой счастливой, слышишь, ты унёс с собой ее сердце, в ту самую ночную пустоту, в которой ты исчез.

Крупные слезы падали на нежное, мамино пальто, которое уже насквозь было пропитано солеными слезами. Николай крепко прижал пальто к груди.

— Почему, почему он ушел?

Этот вопрос, казалось, за все эти годы стал частью Николая. Он поднялся с колен и дрожащими руками повесил пальто обратно, рядом с тем самым серым мрачным пальто. Они всегда висели рядом, как бы олицетворяя жизнь этого дома до и после, символ счастья и пустоты. Николай достал из кармана платок и, вытирая слезы, направился в другую комнату. Он застыл в дверном проеме, пытаясь нащупать выключатель, который должен был находиться где-то по правую руку. Большая хрустальная люстра, которая расположилась где-то под потолком, наполнила светом просторную комнату.

Николай внимательно всматривался в старинные деревянные часы, которые расположились на стене напротив массивной резной кровати, на спинках которой красовались скрытые гладкими слоями лака с насыщенным ореховым оттенком крупные кленовые листья.

Стрелки часов уже давно перевалили за полночь. «Надо хотя бы попытаться», — подумал Николай. Аккуратно повесив брюки на спинку стула и выключив свет, он лег на кровать, накрывшись плотным стеганым одеялом. Тишина, которую нарушали только звонкие, отточенные удары стрелок на деревянных часах, заставляла еще глубже погрузиться в свои мысли. Николай закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Но услышав голоса с кухни, он понял, что все смешалось воедино. Открыв глаза, он начал хорошенько прислушиваться. «Кажется, прошло. Это все в моей голове. Наверное, я слегка задремал».

Николай вёл немой диалог с самим собой, пытаясь успокоиться и вернуться в реальность. Посмотрев в сторону дверного проема, он увидел, что с кухни доносится свет.

«Наверное, родители не спят», — подумал он, затем, проведя рукой по щеке и почувствовав грубую щетину, понял, что сейчас находится в реальности. Но чтобы до конца в этом убедиться, он включил лампу на тумбочке около кровати и бросил взгляд на четыре фотографии, которые стояли на той самой тумбочке. «Все здесь, все хорошо». Голодный взгляд пытался насытиться теплом фотографий. Эти четыре фотокарточки, в строгих рамках с узкими, бронзовыми краями были плотной связью между Николаем и реальным миром. Он просидел около пяти минут, глядя на фотографии, постепенно возвращаясь в реальный мир. «Кажется, теперь точно все хорошо. Теперь я с вами. Я просто не выключил лампу».

Николай встал. Нащупав ногами тапочки и накинув халат, направился в сторону кухни. Войдя в кухонную комнату, он бросил взгляд на журнальный столик, уже было собравшись выключить лампу, Николай медленно повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону, на столе стояла пустая чашка из-под чая и лежала половина разломаной булки, у раскрытого окна стоял табурет, шкаф был раскрыт и из него выглядывали вещи, на полу валялся легкий кардиган.

«Какой бардак», — подумал Николай, он убрал табурет, закрыл окно, поправил шторы, все такие же бирюзовые, но уже давно побледневшие и выгоревшие на солнце. Убрав булку и поставив чашку в раковину, Николай пошел к шкафу, держа в руках поднятый с пола кардиган. Остановившись в двух шагах, он прокрутил в голове мысль, что лучше не подходить, а затем обронил фразу, как бы подбадривая себя: «Я всего лишь повешу и пойду в комнату». Николай достал вешалку, которая висела между костюмом и отцовым весенним плащом, повесив кардиган, он слегка вытащил плащ вперёд из-за других вещей и засмеялся. Николай начал вспоминать тот зябкий весенний вечер после дождя. Его унылое лицо внезапно наполнилось счастьем, привычная боль в глазах почему-то отступила.

— Папка, догоняй!

Колька бежал по мокрой траве, в этот вечер парк был пустой, было сыро и холодно, чтобы радоваться такому вечеру, нужно было испытывать настоящее счастье, которое заполняло Колю всего без остатка. Над парком висела легкая дымка, где-то вдалеке за городом виднелось уходящее в закат солнце между двумя большими домами, на склонившихся хрупких ветвях только начинали набухать почки, это было то время, когда все вокруг просыпалось после долгой снежной зимы, под скамейками еще лежали небольшие островки грязного снега, в которых наделали дыр капли дождя. В этот вечер Коля не хотел идти домой. Он знал, что скоро они пойдут встречать маму с работы, и потом они все вместе пойдут домой по пустым улицам ночного города.

