Сюжетная типология русской литературы XI-XX веков (Архетипы русской культуры). От Средневековья к Новому времени
В монографии представлен синтез теоретического и практического подходов к произведениям русской литературы в рамках структурной типологии. Рассматриваются жанры «преподобнического» и «мученического» житий, «воинской повести», сочинения А. Курбского, протопопа Аввакума, тексты о «злых» и «добрых женах», произведения И. С. Тургенева, В. М. Шукшина. Показано, что все они восходят к архетипическому сюжету о Христе и Антихристе и образуют смежные ряды в границах общего типологического направления. Выстроенная типология позволяет обнаружить «повторяемость в больших масштабах» (В. Я. Пропп) в более чем тысячелетнем национальном историко-литературном процессе, выявить глубинную преемственность между средневековой и новой русской литературой. Предложенный теоретико-методологический подход выводит на решение задачи построения истории русской литературы, основанной на структурно-типологических принципах. Работа предназначена для филологов, гуманитариев, а также для всех, кто интересуется русской словесностью, историей, ментальностью и культурой.
Оглавление
- Введение
- Глава 1. Век XI и век XX: два сюжета русской литературы. Cюжет-архетип и структурно-типологические модели «преподобнического» и...
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сюжетная типология русской литературы XI-XX веков (Архетипы русской культуры). От Средневековья к Новому времени предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 1
Век XI и век XX: два сюжета русской литературы. Cюжет-архетип и структурно-типологические модели «преподобнического» и «мученического» житий
В настоящей главе ставится целый ряд задач. Во-первых, будут сопоставлены два хронологически очень далеко отстоящих друг от друга сюжета русской литературы. Один из них, представленный циклом агиографических сочинений об убиении Бориса и Глеба, принадлежит веку ХI, другой — веку ХХ — это рассказ В. М. Шукшина «Сураз». Нет необходимости объяснять, что данные тексты, находящиеся на полюсах национального историко-литературного процесса, относящиеся к разным типам культур («средневековой» и «новой»), представляются никак не связанными между собой. Во-вторых, вниманию читателей будет предложена реконструкция сюжета-архетипа, к которому восходят анализируемые в данной работе тексты. В-третьих, мы ставим задачу построения структурно-типологических моделей «преподобнического» и «мученического» житий и рассмотрения особенностей функционирования последней.
1.1. Жизнеописание князя Святополка
Произведения, входящие в борисоглебский цикл, принадлежат к жанру «жития-мартирия» (мученического жития). В них рассказывается о мученическом подвиге братьев Бориса и Глеба. Но нас будут интересовать не центральные герои-святые, а Святополк — антигерой-злодей. Из сочинений цикла мы рассмотрим Летописную повесть50, «Сказание о Борисе и Глебе»51 и «Чтение» о Борисе и Глебе Нестора52 (далее — Лп., Ск. и Чт.). (Проблема датировки и взаимозависимости произведений борисоглебского цикла в науке до сих пор не решена. Возможно, что Ск. и Чт. были написаны в начале ХII века53.)
Прежде чем анализировать книжную биографию Святополка, остановимся вкратце на тех исторических событиях, которые вызвали появление произведений цикла.
15 июля 1015 года умер киевский князь Владимир. В момент смерти рядом с князем находился его сын Святополк54. При жизни взаимоотношения между ними были таковы, что Святополку нечего было надеяться на то, что отец завещает ему киевский стол как (вероятно) старшему из сыновей.
Святополк решил воспользоваться обстоятельствами, складывающимися в его пользу. Он скрыл смерть отца от своих братьев и послал на них убийц. Сначала был убит Борис, потом Глеб, затем Святослав. (Канонизированы были только Борис и Глеб, о Святославе не сообщается ничего, кроме факта бегства «въ Угры» и убийства55.) Узнав от сестры Предсла-вы об убийстве Святополком Бориса, в междоусобицу вступил брат Ярослав, княживший в Новгороде. Вражда между братьями длилась довольно долго. Только в 1019 году Ярославу удалось окончательно разбить дружину Святополка, который бежал за пределы Руси и там умер. Ярослав занял киевский стол. Такова, если доверять текстам борисоглебского цикла56, историческая канва событий, легших в их основу57.
Образ Святополка специфичен. Специфика его не исчерпывается тем, что он брат-убийца Бориса и Глеба. Греховность Святополка не только предопределена его функцией агиографического героя-злодея, но изначально присуща ему. Святополк — злодей по своей природе, он отмечен «дьявольской печатью» от рождения.
Cвятополк рожден от монахини-гречанки, которую привел на Русь и отдал в жены «красоты ради лица ея»58 (в цитатах выделено курсивом здесь и далее нами. — В.В.) сыну Ярополку князь Святослав (погиб в воинском походе в 972 году). Ярополк был затем (в 980 году, согласно ПВЛ) убит в междоусобной борьбе за киевский престол братом Владимиром59. Он взял и жену убитого брата, уже беременную Святополком. Ск. повествует об этом так: «Сего [Святополка] мати преже бе чьрницею, гръкыни сущи, и поялъ ю бе Яропълкъ, братъ Володимирь, и ростригъ ю красоты деля лица ея. И зача отъ нея сего Святополъка оканьнааго. Володимеръ же, поганъи еще, убивъ Яропълка и поятъ жену его непраздьну сущю. Отъ нея же родися сии оканьныи Святопълкъ»60. Ср. в Лп.: «Володимерь же залеже жену братьню грекиню, и бе непраздна, от нея же родися Святополкъ»61.
Преступный князь, таким образом, не волен в своей греховной сущности. Вина лежит на его матери-монахине, иноплеменнице-гречанке, расстриженной Ярополком. Монах (по средневековым представлениям) «живой», «непогребенный мертвец». Его жилище, келья, — гроб. Эти представления буквальны, а не метафоричны. «…по Иванна Лествечника слову: “Всяк чернец преже смерти умрет, гроб себе келию обрет”»62, — писал автор «Иного сказания» (ХVII век). Свершив обряд пострига, монах отрекся тем самым от мирской жизни. Его путь отныне устремлен в царство небесное. Назад, в мир, дороги нет. Великий грех монахине вступить в брак, зачать и родить ребенка. Кто может родиться от живого мертвеца, отступницы пути Божьего? Только человек, воплощающий в себе абсолютное зло. «От греховьнаго бо корени золъ плодъ бываетъ: понеже бе была мати его черницею»63, — пишет автор Лп. о его рождении. Кроме того, у Святополка два отца, они же два брата, и один из них убил другого. «И бысть отъ дъвою отьцю и брату сущю»64. Неудивительно, что Владимир не испытывал теплых чувств к Святополку65. «Темь же и не любляаше его Володимиръ, акы не отъ себе ему сущю»66. Ср. Лп.: «Темь и отець его не любяше, бе бо от двою отцю, — от Ярополка и от Володимера»67.
Святополк рожден в блуде («Володимеръ залеже ю [гречанку] не по браку, прелюбодейчичь бысть убо»68), в великом грехе и зле. Так рождается злодей-убийца. От рождения он лишен выбора между добром и злом. Его участь — делать зло. Этот момент подчеркнут в Лп.: «Золъ бо человекъ, тщася на злое, не хужи есть беса; беси бо Бога боятся, а золъ человекъ ни Бога боится, ни человекъ ся стыдить; беси бо креста ся боять Господня, а человекъ золъ ни креста ся боить»69. Эти слова относятся к «законо-преступным» слугам, исполнившим замысел князя, но и его самого они характеризуют в высшей степени. Природное состояние Святополка — грех (= «болезнь»). И сам он осознает это! Замыслив убийство Глеба после расправы над Борисом, он рассуждает: «Зане его же [Бориса] Господь възлюби, а азъ погнахъ и къ болезни язву приложихъ, приложю къ безаконию убо безаконие. Обаче и матере моея грехъ да не оцеститься и съ правьдьныими не напишюся, нъ да потреблюся отъ книгъ живущиихъ»70.
Мотив рождения от блуда предопределяет зло в характере героя, объясняет его злые, греховные поступки и действия (братоубийство), злую судьбу.
