К вершине Бесконечной горы

Владимир Варин, 2021

Не столь отдаленное будущее. Люди сращивают себя с машинами, изменяют свой генетический код, загружают сознание в виртуальные миры. Человечество разделилось на множество новых биологических видов. Государств не существует. В мире идет бесконечная борьба между кланами, роями и кластерами. Особенного могущества достигли таинственные боги и термиты, готовые начать войну друг против друга. На этом фоне начинается путешествие главного героя к загадочной Бесконечной горе, вершины которой достичь невозможно.

Часть первая.

У подножия.

Гимн-восхваление Новой эпохи.

«Слава тебе, сиятельный самодержец, правящий миром Дух беспредельной власти!» Слово устремленного к свету.

Деньги, деньги, деньги…

Все дело в них…

Так было, так есть, и так будет всегда…

Даже теперь, когда рванули технологии.

Особенно теперь.

Люди не перестали продавать и покупать. Как раз наоборот, они стали продавать и покупать гораздо больше. И, что самое главное, они не перестали ХОТЕТЬ.

Такова главная отличительная черта человека: он постоянно что-нибудь хочет. Новых впечатлений, новых ощущений, новых переживаний, нового опыта. Еще, еще, еще.

Одних это желание подтолкнуло к медикаментам, других к плагинам, кого-то к чипам, кого-то к харде, кого-то к нейрософту.

И меня в том числе, ведь я отнюдь не исключение — самый обычный человек самой обычной эпохи — эпохи Апгрейда. Попробовал немного того, и другого, и третьего. Убедился лишь в одном — за все нужно платить.

Именно: за все нужно платить!

Есть деньги — есть Апгрейд, нет денег — нет Апгрейда. Нет Апгрейда — нет ничего, потому что кроме Апгрейда ничего нет и быть не может.

Принимаешь трансмутаты: за это придется расплачиваться не просто здоровьем — человеческой природой.

По мне так и ничего страшного. Кого-нибудь она сделала по-настоящему счастливым, эта самая человеческая природа? Очень в этом сомневаюсь.… Поэтому с легким сердцем сделайте ей ручкой, ну ее.

Однако проходит не так много времени, и вы превращаетесь в гибрид собственной фантазии плюс реальные возможности современных препаратов, наложенные на то, что тебе досталось по наследству. Всегда немного не то, чего ожидал, всегда немного не то, что планировалось изначально. Процесс исправления становится погоней за вечно ускользающей мечтой и еще огромной воронкой, в которую вы сливаете все, что сможете заработать.

Деньги, деньги, деньги…

Нужно быть абсолютно ненормальным, чтобы решиться проглотить первую в жизни таблетку трансмутата, но, после остановиться невозможно. Это посильнее наркотиков, посильнее любых привязанностей, сильнее веры, сильнее любви.

Это — Апгрейд.

Забудьте все, что вы знали раньше!

Забудьте все, во что вы верили раньше и преклоните колени перед истинами Апгрейда!

Новая мировая религия, захватившая стремительно мутирующее человечество. «Не все мы умрем, но все изменимся». Как верно сказано!

И люди с этим соглашаются.

Разве кто-то хочет остановиться? Кто-нибудь?

Ни одного.

Никто не хочет остановиться, никто не хочет оставаться просто человеком и жить обычной нормальной человеческой жизнью. Да и что это такое «нормальная человеческая жизнь»? Если кто-то и знает, то сидит со своим знанием далеко-далеко. Все жаждут чего-то большего, чего-то необычного, завораживающего, чем причудливее — тем лучше. А слабые голоса, твердящие о духовности, о сохранении традиций и тому подобном… Да кто станет вас, ребята, слушать? То, о чем вы пытаетесь рассуждать, устарело давным-давно, устарело, как и сам человек разумный.

Обычные люди…

Где-нибудь, куда еще не дотянулись нейросети, остались обычные люди. Только это всего-навсего несчастные антропы. Любой из них за имплантат, или таблетку биоморфида отдаст десять лет жизни.

Человечество умирает как биологический вид, Апгрейд пожирает его заживо. И я не могу сказать, что мне жаль.

Сначала мы свели множество к единству, многобожие превратили в монотеизм. Затем убили Единого. Человек продолжал некоторое время существовать в гордом одиночестве, без небожителей, пока не превратился в постчеловека. У постчеловека оставалась в наличии бессмертная душа, но Апгрейд отменил ее и оставил чистое сознание — подобие оперативной системы, которую можно загружать на разные носители.

И никто не был «против». Все были «за».

В этом мире причин и следствий есть лишь одна причина — деньги. И лишь одно следствие — деньги.

У кого хватит сил сопротивляться Апгрейду?

Разве это вообще возможно?

Разве кто-нибудь сможет отказаться от новейшего продукта дальневосточной нейрокибернетической корпорации? От последней разработки индийской фармакологической компании? От нового чипа? От нового плагина? От свежего софта?

Никто.

Ни один.

А найдется кто-то, кто скажет, что ему это не нужно — не верьте ему. Причина, по которой он (якобы) отказывается от Апгрейда — деньги.

Деньги, деньги, деньги…

Не верьте морфу с глазами рептилии и перепонками между пальцев рук, когда он уверит вас, что ему хватает тех плагинов, которые он уже установил. О да, конечно. Он вполне счастлив, плавая день-деньской в своем болоте в дельте реки, охотясь на лягушек-быков, часть из которых он продает в дорогие рестораны, а часть употребляет в пищу сам. Он копит деньги на жаброморфид, мечтает жить в океане, он счастлив.

Не верьте ему, он лжет.

Не верьте протезу, когда он заявит, что ему и даром не нужен усовершенствованный ремонтный модуль, или новый движок, чтобы иметь возможность без дозаправки пролетать пять тысяч километров.

Не верьте ему, он лжет.

Он поставил блок обработки данных, пропускает через сопроцессоры терабайты шелухи. Копит деньги на глобальный Апгрейд системы.

Деньги, деньги, деньги…

И уж конечно не верьте часто моргающему убогому антропу с проплешиной на макушке, если он станет бить себя в грудь кулаком и кричать о душе, о Боге, о сохранении чистоты и здоровья расы, и прочее, и прочее, и прочее.

Этот лжет больше всех.

Антропы…

Огрызки технологии, говорящий фарш.

Один из них покричит, брызгая во все стороны желтой слюной, покричит, потом вздохнет и расскажет. Когда-то пробовал морфиды, но что-то пошло не так и он испугался. Был вынужден отказаться от золотой мечты сопливого детства — огромных крыльев.

Добро пожаловать в мясорубку Апгрейда, посмотрим, что от вас останется.

С морфидами бывает — постоянный риск НПМ (непредсказуемой мутации). Хвать — и ты обрастаешь похожими на трутовики образованиями, они выкачивают из твоего тела жидкость, сеют споры, вырастает нечто, напоминающее черный лишайник. Был человек, стал лишайник — чудеса морфидов.

НПМ, конечно, можно побороть, но…

Да, правильно. Деньги.

Деньги, деньги, деньги…

Нужны деньги, много денег, очень много. Гораздо больше, чем ухитрится заработать в течении своей жалкой жизни бестолковый антроп.

Другой антроп со слезами на глазах расскажет о своем первом неудачном Апгрейде. Не прижилось.… Поначалу вроде бы и ничего, а потом отторжение. Вот ведь обидно. «Новые возможности!» «Новые горизонты!» А вот отторжение — и все тут! Не Судьба!

Обидно!

Попробовав Апгрейд единожды, вы никогда не будете прежним.

И молитесь, кому хотите, чтобы Апгрейд принял вас и превратил в нечто, более или менее вписывающееся в безумную картину этого лучшего из миров, потому что если не впишитесь — превратитесь в антропа. И сколько ни голосите потом о духовности — вас растащат на запчасти морфы, или раздавят протезы, просто так, ради забавы.

Антропы — блевотина Апгрейда, гниющая заживо органика, которую Он поглощает, чтобы совершить очередной виток вокруг Матушки-Земли. Потому что нет меня, нет тебя, нет ничего — есть Апгрейд.

И есть деньги.

Деньги, деньги, деньги…

Они — топливо Апгрейда, Его кровь и плоть, Его дыхание, Его Слово.

Они нужны всем.

Они нужны морфам, чтобы конкурировать с протезами, они нужны протезам, чтобы конкурировать с морфами, они отчаянно нужны антропам, чтобы стать морфами или протезами. Хотя антропам деньги — что мертвому припарка. Бесполезно.

Кого не принял Апгрейд, тот обречен.

Выбора нет, другого пути нет. Есть Апгрейд.

Антропы обречены.

И протезы и морфы заканчивают тем, что становятся полноценной ячейкой общества, выполняют какую-нибудь одну полезную функцию, для которой многие и многие годы постепенно перестраивают свое тело.

Антропы заканчивают жизнь в сточной канаве, на операционном столе, в дальних закоулках кластеров и роев, среди дымящихся отбросов, каковыми, по сути, и являются сами. Прощай, жестокий мир, в котором не нашлось места для такого как я! А я так хотел служить новому божеству, приносить ему жертвы, петь ему гимны и получить трансформацию за преданность. Я так хотел стать необыкновенным…

Рыдания…

Апгрейд гораздо более жесток, чем божества древних. Он не знает милосердия. Однако будем откровенны, Апгрейд не понимает, что Он жесток. В логике Апгрейда нет ничего человеческого, эта логика сродни машинной. Апгрейд просто есть и все, не нужно примерять к Нему отжившие человеческие понятия, оставьте их антропам — пусть цепляются за эту соломинку.

Апгрейд работает и ничего более.

Не работают мораль, нравственность, вера, надежда, любовь.

Нет прежних городов, армий, социальных институтов, отношений — они больше не работают.

Апгрейд работает.

Нечеловеческая сила! Новые невиданные возможности!

Вживи сервомоторы, давай, тебе понравится!

Всем нравится!

Или думаешь — ты особенный?

Ничего подобного!

Все начинают с маленькой незначительной модификации и незаметно садятся на иглу Апгрейда.

