Столкновение с квочкой. Рассказы о домашних животных

Владимир Геннадьевич Трофимов

Зрелый горожанин, равнодушный к животным, с семьёй переехал в деревню. Постепенно другой быт превратил его в человека, который уже не может без домашних животных, они ему интересны. В книге описаны реальные истории, рассказанные с юмором и подтруниванием над самим собой. Козы, куры, утки, кошки, собаки, лошадь, голубь, ласточки – все они вошли в жизнь автора не только как вдохновители, но и как близкие друзья, открывшие ему глаза на то, чего раньше он не замечал.

Ванькина высота

Однажды, когда мы ещё жили в большом городе, сыновья принесли домой подраненного голубя.

— Мама, мы его отобрали у кошки, — сказали возбуждённые дети, — его надо спасти!

Марина стала осматривать испачканного пациента, у которого беспомощно висело крыло. Он лежал неподвижно, грустно моргая чёрными глазками-бусинками, и только когда жена ощупывала повреждённое место, несколько раз дёрнулся от боли.

Дети, а это девятилетний Игорь и четырёхлетний Андрей, стояли рядом, сопели от напряжения, мысленно помогая испуганной птице, и с надеждой поглядывали на мать.

— Как бы у него не было перелома, — сказала Марина. — Надо везти к ветеринару.

Приехали в лечебницу. Врач подтвердил диагноз, но ничем не помог: перелом в таком месте, что не подлезешь.

Дома все ходили грустные, дети так вообще расстроились и ушли в свою комнату. Видя их состояние, чувствительная жена попросила меня подержать голубя, а сама занялась крылом. Уж не знаю как, но она всё же исхитрилась наложить сизарю лангетку, и он оказался почти спеленатым, свободными были только шея, голова да лапки.

Таким и увидели его дети, когда мы их позвали.

— Мама, а он выживет?

— Хочется верить. Но для начала надо решить, как мы его назовём. Какие будут предложения?

Прозвучало несколько имён, голосованием выбрали Ваньку.

— Теперь, — сказали мы детям, — Ваньке нужен уход. Коль вы его спасли, доведите дело до конца.

— Мы ему сделаем домик! — радостно ответили мальчишки и опять убежали в комнату.

Общими усилиями временное жилище было подготовлено, голубь в нём переночевал. А на следующий день ему купили подходящую клетку, которая стала жилищем и больничной палатой одновременно. Мы, конечно, не знали, сколько времени займёт выздоровление, но очень надеялись на успех.

Голубь медленно поправлялся. Он осмелел, охотно клевал зерно, а когда дети чистили за ним в клетке, молча наблюдал, стоя в уголке.

Снять с него бинты мы не торопились, чтобы не навредить.

Просыпаясь по утрам, Игорь с Андреем первым делом бежали на кухню посмотреть на голубя, после чего задавали дежурный вопрос: «Уже можно?». Мы качали головами, и мальчишки с огорчением брели в ванную умываться.

Так продолжалось ещё несколько дней, пока в нашей семье не произошло важное событие. Мы с Мариной решили переехать в деревню.

Это был осознанный шаг ради наших мальчишек. Самое время было увезти их подальше от смога, тесноты и суеты на свежий чистый воздух. Дети охотно приняли наше предложение, но сразу же спросили:

— А Ванька?

— Возьмём с собой, — сказали мы.

— Ура! — закричали дети.

Так наша семья оказалась в деревне.

Старый ветхий дом, служивший дачей, встретил нас гостеприимно. Он ведь тоже любил, когда о нём заботились. А тут целое переселение народов: одних людей четверо, да в придачу птица счастья. И дом сразу повеселел.

Стояла середина октября. Ванька ещё не был готов к распеленанию, поэтому на семейном совете мы решили потерпеть до конца месяца, а там уже будет виднее, как поступить.

Когда долгожданный день пришёл, радостные мальчишки с самого утра напомнили о голубе. Делать нечего — даёшь свободу Ваньке!

Ох, как дети ждали этот момент, как надеялись на чудо!

Увы, чуда не произошло. Кость хотя и срослась, но крыло продолжало висеть. Нечего было и думать о том, чтобы выпустить Ваньку на волю.

— Пусть поживёт у нас до весны, — сказали мы. Дети ответили заливистым «Ура!».

И вышло так, что Ванька стал первым животным нашего двора. Именно с него начался отсчёт наших питомцев, о многих из которых вы прочтёте в этой книжке.