Говоря о греховности Святополка, его «злой судьбе» (равно как и о других подобных мотивах), мы следуем за средневековыми авторами, пытаемся реконструировать их понимание образа и судьбы Святополка. Зло обнаруживается в преступных замыслах и деяниях князя. Захватив великокняжеский стол, он поступает так, как на его месте поступил бы каждый, кто хитростью и обманом захватил власть, — подкупает и задабривает киевлян. «…и съзва кыяны, и нача даяти имь имение. (Ср.: «многы дары имъ давъ»71.) Они же приимаху, и не бе сердце ихъ с нимь, яко братья ихъ беша с Борисом [в походе против печенегов]». Свои истинные намерения Святополк прикрывает лживыми словами. Он призывает Бориса в Киев, обещая ему мир и соблазняя прибавлением наследства: «Каиновъ смыслъ приимъ, посылая к Борису, глаголаше, яко “С тобою хочю любовь имети, и къ отню придам ти”; а льстя под нимъ, како бы и погубити»72. «Льстьно, а не истину глаголя»73, — заключает и автор Ск.
Послушание — одна из основных добродетелей святого. В произведениях рассматриваемого цикла речь идет о послушании детей отцу и старшему брату, занявшему место отца. Владимир призывает «скоропослушьливааго» Бориса, чтобы отправить его на печенегов. «Онъ же съ радостию въставъ иде рекъ: “Се готовъ есмь предъ очима твоима сътворити, елико велитъ воля сьрьдца твоего”. О таковыихъ бо рече Притъчьникъ: “Сынъ быхъ отьцю послушьливъ и любиимъ предъ лицьмь матере своея”»74. Ср. о Глебе: «бе бо послушливъ отцю»75.
Послушливость Бориса и Глеба предельна, она приводит их к подвигу непротивления, добровольной мученической смерти от рук брата, узурпатора власти отца. Эта мысль ярко представлена в молитве израненного Бориса: «…веси бо, Господи мои, яко не противлюся ни въпрекы глаголю, а имыи въ руку вься воя отьца моего и вься любимыя отьцемь моимь, и ничьто же умыслихъ противу брату моему»76. Зная о послушливости Глеба родителю, Святополк призывает его в стольный град от имени уже мертвого отца. «Святполкъ же оканьный помысли въ собе, рекъ: “Се убихъ Бориса; како бы убити Глеба?” И приимъ помыслъ Каиновъ, с лестью посла къ Глебу, глаголя сице: “Поиди вборзе, отець тя зоветь, не сдравить бо велми”»77. В своих деяниях (функциях, закрепленных за героем, мог бы сказать В. Я. Пропп) Святополк — лжец, обольститель и убийца. Этими способами он пытается осуществить свою изначальную «высокоумную» (гордую, дьявольскую) мысль — захватить власть в Киевской Руси. «…яко да избиеть вся наследьникы отьца своего, а самъ приимьть единъ вьсю власть»78. (Ср. Лп.: «Избью всю братью свою, и прииму власть русьскую единъ»79, и в Чт.80.)
За злой жизнью следует и злая смерть героя.
Смерть Святополка — наказание («возмездие») от Бога. Ярослав, разгромивший его, в данном случае — орудие Божьей мести. В Лп. Ярослав молится (в Новгороде и перед битвой на р. Альте) о наказании братоубийце: «…да будеть отместьникъ Богъ крове братья моея <…> суди ми, Господи, по правде, да скончается злоба грешнаго»81. «Ярослав ста на месте, идеже убиша Бориса, въздевъ руце на небо, рече: “Кровь брата моего вопьеть к тобе, Владыко! Мьсти от крове праведнаго сего, якоже мьстилъ еси крове Авелевы, положивъ на Каине стенанье и трясенье; — тако положи и на семь”»82.
Заметим, что позиции Ярослава и Бориса в данном случае различны уже тем, что в молитве последнего звучит просьба к Господу: «…не вниди в судъ с рабом своим, яко не оправдится предъ Тобою всякъ живый», «и не сотвори ему [Святополку], Господи, в семь греха»83 (Лп.). Ср.: «…Ты, Господи, вижь и суди межю мною и межю братъмь моимь и не постави имъ, Господи, греха сего»84 (Ск.). Параллель к отмеченному мотиву — слова Стефана: «Господи, не постави им греха сего» [Деяния 7, 60]. Ср. с просьбой Христа о распинающих его: «Иисус же глаголаше: Отче, отпусти им: не ведят бо что творят» [Лука 23, 34].
Все сбылось по молитве Ярослава. Бог преследует злодея-убийцу, проклятого от рождения, и гонит его до самой могилы. Святополк гибнет именно так. Разбитый дружиной брата Ярослава он бежит за пределы Руси. (Заметим, что Ярослава вообще нет в сцене бегства и гибели Святополка.) «И нападе на нь бесъ, и раслабеша кости его, яко не мощи ни на кони седети, и несяхуть его на носилехъ. И прибегоша Берестию съ нимь. Онъ же рече: “Побегнете, осе женуть по насъ!” И посылахуть противу, и не бе ни гонящааго, ни женущааго въ следъ его. И, лежа въ немощи, въсхопивъся глааголаше: “Побегнемы еще, женуть! Охъ мне!” И не можааше тьрпети на единомъ месте, и пробеже Лядьску землю гонимъ гневъмь Божиемь. И прибеже въ пустыню межю Чехы и Ляхы, и ту испроверьже животъ свои зъле. И приятъ възмьздие отъ Господа, яко же показася посъланая на нь пагубьная рана и по съмьрти муку вечьную <…> И есть могыла его и до сего дьне, и исходитъ отъ нее смрадъ зълыи на показание чловекомъ»85. Сбылось пророчество, которое автор Ск. провозгласил устами псалмопевца Давида: «Възлюбилъ еси зълобу паче благостыне <…> Сего ради раздрушить тя Богъ до коньца, въстьргнеть тя и преселить тя отъ села твоего, и корень твои отъ земля живущихъ»86.
Таким образом, жизнеописание Святополка представляет собой сюжет, в структуру которого входят три связанных между собою причинно-следственной связью мотива87:
— рождение от блуда;
— злая судьба (трагическая, так как герой не властен над ней, он не в силах избавиться от тяготеющего над ним проклятия — греха своих родителей);
— злая смерть («возмездие» Божие)88.
На лице Святополка маска братской любви, но в своих деяниях (функциях) князь — лжец, обольститель и убийца. Этими способами он пытается осуществить «высокоумную» (гордую, дьявольскую) мысль — захватить власть в Киевской Руси. За злой жизнью следует и злая смерть89.
Злая смерть — «озеро огненное, горящее серою», ад, бездна, куда суждено быть низвергнутыми зверю и лжепророку и где суждено мучиться каждому, «иже не обретеся в книзе животней написан» [Откр. 20, 15] (ср.: размышления Святополка о «книге жизни»). Злую смерть, возмездие от Бога наследует «человек греха», Антихрист. Равно как и Святополк. Поставленная таким образом проблема не исчерпывается данной аллюзией, и сама аллюзия оказывается не случайной, она имеет далекие следствия — выводит проблему на решение вопроса о генезисе сюжетной структуры жития в целом.
1.1.1. Жизнеописание Спирьки Расторгуева (В. М. Шукшин «Сураз»)
Прежде чем говорить о генезисе, обратимся к произведению В. М. Шукшина.
Кто такой герой рассказа «Сураз»? Естественно, не князь, а простой деревенский парень, шофер Спирька Расторгуев. Он самоубийца. Трагическое в судьбе Спирьки — следствие его блудного, греховного происхождения.
В с. Ясное приехали учителя, Ирина Ивановна и Сергей Юрьевич Зеленецкие, и поселились у стариков Прокудиных. В сцене знакомства с ними после выпитой рюмки коньяку Спирьке захотелось “рассказать весело” о своей жизни.
« — Я — сураз, — начал он.
— Как это? — не поняла Ирина Ивановна.
— Мать меня в подоле принесла. Был в этих местах один ухарь. Кожи по краю ездил собирал, заготовитель. Ну, заодно и меня заготовил.
— Вы знаете его?
— Ни разу не видал. Как мать забрюхатела, он больше к ней глаз не казал. <…> Ну, и стал я, значит, жить-поживать…»90.
Шукшин часто называл свои рассказы по имени героя91. Здесь рассказ назван “Сураз”. Перед нами — кличка, заменитель имени. В словаре В. И. Даля «сураз» (в частности, с пометкой «сиб.») — «небрачно рожденный», а также «бедовый случай, удар, огорченье». Выражение «сураз за суразом» — «беда по беде»92. В словаре М. Фасмера зафиксировано значение «сураз» — «несчастье».