А потом бесконечно долгие годы ты тупо выполняешь одну и ту же операцию. Уныло, монотонно. Перевозишь грузы из пункта «А» в пункт «Б», или дробишь горную породу где-нибудь у черта на куличиках. И это еще не самые плохие варианты. Кто-то ведь чистит канализацию. Только представьте себе, сколько отходов извергает многомиллионный кластер. Кто-то вынужден собирать эту дрянь, хранить, перерабатывать. Целая армия протезов и морфов. Почему «вынужден»? Не валяйте дурака! Конечно, вынужден.

Нет побежденных, нет победителей, есть Апгрейд.

Мне доводилось видеть морфов, живущих в туннелях под землей — настоящие чудовища. Им все равно, для них есть лишь одна ценность — органика, любая органика. Человеческая плоть, отходы пищевого производства, растительность, экскременты — не важно, все сгодиться для того, чтобы запустить новую цепочку мутаций, превратиться в гигантского волосатого червя, способного своими жвалами прогрызть самую прочную сталь. И вот, он добирается до вожделенного хранилища биоморфидов, обжирается и растекается по бетонному полу зловонной зеленой лужей. Овермьют, передоз. Многие морфы заканчивают именно так.

Большинство потихоньку просиживает штаны на не сильно ответственных должностях, выполняет несложную работенку, потихонечку стареет, изнашивается, пережигая доступные внутренние и внешние ресурсы. И это правильно. Жизнь должна продолжаться, должна в том или ином виде. Говорите что угодно, мол, так нехорошо, человек закончился.

Уж как есть. Не смогли иначе.

Я появился на свет здесь и сейчас и не стану проклинать свое время.

Я хочу петь о своем времени.

О самом прекрасном времени, о самом ужасном времени, о Золотом Веке, о конце человечества, о чудесах и тайнах прекрасной страны Аменти, об истинно чистых, о преданных, о живущих во многих мирах, о битве в Ядовитых землях и о Ладье Миллионов Лет.

Глава первая.

Прохождение Врат Заката.

«Да не отвергнут его, да не изгонят его, да войдет он по своему желанию, да покинет он Храм по своей воле, и да будет он победоносным во веки веков». Слово устремленного к свету.

Морфы поедают протезов, протезы поедают морфов, те и другие поедают антропов, Апгрейд поедает всех.

К чему вы придете, бесконечно манипулируя своим генетическим кодом? Станете монстром. Ничего человеческого не останется. Местечко под солнцем для вас, возможно, и отыщется, но, чем причудливее вы изменитесь, тем уже будет ваш ареал, тем меньше будет возможностей выйти за рамки, которые вы сами себе очертите. Жабры, крылья, глаза, способные видеть в темноте — здорово, безусловно. Но на этом, как правило, никто не останавливается. Заигрываются, заигрываются до НПМ. Таков путь морфа.

Харда еще быстрее загоняет вас в ограниченное пространство, харда быстрее изнашивается и еще быстрее устаревает. Успеть за сумасшедшими скоростями Апгрейда — задача невыполнимая. Путь протеза — технологический тупик, поиск запчастей, которых давным-давно никто не выпускает.

Будущего нет.

Человек рождается для того, чтобы насытить собой чей-то кошелек.

Технологии совершенствуются, люди остаются прежними.

Деньги, деньги, деньги…

Везде деньги, деньги, деньги…

Куда не плюнь деньги, деньги, деньги.

Понимаете, есть некое пространство, внутри которого действуют два закона: деньги и апгрейд. И в это пространство входит буквально все, чем мы живем сегодня.

Налево пойдешь — в Апгрейд попадешь, направо пойдешь — в Апгрейд попадешь, куда не пойдешь — результат один и тот же.

Разве у вас не возникало желания узнать можно ли иначе?

Можно ли жить за пределами Апгрейда, или Апгрейд настолько всеобъемлющий, что выйти за его рамки нельзя?

Нельзя?

Но…

Почему?

Если подумать, есть несколько путей:

Первое — нищета, абсолютный отказ от денег и, от Апгрейда соответственно. Сведет вас в могилу за короткое время. Спрос на хомопротеины среди морфов по-прежнему высок.

Второй — отказ от собственной личности. Может не так оно и страшно, кстати говоря. Хотя.… Не знаю.

Третье.…

Третье…

Третьего не придумать.

И что получается? Апгрейд неизбежен?

Апгрейд, Апгрейд… И все?

Да ладно, так не бывает. Все когда-нибудь заканчивается. И жизнь, и деньги, и Апгрейд. Заканчивались войны, революции, эпохи, эры.

Закончится и наш замкнутый круг. Не знаю когда, не знаю как, не знаю почему, но закончится. Это неизбежно.

А пока…

Пока мы как ослики, подающие воду на поля, ходим по кругу и вращаем колесо Апгрейда, и колесо зарывается все глубже и глубже в наши спины, и нет ни надежды, ни веры, ни любви.

И единственно возможное исключение из правил — Бесконечная гора.

Она должна была появиться.

Появиться для того, чтобы продолжить Историю. Уже не историю человека, но историю развития разума.

Апгрейд закончится.

Может быть, мы присутствуем при его конце, и здесь, на склонах Сет-Джесерт боги выстроили последний рубеж, на котором Апгрейд сложит свою буйную голову.

Вот поэтому я здесь, ребятишки, поэтому до сих пор не сделал ноги в теплые цивилизованные края.

Мне интересно.

Однако, обо всем по порядку.

Не хочу много распространяться о своем детстве, что говорить, питомник он и есть питомник. Крысята дерутся за сухую корку. Апгрейд в неизреченной мудрости своей возродил к жизни множество древних общественных отношений, в том числе институт рабства. На новой технологической основе, разумеется. Большинство Директорий и корпораций выращивали для своих нужд людей-рабов с определенными биологическими и психологическими данными. Так в одной из клоак, глубоко под землей появилась на свет ограниченная партия подобных мне — змеекожих и змееоких. Кому и для чего понадобилось выводить нас в пробирках, понятия не имею. Благодарю создателей-инженеров за хорошую реакцию, выносливость и память. Такие дела.

Где, на каком рынке оказался бы я по достижении совершеннолетия, а может быть и раньше, останется загадкой, потому что меня выкрали и сделали рабом одного из боевых Кланов.

Та еще кампания…

Сплошь протезы, воплощенное слияние воина с его оружием. Охотились в Отравленных землях на юго-востоке, воевали на западе и ремонтировались, ремонтировались, ремонтировались. Незавидная участь быть в таком окружении ветошью для протирки гидравлики. Хвала богам, (или кому там еще), это продлилось недолго — мною погасили задолженность химическому клану, в котором я и пребывал до самой смерти, о которой расскажу позже.

Химики промышляли, чем попало, от мелкого воровства до торговли биоморфидами, софтом — занятия не слишком респектабельные, незаконные, но довольно прибыльные.

Спустя короткое время клан измельчал, ребятишек повыбили конкуренты, возникла необходимость пополнить ряды курьеров. Мне даровали свободу, дали имя — Змей — дали заработок. Положение рядового мало чем отличалось от положения раба, но другого выбора не было.

Выбор…

Один мой приятель, мы звали его Квакша (он особым образом модифицировал пальцы рук и ног, вырастил своеобразные присоски, чтобы лазать по отвесным стенам) любил порассуждать на отвлеченные философские темы. Так вот, он как-то меня спросил:

— Как думаешь, Змей, у человека есть выбор?

— Что ты имеешь в виду? — переспросил я.

— Смотри, ты ведь не выбирал где и кем родиться. То есть, если бы ты имел возможность выбрать, то обязательно родился бы здесь и сейчас? В этом мире, в это время, в этом теле?

Я промолчал.

— Вот я и говорю, — продолжал мой приятель, — выбора нет. Выбор всегда оказывается в прошлом, а в настоящий момент, здесь и сейчас, ты можешь только соглашаться с тем выбором, который сделан в прошлом. Или, что еще хуже, всегда оказывается, что выбор сделан не тобой, понимаешь, не тобой лично. Глобальный, самый важный выбор всегда делает за тебя кто-то другой, а ты только принимаешь это как данность и живешь с этим дальше.

— А, по-моему, выбора слишком много, — заявил я, сам не знаю почему.

— Пусть так, — подхватил Квакша. — Но, когда вариантов много, это все равно, что их как бы и нет. В ситуации, когда тебе предоставляется слишком большой выбор, ты словно бы и не выбираешь на самом деле, потому что теряешься перед большим числом возможностей, и плывешь по течению, то есть позволяешь кому-то сделать выбор за себя. Нет, правда-правда, так оно и происходит.

Бедняга Квакша, кроме скалолазания он увлекался таблеточками, утверждал, будто определенные препараты «раздвигают горизонт мышления». Все может быть, но как-то раз, под самой вершиной, ему свело руки из-за остаточного действия его любимых нейроускорителей. Он упал и разбился насмерть.

Спустя год я гнал в капсуле по ночному Кластеру. Мне в левый борт влетел стодвадцатитонный автоматический грузовой модуль. Известное дело — чем сложнее система, тем больше ошибок. Единичка вместо нолика в инфопотоке диспетчера и я умер.

Сразу должен сказать: не было никакого света в конце тоннеля, да и тоннеля не было. Только тьма. Абсолютная, всепоглощающая тьма.

Такие дела.

И еще кое-что: собачья голова с горящими глазами. То есть не собачья, а животного, похожего на собаку. Уши острее собачьих, морда другая. Нет собачьей преданности во взгляде — оскал, оскал самой смерти. Будто зверюга ждала меня.

Или это было последнее, что я видел…

Сложно сказать.

Воскрес я не на третий день, а гораздо позже, и первым, кого увидел, была склонившаяся надо мной медсестра.

— Пациент очнулся, доктор.

Женщины…

Они и раньше пытались вылепить из себя богинь. А уж при нынешних возможностях биопластики… Сплошные Венеры, Дианы и прочее. Где там заканчивается естественное, где начинается искусственное — черт не разберет.

Вообще с женщинами — вопрос тонкий. Женщины всегда были чем-то вроде драгоценных камней, требующих соответствующей оправы. Их окружали благородными металлами и драгоценными камнями, одевали в меха и невесомые прозрачные ткани. Вокруг женщин возникали культы, напоминающие поклонение кошкам. И место женщины нашли себе — где-то чуть позади царского трона, и чуть в сторонке, чтобы удобнее было нашептывать на ухо.