— Пап, бежим скорее!

Отец шел немного позади быстрым широким шагом.

Молчаливый вопрос застыл на Колином лице.

— Пап, а где утки?

Он наконец добежал до небольшого прудика, расположенного на краю парка, там, где за большой поляной стояла первая многоэтажка.

— Наверное, они улетели на другой водоем, уже потеплело и они направились к своему прежнему дому.

— А как же это? — Коля достал из кармана пакет с хлебными крошками.

— Не переживай, они вернутся следующей зимой, — отец пытался подбодрить сына, видя, как с его лица медленно пропадает улыбка.

— У них ведь все хорошо, и лиса их не съела? — У Коли был слегка волнующийся взгляд. Он переживал за этих уток, этой зимой они прилетели впервые, и Коля кормил их каждый день на протяжении всей зимы, отец брал с собой пакет хлебных крошек, когда шел за Колей в школу, а на обратном пути они заходили в парк и рассыпали крошки в воду по самому краю берега.

— Ты можешь высыпать крошки в воду.

— Зачем? — с легким непониманием спросил Коля. — Ведь уток больше нет.

— Но там есть рыбки, смотри внимательнее, — отец указал на скопление небольших рыбок, присев на корточки рядом с сыном. Вода после зимы была кристально прозрачной, и было хорошо видно подводный мир этого маленького прудика.

Высыпав крошки, Коля взял отца за руку и поднял глаза вверх:

— Пойдем за мамой.

— Хорошо, уже пора, — сказал отец, посмотрев на часы, — только надень рукавицы, а то попадет нам обоим.

Коля полез в карманы и достал рукавицы. Они направились к булочной, где работала мама, уходя все дальше, Коля несколько раз обернулся, посмотреть, вдруг прилетели утки.

— Пап, а когда мы поедем к деду?

— Скоро, потерпи немножко.

— Пап, а яблоки там будут?

— Яблоки осенью, а сейчас весна, — с улыбкой на лице произнес отец.

— Пап, а почему яблоки осенью?

Отец немного задумался, Коля задавал много вопросов и иногда ставил отца в тупик.

— Ну, так устроена природа. Все должно быть на своих местах.

Они пересекли поляну и вышли на широкую аллею из брусчатки, в тех местах, где брусчатка была выбита, расположились маленькие болотца, в которые Колька постоянно хотел наступить, но отец его одергивал. Аллею освещали похожие на колокольчики фонари, свисающие с высоких столбов. Выйдя из парка, пройдя вдоль по улице, они свернули за поворот и увидели на пороге булочной маму с большой сумкой под ярко-оранжевым фонарем. Рядом с мамой стояла ее напарница.

— Мама, — прокричал Колька и, отпустив руку отца, побежал к ней. — Здравствуйте, тётя Зоя.

— Зоя, добрый вечер, вас проводить? — произнес папа, забирая тяжелую сумку из уставшей маминой руки.

— О нет, что вы, мой муж меня встретит.

— Мама, а мы уток ходили кормить, а их там нет, но у них все хорошо, они улетели, зимой опять вернутся, так папа сказал, а ещё там рыбки, там же, где жили утки. Мам, а рыбки тоже крошки кушают, мам, а ещё мы сегодня пони видели в пиджаке и шляпе, там цирк приехал, прямо на большой площади недалеко от школы, мам, а мы пойдём в цирк… — Коля тарахтел без умолку, он хотел рассказать маме все, что произошло за день.

— Конечно, пойдем, папа завтра сходит и возьмет билеты на мой ближайший выходной. Сергей, ты же сходишь?

— Конечно, схожу, — ответил папа.

— Зоя! Может быть, ты и твой муж хотите сходить с нами, мы были бы рады вашей компании.

— Нет, Кать, спасибо, — вежливо произнесла Зоя. — О, а вот и мой муж, мне пора, до свидания.

Зоя перекинула сумку из руки в руку и направилась навстречу мужу.

— Мам, а когда у тебя выходной?

— Через два дня, в субботу, и тебе в школу как раз не надо.

— Идемте домой, — произнес папа, сгибая руку в локте, как бы намекая маме, чтобы она взяла его под руку, но Коля влез между ними, взяв обоих за руки.

— Мам, а в цирке клоуны будут?

— Будут

— А тигры?

— И тигры будут.