Спиридон в переводе с латинского также означает «незаконнорожденный». И подлинное имя, и кличка героя — синонимы. Автор сверхакцентировал семантику незаконного рождения героя, связав ее со смыслами «несчастья», «беды», «удара»93. (В. М. Шукшин долго подбирал название для рассказа, написанного для задуманного цикла «Непутевые люди». Одно из первоначальных названий рассказа — «Непутевый». Окончательный вариант дает реализацию мифологемы «имя есть судьба».)
Спирька не имеет корня, на который мог бы опереться, он действительно «только что родился»94. Спирька — изгой, трагический персонаж. Он лишен с точки зрения крестьянского понимания нормальной судьбы, «выключен» из структуры крестьянского мира «добрых людей». У него «все не как у добрых людей!»95. «Тридцать шесть лет — ни семьи, ни хозяйства настоящего»96. «Мать <…> стыдилась, что он никак не заведет семью <…> ждала, может, какая-нибудь самостоятельная вдова или разведенка прибьется к ихнему дому»97. (В этом желании — мысль автора о соединении одной неудавшейся, «непутней» судьбы с другой, такой же неудавшейся и «непутней», как последней возможности создать для героя семью.)
Отверженность Спирьки подчеркивает и сравнение его с «черным человеком» (в сцене последнего прихода к учителям). «Он явился, как если бы рваный черный человек из-за дерева с топором вышагнул…»98. В поэтике С. Есенина, любимого поэта В. М. Шукшина, «черный человек» — дьявольский двойник героя, появляющийся накануне самоубийства поэта. В этом же ряду стоит выражение «чухонец отпетый»99: Спирька сравнивается автором с дружком, «таким же отпетым “чухонцем”»100.
«Жизнь Спирьки скособочилась рано», — пишет автор и дает следующую характеристику герою: «Рос дерзким, не слушался старших, хулиганил, дрался… Мать вконец измучилась с ним»101. Спирька бросил школу, не миновать ему было и тюрьмы. «Пять лет “пыхтел”»102. Само его преступление нелепо (оно описано автором в комическом ключе). Но такое уж Спирьке, что говорится, «на роду написано».
Поведение героя определяет мотив блуда: «Знает свое — матерщинничать103 да к одиноким бабам по ночам шастать. Шастает ко всем подряд, без разбора»104.
С мотивом блудного поведения связана другая черта образа героя — красота. «Он поразительно красив; в субботу сходит в баню, пропарится, стащит с себя недельную шоферскую грязь, наденет свежую рубаху — молодой бог! Глаза ясные, умные… Женственные губы ало цветут на смуглом лице. Сросшиеся брови, как два вороньих крыла, размахнулись в капризном изгибе. Черт его знает!.. Природа, кажется, иногда шутит»105. Красота помогает Спирьке легко одерживать победы на любовном фронте. В сцене свидания с чужой женой, учительницей Ириной Ивановной, Спирька думает: «Хорошо все-таки, что он (так!) красивый106. Другого бы давно уж поперли, и все»107.
Прижитый от «проезжего молодца», герой сам повторяет судьбу своего непутевого родителя. «Спирька был вылитый отец, даже характером сшибал, хоть в глаза не видал его»108. Рождение и жизнь Спирьки — это накопление греха109. Спирька необычайно легок, ни к чему он не относится серьезно. «Ему все “до фени”»110. Его ничто не удерживает на этой земле. (Исключение — любовь к матери: «Вот кого больно оставлять в этой жизни — мать»111.) Порывиста и разрушительна (как и все «блудное» в его жизни) любовь Спирьки к учительнице Ирине Ивановне. Но автор пишет не героя-злодея и даже не «отрицательного героя», его интересует, пользуясь его же словами, «человек “в целом”»112. Спирька — незаконнорожденный, но он не «злой человек», он, наоборот, «неожиданно добрый». В этом определении — безошибочное, математически точное, гениальное чутье образа В. М. Шукшиным.
Автор дает целый ряд примеров, раскрывающих эту черту образа-характера Спирьки. «Пришел [из тюрьмы] — такой же размашисто красивый, дерзкий и такой же неожиданно добрый. Добротой своей он поражал <…> Мог снять с себя последнюю рубаху и отдать — если кому нужна. Мог в свой выходной поехать в лес, до вечера пластаться там, а к ночи привезти машину дров каким-нибудь одиноким старикам. Привезет, сгрузит, зайдет в избу.
— Да чего бы тебе, Спиренька, андел ты наш?..»113.
Не только блудное, злое, но и ангельское начало воплощено в Спирьке. Зло — в его судьбе, добро — в его душе. Доброта как духовное качество героя проявляется, например, в его помощи двадцатитрехлетней вдове Нюре Завьяловой, оставшейся в войну «с двумя маленькими ребятишками».
В подобных поступках Спирька предстает как человек деятельного, нелицемерного христианского добра! У него самого ничего нет, а он готов пластаться весь свой выходной (!) ради одиноких стариков, односельчан. Нюре Спирька сбросил ночью в огород мешок казенного зерна — не стоит говорить о том, каким образом в военное, сталинское время мальчишка мог поплатиться за такую помощь…
Именно добротой объясняется и его жалость к женщинам с несложившейся судьбой. «Шастает» Спирька в основном к вдовам, одиноким, словно желая сколько можно скрасить не только свое, но и их существование. «Славный это народ, одинокие женщины! Почему-то у них всегда уютно, хорошо <…> Можно между делом приласкать хозяйку, погладить по руке… Все кстати, все умно. Они вздрагивают с непривычки и смотрят ласково, пытливо. Милые. Добрые. Жалко их»114. Значимо, что в такого рода общении для Спирьки важна душевная сторона. «Как назло кому: любит постарше и пострашней.
— Спирька, дурак ты, хоть рожу свою пожалей! К кому поперся — к Лизке корявой, к терке!.. Неужели не совестно?
— С лица воду не пить, — резонно отвечает Спирька. — Она — терка, а душевней всех вас»115.
Герой не может найти в себе зла даже к «лютому врагу», учителю Сергею Юрьевичу, который избил его и которого он хотел застрелить. Сцены мести, которые Спирька пытается вызвать в своем воображении, неубедительны для него самого. Он никак не может разозлиться, «завестись» по-настоящему. «Его вдруг поразило, и он даже отказался так понимать себя: не было настоящей, всепожирающей злобы на учителя <…> он понял, что не находит в себе зла к учителю. Если бы он догадался подумать и про всю свою жизнь, он тоже понял бы, что вообще никогда никому не желал зла»116. Именно доброта спасает его от рокового шага, не дает перешагнуть границу добра и зла. Дикая сцена готовящегося ночного убийства кончается тем, что Спирька «ясно вдруг понял: если он сейчас выстрелит, то выстрел этот потом ни замолить (!), ни залить вином нельзя будет»117. Он решил застрелиться сам.
Автор фиксирует его психологическое состояние перед самоубийством: «Вообще, собственная жизнь вдруг опостылела, показалась чудовищно лишенной смысла. И в этом Спирька все больше утверждался. Временами он даже испытывал к себе мерзость. Такого никогда не было с ним. В душе наступил покой, но какой-то мертвый покой, такой покой, когда заблудившийся человек до конца понимает, что он заблудился, и садится на пенек. Не кричит больше, не ищет тропинку, садится и сидит, и все»118.
Рожденный от блуда Спирька заблудился в жизни и кончил злой, греховной смертью. Он должен был убить и повторить судьбу своего отца, которого «за что-то арестовали», а дальше Спирька предполагает (фактически не зная!), «наверно, вышку навели»119. (Ср. с судьбой Святополка, которая предопределена грехом матери120.)
« — Спиридон… тебе же будет расстрел, неужели…
— Я знаю»121.
Это диалог в сцене готовящегося убийства. Судьба отца (мы не знаем ее начала) могла повториться в судьбе сына. Но преступления не произошло и, выражаясь языком героя, вышку не навели. Ствол, направленный в другого, Спирька развернул и направил в свою грудь. Только так оказалось возможно разорвать цепь «зла-греха», которой была окована его судьба. (Здесь возникает неожиданное сцепление образа шукшинского героя с образом свершившего подвиг непротивления Бориса. Дружина предлагала Борису пойти против Святополка, но тот не захотел «възяти рукы на брата своего»122, то есть предпочел убийству собственную смерть. Однако на этом сходство в данной ситуации заканчивается.)