Пришел Апгрейд.

Оказалось, у женщин есть собственный взгляд на жизнь и свое место в этой жизни. Драгоценности перестали будоражить их воображение. Вместо соболей и шелка они облачились в биоэлектронику. Вместо платины и бриллиантов установили чипы. Вместо шпилек и бретелек взяли нейроморфиды.

Незаметно само понятие «женщина» размылось вместе с понятием «мужчина» и вообще «человек».

Забудьте о женщине-матери, о жене, о возлюбленной — это игры антропов.

Такие дела…

Видел я одним глазом, левую руку, словно языком слизнули, голова гудела, к горлу подступала тошнота.

— Ну-с, что у нас здесь?

Надо мной склонился седенький, лысеющий старичок с ухоженной благообразной бородкой и красивыми усами. Его глаза выдвинулись вперед подобно объективам древнего фотоаппарата — он сканировал. Зрелище диковатое, но кто знает, что он себе вживил, умножители, а может и рентген. Полезные игрушки для врачей.

Образ врача эпохи Апгрейда: сканер, подключенный к базе данных. Никаких записей на бумаге, полная информация остается на инфокристаллах — аудио, видео, в некоторых случаях даже запах.

— У вас удивительный организм — быстро восстанавливаетесь.

— Что с глазом, доктор?

— Вы поступили в очень тяжелом состоянии. Сильные ожоги левой половины тела, в том числе лицевой части.

Он втянут глаза и как-то мило пожал плечами.

— Повезло, что спасатели прибыли вовремя, иначе вы, в некотором роде, сгорели бы целиком. Повезло, что наш госпиталь за вас взялся. Учитывая отсутствие страховки.

Госпиталь? Моей скромной персоной заинтересовался могущественный боевой клан? Или военная корпорация? Чего ради помещать в одноместную палату ничтожество? А доктор, надо сказать, деликатный человек. С такой непринужденностью сообщает пациенту, что тот стал инвалидом. Профессионал.

Несколько слов о медицине Апгрейда. В привычном понимании она больше не существует. Уколы, бинты и пиявки в прошлом. Таблетки и подкожные инъекции остались, претерпев серьезные изменения. Врачи превратились в биоинженеров. Человеческое тело воспринимается как своеобразный конструктор. Заболел желудок — вот новый, поставил — забыл. Сердчишко прихватило — вот новое, поставил — забыл. Активное долголетие, железное здоровье, великолепное самочувствие, словом, живи да радуйся! Естественно, при одном условии.

Деньги, деньги, деньги…

Чудесные технологии доступны не каждому. В том числе и мне. Кстати, доктор интеллигентно мне на это намекнул.

— Послушайте, как насчет имплантации?

Доктор присел на стул рядом с моей кроватью, отечески положил мне руку на грудь.

— Мистер…

— Змей.

— Мистер Змей, вы находитесь в госпитале более двух месяцев, затраты на ваше содержание и лечение составляют солидную сумму. Кто ее погасит?

— Должок я верну.

— Прекрасно, только вас поместят под протекторат. Вам же это не нужно?

Кому, интересно, это может быть нужно? Допустим, вы первый раз нарушили закон, совершили какое-нибудь незначительное правонарушение. Вас не отправляют в тюрьму, вас помещают под так называемый «протекторат» — вживляют вам чип и с этого момента за вами ведется постоянное наблюдение. Если вы упорствуете и продолжаете себя вести «нехорошо», включается «система коррекции поведения». Вас начинают ограничивать в контактах, постепенно сводя их к выгодному для властей минимуму, не открыто, а исподволь, манипулируя потоками информации. Очень скоро вы обнаружите, что стали совершенно другим человеком.

Биоробота из вас делать не собираются, прямое программирование психики запрещено законом, технологии, открыто подавляющие волю и замутняющие сознание запрещены законом. Но. Но, нужно помнить о том, что такая возможность есть, и никто не даст гарантий, что эта возможность не будет использована.

Есть, правда, у этой медали и оборотная сторона — технологиями пользуется как власть, так и население. Если есть следящие чипы, то есть и глушители, если есть пропаганда, то есть и контрпропаганда, если есть одна правда, то есть и другая правда.

— И потом, мистер Змей, насколько мне известно, счет за лечение у вас не единственный.

— Что значит не единственный? Я кому-то еще задолжал?

Добрый доктор слегка изменился в лице. Таким его легко было представить вскрывающим скальпелем несчастную зверушку.

— Вот мистер Перовски, наш менеджер, — доктор повел рукой в сторону третьего посетителя. — Он вам объяснит, если вы, конечно, хорошо себя чувствуете.

— Подходяще, — сказал я, подавив очередной приступ тошноты, — подходяще себя чувствую.

Тощий малый в сером костюме протянул мне пластиковую карту.

Клерк эпохи Апгрейда работает не с бумагами, а с гибкими экранами и голограммами, однако что-то мышиное проглядывает в его облике, будто электронные носители каким-то невероятным образом сохранили ту самую книжную пыль, или чернила.

Я ознакомился со счетом и округлил глаза, вернее единственный глаз. Ничего себе суммочка!

— А это еще что?

Страховщики транспортной кампании повесили на меня вину за аварию. Очень мило с их стороны. Я, оказывается, находился в состоянии наркотического опьянения, что и привело к дорожно-транспортному происшествию.

Итого: счет за пребывание в госпитале, счет за помятый грузовик плюс имплантация. Да, и неизвестно еще что скажут наши — груз-то попал в руки полиции.

Такие дела.

— Весело, — я вернул карту Перовски.

Доктор глубоко вздохнул, как-то участливо кивая головой.

— Что же, мистер Змей, хочу предложить вам кое-что. Это поможет вам рассчитаться с госпиталем, избегая протектората.

Так-так.

— Вы согласитесь участвовать в исследовательской программе. Добровольно подпишите контракт и поступите в мое распоряжение.

— Новый трансмутат?

— Гораздо интереснее. Передо мной лично и перед госпиталем открываются блестящие перспективы.

О да! Нечеловеческая сила! Новые невиданные возможности! Давай, детка, лови момент! Веселись, потому что очень скоро придется платить по счетам.

— А я загнусь на операционном столе?

— Ну что вы. Не нужно так мрачно смотреть на будущее. Определенный риск есть, не стану скрывать, но, в случае успеха вы прославитесь.

Я саркастически хмыкнул.

— Рекомендую согласиться.

— Зачем? Лучше я смоюсь, отлежусь в какой-нибудь норе, а там видно будет.

Доктор и сестра засмеялись.

— В коридоре, — доктор указал сухим пальцем на дверь, — ожидает представитель Директории. Вряд ли вам понравится то, что он скажет. Хотите попасть в лапы полицейского управления? Не хотите? Подпишите контракт, и вам будет предоставлена защита.

Я уже устал и готов был согласиться на что угодно.

— Ладно, поглядим.

Одним глазком…

Доктор просиял, пожал мне руку и выпорхнул из палаты, бросив на прощание:

— Поправляйтесь.

Сестра грациозно выпорхнула следом за ним.

Перовски протянул мне стопку бумаг.

Бумага.

Бумага не умирает, бумага не умрет никогда.

Сколько бы виртуальных документов вы не накидали в инфопространство, в надежде защитить вашу собственность — все напрасно. Ловкие ребятишки вроде моих знакомых сделают так, что ваше перестанет быть вашим. Вы хоть представляете количество запросов, степени сложности и прочее, и прочее, крутящееся в базах данных? А ту легкость, с которой это взламывается? Апгрейд — эпоха откровенности, эпоха без границ. Ни коммерческой, ни личной тайны, ни авторского права и тому подобной чепухи. Впрочем, я уже говорил — это не работает. Бумага — другое дело. Бумага как работала, так и работает. А раз есть бумага, есть и парнишки в серых неприметных костюмчиках. Сама скромность — они войдут к вам тихой шаркающей походкой, побеседуют по-приятельски, и вы останетесь без штанов. Ну, если у вас есть штаны. У меня и штанов-то нет.

Такие дела.

— Расписаться кровью?

Отсутствие чувства юмора передалось современному клерку от бюрократии предыдущих веков.

Я расписался не читая. Перовски убрал подписанный контракт в черную кожаную папку и церемонно кивнул.

— Подождите, — сказал я. — А что за программа? Дайте хоть взглянуть.

Он оставил мне гибкий экран.

После нездорового сна и куриного бульона я решил ознакомиться с исследовательской программой, в которой согласился быть подопытным кроликом. Я активировал экран, изучил содержимое.

Госпиталь работал над переносом сознания.

Цифровое бессмертие, слыхали о таком? Довольно старая история. Не удалось заполучить бессмертие физическое — решили бежать в инфопространство.

На протяжении всей своей истории человек только и делал, что бежал. Бежал от своей слабости, глупости и смерти.

И вот прибежал…

К дублям, управлению генетикой, слиянию человека и машины.

Так пора бы остановиться, но нет, все равно бежит. То ли по привычке, то ли по какой-то другой причине. Я думаю, человек бежит от самого себя. Кем угодно он согласен быть: асуром, богом, демоном, нарраком, чистой энергией, — только не человеком. Наш вид следовало бы назвать не homo sapiens — человек разумный, а homo cursus — человек бегущий.

О технологии переноса сознания мне слышать доводилось. Создается цифровая копия человека, его двойник, состоящий из воспоминаний, и полученная таким образом информация загружается на носитель. О качестве полученной копии разговор особый.

Есть три варианта носителей: механо, био и вирт.

Вариант «механо» означает, что ваши воспоминания загружаются в робота, кибера. В основном они похожи на людей. В этом отношении мы словно Господь Бог — создаем по своему образу и подобию. Но железяка она и есть железяка. Считается, что протезы туповаты, что уж и говорить о киберах, но и цена вполне приемлема.

Деньги, деньги, деньги…

Все дело в них.

