Шутки в сторону

Владимир Владимирович Горбань

«Шутки в сторону» – сборник избранных рассказов, миниатюр и короткая повесть Владимира Горбаня о мистическом, загадочном и малоизученном, о жизни, смерти, предназначении человека и о роли случая в его судьбе. А также о любви и ненависти, верности и предательстве, памяти и забвении… Суждения автора спорны, порой противоречивы, что, впрочем, только подогревает интерес к этой книге…

Сделка

Инженеру Чулкову снились сны. Иной дотошный обыватель подумает: «Эка невидаль — сны. Знаем, видали. Ничего особенного», — и усмехнется криво.

А сны у Чулкова на самом деле были особенные. Ну, посудите сами, что снится рядовому, так сказать, обывателю? Обыкновенные истории из обычной жизни. Да и помнит он, проснувшись, в лучшем случае, какие — то обрывки сна, туманные и расплывчатые. Даже кошмары снятся рядовому обывателю какие — то не слишком страшные, а любовные истории не достаточно эротичные. А чаще всего рядовой обыватель и вовсе не помнит своих снов поутру.

Иное дело — ночные видения инженера Чулкова. Начинались они сразу, лишь только приклонял он голову к подушке. Снились ему сны всю ночь, без остановок и рекламных пауз до тех пор, покуда он нехотя не разлеплял глаза. Сны у Чулкова были ярко — цветными, мастерски срежиссированными, с хорошим подбором исполнителей главных и эпизодических ролей, широкоформатные и музыкальные. Иначе говоря, это были как бы вовсе и не сны, а полнометражные кинофильмы разнообразнейшего жанра: боевики, вестерны, триллеры, мелодрамы, комедии, фантастические и эротические ленты. С четверга на пятницу многие из них были вещими.

Сны Чулкову жить не мешали. Бывало, правда, засмотревшись очередным шедевром Морфея, опаздывал он на работу. Но работа у Чулкова была совсем неответственная и достаточно мало оплачиваемая. И постоянный недостаток денег как раз очень мешал инженеру жить, что называется, в полную радость. Что поделаешь: кому деньги, кому — высокое искусство.

И вот как однажды уснул Чулков в четверг, просмотрел очередной блок лучших видений, а проснулся уже, соответственно, в пятницу. И последний сон его глубоко потряс. Даже не сон это был, а так — снишко. В переводе на кинематографический язык, не кинофильм, а ролик. Приснилась Чулкову ни с того, ни с сего страшная облезлая старуха с крючковатым длинным носом, облаченная в какое то рванье грязно мышиного цвета, от которого припахивало серой. Ее глаза — горящие угли — были ужасны и вгоняли душу в пятки.

— Второй месяц Петрову долг не отдаешь!? — попрекнула инженера старуха скрипучим голосом.

Это была чистой слезы правда.

— Да вот же, — безвольно согласился Чулков, не отводя глаз от заворожившей его карги.

— И Николаеву должен денег. И Свиридовой. И в банке ссуду взял, не расплатишься.

Это тоже было святой правдой.

— А хочешь, я тебе помогу? И долги все раздашь, и жить по — человечески станешь.

Хотел, было, Чулков из природной деликатности отказаться, да любопытство и искус взяли верх.

— Как это? — спросил он вкрадчивым голосом, не сводя глаз от старой карги.

— Денег помогу заработать, — старуха сменила голос и заговорила приятным на слух альтом. — Много денег. Очень много денег. На всю оставшуюся жизнь хватит.

Чулков удивился столь неожиданному и заманчивому предложению. Хотел он, было, скрыть свое волнение от старухи, да мелко задрожавшие руки выдали его с потрохами. Заработать быстро и много денег было его идеей фикс, голубой мечтой, долгожданным сновидением. Да и кто из нас хотя бы раз, чего греха таить, не мечтал в одночасье стать миллионером?!

— Хочешь много денег? Очень много денег! — повторила свое искушение старуха. — Чертовски много денег!

— Хочу, — выпалил Чулков.

Старуха, с какой — то сладострастной злостью взглянула на инженера и вновь заговорила скрипучим голосом:

— Продай свои сны!