Святополк, проклятый и гонимый Богом, бежит, но не может скрыться от его гнева. Он разбит болезнью, внутренне дезориентирован, смят и раздавлен. Господь прервал его род, вырвал греховный корень из земли. Спирька начинает метаться и бегать, после того как замыслил преступление, и до самой сцены самоубийства. Он потерял все ориентиры и сам не осознает, что с ним происходит. «Он чуть не бежал, а под конец и побежал»123. «Надо что-то делать, надо что-нибудь сделать. “Что-нибудь я сейчас сделаю!” — решил он. Он подобрал ружье и скоро пошагал… сам не зная куда»124 — сцена на кладбище и др. Там же на кладбище он «незло» материт покойников:
« — Лежите?.. Ну и лежите! Лежите — такая ваша судьба. При чем тут я-то? Вы лежите, а я еще побегаю по земле. Покружусь»125.
Судьба Спирьки — бегать, кружиться, блуждать по земле без цели и смысла до самой своей роковой кончины.
Удивительно точна культурная топика рассказа В. М. Шукшина. Первое свое преступление Спирька совершает в бане. Баня — опасное, нечистое в народной мифологии место126. Он не решается застрелиться на кладбище127, где не место самоубийцам, нечистым, «заложным» покойникам128. Спирька застрелился в красивом месте, в лесу, среди природы. Перед смертью он слушает птиц. «Тоже парой летают», — подумал Спирька. (У него нет пары.) Еще он подумал, что люди завидуют птицам… Говорят: «Как птаха небесная»129. На кладбище он вспоминает маленькую девочку, свою племянницу. (И собственных детей у него нет!) В этих предсмертных образах — знак прорыва к какой-то безграничной, неведомой человеку, свободе, трагедии исчезновения с лица земли корня доброго (ангельской души) человека Спирьки Расторгуева и неблагополучия того мира, в котором он жил.
Совершенно очевидно, что жизнеописание Спирьки выстроено по той же сюжетной схеме, что и жизнеописание Святополка:
— рождение от блуда;
— злая судьба (и здесь трагизм заключается в том, что изменить ее не во власти героя);
— злая смерть (самоубийство).
1.2. Сюжет о Христе и Антихристе как сюжет-архетип
Структурно-типологический анализ представленных текстов показывает, что в основе жизнеописания Святополка и Спирьки Расторгуева лежит единая сюжетно-композиционная схема, общий архетипический сюжет. Следует остановиться на проблеме «архетипического», прежде всего, с той целью, чтобы выявить генезис данного сюжета.
Термин «архетип» предложен К. Г. Юнгом, основателем «глубинной», или «аналитической психологии». Предложен он для характеристики содержания «коллективного бессознательного». В связи с этим следует говорить об изначальных идеях, мотивах, образах, которые «имеют свое происхождение в архетипе» и «которые неожиданно обнаруживаются повсюду»130. К. Г. Юнг подчеркивает, что архетип имеет структурную природу. Для аналитика несомненный интерес представляет то, что структурные архетипические модели лежат в основе устной и письменной культуры от архаичной мифологии до литературы сегодняшнего дня. Задача исследователя — обнаружить и описать их. Сделать это достаточно сложно в силу ряда причин. В частности, потому, что одно из сущностных свойств структуры — способность к трансформации. Отсюда трудность ее узнавания — выявления общего в том, что воспринимается как совершенно разнородное и несопоставимое. Наличие архетипической структуры в том или ином произведении отнюдь не очевидно даже для специалиста, читатель же остается, в принципе, вне данной проблематики. Между тем описание архетипического дает ключ к скрытым (бессознательным, глубинным) смыслам текста, которые невозможно постигнуть иными путями и без понимания которых текст фактически остается непрочитанным.
Рассмотренные жизнеописания (Святополка и Спирьки) восходят к архетипическому сюжету о Христе и Антихристе. (В связи с анализом представленных текстов нас в первую очередь интересует сюжет об Антихристе.) Сама тема «Христос — Антихрист» трудноисчерпаема в своих аспектах и, как представляется, совершенно неисчерпаема в объеме и контекстах (еще и потому, что она открыта в живую жизнь). Мы сознательно ограничиваем себя рамками задач настоящего исследования и далее рассматриваем только существенные для анализируемых сюжетов мотивы.
Жизнеописание Христа носит канонический характер, оно представлено, прежде всего, в Четвероевангелии. Сложнее обстоит дело с сюжетом об Антихристе. Библейские тексты не дают сколько-нибудь цельного жизнеописания человека, рожденного противником Бога. Даже «Апокалипсис» Иоанна Богослова, повествующий о конце мира и временах Антихриста, не мог удовлетворить любопытство христианина, интересующегося данной фигурой.
Собственно говоря, жизнеописание Антихриста ни в виде канонического, ни беллетристического текста никем и никогда не написано. Однако его можно реконструировать. В законченном виде сюжет об Антихристе сложился частью в библейских текстах, частью — в экзегетике, частью — в апокрифической литературе и народной христианской легенде. Он сформировался как некий антитекст по отношению к сюжету о Христе. Мотивы данных сюжетов представляют собою совокупность бинарных оппозиций131.
Само имя Антихриста — оппозиция имени Христа. С другой стороны, можно утверждать, что у противника Сына Божия нет имени (ноль имени), ибо, строго говоря, Антихрист — это не имя. В греческой приставке «анти» — «против» и «вместо» — заключены лишь отрицание и подмена имени и образа Христа132. Ситуация явления «анти»-Христа заведомо предполагает самозванчество, обман и лжеподобие. Отсюда именование его Лжехристом.
Христос пришел на землю, чтобы искупить первородный грех, совершенный Адамом и Евой. Искупитель — одно из его имен133. Если в поступке Адама и Евы человечество пало и утратило бессмертие, то в жертвенной смерти Христа оно восстало и обрело его вновь. «Якоже бо о Адаме вси умирают, такожде и о Христе вси оживут» [1 Коринф. 15, 22]134. Христос искупает последствия грехопадения уже тем, что сам рождается вне плотского греха — от непорочного зачатия. Варианты рождения Антихриста: 1) от колена Данова («Как от колена Иудина родился Христос, так и от колена Да-нова имеет произойти антихрист»135; в Апокалипсисе колено Даново исключено из числа «запечатленных» колен Израилевых, то есть тех, кому суждено спастись [см.: Откр. 7, 5–8]136); 2) от монахини137; 3) от инцеста138; 4) от блудницы139 и др., — в сущности, сводятся к одному: он рождается не просто от плотской, но от блудной, греховной, незаконной связи. (Ср. идея природной греховности родившегося от блуда: «Ниже да внидет блудородный во храм Господень до десятаго рода» [Второзак. 23, 2].)
Христос — богочеловек, пришедший, чтобы дать человечеству возможность спасения, жизни вечной (одно из его имен — Спаситель; в именах Христа реализуется мифологема, раскрывающая смысл его земной судьбы). Антихрист — человек («человек беззакония, сын погибели» [2 Фесс. 2, 3]), пришедший в конце времен, чтобы навеки погубить поддавшихся искусу и последовавших за ним.
Христос — подлинный учитель («Вы же не нарицайтеся учителие: един бо есть ваш Учитель, Христос» [Матф. 23, 8]), он пришел в мир, чтобы открыть Истину и указать Путь. «Глагола ему Иисус: Аз есмь путь и истина и живот» [Ио. 14, 6]. «Аз на сие родихся и на сие приидох в мир, да свидетелствую истину» [Ио. 18, 37]. «Благодать (же) и истина Иисус Христом бысть» [Ио. 1, 17]. Антихрист — лжеучитель и лжепророк, «дух лестча (заблуждения)» [1 Ио. 4, 2]. Его образ коррелирует с образом дьявола, который «ложь есть и отец лжи» [Ио. 8, 44], он сам — «лживый» [1 Ио. 2, 22].
Антихрист, претендующий на роль Христа, его место и власть над душами людей, выступает в роли обуянного гордыней самозванца и ложного двойника Христа («противник и превозносяйся паче всякаго глаголемаго Бога или чтилища, якоже ему сести в церкви Божией аки Богу, показующу себе, яко Бог есть» [2 Фесс. 2, 4]). Антихрист — человек в маске добродетели (а потому его явление миру и человеку есть тайна!). Скрывая под личиною свою подлинную природу, он выдаст себя за Христа и предстанет им в глазах тех, кого ему удастся ввести в заблуждение140. Он — обольститель, как всякий неисповедующий Христа (уже цитированное: «сей есть льстец и антихрист» [2 Ио. 1, 7]). «Востанут бо лжехристи и лжепророцы и дадят знамения велия и чудеса, якоже прельстити, аще возможно, и избранныя» [Матф. 24, 24]. Он наделен, как и Христос, силой чудотворения, но эта сила от дьявола («Егоже есть пришествие по действу сатанину во всяцей силе и знамениих и чудесех ложных» [2 Фесс. 2, 9; ср.: Откр. 13, 14], и лишь благодаря своей связи с ним он добивается господства над людьми («и даде ему змий силу свою и престол свой и область великую» [Откр. 13, 2]; «и дана бысть ему область на всяцем колене (людий) и на языцех и племенех» [Откр. 13, 7]).