Второй вариант — клонирование. Эта штука подороже и гораздо сложнее. Дубля можно получить какого угодно, похимичив с генетическим кодом. Однако, то ли в силу особенностей живой ткани, то ли (не хочу говорить о сверхъестественном, но, может и впрямь существует нечто вроде души), одним словом, в силу ряда необъяснимых с точки зрения современной науки причин, бионосители получаются не такими качественными, как механо. Во-первых, они практически никогда не становятся абсолютной копией, они изначально обладают индивидуальностью, будто аминокислоты и белки заставляют их отличаться от исходника. При этом полноценными личностями не становятся. Простоватые они, мягко говоря. Не то чтобы совсем прямолинейные роботы, однако, и не люди. Во-вторых, они менее устойчивы психически — слетают с катушек, чего не происходит с киберами никогда (железяки). И, в-третьих, бионосители почти так же уязвимы для внешних воздействий, как и люди. Посильнее, повыносливее, почти не болеют, словно вирусы-умницы не желают размножаться в искусственных телах, но рабочий диапазон — человеческий. Хотите купить — пожалуйста!

Наконец, третий вариант — вирт. С тех пор, как была создана нейросеть, внутри нее стали появляться, и расти бесконечные виртуальные миры. Искусственный интеллект — штука непонятная. Вы сначала разберитесь с интеллектом человеческим, а там уж беритесь за что-то иное.

Но, раз есть виртуальные миры, то почему бы людям в них не поселиться? Вполне логично. Человек осваивает новую территорию, только и всего.

Вот над этим-то освоением территории трудился мой новоиспеченный шеф — доктор.

Теперь стоило разобраться с тем, что грозит подопытному.

Через полчаса ко мне вошел представитель директории — полицейский инспектор — здоровенный протез, нашпигованный нейроэлектроникой. Челюсть квадратная, нос картошкой, плечищи, ручищи, словом — шутки в сторону. «Застежка». Так их называют мои ребятишки. Все мило, мягко, ненавязчиво. Не успеете опомниться, а вас уже «застегнули».

— Ну, здравствуй, дорогой.

— Вы бы приходили через неделькую-другую, я плохо себя чувствую, — и это была чистая правда.

— Ну, нет, приятель, через недельку-другую тебя уже не будет в Кластере. Поговорим сегодня, — он присел на стул, жалобно скрипнувший под его весом. — Да ты не бойся, просто поговорим и все.

Ну да, конечно.

Для начала он предъявил мне протокол с места аварии (ну, разумеется, я перевозил запрещенные препараты), а также свидетельские показания. Скорее всего, кто-то из наших ребятишек раскололся, не стану их осуждать.

— На этом основании мы можем отправить тебя на корректировку.

— Ну, так в чем же дело? Отправляйте.

— Зачем так сразу. Поверь мне, дорогой, в корректировке нет ничего хорошего.

— Так уж и нет?

— Абсолютно.

— Пару лет походить с жучком в голове не трудно.

— Кто говорил о «паре лет»? Абонемент всегда можно продлить, ты же понимаешь.

Потянуть время? Хотя, в моем положении вряд ли что-то может измениться. Бессмысленно говорить о правах и свободах. Я ведь прекрасно понимаю, прав тот, кто сильнее (читай тот — у кого больше денег). У меня в данный момент ни денег, ни поддержки. Придется сдаваться на милость победителя.

— Чего вы хотите?

— Доверия, ничего больше.

— И что это значит?

— Ты вот живешь, коптишь небо потихонечку, все берешь, берешь и ничего не даешь взамен.

— Точно, — кивнул я, заранее зная, что последует дальше.

За все нужно платить. За все.

— И ты, и такие как ты, все вы лезете в кластеры, в самый центр, будто здесь медом намазано. Вы только гадите и жрете, жрете и гадите. Считаете себя пупами Земли. Думаете вы независимые? Думаете, вам не обязательно подчиняться? Думаете, сможете выживать сами по себе? Тебя никто не держит, эмигрируй, примыкай к дикарям. Пожалуйста, пути открыты, — он сделал рукой широкий жест. — Нет? Не хочешь? А чего хочешь?

— Послушайте, инспектор, я действительно плохо себя чувствую.

— Потерпи, дорогой, потерпи. Я же терплю. Сижу здесь, беседую с тобой, а мне это очень не нравится, поверь.

— Что вам нужно?

— Пришло время отдать долг обществу.

Я-то думал, что инспектор просто железная дубина с проводками, а он вон куда. Какой высокий слог и ни слова правды.

— Давайте-ка сразу уточним, о каком обществе идет речь? О вашем закрытом клубе? Нет никакого общества, нет никакого государства. Нет патриотизма, нет ответственности, всем наплевать друг на друга, поэтому я никому ничего не должен. Заставить меня подчиняться вы можете и это — единственная реальность, остальное — сотрясение воздуха. Хотите меня нанять? Прекрасно, я не против. Остается обговорить условия. Оплатите мне имплантацию и я ваш.

Он засмеялся.

Когда речь заходит о деньгах, сразу меняется отношение.

Деньги, деньги, деньги…

— Вот что, дорогой мистер Змей, ты отнял у меня много времени. Сделаешь все, что потребуется, бескорыстно, из лучших побуждений.

— И не подумаю.

— Не глупи.

— Я вроде как на госпиталь теперь буду работать.

— Ну и хорошо. О госпитале я в курсе. Продолжай общаться, присматривайся, может и приметишь что интересное. Живи как жил. Просто, будем иногда встречаться, и беседовать о том, о сем.

— И сколько я таким образом «проживу»?

— Вполне достаточно.

Ну да, конечно.

— Что скажешь? — инспектор улыбнулся.

Интересно, скольких он сломал? Как долго может держаться воля человека эпохи Апгрейда? Ее же вообще нет.

— Я подумаю.

— Не о чем думать, дорогой, не о чем.

Судя по тому, как вальяжно себя ведет инспектор, чип мне гарантирован.

И это очень и очень плохо.

Такие дела.

— Согласен?

Я кивнул.

— Ну, вот и славно. Поправляйся, дорогой.

Похлопал меня на прощание по плечу. Вот так они и «застегивают».

Ночью дверь в палату распахнулась, вошли двое: строгие черные костюмы, каменные лица, острые взгляды. Обнюхали каждый угол, ощупали постель, молча встали у входа.

Морфы? Протезы?

Скорее всего, морфы: ровные фигуры, нигде ничего не торчит.

Появились еще двое. Первый: молодой еще человек, высокий, стройный, в костюме не таком строгом, но более дорогом (сразу видно), и суетливый — настоящий хорек. Глазки бегают, руки с тонкими длинными пальцами шарят по карманам. Вытащил коммуникатор, что-то прочитал, смешно шевеля тонкими губами, положил коммуникатор во внутренний карман и пропищал:

— Это он. Точно.

Второй.… Даже не знаю, как его назвать. Серьезный такой, усталый, седеющий. Костюм серый, запонки золотые, булавка галстука украшена крупным камнем, пальто, мягкая шляпа, коричневые добротные туфли. Одним словом, дядя. Знаете таких. Деловые люди, глупостями не занимаются. О чем-то он говорил с медсестрой. Та покивала и ушла.

Дядя сел на стул, хорек вновь извлек свой коммуникатор, показал экран, потыкал пальцем.

— Я уверен, это он.

— Простите, а вы кто? — спросил я.

— Мы представляем движение, известное вам как Истинно Чистые, — ответил хорек.

Обрисую ситуацию: нейросети, информация распространяется с немыслимой скоростью, сотни тысяч пауков день и ночь высматривают добычу. Что-либо утаить невозможно. Не нужны чипы и штрихкоды, чтобы получить сведения о ком угодно. Прячьтесь, не прячьтесь, все равно вы на виду. В этих условиях гораздо выгоднее открыто заявить о своих намерениях. Мир настолько безумен, что никто не будет шокирован.

Истинно Чистые так и сделали.

Они считали человеческое тело идеалом и провозгласили отступление от этого идеала преступлением. Они выступали против морфов и протезов, но не против технологии как таковой, они хотели, чтобы люди не менялись до неузнаваемости, сохраняли хотя бы видимость человеческого облика.

Намерения благие, но что за этим скрыто? Думаю, то же, что и обычно — деньги.

Деньги, деньги, деньги…

В правлении Директории фракция Истинно Чистых занимала видное положение, их многие поддерживали.

А еще они устраивали чистки — уничтожали НПМ-чудовищ на окраинах Северо-Западного Кластера, для чего содержали боевые подразделения, отряды фанатиков.

И еще ходили слухи, один страшнее другого.

Я, похоже, здорово влип.

— Сколько тебе лет? — спросил дядя. Голос у него был холодный, жесткий. Ну да мне не привыкать.

— Не знаю.

Он посмотрел в мой единственный глаз, будто ножом пырнул.

— Впрочем, это неважно.

И хорьку, резко, приказным тоном:

— Завтра же транспортировать.

После чего поднялся и ушел, истуканы у входа последовали за ним. Хорек задержался ненадолго.

— Мы тебя обыскались, дружок, ноги сбили, — ядовитенько так говорит, с полным сознанием своего превосходства.

— Пожалеть вас?

— Ух, какой колючий.

Он потрепал меня по щеке.

— Увидимся.

Мерзкий тип. Наверняка в детстве обижал маленьких.

— Жду не дождусь, — это я сказал закрытой двери.

Такие дела…

Рано утром что-то ударило меня по лбу. Я проснулся.

Окно было разбито, в воздухе парил маленький коптер, на кровати лежал коммуникатор.

Так-так, ребятишки вспомнили о моем существовании, не иначе.

Раздался звонок, на экране коммуникатора появилась красная рожа Бригадира.

— Эгей, Змееныш! Как здоровье, приятель? А мы-то уж думали, ты отдал Богу душу.

— Жив, как видишь.

— То-то, что жив. Не торопись на тот свет, пока не закончил дела на этом.

Ухмыляется.

— Какие дела?

— Да как же, а груз, который ты профукал? Фирма понесла убытки, надо это как-то уладить.

Деньги, деньги, деньги…

— Должок я верну.

— Вот как? Вернешь? Тяжеленько это будет сделать с жучком в черепушке. Или у тебя завелся доход на стороне?

— Ничего, как-нибудь.

Он посерьезнел.

— Что сказал застежкам?

— Ничего.

— Не ври мне, Змееныш!