— Как это? — удивился Чулков.

Но карга неожиданно растаяла в белесой дымке, исчез противный серный дух, а инженер моментально проснулся. Впервые в жизни от сюжета, увиденного во сне, его прошиб холодный липкий пот. Его подташнивало, а голова раскалывалась от жуткой боли. Чулков принял две таблетки анальгина и совершенно разбитым отправился на работу. Трудился он двадцатый год в НИИ сельскохозяйственного машиностроения и все, что мог изобрести полезного для сельских тружеников, уже давно изобрел и запатентовал.

Весь день Чулков с нетерпением ждал ночи. Ему верилось, что злобная старуха — искусительница вновь посетит его в сновидениях и уже наверняка даст вразумительный ответ на его вопрос. И как не укладывался он пораньше спать, ни с пятницы на субботу, ни с субботы на воскресенье, ни в две последующие ночи противная карга так ему и не приснилась. Вопрос остался открытым. Ни о чем другом Чулков и думать уже не мог. «Вот ведьма!» — сокрушался он: «Как же это можно продать свои сны?»

А денег сразу и много очень хотелось.

В среду во второй половине дня, когда терпение Чулкова уже лопнуло, как запущенный аппендикс, решился он действовать на свой страх и риск. Иной обыватель подумает: «Да в чем риск то? Знаем, рисковали. С поезда на железнодорожную насыпь прыгали, в финансовые пирамиды последние кровные вкладывали, женились на сокурсницах. А тут, какой риск? — и усмехнется криво.

А на самом деле Чулкову, человеку прагматичному и прижимистому, было чем рисковать. Шутка ли — продать сны?! А кому? А почем? Во — первых, он в жизни своей ничем никогда не торговал. И как всякий не торгующий человек, ужасно боялся налоговой инспекции. Во — вторых, товар его, мягко говоря, был весьма специфичным. Необычный, прямо скажем, товарчик. Так что рисковал Чулков, как минимум, репутацией дееспособного человека.

И все же страстное желание легкого и быстрого заработка пересилило его опасения. Чулков купил по дороге с работы домой одну хитрую рекламную газетенку, в которой постоянно печатался купон бесплатного объявления. Весь вечер и начало ночи он промучился над составлением подобающего текста. В итоге его объявление гласило: «Продам сны оптом и в розницу. Недорого. Тематика разнообразная, от супертриллеров до крутой эротики и мультфильмов». В конце объявления он указал свой домашний адрес.

«Дело сделано», — решил Чулков: «А там будь, что будет». Он запечатал объявление в конверт, подписал его, а на следующее утро опустил в ближайший почтовый ящик. И с трепетом стал ждать звонков в дверь. С таким трепетом ждут повестку в суд или письмо от любимой женщины. Прошла неделя, вторая, но, увы, чудаков, желающих купить чужие сны, не находилось. Чудаки, надо отметить, в нашем веке постепенно вымирают.

Чулков уже смирился с мыслью, что его сны не пользуются потребительским спросом, успокоился и вновь начал наслаждаться своими еженощными видениями, как вдруг…

* * *

Как вдруг ранним субботним утром, когда инженер еще сладко посапывал в своей холостяцкой постели, раздался пронзительный звонок в дверь. Чулков, надо отметить, никого и никогда в гости к себе не ждал. Пришлось ему пробуждаться, спешно одеваться и идти открывать дверь. На пороге его квартиры оказался высоченный плотный мужчина, одетый в милицейскую форму.

— Господин Чулков, — спросил он низким хрипловатым голосом.

— Да, я… Извините… Он самый… Вот, — промямлил инженер, задыхаясь от сковавшего его страха. «Доигрался», — пронеслось в голове: «Посадят. Как пить дать, посадят!»

— Это вы давали объявление? — милиционер достал из внутреннего кармана кителя смятую газетку, развернул ее и могучим пальцем ткнул в самую середину страницы.

— Да, я… Так точно… Вот… Это, знаете ли… Чулков хотел добавить: «дурацкая шутка», — но язык его будто окаменел.

— Замечательно, — сказал задумчиво милиционер и неумело улыбнулся. — Можно пройти в комнату?