Дьявол «человекоубийца бе искони» [Ио. 8, 44]. Его посланник Антихрист, отвергая Истину и утверждая насилием свое ложное учение, сделает так, «да иже аще не поклонятся образу звериному, убиени будут» [Откр. 13, 15]. Если Христос дал человечеству закон, главнейшая заповедь которого — «не убий», то Антихрист — человек вне закона. Он не только провозглашает убийство, но в принципе отвергает все заповеди Христа141. Гордыня — основная психологическая черта в образе Антихриста; обольщение, проповедование лжи (блуда — об этом см. ниже), убийство — основные сюжетные функции, закрепленные за ним.
Конечная участь Христа — воскресение через мученическую смерть на кресте. Конечная участь Антихриста — 1) «егоже Господь Иисус убиет духом уст своих, и упразднит явлением пришествия своего» [2 Фесс. 2, 8]; 2) живым «ввержена быста <…> в езеро огненное горящее жупелом (серою)» [Откр. 19, 20] (ср. с участью дьявола: «и диавол льстяй их ввержен будет в езеро огненно и жупелно, идеже зверь и лживый пророк: и мучени будут день и нощь во веки веков» [Откр. 20, 10]); 3) покончить с собой, бросившись вниз с высокой горы, при приближении Христа (мотив самоубийства)142. Смерть Антихриста есть не что иное, как возмездие Божие за зло, сотворенное им на земле. Таким образом, отношения Христа и Антихриста определяет непримиримый нравственный, духовный конфликт, заканчивающийся победой Христа.
Христос и Антихрист воплотили два различных пути на земле. Христос — путь святости («ибо написано: “Зане писано есть: святи будите, яко аз свят есмь”» [1 Петра 1, 16]), спасения и истины. Рожденный от блуда Антихрист — путь лжи, заблуждения и гибели. Путь Антихриста есть восхождение к власти (тема власти является одной из центральных в рассматриваемом сюжете). Его жизнеописание включает в себя следующие основные элементы:
— рождение от блудной, греховной, незаконной связи143;
— ложь, обольщение, убийство в борьбе против Христа за власть над душами людей;
— смерть — возмездие Божие за зло, свершенное на земле (самоубийство — один из вариантов такой смерти).
Семантика слов с корнем блуд/бляд’ в древнерусском языке замечательно иллюстрирует смыслы сюжета об Антихристе144 (он предстает в описываемом сюжете в качестве своеобразного универсального блудника):
— «блуждание» («блуждать», «скитаться», «плутать»);
— «заблуждение», «ошибка» («заблуждаться», «ошибаться»);
— «обман», «ложь», «ересь» («обманывать», «лгать», «вводить в заблуждение», «проповедовать ложное учение»);
— «разврат», «распутство», «прелюбодеяние», «незаконное, безбрачное сожитие» («развратничать», «распутничать», «прелюбодействовать», «сожительствовать»);
— «уклонение от прямого пути в прямом и переносном смысле» («уклониться от истинного пути», «встать на ложный путь, путь гибели»)145.
Данная семантика неразрывно связана с темой возмездия: «Еже заповедей Божиих не послушати и в путех Его не ходити, гнева Его камо убежим?»146
Таким образом, жизнеописание и Святополка, и Спирьки восходит к архетипическому сюжету об Антихристе. (В обоих случаях следует говорить о воплощении инвариантной модели в конкретных текстах-вариантах.)
Сопоставление литературных произведений с изначальным, их породившим сюжетом позволяет определить специфику каждого из них. Наиболее существенным является, на наш взгляд, тот факт, что подобно Антихристу, до конца воплощает его природу только «злой человек» Святополк. Он рожден от блуда, он — убийца, лжец и обольститель и, вообще, все его деяния и поступки, сама судьба воплощают зло, ошибку и заблуждение, уклонение от истинного пути, за что он и наказан.
В произведениях цикла ничего не говорится о прелюбодейных отношениях князя с женщинами. (Красавица и блудница его мать — пусть невольно, но выступает в роли обольстительницы.) Святополк был женат на дочери польского короля Болеслава I Храброго147. Однако сюжет потенциально открыт для включения данного мотива. В легендарном «Сказании об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы» (ХVII век) автор подыскал Святополку невесту «во дне адове» — «ту блядь Улитку», убившую вместе с любовниками своего мужа148. Автор данного «Сказания»149 назвал Святополка другим, более подходящим для него именем, — Поганополк150. Он явно позаимствовал его из паремийных чтений в память об убиенных братьях151. В историю князь-братоубийца вошел под именем Святополка Окаянного. Смысл его деяний определяет именно данный эпитет (окаянный — «проклятый, отверженный церковью»152). Законы мифологемы «имя есть судьба» трансформировали имя князя от семантики святости и воинствования153 к семантике нечистого, антихристианского, отреченного154.
Смерть Святополка — «возмездие» от Господа за зло, свершенное на земле. Князь смердит (издает запах греха, нечистого) после смерти. На иконах Святополк изображен падающим «вниз головой на фоне черной пропасти»155. В связи с этим интересно замечание J. S. Wasilewski: «Позиция “вниз головой” в традиционной культуре входит в состав символического языка: “…в галерее образов, предоставленных в такой позиции, можно найти Иуду и Пилата, многочисленных преступников и осужденных, а прежде всего архетип их всех — Люцифера, Сатану, Антихриста”»156.
Спирька же, в отличие от Святополка, «неожиданно добрый». (Тексты сталкиваются и спорят друг с другом!) Если так можно выразиться, он — «реабилитированный» Антихрист. В его душе преобладает ангельское начало («андел ты» — сказано о нем). Душа его вне зла — он «вообще никогда никому не желал зла». Потому он и не совершает убийства. В этом отношении Спирька ближе к блаженным Борису и Глебу, которые подобны «ангелам, на благое посылаемым»157, чем к «злому сообщнику дьявола»158 Святополку. Поэтому на похоронах Спирьки «многие плакали»159. (Заплакал ли кто-нибудь о Святополке?)
Однако образ Спирьки раздвоен, «реабилитирована» только его душа. Судьба же окована злом, отсюда двойственность его поступков, поведения. В конце концов «блудное» оказалось сильнее. Герой потерял дорогу, заблудился в жизни, и ему не удалось избежать злой смерти-возмездия. (Конечный смысл реализуется в выстроенном контексте, а контекст в данном случае приобретает абсолютное значение.)
Если Святополк совершает свои поступки вполне сознательно, то Спирька — бессознательная, стихийная натура. Он поддается каждому своему желанию, не понимая, что за силы влекут его по жизни.
В. М. Шукшин, писатель-реалист, творивший во второй половине ХХ века, выстроил мистический160 сюжет (пожалуй, средневековый сюжет о Святополке даже менее мистичен), явив тем самым, насколько прочно в глубинах психики, в бессознательном современного человека укоренены определенного рода архаические представления.
1.3. Реализация в литературных текстах архетипического сюжета о Христе
В разделах параграфа 1.1 были рассмотрены примеры реализации в литературных текстах архетипического сюжета об Антихристе. Анализ будет неполным, если мы не обратимся к проблематике реализации архетипического сюжета о Христе. В данном случае предметом анализа будут только древнерусские жития.
Если за образом «злого человека», мучителя в житии-мартирии стоит Антихрист (в этом мы могли убедиться на примере борисоглебского цикла), то за образом святого-мученика стоит Христос.