— У них уже были показания.

— А… Верно, двоих прихватили по горячим следам. Между прочим, из-за тебя, милый. Я потерял двух работяг, так что должок-то получается немаленький.

Я молчал.

— Не вздумай смыться, Змееныш и ничего не говори! Понял?!

— Понял.

Лучше не спорить и не грубить, хотя уже все равно. Что сможет эта сявка против Истинно Чистых?

— Оклемаешься — приходи. Я тебя жду, приятель. С нетерпением.

— Непросто будет прийти, меня здорово охраняют.

— О! А ты постарайся, приятель. Сам знаешь!

Экран погас. Коптер покружил по палате и вылетел в разбитое окно.

Глава вторая.

Просьба о помощи.

«О, Повелитель Света, приди и поглоти червей обитающих в Аменти».

Слово устремленного к свету.

Итак, подведем итоги.

Что мы имеем?

Четыре возможных сценария.

Первый: контракт с госпиталем. Плюсы: списание долгов. Минусы: неизвестны. Вероятность воплощения: нулевая. Добрый доктор меня точно не получит. Может поискать другую обезьянку для своих опытов.

Второй: Директория. Плюсы: никаких. Минусы: меня укокошат. Очень быстро, если конечно я не смоюсь. Вероятность воплощения: минимальная. Полиция — часть Директории, но Истинно Чистые тоже часть Директории. У кого больше влияния? Правильно. Полиция отдыхает и ждет, когда меня используют и выбросят. И вряд ли дождется.

Третий: мои ребятки. Плюсы.… Да какие там плюсы! Если не убьют сразу, чтобы продать на запчасти, то будут долго мучить. Но они до меня тоже не доберутся, потому что наиболее вероятен четвертый сценарий: Истинно Чистые.

Что им нужно? Неизвестно.

Могу я улизнуть? Нет. Я не коптер — в окно не упорхну.

Прямо безвыходное положение.

А в таких ситуациях самое верное средство — обратиться к паукам.

Есть такие парни, сидят в нейросетях безвылазно, приторговывают информацией, самой разной информацией. Сплетни, слухи, коммерческие секреты, что угодно, лишь бы заплатили.

Я обратился к одному из них — Пауку-Серебрянке.

Тот еще типчик…

Обосновался не где-нибудь, а под водой (отсюда и прозвище), устроил кокон по соседству с колонией полубезумных морфов: чем-то средним между муравейником и религиозной сектой. Идеальный симбиоз, они обеспечивают безопасность, он информационную поддержку.

Наша развеселая компания частенько прибегала к его услугам. Кусочек здесь, кусочек там, клиент получает прибыль, информатор свои проценты, все довольны.

— Привет, Змей, — от спокойной сидячей жизни Серебрянка заметно раздался вширь. Кстати, он и сейчас уплетал за обе щеки прессованный криль, щедро поливая соевым соусом. — Знаешь, тут появились новые препараты, очень выгодное дело, правда-правда. Не хочешь подзаработать?

— Оставь их себе.

— Зря отказываешься, их пока нет на рынке, можно прилично поднажиться.

— Мне не нужен заработок.

— Заработок нужен всем!

Серебрянка состроил огорченную мину.

— Слышал, ты здорово влип, приятель.

— Даже не представляешь как.

— Не унывай, попробуй взглянуть на свое положение с хорошей стороны, прошивка еще никого не убивала. По крайней мере, сразу. Ты же не собираешься жить вечно.

Понятно с чего он так выделывается, сейчас я ровным счетом ничего собой не представляю. И раньше не был «самым-самым», но раньше я был не один, по крайней мере, а сейчас — абсолютный ноль, даже меньше нуля.

— Не в прошивке дело.

— Вот как. Ну, поведай, что там у тебя.

— Слышал об «Истинно Чистых»?

Бедолага даже поперхнулся.

— Тебе жить надоело? Не связывайся с этими фанатиками!

— Я и не собираюсь.

— Зачем тогда спрашиваешь?

— Вроде как они со мной хотят связаться.

— Слушай, приятель, держись от них подальше, мой тебе совет. Надо заработать — я подкину тебе дельце.

— Говорю же, заработок мне не нужен! Я хочу, чтобы ты что-нибудь нарыл.

— Нет!

Он прервал связь.

Полчаса я упорно набирал его номер.

— Ну что тебе?! — сдался он.

— Серебрянка, помоги мне выбраться. Я буду твоим должником.

— Должником, — хмыкнул он. — Приятель, во всех базах данных ты значишься как покойник.

— Я тебя очень прошу.

— Ха-ха…

— Умоляю…

Длинная пауза.

Наслаждается моментом, черт бы его побрал. Очень надеюсь, когда-нибудь он обожрется нейроускорителей и лопнет, а его ошметки с превеликим удовольствием подъедят соседи-морфы.

— Ладно, Змей, — Серебрянка почесал пухлый небритый подбородок, — исключительно из жалости к твоему нынешнему убожеству.

— Спасибо.

— Пока не за что. Скажи хоть, что конкретно тебе нужно?

— Вытащи меня из госпиталя.

— Хо-хо! И сколько у меня времени?

— Времени нет. Это нужно сделать сегодня, буквально сейчас.

— Недурно! Иначе что?

— Что-то они говорили о транспортировке.

— Сегодня?

— Да.

— Недурно, недурно… Что-нибудь еще?

— Ну, здесь есть исследовательская программа. Интересно, что случилось с подопытными. Судя по всему, их было много.

— А это тебе зачем?

Я пожал плечами.

— Просто интересно.

Серебрянка задумчиво пожевал.

— Ну, хорошо. Жди.

Я умею ждать.

Терпеливо, безропотно.

День за днем, месяц за месяцем.

Только сейчас речь идет о минутах, буквально о минутах. Вот-вот пожалует доктор с утренним обходом.

Коммуникатор я спрятал под матрац и принялся грызть ногти на единственной руке.

Пять минут.

Десять минут.

Пятнадцать.

Двадцать.

Серебрянка работает чисто, всегда доводит начатое дело до конца, никогда не кидает клиента. Поэтому и жив до сих пор.

Но что, если правила поменялись?

Что если?

Двадцать пять минут.

Звонок!

— Задал ты мне задачку, приятель.

— Что скажешь?!

— Вот, значит, как оно будет, Змей. Запоминай! Самое главное — не дергайся. Пусть они делают, что делают. Понял?

— Понял.

— Еще раз повторяю: пусть делают, что делают! Понял, или нет?

— Да понял, понял!

— И еще запомни, это касается твоего долга. Ты ведь назвался моим должником, верно?

— Верно.

— Ну, так вот. Когда ты окажешься там, где окажешься, найдешь способ со мной связаться и подробно расскажешь о том, что там происходит. Детально. Эта информация и будет твоей платой за услугу. Все ясно?

— К чему эти загадки? Расскажи прямо, что ты там удумал?!

— Не кипятись, приятель. Придется тебе мне довериться. Других вариантов у тебя все равно нет. Истинно Чистые тебя уберут.

— Чем я им насолил?

— Понимаешь, ты — старый след, который необходимо замести.

— В каком смысле?

— Это они тебя создали.

Вот, значит как, возвращение блудных отцов. Высокотехнологичные родители.

— Зачем?

Серебрянка развел руками.

— Этого я не смог узнать. Пока, — он многозначительно погрозил с экрана пальцем.

Я молчал.

Детство… Питомник…

— История темная, ниточек почти нет, но одно я выяснил наверняка. Вас было семеро, таких как ты. И шестеро исчезли.

— Мертвы?

— Скорее всего. Видно пришел и твой черед.

— Да, они сказали, что долго меня искали.

— И, наконец, нашли! Интересный случай, только поэтому я тебе помогаю, — Серебрянка раскраснелся, глаза блестели как начищенные монеты. — Да, кстати, о госпитале! Этот твой доктор — большая свинья. Копается у людей в мозгах, как…

В этот момент послышался звук открывающейся двери.

Я, ни секунды не раздумывая, швырнул коммуникатор в разбитое окно.

Появившийся в палате Хорек пулей бросился ко мне и схватил за волосы.

— Что это?! Ты с кем-то связался?! С кем?!

Я решил быть предельно откровенным:

— Ребята передали мне послание.

— Какие «ребята»?

— Ну, моя банда.

— Банда? Так ты что, бандит? — он противно засмеялся. Истуканы, вошедшие следом за ним, вновь обнюхали каждый угол, заглянули под матрац и под подушку.

— Всего лишь курьер.

— Вот как? И что же тебе передали?

— Поставили меня на счетчик из-за пропавшего груза.

— Забавно.

Хорек немного успокоился, отпустил мои волосы и что-то сказал на ухо одному из истуканов. Тот вышел.

— Это все?

— Все.

Вошла сестра, в правой руке она держала шприц.

«Неужели сыворотка правды?» — мелькнуло у меня в голове.

Но в коридоре я заметил блестящий металлический ящик с панелью управления на борту.

Криокапсула.

Значит, повезут куда-нибудь далеко.

Укол.

Я поплыл.

— Мы еще поговорим, — брызгал мне слюной в самое ухо Хорек. — Расскажешь подробнее.

Глава третья

.

Среди живых.

«…и будет пребывать на земле среди живых, и делать все, что угодно ему».

Слово устремленного к свету

Я сижу в кафе на вокзале, пью кофе с лимоном, ем горький шоколад.

Так по-человечески, слишком по-человечески.

Голова моя обрита, одет я в серую монашескую робу, у моих ног лежит рюкзак с теплыми вещами.

Теперь я послушник Храма Неподвижного Сердца.

Такие дела.

Смотрю на толпу за прозрачной стеной кафе: муравейник, настоящий муравейник. Протезы, морфы, миксы, вирты, андроиды, дубль-клоны, киборги, сплетенные в Единую Великую Сеть, один невообразимо сложный, невообразимо прекрасный, и невообразимо безобразный клубок. Ничего постоянного, все течет, все меняется. Нет больше точки опоры, так что никто не сможет перевернуть Землю. Да и как бы он это сделал, если она крутится безостановочно, ускоряясь с каждым новым оборотом. Еще немного и мы полетим в разные стороны, словно куски грязи с колеса автомобиля.