— А слон будет, мам, как в зоопарке, помнишь, мам, как тогда. Мам, а когда мои утки вернутся, я их тоже сделаю цирковыми. И у нас будет свой утиный цирк.

Они уже подходили к парку, дорога переходила в большие ступени, которые плавно спускались к аллее, как вдруг все кругом загремело.

— По-моему, опять будет дождь, Сергей, ты ведь взял зонт?

— Да я как-то не подумал.

— Значит, промокнем — прям как Колины утки, — мама засмеялась и убрала волосы под ворот плаща.

— Бежим скорее!

Коля отпустил руки родителей и кинулся вперёд.

— Осторожно по ступеням!

Мамины опасения были не напрасны, Коля оступился и с криками скатился вниз по мокрым ступеням.

От испуга Николай пришел в себя, он провел рукой по колену и, нащупав шрам, немного загрустил, вспоминая, что было дальше. В те выходные они не попали в цирк. Коля провел неделю на больничной койке после того, как ему зашили рассеченное о ступени колено.

«Как мне повезло, что в тот вечер я был в старых брюках, — подумал Николай, — наверное, я бы очень сильно расстроился, если бы испортил свой новенький костюм. Ну, кажется, теперь точно отпустило». Николай закрыл шкаф и направился в комнату. «Спокойной ночи», — произнес он, глядя на четыре фотокарточки, стоящие на тумбочке возле его кровати.

Проснулся Николай ближе к полудню. Он сел на краю кровати и просидел около пяти минут, вспоминая, что ему снилось. Ему снился замечательный, самый лучший цирк в мире, с тиграми и львами, ну и конечно же с его цирковыми утками. «Как-то странно, — подумал Николай, — ведь я за всю жизнь так ни разу и не побывал в цирке». Накинув халат, Николай пошёл в ванную комнату, по пути поставив чайник на плиту. Приведя себя в порядок, Николай принялся завтракать. После завтрака он надел костюм-тройку и начищенные до блеска ботинки. «Мужики уже, наверное, давно в парке, — пробормотал он, глядя в зеркало и расчесывая седые волосы. — Ну, что же, думаю, и мне пора». Николай накинул на руку плащ. «Вечером свидимся», — обронил он, прихлопывая по шкафу. На лестничной площадке было тихо, в лифте Николай тоже спускался один. Только молодая пара, живущая двумя этажами ниже, заскочила в подъезд навстречу Николаю, чуть было не сбив его с ног.

— Доброе утро, Николай Сергеевич, вы, наверное, в парк, что у вас сегодня, домино или турнир по шахматам? Что-то вы опаздываете, там все ваши уже собрались.

«Прохладно», — подумал Николай, выйдя из подъезда и накинув на плечи плащ. Он шел не спеша, наслаждаясь пейзажами осеннего парка. Вдалеке виднелся маленький пруд. «Скоро вернутся», — подумал Николай, с каждым годом уток прилетало все больше и больше, а Николай все так же кормил их крошками всю зиму.

— Добрый день! — произнес Николай, подойдя к старенькой беседке, в центре которой компания седых мужчин лупила костями домино об старый стол, который, казалось, вот-вот сломается.

— Николай! Выглядишь уставшим, вроде только утро, а уже как будто после смены на заводе, проходи, присаживайся. — Виктор указал на свободное место на скамейке.

— Ну что вы, Виктор, это его обычное состояние, мне кажется, сколько я знаю Николая Сергеевича, он всегда таким был, — подметил Пётр, который в этой компании любителей шахмат и домино был относительно недавно.

— А ведь и вправду, Коль, — продолжил Виктор, — что-то ты вечно какой-то измученный, что ли, или, может, не спишь по ночам, поди невеста молодая?

В компании раздался небольшой смех.

— Ну что пристали, — раздался грубый, басовитый голос, — устал, значит, есть на то причины, может, он ремонт затеял, ну или в гараже с утра ковырялся, вам какое дело, вы вон лучше за игрой следите, давай, Петь, твой ход.

Это был Толя, друг детства Николая. Они вместе выросли в этом дворе, вместе ходили в школу и вместе ходили драться с мальчишками из соседнего двора. Все остальные поселились позже. Сначала Виктор, затем Пётр, ну и самым последним Дима, который постоянно молчал, наблюдая за игрой. Николай присел на скамью, слегка кивнув головой, глядя на Толю, как бы благодаря его за то, что он помог ему избежать ненужных разговоров.