Конкретные задачи настоящего параграфа заключаются прежде всего в том, чтобы определить элементы композиционной структуры жизнеописания святого в житии-мартирии, выявить его специфику и достроить таким образом структурно-типологическую модель данной разновидности жития. Подобная установка требует реализации сравнительного аспекта анализа — необходимо сравнить жизнеописание святого-мученика как тип (структуру) с другим подобным же типом (структурой). А потому следует выстроить или уже иметь определенную модель в качестве образца для сравнения. В данном случае оптимально, на наш взгляд, избрать типологическую модель преподобнического жития. Основанием тому могут быть, по крайней мере, две причины. Во-первых, иноческий подвиг осмыслен в христианстве как классический тип подвига во имя Христа. Соответственно, преподобническое житие представляет собою классическую разновидность жанра, а значит, оно дает богатый материал для сопоставления. Во-вторых, по сравнению с другими жанровыми типами преподобническое житие является наиболее изученным. Любой исследователь, уделивший ему сколько-нибудь серьезное внимание, касался и вопроса о его структуре («композиционной схеме»). Это обстоятельство значительно упрощает поставленную задачу. Если есть возможность использовать имеющиеся наработки, то отпадает необходимость в специальном исследовании структуры данного типа жития.
1.3.1. Структурно-типологическая модель «преподобнического жития»
Содержание преподобнического жития составляет описание земного пути святого от рождения и до смерти. Полная композиция данного типа жития включает в себя авторское вступление и заключение, но нас интересует именно центральная часть — жизнеописание, или агиобиография.
В научной литературе имеются высказывания, уточняющие применение термина «биография» в отношении к житию. «Житие не биография, а назидательный панегирик в рамках биографии, как и образ святого в житии не портрет, а икона»161. Ср.: «“Свят” тот, в котором не осталось или почти ничего не осталось от “биографии”. Житие уподобим “иконе”, а биографию — портрету. Житие есть мощи, биография — труп»162. «Содержанием жития является биография “святого” <…> Я сказал “биография”. Это не совсем точно, это не то слово. Биография предполагает рассказ о жизни реального человека; такая биография обычно полна драматического движения. В житии всего этого нет и быть не может: нет движения, роста, становления характера. “Святой” неподвижен (равно как и агиографический “злодей”). Он “святой” уже с момента рождения; он избранник Божий. И в этом смысле он не имеет биографии: автору нечего рассказывать. Автору-агиографу остается только одно: подобрать материал для иллюстрации его святости. Житие и сводится обычно к такой иллюстрации в рамках биографического повествования о жизни героя и его кончине»163 и др.
За образом святого стоит тот же реальный человек с не менее реальной биографией, другое дело, что она описывается через канон, который возводит реальность в пространство и к символике святого, вечного. Термин «биография» применяется исследователями к житиям всех типов. Представляется, что это вполне правомерно. У каждой культурной эпохи свои принципы и методы воспроизведения действительности, в частности, биографии реального человека. Определение «биография» может, на наш взгляд, указывать лишь на содержательную, тематическую сторону жития. Жанровую (дифференциальную) характеристику задает сам термин «житие» в сочетании с определением его типа «житие юродивого
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Введение
- Глава 1. Век XI и век XX: два сюжета русской литературы. Cюжет-архетип и структурно-типологические модели «преподобнического» и...
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сюжетная типология русской литературы XI-XX веков (Архетипы русской культуры). От Средневековья к Новому времени предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
50
См.: ПВЛ // ПЛДР. ХI — начало ХII века. М., 1978. С. 144–161. (Важен также текст на с. 88–92, излагающий предысторию событий.)
52
См.: Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им / приготовил к печати Д. И. Абрамович. Пг., 1916. С. 1–26.
53
См.: Творогов О. В. Нестор // СКИК. Вып. I. (ХI — первая половина ХIV в.). Л., 1987. С. 275–276; Дмитриев Л. А. Сказание о Борисе и Глебе // Там же. С. 400–401.
55
«Первыми нашими святыми были страстотерпцы Борис и Глеб. Но страстотерпцев, понесших насильственную смерть от руки Святополка, было не двое, а трое — вместе с Борисом и Глебом был убит последним третий брат Святослав. Если причислены были к лику святых не все трое, понесшие совершенно одинаковую насильственную смерть, то причиной сего было то, что не всех троих, а только двоих первых Бог прославил даром чудотворений. На могилах Бориса и Глеба, погребенных в Вышгороде, скоро начали совершаться чудеса; но могила Святослава, на которой бы могли совершаться чудеса, отсутствовала, ибо убитый во время бегства в Венгрию где-то в горах Карпатских, он не был привезен в Россию, а погребен был на месте убиения, и вот, хотя и совершенно одинаковый с Борисом и Глебом страстотерпец, но не явленный подобно им от Бога чудотворцем, он и не причислен был вместе с ними к лику святых» (Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви. 2-е изд. М., 1903. С. 265).
56
Известный исследователь борисоглебской тематики А. В. Поппэ считает известие об убийстве Святослава недостоверным. (См.: Поппэ А. В. Земная гибель и небесное торжество Бориса и Глеба // ТОДРЛ. СПб., 2003. Т. 54. С. 305.)
57
Вокруг исторических событий 1015–1019 гг. и последующих, связанных с канонизацией Бориса и Глеба, существует очень много вопросов, на которые у ученых нет бесспорных ответов. Таков, например, вопрос о первоначальной глебоборисовской форме культа святых братьев (см.: Биленкин В. «Чтение» преп. Нестора как памятник «глебоборисовского» культа // ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 47. С. 54–64). Содержание Эймундовой саги позволило выдвинуть предположение, что в смерти Бориса виновен не Святополк, а Ярослав (см.: Алешковский М. Х. Повесть временных лет: Судьба литературного произведения в Древней Руси. М., 1971. С. 88–93, 129–131; ср.: Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IХ–ХII вв.): курс лекций: учеб. пособие для студентов вузов. М., 1999. Приложение 4. С. 336–354. См. также: Филист Г. М. История «преступлений» Святополка Окаянного. Минск, 1990.) Интересна попытка подвести итоги изучения борисоглебской тематики А. В. Поппэ — см.: Поппэ А. В. Земная гибель и небесное торжество Бориса и Глеба. С. 304–336. Относительно вопроса о реабилитации Святополка мы согласны с выводами, сделанными А. А. Шайкиным в ст. «“Оставим все, как есть…": по поводу современных интерпретаций убийства святых Бориса и Глеба» (см.: Шайкин А. А. Поэтика и история: На материале памятников ХI–ХVI веков: учеб. пособие. М., 2005. С. 384–440; или же: ТОДРЛ. Т. 54. С. 337–369).
В данной ситуации удивляет неспособность некоторых авторов остановиться там, где почва предельно зыбка, где на одно предположение массой громоздятся другие и все вместе выдается за фактическую цепочку событий, якобы опровергающих построения предшественников. Гипотеза должна быть названа не более чем гипотезой. (См., например, о проблеме «искажения» действительности, «тенденциозности» Эймундовой саги в разделе «Был ли Ярослав убийцей своего брата?» в кн: Древняя Русь в свете зарубежных источников: учеб. пособие для студентов вузов. М., 1999. С. 515–523.)
Можно ли сомневаться в том, что в руках историков никогда не будет достаточного количества фактов, позволяющих реконструировать истинную картину событий 1015–1019 годов? Но факт, на наш взгляд, заключается еще и в том, что культ Бориса и Глеба не мог вырасти на отсутствии или же абсолютном искажении события. Скоро как тысячелетний культ братьев-страстотерпцев, его духовные, ментальные смыслы — тоже факт, значение которого для исторического бытия нации переоценить невозможно.
Мы согласны и с размышлениями А. В. Поппэ. «Поиски ответа на волнующий современного исследователя вопрос, как оно было в действительности, заслуживают всяческого внимания для понимания обстоятельств, приведших к государственному злодеянию. Но и следует помнить, что в исторической перспективе не оно само, но его религиозное осмысление влияло не только на духовную, но и общественно-политическую жизнь страны.
И можно утверждать, что сама суть культа святых князей-мучеников, его проявления и общественный охват вышли далеко за пределы намерений и ожиданий той княжеской среды, которая пеклась о причтении к лику святых своих погибших родичей. И это ощущал уже Нестор-агиограф, определяя подвиг братьев как завершение дела их отца: Владимир вывел “людей русьских” из мрака язычества и открыл им новый путь, но только Борис и Глеб своими покорностью и жертвенностью, кровно соучаствуя в страданиях Христа, доказали, что благая евангельская весть преобразует человеческую жизнь» (Поппэ А. В. Земная гибель и небесное торжество Бориса и Глеба. С. 336).