В этом секторе мода на фасеточные глаза, редкая красотка не напоминает стрекозу. Я со своими вертикальными зрачками не вписываюсь. Да кстати, я теперь микс: к результатам работы биоморфидов добавилась металлическая рука и холодный механический глаз. По моей просьбе зрачок оставили змеиный, добавили функции тепловидения и ночного зрения, так что при желании могу видеть сквозь бетон. А вот рука иногда скрежещет. Железяка, что поделаешь.

В целом я доволен.

Хороший кофе, хорошее утро поздней весной, впереди — полная неизвестность. Чего еще желать? Разве что немного денег — повеселиться в дороге.

Деньги, всегда деньги.

Но, обо всем по порядку.

Серебрянка не обманул и действительно вытащил меня, вернее мое бренное спящее тело из лап Истинно Чистых. Уж не знаю, как ему удалось влезть в код грузового коптера, перевозящего мой гроб, но это его работа. Тем живёт, тем кормится. И неплохо, надо сказать кормится. Животик нагулял.

Вытащить-то он меня вытащил, однако не для того, чтобы отпустить на свободу. Нет. Запродал в одну очень мутную конторку.

Итак.

Я говорил, что Апгрейд отменил религию? Не совсем.

До тех пор, пока не будет разрешена Загадка Смерти, будет существовать и религия, в том или ином виде.

Жизнеспособные культы остались и в эпоху Апгрейда, мутировали, подстраиваясь под требования времени, но остались. Кроме того, появилось бесконечное множество новых, повылезали, словно поганки после теплого дождя. На благодатной почве мировой помойки в один миг зацвели квази-религии, сверхмистерии и тому подобное. Грубо говоря, наш мир сейчас похож на собрание всевозможных сект и культов. Пока существует запрос на разные «высшие смыслы» и прочую чепуху, будут плодиться, и размножаться учителя, гуру, пророки, служители и последователи.

Наверное, это правильно. Повторяю, никто не отменял Загадку Смерти.

Понимаете, о чем я?

Реально существуют две точки и прямая, соединяющая эти точки: рождение — жизнь — смерть. Тут уж без вопросов, точки существуют, прямая, ну или там, кривая (у кого как), тоже существует. Неоспоримый факт!

Неизвестно, что было до рождения, неизвестно, что будет после смерти, и непонятно в чем смысл жизни.

Тысячи лет люди ищут ответы на три вопроса, не могут найти, зато порождают еще большее количество вопросов. И, само-собой, желающих ответить на эти вопросы. Правду, ничего кроме правды.

С каждым годом все больше бессмыслицы, с каждым годом все больше сумасшедших откровений и тайных доктрин.

И среди прочих нечто таинственное и непонятное — Храм Неподвижного Сердца.

Дела они ведут на Востоке. Слышали о такой области — Аменти? Конечно, слышали. Современная Шамбала, возникшая к великой радости психов и придурков, рыскающих по миру в поисках новых идолов. Если раньше люди ездили на паломничество в Мекку — поклониться Священному Камню Каабы, или в Индию — смыть грехи в мутных водах Ганга, то в наше время мистическим центром, Душой Мира, считается Аменти.

Аменти называют последней надеждой человечества, воплощенной истиной. Полный бред, но принято считать, что там живут Боги. Вот именно Боги, вы не ослышались. На этом утверждении основывается едва ли не больше половины современных религиозных культов, как абсолютно новых, так и модифицированных старых. Каждый второй антроп надеется обрести бессмертие, обратившись к Богам Аменти с мольбой о помощи. Никак не могут понять, что больше нет Богов, их заменил собой Апгрейд.

Однако, храмовники далеко не глупцы. Я так понял, они практически монополизировали тропинку паломников к Бесконечной горе и делают денежки на неиссякаемом потоке верующих. Если это правда, они не только не дураки, но и вполне приличная сила — желающих покормиться у этого корыта наверняка немало.

Ах да, Бесконечная гора, Сет-Джесерт.… Ну, тут все просто: будто бы вершины ее достичь нельзя и будто бы именно там обитают Боги. Да-да, вы не ослышались — именно Боги.

Немножко забегу вперед. Выскажусь о преданных, ну и о Богах, конечно. О том, как я это понимаю.

Жили-были на планете Земля две эволюции: техноэволюция и биоэволюция. Долгое время они как-то уживались друг с другом и одна другую подтягивали.

Но так случилось, что кривая техноэволюции взяла, да и рванула вертикально вверх.

Темпы роста технологий опередили темпы роста человеческого сознания считай что навсегда, после чего человек разумный как единый биологический вид закончился. Новые разумные виды стали появляться и исчезать чуть не ежедневно. Жуть что творилось, планетка наша тряслась, кипела, словно чайник на горячей плите. Наворотили, накурочали, наразоряли такого, что разгребать и разгребать, расхлебывать и расхлебывать.

Когда более-менее устаканилось, это страшное время назвали эпохой Распада, да и стали потихонечку жить-поживать.

Однако, часть людей смогла правильно оценить обстановку и оседлать ракету техноэволюции. Они вознеслись к небесам и воздвигли Бесконечную гору.

Здесь полно идиотов, твердящих, что людей сотворили боги. Нет, это мы их сотворили. Вернее, они — это мы.

Поэтому-то мне и смешно, когда вы, ребятки, молитесь, умильно поднимая поросячьи глазки вверх.

Вам невдомек, что молитесь вы себе любимым.

Такой расклад.

Как раз к молельщикам я и угодил по милости моего дружка Серебрянки. В какой-то бункер на окраине Центрального кластера. Здесь тебе и учебный центр, и лаборатория, и клиника.

Голова слегка потрескивала после криосна, спину ломило.

— Можете говорить, сын мой?

Жрец-распорядитель: худощавый морф, черепная коробка расширена, трансдермальные имплантаты, пальцы рук искусственные, взгляд сосредоточенный и отстраненный одновременно.

— Могу.

— Ваш агент сообщил, что вы хотите заключить контракт.

И здесь контракт.

— Совет ознакомился с вашим профилем. С превеликим огорчением должен сообщить, что на общих условиях мы не можем вас принять.

Вот тебе раз!

— И что вы намерены делать?

— Я уполномочен предложить вам особые условия. У вас неприятности с законом, вам грозит долговременный протекторат. Послушники с чипом нам не нужны. Однако если вы согласитесь на особые условия, мы готовы пойти вам навстречу.

— Что за условия?

— Срок контракта.

— И какой срок?

— Пожизненно.

— Пожизненно?!

Самое интересное предложение, которое мне кто-либо когда-либо делал.

— Не спешите, сын мой, подумайте. Что вас ожидает? Чем вы думаете заниматься? Ваше наиболее вероятное будущее — коррекция поведения и в конечном итоге утрата свободы воли.

— А всю оставшуюся жизнь работать на вас — это не утрата свободы воли?

— На кого-нибудь все равно придется работать.

— Но не всю жизнь.

— Всю жизнь.

— Я бы предпочел работать на себя.

— Это иллюзия, сын мой, а вы не в том положении, когда можно предаваться иллюзиям. Будьте реалистом.

Интересно, что это говорит последователь полумистического религиозного учения.

— А если я откажусь?

— Откажетесь?

— Ну да. Я ведь могу отказаться?

— Вас передадут представителям Директории.

Понятно…

— А если соглашусь?

— Исчезните из всех баз данных, плюс протезирование, обучение, будущее, наконец.

Так-так…

Я решился задать вопрос, вертевшийся у меня на языке с самого начала:

— Послушайте, а почему вы вообще со мной возитесь? Сдать властям проще.

— Храм борется за каждого заблудшего.

Ага… Не так и много желающих обрить волосы.

— А что за работа?

— Работы много.

Перевожу: « Нам нужны безмозглые наивные простаки, которые будут молчать и делать что прикажут». Технологии технологиями, а всегда кто-нибудь разгребает дерьмо. И этим кем-нибудь, по-видимому, скоро буду я.

Знаете, Квакша, со своими рассуждениями о свободе выбора был неправ. Но дело не в отсутствии или наличии выбора. Даже если выбор есть (а мне лично кажется, что он есть), человеку этого все равно будет мало. Человеку нужно больше. Ему нужен сверхвыбор, и еще нечто большее. Люди никогда не удовлетворяются тем, что имеют. Люди всегда и везде одинаковые, сколько бы железяк ни вживили, сколько бы таблеток не проглотили. Суть не меняется.

Как я уже говорил, я многое попробовал. Изменил тело с помощью биоморфидов, пробовал разные препараты — усилители, ускорители. Игрушки.

К чему вы придете, бесконечно манипулируя своим генетическим кодом? Станете монстром. Ничего человеческого не останется. Местечко под солнцем для вас, возможно, отыщется, но, чем причудливее вы изменитесь, тем уже будет ваш ареал, тем меньше будет возможностей выйти за рамки, которые вы сами себе очертите. Жабры, крылья, глаза, способные видеть в темноте — здорово, безусловно. Но на этом, как правило, никто не останавливается. Заигрываются, заигрываются до НПМ. Таков путь морфа.

Харда еще быстрее загоняет вас в ограниченное пространство, харда быстрее изнашивается и еще быстрее устаревает. Успеть за сумасшедшими скоростями Апгрейда — задача невыполнимая. Путь протеза — технологический тупик, поиск запчастей, которых давным-давно никто не выпускает.

Посмотрим, каков путь преданного.

И вот я сижу, пью кофе с лимоном, ем горький шоколад, смотрю на толпу за прозрачной стеной кафе.

— Стартуем, Змей, — это мой наставник, молодой протез, эксперт-навигатор. Невысокий, шустрый. Я его называю Здоровяк, он вживил экзоскелет последнего поколения, теперь никогда не устает. Любит оружие, невероятно много ест и невероятно много болтает. Больше всего о политике. Знаете, социальная справедливость и все такое.

Объявили посадку на наш рейс.

Хватаем рюкзаки, двигаем к поезду.

Наш спецвагон прицепили в хвосте состава, идущего в столицу Термитника. На обшарпанном зеленом борту я увидел ту самую собачью голову: эмблема компании Anubis Transport.

Что может быть глупее?