— Ну, раз теперь все в сборе, предлагаю начать новую партию, — громко заявил Виктор, — думаю, никто не будет против.

Все скинули фишки в центр.

— Как обычно? До двухсот? Пётр, набирай фишки.

— А мешать не будете? — удивился Дима, наблюдая со стороны.

— Да что их без толку по столу елозить. — Виктор больше предпочитал шахматы, поэтому он изредка нарушал незначительные правила в домино, которые, по его личному мнению, не играют никакой роли.

— Ладно, у кого дубли?

Все замерли в ожидании, никто не делал первый ход.

— Николай, может, у тебя?

— Что? Ах, да, дубли у меня.

Николай немного погрузился в свои мысли и отвлекся от игры.

В центре стола после громкого удара застыла костяшка с дублем шесть.

— Ну что, начинаем разбивать, — произнес Виктор, кладя костяшку значением шесть на вертушку шестого дубля, затем второй удар, после которого раздавались следующий и следующий, между ударами изредка проскальзывал вырванный из воздуха короткий звук «пас». Подсчёт, запись, кости на центре стола, перетасовка и вновь по семь костяшек на руках, все вновь и вновь похожие друг на друга действия на протяжении нескольких часов. Наконец стук затих.

— Мы пустые, — произнес Виктор, — светите костяшку, сплюсуем.

Несколько секунд тишины, разбавленной порывами ветра.

— Ну что, господа, партия, — произнес Виктор, посмотрев на Толю, затем на Николая.

— Реванш, — воскликнул Николай.

— Ну что вы, уже темнеет, — ответил Пётр на заявление Николая, наливая остатки чая из термоса в пластиковую кружку.

— Ну, может, хотя бы короткую, до ста пятидесяти или до ста, быстренько разобьем и разойдемся, и фонари хорошо освещают беседку. Ну, что скажете, ребята, вы согласны? — Николай не хотел идти в свои одинокие стены и пытался всячески уговорить ребят на ещё одну партию, чтобы как можно дольше оставаться в компании. Он хорошо понимал, что это одиночество рано или поздно его сломает.

— Вы как хотите, а я пойду, вечером прохладно стало, а на мне куртка легенькая.

— Смотрите, Димка заговорил, — воскликнул Виктор, — ты такой тихий, я думал, что ты уже давно ушёл.

— Господа! Вы так и не ответили на мой вопрос, короткую будем разбивать?

— Нет, Коль, давай расходиться, завтра отыграемся. Ты если хочешь, пойдём ко мне, чай заварим, посидим, повспоминаем, Танька-то моя сегодня все равно в ночную смену осталась.

Толя хотел всячески помочь Николаю, но Николай отказал, понимая, что это его боль, которую он не должен ни с кем разделять:

— Нет, Толя, спасибо, как-нибудь в другой раз.

Все не спеша разошлись по домам, Николай последним покинул беседку. Он шёл по старой, знакомой аллее, прокручивая в мыслях то одно, то другое воспоминание. Вечерний, осенний парк был пустым и одиноким.

— Чем-то мы с тобою похожи, — подумал Николай, обернувшись на выходе из парка. Все та же улица, двор, подъезд, Николай шёл домой привычным маршрутом, по которому он проходил, наверное, каждый вечер, на протяжении нескольких десятков лет. Наконец Николай повернул ключ в замочной скважине и застыл, погрузившись на мгновенье в свои мысли. Старая массивная дверь последние минуты удерживала Николая в реальном мире. Медленно открыв дверь, Николай сделал шаг через порог и вернулся в свой собственный мир, наполненный пустотой и отчаянием. Поток свежего воздуха окутал Николая. Кинув плащ на табурет, он направился к балкону, чтобы закрыть дверь, после чего, открыв холодильник, он долго рассматривал его содержимое. «Так, так, и что у нас сегодня на ужин? — Николай быстро бегал взглядом по полкам, затем остановил взгляд на тарелке с сырной нарезкой. — Отлично, хлеб тоже есть». Взгляд Николая переметнулся на деревянную резную хлебницу. Николай не любил готовить, поэтому предпочитал быстрые перекусы бутербродами либо булкой. Он старался как можно больше времени проводить на улице, на свежем воздухе, с товарищами, а не в зажатой пустой квартире, стоя у плиты. Держа в одной руке бутерброд, другой помешивая чай, Николай не сводил взгляда с плаща. «Надо сразу повесить, а то потом забуду». Оставив кружку на столе, Николай повесил плащ, медленно пережевывая бутерброд. «Видишь, чем теперь приходится питаться? Другое дело раньше».