59
В оправдание поступка князя-язычника, свершившего затем равноапостольский подвиг, в одной из редакций его жития сказано об убийстве Ярополка: «Каашется и плакашется блаженыи князь Володимер всего того, елико створи в поганьстве, не зная Бога» (Карпов А. Владимир Святой. 2-е изд., испр. и доп. М., 2004. С. 433; См. также в кн.: [Адрианова-Перетц В. П., Еремин И. П.] Жития // ИРЛ: в 10 т. Литература ХI — начала ХIII века. М.–Л., 1941. Т. 1. С. 333).
62
Так называемое Иное сказание. СПб., 1907. Стб. 17. Или: Иное сказание // Русское историческое повествование ХVI–ХVII веков. М., 1984. С. 39.
65
Находясь на киевском столе, Святополк отливал монеты, на которых был изображен герб, восходящий к родовому знаку Ярополка, а не Владимира. (См.: Сотникова М. П. Древнейшие русские монеты Х–ХI вв. М., 1995. С. 96–114.) Трудно сомневаться в том, что Святополк сознавал, что как наследник Ярополка, своего действительного отца, он всегда имел больше прав на киевский стол, чем его дядя, он же второй отец, Владимир, равно как и его сыновья. Мать Владимира ключницу княгини Ольги Малушу принято называть наложницей Святослава, однако нельзя сказать о ее сыне, что он незаконнорожденный, так как к языческим представлениям о браке данное определение не применимо. Другое дело, что Малуша была рабой в княжеском доме. Известна история с невестой (великого князя киевского!) Ярополка, Рогнедой, которая на горе себе напомнила Владимиру о его статусе «робичича». (См.: ПВЛ. С. 90.)
76
Сказание о Борисе и Глебе. С. 288. (Напомним проницательную мысль о подвиге Бориса и Глеба, высказанную Г. П. Федото-вым: «Подвиг непротивления есть национальный русский подвиг, подлинное религиозное открытие новокрещенного русского народа» (Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М., 1990. С. 49)).
87
В «Морфологии сказки» В. Я. Пропп подверг критике термин «мотив» в том понимании, которое было предложено А. Н. Веселовским («мотив» — «неразлагаемая», «простейшая повествовательная единица»). Он показал, что мотив разложим (см.: Пропп В. Я. Морфология сказки. М., 1969. С. 17, 18). Однако эта критика не упраздняет самого термина, прежде всего потому, что В. Я. Пропп вводил свою параллельную терминологию. Термин «мотив» на сегодняшний день — один из самых употребляемых в литературоведении, обойтись без него не представляется возможным. См. на данную тему работы И. В. Силантьева: Силантьев И. В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Новосибирск, 1999; Силантьев И. В. Мотив в системе художественного повествования. Проблемы теории и анализа. Новосибирск, 2001; Силантьев И. В. Поэтика мотива. М., 2004.
88
«Божественное возмездие настигает его [Святополка], а также и дьявола, демонстрируя, что его миссия злотворения является сама по себе инструментом Провидения, свирепствуя через братоубийцу, который погибает презираемый людьми и Богом» (Пиккио Р. История древнерусской литературы. М., 2002. С. 55).
89
Обзор литературы о смерти Святополка см. в ст.: Ранчин А. М. Пространственная структура в летописных повестях 1015 и 1019 годов и в житиях святых Бориса и Глеба // Ранчин А. М. Вертоград златословный. Древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях. М., 2007. С. 75–85. См. также: Ранчин А. М. «Дети дьявола»: убийцы страстотерпца // Там же. С. 126–127.
90
Шукшин В. Собр. соч.: в 5 т. Екатеринбург, 1992. Т. 4. С. 380. (О таком, как правило, не рассказывают. Да и хотел-то Спирька поведать о другом — о «далеких трудных годах, голоде, непосильной недетской работе на пашне». Внезапное желание героя рассказать о своей жизни психологически мотивировано тем, что при знакомстве он выпил стакан коньяку. Спирька быстро протрезвел и продолжать не стал. «И так резко, как захотелось весело рассказать про свою жизнь, так — сразу — расхотелось…» (там же).
91
Среди рабочих записей Шукшина имеется следующая: «Самые дорогие моменты: 1. Когда я еще ничего не знаю про рассказ — только название или как зовут героя. 2. Когда я все про рассказ (про героя) знаю. Только — написать. Остальное — работа». (Цит. по кн.: Коробов В. Василий Шукшин. М., 1984. С. 213.) Данное свидетельство позволяет отчасти проникнуть в авторскую «творческую лабораторию». Имя героя было чрезвычайно важно для Шукшина. Он признается, что, приступая к работе над тем или иным сюжетом, мог не знать ничего, кроме того, какое имя носит герой. Нет сомнения, что имя выступало при этом в качестве определенного знака, мифологемы, то есть заключало в себе некую семантику, которая должна была реализоваться в сюжете. Такого рода имен (кличек) в произведениях Шукшина более чем достаточно. Например, Степан Воеводин («Степка»), Бронька Пупков («Миль пардон, мадам!»), Гена Пройдисвет, Алеша Бесконвойный (одноименные рассказы), Егор Прокудин («Калина красная») и др.
93
М. Фасмер предлагает этимологию слова «сураз» из «су-» и «разъ» — «удар, порез» (Фас-мер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М., 1987. Т. 3. С. 806). Интересно отметить также слово «куразенок» (незаконнорожденный ребенок), встречающееся в сибирских диалектах. «По происхождению представляет собой сложение экспрессивного архаичного префикса ку — и производящей основы — разенок; ср. сураз, суразенок с тем же значением, но с другой приставкой. Данное образование может восходить к праславянскому фонду, в связи с чем интересно “чередование” префиксов ку-/су-» (Шарифуллин Б. Я. История и этимология русских говоров Сибири. Красноярск, 1990. С. 36). Если предложенная этимология верна, то в семантике слова «сураз» заключен смысл изначальной, кармической пораженности судьбы незаконнорожденного. (Поскольку слово «карма» вошло в русский язык с не очень определенными значениями, то мы бы хотели уточнить, что в данном случае понимаем под «кармическим» причинно-следственную связь между судьбами поколений, влияние грехов родителей на судьбы детей.) Судьба Спирьки Расторгуева является подтверждением именно данных смыслов. Судьба наносит ему слишком много ударов. Внезапным ударом судьбы представляется и его странная любовь к учительнице, чужой жене Ирине Ивановне. Эта любовь вполне подходит под выражение «по бабам шастать». Она и привела к окончательной катастрофической развязке (см. далее).
99
«Чухонец», «чухна» — название финских племен, проживавших в окрестностях Петербурга. Оно связано с этнонимом «чудь». В фольклорных преданиях чудь выступает как враждебное русским племя.
101
Там же. С. 375, 376. (Ср. характеристику «последних дней» времени Антихриста: «Будут бо человецы <…> родителем противящиися» [2 Тим. 3, 2]. Образ Спирьки воплощает в себе данную антихристову черту. (Делаем это замечание несколько забегая вперед.) Соответственно, образ идеального героя описывается через прямо противоположный мотив послушания (см. выше характеристику Бориса и Глеба.)).
103
См. также о матерщине как черте антихристианского, бесовского поведения: Успенский Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Успенский Б. А. Избранные труды. Т. II. Язык и культура. М., 1994. С. 57–58. (В рассматриваемом нами контексте интересен мотив, связывающий происхождение матерщины с инцестом — см.: Там же. С. 68.)
106
«Суражий», «суразый», «суразный» — это еще и «видный, пригожий, казистый» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. IV. С. 362). Таким образом, мотивы красоты и моложавости героя («ему на вид двадцать пять, не больше» (Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 375) неразрывно связаны с негативной семантикой той системы значений, которая заключена в имени и кличке героя, а также с мотивами «блуда», «непутевости».
109
Ср. наличие данного мотива в описании рода Ивана Грозного, а также в сюжете о рождении природного колдуна — см. раздел 3.1 настоящей монографии.
112
В статье «Нравственность есть правда» (1968) В. М. Шукшин писал: «Честное, мужественное искусство не задается целью указывать пальцем: что нравственно, а что безнравственно, оно имеет дело с человеком “в целом” и хочет совершенствовать его, человека, тем, что говорит ему правду о нем» (Шукшин В. М. Собр. соч.: в 3 т. М., 1985. Т. 2. С. 623).