Глава четвертая.

Между двух огней.

«Я начинаю свой путь по дороге над водной пучиной, которая проведет меня между двумя Бойцами…»

Слово устремленного к свету

В купе трое: Здоровяк, Блондинчик и я, плюс багаж.

Ехать долго.

Пить никто не хочет, закинуться нечем, делать нечего. Мы спим, едим и болтаем обо всем на свете.

Блондинчик — пламенный революционер, его не устраивает ни одна из возможных форм правления, по его авторитетному мнению, они безнадежно устарели.

— Революция неизбежна! — восклицает он, положив семь таблеток глюкозы в стакан с водой. Блондинчик морф, перестроил работу нервной системы, ускорился, ему постоянно углеводов не хватает.

— Так уж и неизбежна? — подзадоривает Блондинчика Здоровяк. Эти двое друг с другом на ножах: то ли сугубо профессиональный спор — кто лучший координатор, — то ли вечное противостояние био и механо.

— Абсолютно!

— Мотивируйте, коллега, — говорю я, отрывая голову от подушки.

— Объясняю. Наша Директория устроена нерационально. Мы имеем один ярко выраженный центр, который выкачивает ресурсы из периферии. В то время как…

— Могло бы существовать несколько таких центров по выкачиванию ресурсов? — перебивает Здоровяк.

— В то время как любая из провинций могла бы обойтись без руководства из центра и существовать в качестве самостоятельной политической единицы.

— Предлагаешь раздробить единое государство на множество удельных княжеств?

— Фактически эти княжества уже существуют, а их независимость лишь вопрос времени.

— Почему это?

— Противоречия между центром и периферией день ото дня нарастают, что в конечном итоге приведет к массовым выступлениям и восстанию.

— А кто восстанет? — спрашиваю я.

— Народ. Кто же еще?

Здоровяк смеется:

— Какой народ? Протезы? Морфы? Может быть миксы? А, понял. Антропы. Восстанут антропы.

Блондинчик молчит, обдумывая сказанное.

— Дружище, никто не хочет революции. Спроси любого, он ответит: «Мне нужна уверенность в завтрашнем дне. Я хочу знать, что и послезавтра и через год я смогу набить брюхо, поспать на мягком диване и поторчать в Сети». Если правительство худо-бедно может обеспечить людям стабильность, он вполне жизнеспособно.

— Это в Северо-Западном и Центральном кластерах население имеет возможность удовлетворять свои потребности, на периферии совершенно иначе.

— Да неужели?

— Там жизнь другая, и люди другие.

— Люди везде одинаковые, хотят примерно одного и того же c минимальными вариациями. Зачем она нужна, Революция?

— Нам совершенно необходимо новое, более современное устройство общества.

— Да куда уж современнее, — говорю я.

Блондинчик настаивает на своем:

— Страна давно переросла централизованную структуру управления, — горячится Блондинчик. — Вокруг сети, мы живем в эпоху сетей, а государство как было, так и остается пирамидой, понимаете?

— Нужен порядок и жесткая рука, — говорит Здоровяк, стукнув для солидности кулаком по столику, — а для этого нужна концентрация власти.

— Но это же прошлый век! В сети не может быть центра, каждая отдельно взятая ячейка обладает всеми свойствами остальных. На этом принципе и нужно строить систему управления.

— И как это выглядит на практике? — спрашиваю я. — Как, например, ты будешь собирать налоги?

Блондинчик задумывается. После получасового напряженного молчания хочет что-то сказать, но Здоровяк его опережает:

— Вот что я предлагаю сделать, — говорит Здоровяк. — После того, как очередной Директор уходит в отставку, проводится всенародное голосование. Население отвечает на простой вопрос: «Лучше они стали жить или хуже?» Если большинство за истекший период правления стали жить лучше, Директору ставят памятник и всю оставшуюся жизнь кормят пирогами с белужьей икрой. А если большинство скажет, что жить они стали хуже — Директора четвертуют. Нормальный план?

— Ты романтик, приятель. Идеалист и романтик. Никакого большинства не существует в природе, любое голосование — спектакль.

— Я понимаю, но согласись, власть должна принадлежать народу.

— Какому-такому народу?

— Каждому. Каждый должен иметь возможность принять участие в решении важных вопросов. И не просто для видимости, а так, чтобы его голос действительно имел значение. Современные технологии вполне позволяют это осуществить.

— Нейроэлектронная демократия?

Здоровяк не послушник, он техник, хотя и подчиняется общим правилам, внутреннему распорядку и прочей мути. Одна из его обязанностей — помогать определиться таким как я в сложной структуре Храма. Верует он в идеалы храмовников, или просто живет себе, неизвестно. Такой, знаете, себе на уме.

— Точно! Нейроэлектронная демократия!

Романтик. Настоящий романтик.

— А кто будет подсчитывать голоса? Учитывать мнения? Сортировать? Направлять потоки? — цепляется за оппонента Блондинчик.

— Специально обученные люди.

— Так эти люди и захватят власть.

— Установить над ними контроль!

— Каким образом?

— Устроить процесс так, чтобы они следили друг за другом.

— Выживет самый хитрый и станет диктатором. Кроме того, каким образом ты организуешь процесс? Всеобщее недоверие и подозрительность? Такое уже бывало и не раз. И заканчивалось плохо.

Здоровяк в отчаянии машет рукой.

— Раз ты не веришь в демократию, кому, по-твоему, должна принадлежать власть?

— Дружище, власть ничего никому не должна, и принадлежит она тому, кто ее возьмет. Можешь взять — бери, не можешь — молчи в тряпочку. Думаешь власть — это средство? Ерунда. Власть — это цель.

— А ты бы взял? — спрашивает он.

— Вряд ли. У любой монеты есть обратная сторона. Рано или поздно придется отвечать. Не хочу отвечать. И вообще… О чем вы говорите? Какая социальная справедливость? Какой закон? Всегда, во все времена существовал лишь один закон — закон силы. А общественное устройство за всю историю человечества изобретено лишь одно — кастовое. При любом политическом режиме существует каста господ, каста рабов и нечто среднее, ни то, ни се, с одинаковым успехом способное подняться наверх и опуститься вниз. Но чаще, конечно, опуститься, потому что рабов нужно гораздо больше, чем господ. Если внимательно приглядеться к истории, то становится очевидным, что как бы ни изменялись технологии, каких бы высот не достигала та или иная цивилизация, ее основу составляло именно кастовое устройство.

— А к какой касте ты причисляешь себя, Змей? — не может удержаться от провокационного вопроса Здоровяк.

— Был ни то ни се, стал рабом, а вы чего ожидали?

— По крайней мере, честно. Невесело, но честно.

Примерно так мы и беседовали.

Глава пятая.

Поднятая рука.

«Истинно говорю тебе, что здесь я и сделаю все, что ты прикажешь».

Слово устремленного к свету

Поздно ночью Здоровяк растолкал меня:

— Вставай, Змей, приехали.

Это еще не Аменти. Перевалочная база на границе Ядовитых земель. Несколько ангаров, ржавеющая под открытым небом техника, груды металлолома, какие-то почерневшие от времени деревянные сараюшки и высокий бетонный забор.

Невесело…

Ах да, Ядовитые земли.

Ну, когда Боги воздвигли Бесконечную гору, то позаботились о том, чтобы их никто не беспокоил. Я имею в виду никто из людей.

Боги любят уединение.

Огромные пространства по всей окружности Сет-Джесерт превратились в пустыню. Не совсем безжизненную, конечно. Тут полно НПМ-чудовищ, которых выдавили из кластеров, мутантов, есть вроде бы и обычные животные — самые приспособленные и живучие, вроде тараканов, желтых муравьев, навозных мух. Насекомые, кстати, немного подросли, так что если какой-нибудь жужжалке, или бурчалке захочется отложить в вас личинку — пиши пропало. Здесь же много антропов. А где им еще быть? Прячутся от своих собратьев по разуму, выживают, как могут.

К Бесконечной горе есть два пути — северный и южный. В обход солончаков и марей. Первый ведет к северо-западному склону. Второй, соответственно, к южному. Там у Храма Неподвижного Сердца базы. Туда направляются многочисленные паломники — религиозные фанатики, мечтатели, идеалисты, просто ненормальные. Храмовники с превеликим трудом наладили транспортное сообщение. Боги не терпят высоких технологий, так что забудьте о самолетах, о монорельсе. На восток идут паровозы. Да-да, паровозы — дымящие, извергающие снопы искр отголоски давно ушедшей эпохи. Но, спасибо, что не пешком. Пешком до Бесконечной горы не добраться.

Такие дела…

Остаток ночи мы провели, ворочаясь на деревянных нарах, нестерпимо воняющих свежей краской. Утром побрели в столовую, невкусно позавтракали пищевыми концентратами.

После завтрака послушников, а их здесь оказалось около двадцати, собрали в одном из ангаров — слушать лекцию отца-наставника.

Здоровяк шепнул мне на ухо:

— Интересный персонаж.

— Да? Чем же он интересен?

— Да видишь ли, он един в трех лицах. И прозвище соответствующее — Троица.

— Как это?

— Обыкновенно, сделал себе двух дубль-клонов, причем с полным подключением. Обмениваются друг с другом полным объемом информации — визуальной, аудио, тактильной. Причем онлайн, без прерываний. Термиты постарались. В кластерах подобной технологии пока нет, а Троица долго работал в Термитнике. Вот и результат.

— Это что, гарантия бессмертия? Мол, теперь меня три и я не погибну, а если один из трех меня погибнет, или даже два из меня, то я все равно останусь?

— Вроде того.

Троица: высокий, стройный, широкоплечий, молодой. Волосы светлые, длинные и это странно, ведь храмовники бреются налысо. Лицо мужественное, красивое, но что-то проглядывает в нем такое… Ну, знаете, приторное. Зачем ему Храм Неподвижного Сердца? Искупает грехи, служа богам? Ищет высшие смыслы? Борется со своими низменными инстинктами? Два дубль-клона. У парня явно водятся денежки. И он поменял их на побасенки о просветлении? Непонятно.