Реальность постепенно растворилась в пустоте.

— Толик, идем скорее на кухню, бабушка сейчас горячее принесёт.

Шумная комната, музыка, и все вокруг счастливы, особенно Коля, это его день рождения. В этот день приезжали дед и бабушка из деревни, дед учил делать рогатку и трактор из спичечных коробков, а ещё дымовуху из селитры и петарды, правда за это потом здорово прилетало от мамы. Но дед сказал, что когда Коля приедет в деревню, его примут в партизаны, и дымовуху можно будет делать втайне от мамы.

— Деда, — прошептал Коля, — а бабушка принята в партизанский отряд?

— Нет, в отряде только ты и я, бабушка, скорее, диверсант, засланный противником, поэтому ей ни слова.

Ещё на праздник был приглашен Толик и его родители. Они подарили Коле железную дорогу и деревянное домино, Коле сначала подарок не понравился, он просто тогда ещё не знал, что пристрастие к домино появится у него на всю жизнь. Кухня наполнилась насыщенным ароматом, все замерли в ожидании, услышав звук открывшейся духовки. Бабушка подала на стол запеченную курицу с овощами, набитую потрошками, сочную, обильно натертую чесноком и приправами, выращенную в деревне на своем подворье, курица расположилась в центре красивого кованого подноса, украшенного жостовской росписью, на краю которого лежал большой кухонный нож. По традиции курицу разрезал папа, а мама раскладывала куски сочной курицы по тарелкам.

— Кому картошки? — спросила бабушка, ставя на стол большую тарелку пюре. Застолье продолжалось дотемна, все рассказывали истории и анекдоты, пили чай с тортом, после чего гости начали собираться домой.

— Вот, возьмите, дома чай попьете, — мама протянула тарелку с большим куском торта родителям Толика. После ухода гостей Коле стало немного грустно. — Мам, я думал мы с Толиком соберём дорогу, которую мне подарили, а мы её даже не распаковали.

— Пойдем, я с тобой соберу. — Дед направился в сторону комнаты.

— Деда, а ты ведь останешься до завтра? А завтра в парк пойдём, да и Толик с нами. А потом петарду сделаем, да?

— И в парк пойдём, и петарду сделаем, а сейчас давай посмотрим на твою дорогу.

— Так, больше никаких петард, — строго заявила мама, — он ещё ребёнок.

— Катя, у тебя сын растет, — дед настаивал на своём.

— Папа, он ещё ребёнок.

— Катя, у тебя пацан, понимаешь, пацан.

— Ну хватит вам, — Коля схватил деда за руку и потянул в сторону комнаты, — пойдём собирать дорогу. Они уселись на полу посреди комнаты и вскрыли большую коробку, завернутую в блестящую фольгу.

— Так, а это что? — Дед взял маленькую коробочку.

— Да это ерунда какая-то, вроде домино называется, деда. Давай уже дорогу собирать.

— Ерунда, говоришь? Тут ты, Колька, неправ.

Дед подошел к тумбочке, достал костяшку, он звонко ударил о гладкую лакированную поверхность.

— Смотри как звучит.

Коля застыл, на его лице появился удивленный, восторженный взгляд.

— Деда, а можно я, дай мне попробовать!

Коля подбежал к тумбочке, схватил костяшку и хлопнул о поверхность, но звук почему-то получился глухим. Он посмотрел на костяшку, потом на деда. Дед увидел вопрос в его глазах.

— Ничего страшного, давай помогу.

Дед взял вторую костяшку и начал объяснять все хитрости:

— Смотри, для начала немного согни ладонь, затем клади костяшку на средний палец, хвост костяшки придави большим пальцем, так, чтобы ты её не выронил, хорошо, теперь бей пальцами по тумбочке, как будто в твоей руке нет костяшки, слегка отводя руку назад.

В этот раз получилось: Коля хлопнул о тумбочку и раздался громкий звон.

— Деда, а пойдём на пол.

— Нет, на полу не получится. — Дед ударил костяшкой по линолеуму, и раздался пустой хлопок. — Тут все дело в поверхности.

Коля схватил костяшку и выбежал из комнаты.

— Мама, смотри, что мне Толик подарил.

Он откинул с края стола белую скатерть и звонко ударил по столу.

— Как громко, а как дела с дорогой?