— Да, да, конечно… Пожалуйста, — Чулков освободил проход от своего тщедушного тела. «Посадят. Непременно посадят», — чуть было не заскулил он от испуга: «Позора теперь не оберешься».

Но грозный страж порядка, вопреки опасению инженера, почему — то не спешил доставать пистолет и наручники. Он как — то весьма загадочно взглянул на Чулкова. Человеку бывалому такой взгляд показался бы даже заискивающим. Именно так смотрят люди в погонах на свое начальство и симпатичных девушек.

— Я омоновец, — сообщил верзила печально, — прошел множество горячих точек, был многократно ранен и контужен, имею правительственные награды…

«Пожалуй, не посадят», — малая толика сладкой надежды окропила сердце инженера.

— Не могли бы вы мне, м — м, господин…

— Чулков.

— Господин Чулков, продать свои сны. На, так сказать, батальную тему. Очень люблю боевики. Я последнее время, знаете ли, тоскую по войне… — и милицейский громила как — то по — школьному стыдливо отвел глаза в сторону.

Огромное облегчение наступило в душе Чулкова, возвернулась душа из пяток на свое обычное место.

— Да, да, конечно, берите.

— По какой цене?

— Даром берите.

Но омоновец был не приклонен. Он даже насупился, сделался еще выше ростом и шире в плечах, когда услышал о дармовщине. Сначала он произнес весьма пространную речь о пагубности дачи и получения взятки и различных несанкционированных презентов, потом умоляюще посмотрел на Чулкова и попросил назначить конкретную цену.

— Сто рублей, — смущенно произнес инженер, стараясь не глядеть в глаза блюстителю порядка. Омоновец заподозрил неладное, и лицо его приобрело пугающе грозный вид.

— Пятьдесят, — промямлил Чулков, густо краснея.

Омоновец и вовсе опешил. И, чтобы Чулков далее не торговался, достал из кармана увесистую пачку денег, отсчитал сто пятьдесят рублей и протянул их инженеру.

Лишь Чулков взял купюры в руки, грозный милиционер таинственным образом исчез.

«Чудеса», — подумал инженер: «Чудеса в решете!» Он хотел, было, развить свою мысль, но в дверь вновь позвонили.

Это была худенькая девушка в очках, то ли школьница — старшеклассница, то ли студентка начальных курсов. Не то, чтоб симпатичная, но без явных изъянов лица и фигуры. О таких девушках говорят «на любителя».

— Ваша фамилия Чулков, — поинтересовалась она весьма застенчивым голосом.

— Совершенно верно.

— Вы продаете сны? — акцент она сделала на слове «вы».

— Да, я… Некоторым образом, так сказать, — Чулкову девушка понравилась. Надо отметить, что ему, закоренелому холостяку сорока трех лет нравились всякие девушки. Даже рыжие и конопатые. Даже, извините за выданный секрет, слегка хромые и сутулые. Вот только Чулков им почему — то категорически не нравился. То ли слабым атлетизмом своих телес, то ли неровно растущей лысиной, то ли просто карма у него была не подходящая.

— Да вы проходите. Проходите в комнату, — заворковал Чулков. — Или, лучше, знаете ли, проходите сразу на кухню. Чаю, кофе, вина хотите? А, может, для начала в шашки сыграем, хи — хи, или в картишки перекинемся?

— Спасибо, не стоит, — девушка смущенно переминалась с ноги на ногу, — я бы купила у вас сны… — тут она совершенно зарделась, — о чувствах… Вернее, мне, право, весьма неловко об этом говорить…

— О любви? — подсказал Чулков, щедро и щербато улыбаясь.

Щеки девушки сделались вовсе ярко пунцовыми, и она утвердительно кивнула головой.

Чулков невольно залюбовался ею. Хрупкая фигурка, смешные очки, длинные ресницы, аккуратная челка, ямочки на щеках.

— А как вас зовут? — спросил инженер вкрадчивым голосом.

— Это в данный момент неважно, — ответила она на удивление весьма дерзко, — продаете или нет?

— Продаю, продаю, — Чулков вдруг почувствовал в своем дряхлеющем теле игривость молодого петуха. — А вас, какая любовь интересует?