Голубь — птица уличная, вольная, и клетка Ваньке была, конечно же, тесна, но он терпел, а мы старались быть особенно внимательными и заботливыми. Каждый из нас успел к нему привыкнуть, и мы безо всяких натяжек считали его полноценным членом семьи.

А вот и весна. Ванька приободрился, всё чаще стал поглядывать в окно, через которое в его клетку заглядывало нежное солнышко. Там, за стеклом летали радостные птички. Когда он их замечал, всегда оживлялся, начинал бегать по клетке и курлыкать что-то своё. Иной раз хлопал крыльями, и тогда из клетки летела пыль вперемешку с остатками зёрен.

Каждый из нас понимал, что настала пора прощаться. Крыло зажило, работало исправно, поэтому держать птицу взаперти было жалко и бессмысленно.

Мы были готовы к расставанию, несмотря на то, что очень привыкли к Ваньке и полюбили его. С ним было весело и легко. Но дети, вырастая, покидают родительский дом, вот и эта красивая птица дождалась своего часа, и ничего тут не поделаешь.

Тёплым душистым утром Игорь с Андреем вынесли клетку во двор, поставили на землю и отбежали в сторонку, чтобы не пугать. Мы с Мариной тоже вышли из дома.

Как только Ванька увидел открытую дверцу, сразу засуетился, словно чувствуя дыхание свободы. Он потоптался, набираясь храбрости, а затем неторопливо вышел из своего домика. Походив по двору, стал похлопывать крыльями и делать маленькие пробежки. Подпрыгивая, пытался взлететь. Но вскоре, уставший, вернулся в клетку.

На следующий день Ванька тоже не улетел. Всё, что он смог сделать, это преодолеть несколько метров в сторону огорода, да и то низко над землёй и как-то неуклюже, неуверенно. Грузно сев у борозды, бедный приёмыш виновато пошевелил натруженными крыльями, сделал несколько шагов то в одну, то в другую сторону, а затем просто замер. Наверное, от отчаяния.

Мы поняли, что воздушная жизнь даётся ему пока с трудом. Словно подтверждая нашу мысль, Ванька не перелетел, а перескочил через борозду и зашагал по голой грядке, подёргивая неблагополучным крылом, которое слегка свисало.

— Почему он не улетает? — спросили дети.

— Значит, ещё не может. Ему нужна тренировка.

При этих словах Ванька разбежался и взлетел, но опять несмело, чаще нужного работая крыльями. Его сил хватило только на то, чтобы добраться до забора, где он и примостился на штакетине.

До самого вечера Ванька оставался возле дома: то сидел на крыше, то возвращался на забор. Клетку мы оставили открытой там же, на столе, но голубь её проигнорировал и ночь провёл на крыше, потому что утром нетерпеливый Игорь нашёл его именно там.

Мы не знали, что делать дальше и как бедняге помочь. У него не было даже укрытия. Пришлось заняться постройкой уличного домика. Установили его прямо на крыше, приладив к нему сходни в виде лесенки из тонких веток ивы. Рядом прикрепили кормушку.

К общей радости Ванька принял новый подарок. В тот день он побывал там несколько раз, а когда сгустились сумерки, дети сообщили, что их любимец остался в домике. Мы с Мариной облегчённо вздохнули.

Потянулись дни раздельного проживания. Утром кто-то из нас поднимался по лестнице на крышу подсыпать корма и долить воды, а весь день Ванька оставался один для самоподготовки. Его деревенская жизнь протекала в непосредственной близости от нас, но уже без нашей опеки. Временами он отлетал куда-нибудь на небольшие расстояния, а, возвратившись, занимал своё законное место наблюдателя.

Скоро вся деревня знала о голубе-подранке и его роскошном тереме на крыше дома городских. Именно так нас называли в первые дни знакомства и не только потому, что мы из города, а ещё из-за пустого подворья — там ведь на самом деле не было ни души, если не считать голубя. Но кто такой голубь? По мнению деревни, бесполезная нетоварная птица, а уж дрожать над ней — сплошное баловство, на что способны только городские бездельники.

Ванька про эти разговоры, конечно же, не знал и продолжал вести свою полуосёдлую жизнь под взглядами хозяйственных прохожих, которых было много, если учесть, что дом наш рядом с магазином. Но Ванька не обращал на них внимание, они были для него такими же бесполезными, как и он для них.