— Ты что, мам, это же лучше, чем дорога, и лучше, чем петарда.

— А тебе дедушка уже объяснил правила игры?

— Правила? Какие правила? Дед только показал, как костяшку правильно держать.

— Это игра, а у любой игры есть правила.

— Моя дорога тоже игра, но там нету правил, — Коля развёл руками, он ничего не понимал. — Или дорога — это не игра?

— Понимаешь, дорога — это детская игра, точнее сказать, игрушка. Там правила не нужны, а домино — это игра для взрослых.

— Я уже не ребёнок, мне уже девять.

— Ну конечно же, не ребёнок, именно поэтому тебе подарили домино.

— Колька, ну ты куда убежал? — Из комнаты вышел дед. — Пойдем дорогу собирать.

— Нет, не хочу, дорога — это для детей. Деда, а ты научишь меня играть в домино?

— Ну конечно, научу, пойдём в комнату.

— Нет, давай здесь, здесь стол больше, и мама с нами будет, да, мам?

— Коля, вы лучше вдвоем, с дедушкой, а я пока посуду помою.

— Ну пожалуйста, мам, а я тебе потом с посудой помогу.

— Хорошо, неси коробку.

Коля сбегал в комнату и принёс домино, мама убрала со стола белую скатерть.

Дедушка повесил пиджак на спинку стула, расстегнул воротник рубашки, закатал рукава и сел за стол.

— Катя, а сделай мне чай.

Коля повторил все дедушкины действия и тоже попросил у мамы чая.

— Ну что ж, раз чай готов и все в сборе, то можно начинать.

Дедушка разложил домино в центре стола.

— Мама, а может, папу тоже позовем?

— Папа уже спит, у него завтра важный день.

— Итак, — продолжил дедушка, — для начала все должны взять по одной костяшке, чтобы узнать, кто будет первым набирать.

— А как мы узнаем?

— Не торопись, Колька, я все расскажу. Сначала тянем по костяшке, открываем и смотрим масть на поле, считай каждую точку. Видишь, у мамы самая тяжёлая масть, шесть-пять, значит, она набирает первой, но для начала все должны помешать масти.

Коля слушал внимательно, наконец, ему разрешили взять пять костяшек, и дедушка начал объяснять что такое базар, дубли и рыба, что такое вертушка и почему за дублем ходят на вертушках. Но вскоре Коле стало скучно играть, потому что в соседней комнате спал папа, и мама запретила сильно стучать костяшками.

— Деда, а давай лучше домино завтра в парк возьмём и Толика научим.

— А там есть какой-нибудь стол, ну или что-то похожее?

— Там недавно поставили новую беседку, в центре которой стоит стол.

— Отлично, значит, продолжим завтра в парке. — Дедушка начал укладывать костяшки в коробку.

— Коля, снимай рубашку и брюки, пора ложиться.

— Мам, а почему папа ушел спать и меня не поцеловал?

— Папа сильно устал, у него сейчас много работы.

Николай пришёл в себя с мыслями о том, что в этот день все и началось, но что именно? Бутерброд лежал на полу. «Наверное, выронил, — подумал Николай. — Что случилось в этот день?» Николай начал колотить шкаф руками. «Что ты от меня скрываешь? Расскажи, что ты видел, Какую тайну ты хранишь все эти годы? Давай, покажи то, что ещё никогда не показывал, — Николай закрыл глаза, затем ещё раз, но он видел лишь черную пустоту, — ну же, давай, я готов!»

Николай продолжал колотить шкаф ещё пару минут. Затем, сделав шаг назад, он немного успокоился.

— Так, нужно собраться. Скорее всего в этот день что-то произошло.

Николай пытался более детально вспомнить этот день. Он стоял молча около десяти минут. Его глаза наполнились ненавистью, он смотрел на шкаф как на предателя. Неожиданный всплеск эмоций снова разбудил злость внутри Николая.

— Это все ты, слышишь, это ты сделал меня таким, посмотри, нравится? Наверное, ты гордишься собой, великий хранитель тайн, открой одну, слышишь, всего лишь одну, почему он ушел? Молчишь? Ну и пожалуйста, оставь себе. А ведь ты мог бы все изменить, ах да, я, кажется, понял, тебе нравится наблюдать за тем, как я мучаюсь. Я прав? Давай, скажи, ведь я же прав? Ненавижу! Слышишь, ненавижу!