120
Фраза «Мать меня в подоле принесла», как и имя «Сураз», оскорбляют родительницу Спирьки, акцентируют ее греховность. Однако В. М. Шукшин с очевидностью намечает и повторение судьбы отца в судьбе сына. Стоит отметить и еще одно сближение сравниваемых текстов. Владимир не любит Святополка за то, что он не его сын. Мать может «немилосердно выпороть», «жестоко избить» Спирьку за хулиганство и непослушание. «А ночью [она] рвала на себе волосы и выла над сыном; она прижила Спирьку от “проезжего молодца” и болезненно любила и ненавидела в нем того молодца» (Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 376). Как мы видим, мотив отторжения сына здесь осложнен мотивом болезненной, надрывной любви к нему.
126
В «Калине красной» Люба Байкалова объясняет, почему она боится ночью ходить в баню: «Да там же черти! В бане-то… Они там только и водются» (Шукшин В. Собр. соч.: в 5 т. Екатеринбург, 1992. Т. 3. С. 339).
127
Существуют две редакции рассказа «Сураз» — 1970 и 1973 г. В раннем варианте герой стреляется на кладбище. (См. в кн.: Шукшин В. Земляки. М., 1970. С. 117–131.) В следующей редакции автор устранил данную культурологическую ошибку.
130
Юнг К. Г. Аналитическая психология. СПб., 1994. С. 123. (См. также: Юнг К. Г. Психологические типы. М., 1996. С. 501, 518–521, 539–545, или другие издания.)
131
О бинарности русской культуры, в частности, см.: Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца ХVIII века) // Успенский Б. А. Избранные труды. Т. I. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1994. С. 219–253. Развитие и трансформацию идей указанной работы см. в ст.: Лотман Ю. М. О русской литературе классического периода (Вводные замечания) // Лотман Ю. М. О русской литературе. Статьи и исследования (1958–1993): История русской прозы, теория литературы. СПб., 1997. С. 594–604.
132
Поэтому рассматриваемая ситуация имеет двойственный характер. В первом случае Антихристом может быть назван человек с любым именем, если он «неисповедующий Иисуса Христа», — «сей есть льстец и антихрист» [2 Ио. 1, 7]. Или: «И якоже слышасте, яко антихрист грядет, и ныне антихристи мнози быша, от сего разумеваем, яко последний час есть» [1 Ио. 2, 18]; «Кто есть лживый, точию отметаяйся, яко Иисус несть Христос? Сей есть антихрист, отметаяйся Отца и Сына» [1 Ио. 2, 22]; «и всяк дух, иже не исповедует Иисуса Христа во Плоти пришедша, от Бога несть: и сей есть антихристов» [1 Ио. 4, 3]. Какие трансформации в этом случае могут происходить с именами героев-антихристов, мы видели на примере рассмотренных выше сюжетов. Их имена либо изначально несут антитематику (Сураз, Спирька), либо трансформируются и включают ее (Святополк Окаянный, Поганополк). Во втором случае Антихрист выступает в единственном числе — это посланник дьявола, противник и ложный двойник Сына Божия, который должен явиться в конце земной истории, перед вторым пришествием Христа, воскресением мертвых и Страшным судом.
133
Об именах Христа см.: Аверинцев С. С. Иисус Христос // МНМ. Энциклопедия: в 2 т. М., 1991. Т. 1. С. 490.
135
Святой Ипполит, епископ Римский. О Христе и Антихристе. СПб., 2008. С. 217. (Ср.: «Как Христос рождается от колена Иудина, так из колена Данова родится антихрист» (Там же. С. 277).) Ср.: «А противник, еже есть антихрист, зачнется от блуда, от жены жидовки, от колена Данова» (Памятники истории старообрядчества ХVII в. Кн. 1. Вып. 1 // РИБ. Л., 1927. Т. 39. Стб. 460). «А родится он, антихрист, от жидов, от колена Данова»; «…антихрист зачнется духом дьявольским от жены жидовки» (Демкова Н. С. Неизвестные и неизданные тексты из сочинений протопопа Аввакума // ТОДРЛ. М.–Л., 1965. Т. 21. С. 230). Интересно продолжение размышлений Аввакума: «Мнитмися, сам сатана зблудит с нею сим подобием, якоже змий ныне летает к женам, дьявольской же дух; и дасться зачатому душа за плоть матерню» (Памятники истории старообрядчества ХVII в. Стб. 460). По этой версии сатана и Антихрист — это отец и сын.
136
Отметим, что апокрифическая легенда приписывает отцовство Иуды Искариота Рувиму-Симону «из колена Данова» (см.: Аверинцев С. С. Иуда Искариот // МНМ. Т. 1. С. 581).
137
«В том же Хоразине [граде] будет черница девою, дщи некоего болярина. Седящи в келии своей услышит в винограде своем птицу, поющу таковые песни, иже ни ум человечь возможет разумети. Она же открывши оконца и хотя обозрети птицу, птица же возлетевши и зашибет ея в лице, черницы тоя, и в том часу зачнется у нея сын пагубе, окаянный антихрист. И родивши его, срама ради отдаст его от себя в град, нарицаемый Вивсаиду; в том же граде воскормлен будет, а в Капернауме царствовати будет» (Тихонравов Н. С. Памятники отреченной русской литературы. М., 1863. Т. 2. С. 262).
139
«Не сам диавол делается человеком, подобно вочеловечению Господа, да не будет!, но рождается человек от блуда и принимает на себя все действие сатанино. <…> он рождается от блуда» (курсивом выделено в издании) (Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М., 2003. С. 268).
141
В уже частично цитированном втором Послании ап. Павла к Тимофею перечислены морально-психологические качества людей во времена Антихриста: «Будут бо человецы самолюбцы, сребролюбцы, величави, горди, хулницы, родителем противящиися, неблагодарни, неправедни, нелюбов-ни, непримирителни (продерзиви, возносливи, прелагатае), клеветницы, невоздержницы, некротцы, неблаголюбцы, имущии образ благочистия, силы же его отвергшиися» [2 Тим. 3, 2–5].
143
В мифопоэтике качество рождения (ответ на вопрос: как и от кого родился?) объясняет природу рожденного — явления, героя и пр. Появление на свет Христа, равно как и Антихриста, ярко иллюстрируют мифологему рождения.
144
Совокупность значений группы слов, восходящих к корню блуд/бляд’, сама по себе проявляет один из существеннейших архетипов христианской культуры.
145
Блуд, с точки зрения русского человека Средневековья, не только прямая ложь, но и «пустословие», «празднословие», «болтовня», «вздор» (вздорное слово) и т. п. Соответственно, «болтун», «пустослов», «пустомеля» — «блядословец». (Кроме словарей древнерусского языка использован словарь В. И. Даля. В «Словаре русского языка ХVIII века. Вып. 2. (Бепристрастный-Вейэр)» (Л., 1985. С. 72) отмечено относительно слов с корнем блядˈ — «после 1730-х гг. в книгах как непристойные не употр.».)
146
Повесть о взятии Царьграда турками в 1453 году // ПЛДР. Вторая половина ХV века. М., 1982. С. 236.
147
Вместе с тестем Святополк пытался бороться со своим «отцом», князем Владимиром. (См.: Щавелева Н. И. Польки — жены русских князей (ХI — середина ХIII в.) // Древнейшие государства на территории СССР. М., 1989. С. 50–52.)
148
Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы // ПЛДР. ХVII век. Кн. первая. М., 1988. С. 126.
151
См.: Жития святых мучеников Бориса и Глеба… С. 118; Соболева Л. С. Паремийные чтения Борису и Глебу // Вопросы истории книжной культуры: сб. науч. тр. Вып. 19. Новосибирск, 1975. С. 115.
152
Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М., 1993. Т. I. С. 594.
153
О семантике имени Святополк см. в кн.: Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. Первый век христианства на Руси. М., 1995. С. 486.
154
В. Н. Топоров отмечает со ссылкой на М. Х. Алешковского (см.: Алешковский М. Х. Повесть временных лет: Судьба литературного произведения… С. 83–87), что «после 1072 г. (год предполагаемой канонизации Бориса и Глеба. — В. В.) имя Святополка навсегда выходит из княжеского именослова» (Топоров В. Н. Об одном архаичном индоевропейском элементе в древнерусской духовной культуре — *svеt — // Языки культуры и проблемы переводимости. М., 1987. С. 227).
156
Цит. по кн.: Гольденберг А. Х., Гончаров С. А. Легендарно-мифологическая традиция в «Мертвых душах» // Русская литература и культура Нового времени. СПб., 1994. С. 38.
160
Слово «мистика» понимается нами как «тайна», «духовная тайна» (что соответствует значению в греч. языке — «таинственный»).