Так продолжалось до тех пор, пока в нашу деревню не занесло попутным ветром Ванькиных сородичей. Именно занесло, потому что до того момента голубей здесь не было. Видимо, почуяли собрата и не поленились отмахать пяток километров из ближайшего села, где жил ещё ток, вокруг которого кучковалась голубиная братва.

Прилетело несколько. Усевшись на конёк пустующего дома, что напротив нашего, голуби стали посматривать по сторонам и возбуждать Ваньку. А тот — весь в движении: то спустится по лесенке к самому краю крыши, но дальше не идёт, лишь лапками перебирает, то снова возвращается к домику, где мечется в раздумьях несколько секунд, после чего опять бегом вниз, и так раз за разом на виду пришельцев. Но те — ни с места, молча наблюдают, как странно себя ведёт приличный с виду родственник.

Нам тоже было непонятно, почему Ванька стал таким нерешительным в самый, казалось бы, ответственный момент его жизни. Не шевелясь, чтобы никого не спугнуть, мы как заговорщики сидели на скамейке под деревом в ожидании того, что же будет дальше.

Прошло минут пятнадцать. Несмотря на все свои старания Ванька так и не взлетел. Голуби ещё какое-то время терпеливо наблюдали, но вот один из них резко взмыл, и тогда вся ватага с шумом поднялась в небо, быстро скрывшись в направлении соседнего села.

Огорчённые неудачей, мы не знали, что делать дальше. Больше всего мучило сомнение: сможет ли Ванька нормально летать или ему всё-таки придётся жить у нас.

Несколько дней мы с надеждой поглядывали на крышу дома, где обитал наш голубь, но ничего нового так и не увидели. Домашние дела взяли своё, и Ванькина тема сама собой отошла на задний план.

Вспомнить о ней заставил детский крик:

— Мама, папа, голуби прилетели!

Мы выбежали во двор. И правда, на том самом коньке дружно в рядок устроилось несколько белых и сизых птиц. Мы присели на скамейку, чтобы узнать, как поступит Ванька. Он был здесь же, над нами, уже потревоженный и активный.

На крыше через дорогу всё было, как и несколько дней назад: молчаливые посиделки с одновременным наблюдением за собратом. Как-то он поступит в этот раз?

К нашему сожалению, ничего нового не произошло. Всё те же робкие попытки с тем же результатом. Голуби опять улетели одни.

Потом были ещё несколько попыток, пока, наконец, наш герой не отважился на поступок. Это успели заметить дети, которые и передали нам свою радость:

— Ванька летает! Летает! Вон он, со всеми!

Мы с Мариной прильнули к окну. На соседней крыше сидела группа голубей, среди которых, как утверждали мальчишки, должен быть и Ванька. Честно скажу, я его не нашёл. А вот Марина оказалась более зоркой.

— Да вон же, рядом с белым, смотри, как прогибается.

Я, наконец, высмотрел стервеца. Он и вправду суетился перед застывшим рядом с ним альбиносом. Но странно: как только я увидел Ваньку, тут же почувствовал внутреннее напряжение — то ли это были переживания за него, то ли предчувствие расставания с ним, теперь уже, я в этом был уверен, неизбежного.

И всё-таки, несмотря на мои так называемые переживания, эта история закончилась хорошо. Ванька улетел вместе с голубями. Пока мы дружно махали ему руками на прощание, он в одиночестве сделал над нами круг почёта, после чего присоединился к поджидавшей стае и растворился в ней как равный с равными, оставив о себе только воспоминания.

Мы не надеялись увидеть его снова. И ошиблись. Уже в конце лета, когда наша семья готовила Игоря к школе, кто-то из мальчишек вдруг воскликнул:

— Смотрите, Ванька!

Это было так неожиданно, что мы разом побросали важные дела и кинулись к окну.

На противоположной стороне улицы в лучах вечернего солнца поблёскивал конёк пустующего дома, с крыши которого наш любимый Ванька стартовал в свободную жизнь. И вот он, перед нами, знакомый и радующий. Всё такой же, разве что более уверенный в себе. И — не один. Справа от него мирно сидел другой голубь, белый и очень красивый. Это, конечно, была голубка, кто же может быть ещё.

— Боже мой, — тихо сказала Марина и шмыгнула носом, — это он свою невесту прилетел показать. Моя ты лапочка!

Я обнял свою впечатлительную жену, прижав к себе крепче обычного. Во мне тоже бурлили чувства радости — и за Ваньку с его голубкой, и за нас, и вообще так хорошо стало на душе, что не высказать…