Николай упал на колени, по щекам потекли крупные слезы, это чувство тоски и одиночества насквозь пропитало комнаты старой квартиры. Боль, как паразит, разъедала изнутри. Николай чувствовал свою вину в уходе отца: «А вдруг он из-за меня ушёл? Хотя… По-моему, он меня любил — или только притворялся? Этот огонь в глазах. Его не подделать. Он точно меня любил. Тогда почему ушёл, может, из-за мамы? Тоже исключено. Должно быть какое-то объяснение. Верни меня в тот день ещё раз, прошу тебя, я должен прожить этот день ещё раз, — Николай встал закрыл глаза. — Я готов, пожалуйста, верни меня снова в мой девятый день рождения».

— Колька, просыпайся, мы собирались пойти с Толиком в парк, играть в домино.

В дверях стоял дедушка.

«Это не тот день, — Николай оттолкнулся от шкафа, — ты не имеешь права так со мной поступать. Ты просто не имеешь права». Николай опустил голову. «Наверное, иногда лучше не знать правды, а может быть, ещё просто не настало время». Николай чувствовал, что он на грани, поэтому поспешил себя успокоить. «Вряд ли отец хотел, чтобы я так убивался, а может, он и вовсе ушёл не по своей воле». Николай направился в сторону балкона, на свежем воздухе было легче привести мысли в порядок, но неожиданно замер на уровне стола.

— Стоп, мой день рождения был в пятницу, затем шла субботу, отец никогда не работал по субботам, да и типография в субботу была закрыта. Куда он ходил этим утром?

Душераздирающий крик содрогнул всю квартиру.

— Когда он вернулся?

Николай начал задавать вопросы самому себе.

— Я не помню, наверное, в обед? Может, раньше? А я был дома на обеде? По-моему, я обедал у Толика, да, точно, у Толика. Когда я пришёл домой? Вечером. Что делал отец? Пил чай на кухне с мамой. Вроде все как обычно? Ну да, обычный вечер. А как вела себя мама? Вполне естественно. Может, я сам себе все выдумываю. Но ведь он же куда-то ходил в ту субботу? Ну да. А может, и вправду на работу? А почему вечером пятницы меня не поцеловал? Наверное, устал. Трудная рабочая неделя, потом подготовка к празднику, потом гости, застолье, любой устанет. Да, он просто устал, надо успокоиться.

Николай вышел на балкон, и вновь приятный, глубокий вдох холодного воздуха.

— Какое-то странное ощущение свободы на этом холодном балконе, всего в нескольких шагах от шкафа, который делает меня заложником прошлого, заложником своих собственных мыслей.

Николай наслаждался спокойствием ночного города, всматриваясь в стоящие вдали высотки. Наконец, мысли пришли в порядок, зябкий, осенний ветер пробивался сквозь тонкие брюки и рубашку, лёгкая дрожь раз за разом пробирала все тело.

— С каждой ночью все холоднее, — Николай вслушивался в пустоту. — Молодежь все еще не пришла, придут, обязательно придут ближе к полуночи, они каждую ночь собираются.

Холодный ветер заставил Николая вернуться обратно в комнату.

— Ну все, пора и тебе успокоиться, жаль, что ты не можешь выйти вместе со мной на балкон, ты это, прости меня, зря я так с тобой, ты же не виноват в том, что он ушёл. А если бы ты мог его остановить? Ты остановил бы, правда? Я сейчас вернусь. — Николай ушёл в комнату и вернулся через пару минут. — Смотри, я их всех храню, Николай сел на пол напротив шкафа и расставил на полу несколько небольших коробок.

— Это мне мама подарила, а это моя Ленка на годовщину, а это видишь, это особенное. — Николай держал в руках коробку янтарного домино ручной работы, на крышке которой были слова с пожеланиями. На ребре каждой костяшки были инициалы мастера, а на обратной стороне костяшек была выгравирована краткая история дружбы Николая и Толика, памятные даты и просто счастливые моменты. На самой тяжелой костяшке красовалась фраза «Спасибо тебе, Колька, за то, что я знаю силу настоящей дружбы».

— Это мне Толик на юбилей подарил.

Николай за свою жизнь собрал целую коллекцию домино, каждая коробочка как отдельная часть, одной большой истории. Николай взял в руки самую старую деревянную коробку, неоднократно склеенную на стыках, на крышке и на стенках коробки было несколько трещин от старости.

— Время не щадит никого, — пробормотал Николай, проведя пальцем по одной из таких трещин. Затем он открыл коробку и рассыпал костяшки на пол. — Сейчас, минутку.