Девушка недоуменно посмотрела на него глазами терновой синевы.

— Любовь бывает, знаете ли, разная, — Чулков входил в раж, как глухарь на токовище. — Любовь бывает традиционная между мужчиной и женщиной. А, бывает, хи — хи, между мужчиной и мужчиной. Случается, что и между женщинами возникает любовная страсть. Есть любовь групповая…

Чулков был просвещенным человеком. Ему снились разнообразные сны.

Девушка заметно смутилась от таких откровений.

— Так о какой любви вы предпочитаете сны?

— Я бы купила все, — простонала она, едва не падая в обморок от стыда, — назовите цену.

— Право не знаю, — Чулков бросил в атаку последний резерв своего ухажерского арсенала, пытаясь приобнять девушку за талию. — Мне неловко брать деньги с такой симпатичной, хи — хи, студентки за подобные пустяки. Может, все же сначала чайку, кофейку, винца? У меня есть неплохой портвейн…

— Назовите цену, — девушка энергично отбросила руку инженера со своей талии, — или я немедленно ухожу!

Но Чулков решил продолжить свои неуместные ухаживания и еще немного пофлиртовать с девушкой.

— Ну, скажем. Десять рублей вас устроит?

Девушка решительным жестом сунула ему в ладонь десять рублей и моментально испарилась.

«Чудеса!» — подумал Чулков, пряча деньги в карман: «Чудеса, да и только!» И он с удовольствием захихикал своим противным тенорком.

В дверь снова позвонили. Третьим посетителем оказался солидный мужчина в шляпе, своим видом напоминающий крупного начальника. А то и вовсе министра. Запонки на манжетах его кипельно белой рубашки и заколка на умопомрачительном галстуке сверкали алмазным блеском.

— Мне нужен господин Чулков, — произнес он уверенным, не терпящим возражений, голосом.

— Я вас слушаю.

— Мне случайно попалось на глаза ваше объявление в газете. О снах. Товар меня заинтересовал, — мужчина беглым взглядом осмотрел прихожую, ее бедное убранство. — Я могу быть уверенным в том, что наш разговор останется конфиденциальным?

— Безусловно.

— Я не о том, — взгляд незнакомца продолжал напряженно исследовать углы, стены и потолок прихожей. — Вы гарантируете мне, что нас сейчас не подслушивают?

Лицо Чулкова вмиг сделалось настолько удивленным и вместе с тем наивным, даже глупым, что солидный мужчина немного успокоился.

— Я, понимаете, занимаю очень высокий и ответственный государственный пост… Меня знают и ценят в Кремле… Хотя, вам об этом и не следовало бы знать… Короче говоря, строго между нами, я надеюсь, что вы понятливый человек, — незнакомец грозно взглянул на Чулкова, — я хотел бы купить у вас весьма… Весьма пикантный цикл снов.

— Я к вашим услугам.

— Мне нужны ужасы. Да, да, не удивляйтесь, ужасы. И чем ужаснее будут ужасы, тем лучше. У вас есть подобный товар?

— Да, конечно.

— Тогда я беру все, что касается ужасов и садо — мазохизма, — солидный мужчина достал из внутреннего кармана солидного пиджака весьма солидный кошелек. — Сколько с меня?

Чулков задумался. С одной стороны, с такого солидного и явно не бедного человека, возможно, дипломата, министра или депутата Госдумы брать деньги не разумно. Если войти в дружбу, опереться на его связи… Связи важнее денег… Но, с другой стороны, с кого же тогда брать, как не с обладателя тугого кошелька? С солидного человека можно и содрать побольше… За солидность. Хотя, конечно, связи важнее…

— Так сколько вы хотите?

— Двести! — выпалил Чулков.

Незнакомец раскрыл кошелек, достал пачку долларов, перетянутых тонкой резинкой, вытащил из нее две стодолларовые кредитки, положил их на тумбочку и мгновенно исчез.

С парня лет двадцати восьми, носатого и длинноволосого за научно — фантастические сны Чулков слупил триста целковых. На полноватой даме бальзаковского возраста, интересующейся снами на английском, немецком, французском, испанском, итальянском и еще двух десятках иностранных языков, инженер заработал пятьсот рублей. Мультяшные сны двум школьницам — близняшкам Чулков уступил за тысячу двести.