Николай принёс табурет.

— Смотри, как звучит. — Николай ударил костяшкой о табурет, звонкий звук наполнил комнату. — Запомни этот звук, ни одни другие так не звучат, ни янтарь, ни пластик, ни кости, только дерево имеет этот звон.

Николай поднял с пола расколотую пополам костяшку.

— Ты помнишь этот день?

Вновь закрыв глаза, Николай оказался в прошлом.

— Мама, а папа скоро придёт? Он обещал сегодня сыграть со мной партию.

— Коля, я не знаю, он должен был прийти ещё час назад. Наверное, опять задержался на работе.

— А почему папа стал так много работать? Раньше он чаще проводил время со мной, а теперь мы даже в парк почти не ходим. А из школы меня забирает Толина мама, а раньше всегда папа забирал.

— У папы небольшие трудности, скоро все наладится, просто надо немного подождать, у взрослых так бывает.

С лестничной площадки стал доноситься звук от ударов тяжелых мужских ботинок, открылась дверь, и в проходе появился отец.

— Серёжа, все хорошо? Ты снова задержался.

— Все хорошо, давай ужинать.

Коля сидел в замешательстве, отец выглядел очень строгим, Коля никогда раньше не видел этого лица, отец всегда возвращался с лёгкой улыбкой, но сегодня она почему-то куда-то пропала.

— Пап, ты ведь постучишь со мной в домино, ты помнишь, ты обещал? — Коля обращался к отцу с какой-то опаской, он не знал, как относиться к этому взгляду, это было что-то незнакомое.

— Конечно, только после ужина.

Ужин прошёл в полной тишине, Коля периодически смотрел на отца в надежде отыскать родную улыбку. Наконец, мама убрала со стола, Коля запрокинул скатерть и рассыпал костяшки. Во время игры Коля стал задавать много вопросов:

— Папа, а почему ты начал так много работать, и даже в выходные, раньше ты не работал в выходные и играл со мной, да и день развлечений мы давно не устраивали, что-то случилось, да?

— Все хорошо, давай, Коль, ходи уже, — отец начинал нервничать.

— Вот видишь, пап, а раньше ты никогда не злился.

— Коля, все хорошо, — мама поспешила успокоить Колю. — Ну что ты, я же тебе говорила, все наладится, просто нужно немного подождать.

— А если не наладится? Папа, почему ты больше со мной не гуляешь в парке, почему не забираешь из школы, а как же дед с бабушкой, мы и к ним больше не ездим, ты ведь меня по-прежнему любишь?

— Хватит, — отец закричал на Колю и ударил со всего маху костяшкой по столу, костяшка раскололась на две части, Коля в испуге подскочил со стула и подбежал к маме.

— Не смей кричать на ребёнка, он не виноват в твоих проблемах! — Мама присела на корточки и крепко прижала Колю к груди. — Все хорошо, мой сладкий.

Коля в испуге захлебывался слезами, он никогда не видел таким отца, любовь быстро переросла в страх.

— Иди в комнату, — утвердительно сказала мама, глядя на отца.

— Я больше тебя не люблю, — Коля кричал сквозь слезы вслед отцу.

— Ну что ты, все хорошо, — мама пыталась успокоить Колю, — завтра к Толику пойдём, или в парк, а хочешь — в зоопарк. Куда ты хочешь?

— Никуда не хочу, я хочу, чтобы папа был таким как раньше.

— Я тоже этого хочу, я тоже. Пойдем спать.

— А папа меня поцелует? — Коля направился в свою комнату.

— Сначала пойди умойся и вымой руки.

— Хорошо, мам.

Коля вышел из ванной спустя пять минут, он успокоился и больше не плакал, мама сидела за столом с грустным лицом.

— Я сейчас, мам.

Коля направился в комнату к отцу. Папа сидел на краю кровати.

— Ну, что стал? Заходи, — он позвал Колю, застывшего в дверном проеме. Коля молча подбежал к отцу и замер в ожидании. Он по-прежнему искал улыбку на лице папы, но её там не было.

— Папа, — тихим голосом заговорил Коля, — ты ведь меня по-прежнему любишь?

Отец молча смотрел на Колю, который со страхом в глазах дожидался ответа.

— Папа, почему ты молчишь?

— Конечно, люблю, а теперь иди спать.

Расстроившись, Коля убежал в свою комнату, мама уже постелила мягкую постель.

Конец ознакомительного фрагмента.