Поток покупателей еще долго не прекращался. Люди приходили, покупали сны и тут же таинственно исчезали. Каждый раз Чулков набавлял цену, но никто не скупился.

Ближе к обеду в квартиру инженера влетел запыхавшийся молодой человек в джинсовом костюме. Выглядел он весьма деловито.

— Вы Чулков?

— Он самый.

— Сны продаете?

— Продаю.

— Оптом или в розницу?

— Как вам будет угодно.

Молодой человек недоверчиво взглянул на Чулкова. Такая покладистость продавца показалась ему весьма подозрительной.

— И оптом тоже?

— Что предпочитаете смотреть? — инженер уже научился торговаться и вел себя весьма уверенно.

— Я? Я сам ничего не смотрю.

— Странно.

— Ничего странного. Я владелец видео проката, предприниматель средней руки. Сам ничего не смотрю. За три года мне это кино вот уже где, — молодой человек рубанул ладонью по кадыку, — а вот для моих клиентов… Сколько вы хотите?

— А какие сны вас интересуют?

— Я бы взял все, что у вас имеется. Но по оптовой цене.

Чулков растерялся. Сколько у него осталось снов, он не знал. Очевидно, немного. Но и прогадать ему не хотелось.

— Три тысячи! — загнул инженер.

— Две! — мгновенно парировал бизнесмен средней руки.

— Две восемьсот, — чуть подумав, сбавил цену Чулков.

— Две двести, — нехотя набавил молодой человек.

— Две семьсот!

— Две триста!

— Две шестьсот!

— Две четыреста!

— Две пятьсот! — одновременно рявкнули инженер с бизнесменом. Они стояли друг напротив друга, оба раскрасневшиеся и взбудораженные от проведения торгов.

— По рукам! — взвизгнул бизнесмен.

— По рукам! — взвизгнул инженер.

Расплатившись мелкими, большей частью ветхими и помятыми купюрами, оптовик испарился из квартиры Чулкова.

Последним, кто посетил инженера, был один весьма нервный тип. Он совсем недавно переквалифицировался из телерепортеров в кинодраматурги. Такие типы, как он, опаздывают всегда и всюду. Потому, как являются типами чересчур творческими и амбициозными.

— Как больше нет?! Ни одного сна?! — театрально заламывал он пальцы. — Я вас абсолютно не понимаю!

— Продано, — тупо повторял Чулков, — все уже продано, стараясь вытолкать из прихожей весьма нервную натуру за дверь.

— Как продано?! Кому продано?! Почему продано?! — бесновался киносценарист и упорно не желал покидать чулковскую жилплощадь. — Я вас решительно не понимаю! Это форменное безобразие! Я буду на вас жаловаться в союз кинематографистов!

Никакие доводы Чулкова творческую личность не устраивали. Бросив брать на арапа, он принялся верноподданно целовать Чулкову руку. Потом упал на пол и принялся в истерике кататься по прихожей, загородив своим мясистым телом проход к двери.

Потом киносценарист неожиданно предложил Чулкову десять тысяч рублей за один сон. У инженера от жадности задрожали коленки, и на лбу его выступила холодная липкая испарина. Но кинодраматург тут же удвоил цену. Потом утроил, удесятерил ее. Чулков был близок к обморочному состоянию. Он отчетливо понял, что страшно продешевил со своими снами, что больше продать ему нечего, что он упустил тот великолепный шанс, о котором ему поведала старуха.

А кинодраматург продолжал умолять инженера, продолжал сулить огромные деньги, стращать рэкетом, порчей и союзом кинематографистов. Эта бурная эмоциональная сцена, длившаяся довольно долго, наконец — то их обоих довела до предынфарктного состояния и окончательно выбила из сил. Кинематографист вдруг замолчал, взор его, до того пылающий неистовым огнем, потух, да и сам он как — то резко обмяк. Он поднялся с пола, небрежно отряхнул штаны и покинул квартиру Чулкова, злобно хлопнув на прощанье дверью.

Конец ознакомительного фрагмента.