— К вам обращаюсь я, дети мои, и слова мои — истина! — торжественно произнес отец-наставник. — Встав на путь послушания каждый из вас должен пройти определенные этапы, чтобы через годы упорного труда приблизиться к состоянию подлинного саху. Внимайте моим словам, запечатлейте их в своем сердце, ибо сердце есть хранилище знания.

Меня скривило как от лимонной кислоты. Что за бредятина?! Неужели кто-то способен принять эту ахинею за чистую монету?

— Здоровяк, — сказал я, — ты уже давно на них работаешь. Расскажи нормальным языком, о чем толкует этот бесноватый?

— Ну, как тебе сказать. Он излагает учение о ступенях.

— О ступенях?

— О ступенях.

— Я объясню, — вклинился в наш разговор Блондинчик. — Понимаешь, любой человек в начале своего жизненного пути ищет пример для подражания. Учителя, старшего брата, или какую-нибудь философскую систему. Это называется первая ступень — сотворение кумира. Очень многие так и остаются до самой смерти на этой ступени. Превращаются в фанатиков. Носится такой человек всю жизнь с одним и тем же, ни вперед, ни назад. Поклоняется кумиру, и ничем ты его не разубедишь.

— Встретишь Будду — поклонись Будде! — вставил Здоровяк.

— Понятно.

— Но, как правило, люди взрослеют, и в своих кумирах разочаровываются.

Здоровяк и Блондинчик склонились надо мной словно черный и белый ангелы над стариком Финном и шептали, шептали.

Если коротко изложить то, что они рассказали, получится следующее:

Ступень первая. Поклонение идеалу.

Молодые люди, юноши и девушки, избрав для себя некий идеал, стремятся во всем ему соответствовать. Неважно кто, или что станет кумиром — человек, учение, система ценностей. Послушник первой ступени безропотно следует указаниям учителя, фанатично исполняет обряды, подчиняется правилам и тому подобное.

Встретишь Будду — поклонись Будде.

Можно так и остаться на первой ступени. Превратиться в узкого специалиста, хранить верность, держать слово, вникать в мельчайшие подробности. Вроде бы ничего опасного, наоборот, дисциплина и самоотверженность вызывают уважение. Только вот полностью раствориться в кумире, потерять личность — совсем не весело. Тут, кстати, Апгрейд припас веселенькие штучки вроде сим-плагинов. Знаете, вколешь такой и становишься копией сетевой звездочки. На какое-то время, конечно. Есть еще плагины, изменяющие образ мышления. Вчера вы точно знали, что Земля вращается вокруг Солнца. Сегодня прилепили пластырь и уверены, что Земля плоская и покоится на трех слонах, слоны на черепахе, а черепаха плавает в Мировом Океане. И, поди, разубеди такого — в драку полезет. Да вы их видели: одежда гуру, словарный запас гуру, поведение гуру, манера речи гуру, взгляд гуру, суждения гуру, стиль гуру. Где сам — непонятно.

Когда вы чего-то хотите, то кто на самом деле этого хочет: вы, или Апгрейд?

Ступень вторая. Разрушение идеала.

Обычное дело. Дети разочаровываются в родителях, поклонники в звездах, ученики в учителях. Вчерашний идеал становится воплощением несовершенства и обмана.

Ах! Он мне лгал!

О! Так это не совсем верно!

Эге! Что-то тут нечисто!

И тогда: встретишь Будду — убей Будду!

Друзья предают, любимые предают, даже верный меч сломался — никому решительно нельзя верить!

Разбитые кулаки, пена у рта.

Опасная ступень. Застрянешь — будешь прыгать от кумира к кумиру. Разрушить, искать, найти, разрушить, снова искать… И так без конца. Замкнутый круг разочарований и вечного поиска. Станешь закоренелым скептиком, даже циником. Отличная перспективочка — жизнь без идеалов. Медленное растворение в собственной желчи.

Но, из любого замкнутого круга есть выход.

Все просто — не разрушай.

Ступень третья. Отстранение от идеала.

Встретишь Будду — проходи мимо. Умно, точно? Мало ли их, кумиров, всех разрушать молоток сломается. Так что пусть себе вещают и красуются, наше дело сторона. Только не подумайте, что это равнодушие. Нет. Храмовники говорят: «Саху всегда за». То есть превыше всех идеалов.

Послушник третьей ступени спрашивает, является ли то, что ему открылось окончательной истиной. Морщит лоб и отвечает: «Нет, конечно». Идем дальше, ищем. Вечное движение, разрушать некогда.

Ступень четвертая. Ответы лежат на поверхности.

Остаются вопросы, множество вопросов. Могу задать несколько в качестве примера.

«Почему я?»

«Зачем?»

«Кто написал первый код?»

Ответы учителей больше ничего не значат, а знать хочется до судорог.

И вдруг ответы приходят. Сами, без каких-то усилий, без мучительных раздумий и бессонных ночей. Не сразу, не на все вопросы, но мир вокруг становится понятным, до того понятным, что опьяненный послушник недоумевает как не видел раньше того, что ясно видит сейчас. Скрытые причины, отдаленные последствия, корни, да что там корни — корни корней, корни корней корней! Возникает иллюзия всеведения, самомнение раздувается, нос задирается вверх.

Храмовники считают, что на этом этапе заканчивается путь послушника и начинается путь монаха.

Ступень пятая. Смирение.

Чтобы возгордившийся монах не наломал дров (ведь на самом-то деле он не знает ничего, только боги знают все, да и то кое-чего не знают), ему срочно нужно учиться держать себя в руках. Учиться пониманию простых вещей, иногда самых простых. Ну, скажем, обладаешь ты всеведением, что из того? Изменишь мир к лучшему? Попробуй изменить для начала свой маленький мирок, себя, свое окружение. Там видно будет. Держи себя в руках, приятель. То, что ты стал шибко умный не дает тебе право решать за других. Ты не бог, ты человек. Даже если ты срастил себя с машиной — ты все равно человек. Даже если ты перестроил свой генетический код — ты все равно человек. Ну и далее в таком же роде.

Лично мне нравится. Не люблю, когда меня учат жизни, не люблю, когда моей жизнью управляют. Мне вообще неприятно думать, что где-то там, за Ядовитыми землями, на вершине Бесконечной горы сидят пусть и невероятно могущественные существа, боги, или кто там они на самом деле, и дергают за ниточки.

Боги правят миром…

Я против!

Не хочу, чтобы миром правили боги. По мне так пусть уж как-нибудь само по себе куда-то ползет. Можете со мной не соглашаться.

Ступень шестая. Терпение.

Название говорит само за себя. Это вроде как своеобразная подстраховка смирения. Мало принять свою судьбу, мало принять свою ограниченность человеческого существа, нужно научиться выносить боль бытия. Не сойти с ума от чувства собственного бессилия. Идти вперед, к следующей ступени.

Ступень седьмая. Понимание.

Путь монаха как бы повторяет путь послушника на новом уровне сложности. Здесь то, что раньше казалось понятным — становится понятным. То, что раньше казалось ясным — становится ясным. С этим-то багажом приходит монах к восьмой ступени.

Ступень восьмая. Служение.

Тут я ничего сказать не могу. Вроде бы название тоже говорит за себя, да так ли это? Чему служение? Кому? Богам что ли? Зачем?

Здоровяк и Блондинчик только плечами пожали, Троица блистал красноречием, а по существу дела не сказал ни слова. Погрузил собравшихся в транс точно факир змею.

Мы болтали довольно громко, на нас оглядывались, Троица тоже косился и, наконец, посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— У вас есть вопросы?

Я выдержал его взгляд, такой многозначительный, непростой.

— Есть.

— Задавайте.

— Как давно существует ваша организация?

— Отец мой! — назидательным тоном сказал Троица. — К старшим по рангу послушникам следует обращаться «Отец мой»!

Я сглотнул набежавшую слюну.

— Да. Так как давно существует организация, отец мой?

— Около десяти лет.

— И многие верят в то, о чем вы сейчас говорили?

— Отец мой! Не забывайте прибавлять «отец мой»!

— Да. Отец мой…

— Многие сын мой, многие. А вы, как я вижу, сомневаетесь?

— Но, отец мой, не кажется ли вам, что учение Храма слишком, как бы это сказать, расплывчатое?

— Не кажется, сын мой, отнюдь не расплывчатое. Наставления на пути к истинному саху являет собой совершенную ясную картину. От послушника, и от вас в частности, требуется лишь одно — следовать указаниям старших. Много и тяжело трудиться, руководствуясь этими указаниями. Тогда самый маловерный добьется успеха, — он еще раз пристально посмотрел мне в глаза.

Понятно. Молчи и работай. Работай и молчи. Делай что говорят. Молчи, и делай что говорят. Замечательная основа многих религиозных и политических учений.

После собрания Здоровяк отвел меня в сторонку.

— Зря ты так с Троицей, Змей. Он тебе припомнит.

— Ладно, — буркнул я, — пусть припоминает. Поглядим.

Глава шестая.

Змеиная спина.

« Так пусть же будет приготовлена для меня дорога, по которой я войду в прекрасную страну Аменти…»

Слово устремленного к свету

Троица действительно не забыл дерзкого послушника, шепнул, кому надо — меня сразу же определили на грязную работу.

Мы сели на корыто с болтами, извергающее ядовитый черный дым — машину эпохи Распада. Древний, кое-как отремонтированный и пущенный бегать по стремительно ржавеющим рельсам паровоз.

Здоровяк и Блондинчик сели в вагон, а меня направили подавать помощнику машиниста топливные брикеты из тендера. Так что я почти не видел Ядовитые земли, некогда было. Проклятая машина оказалась прожорливой словно терьер. Только успевай поворачиваться.

— Это еще что, — ободрял меня помощник, — ты бы на угольке поездил, узнал бы тогда волю богов.

Как я уже говорил, боги не пропускают в свои владения современный высокотехнологичный транспорт. Разве что протезов, но протезы, они ведь в сущности люди. Протезы, но люди. С людьми боги готовы иметь дело, с техникой нет.

Ползли мы долго, почти пять суток. С меня за это время не семь, а семьдесят семь потов сошло. Живую руку я стер до крови, металлическую отполировал до блеска. Бегал с масленками, заливал воду, одним словом, не скучал.

Наконец прибыли.

Вот она — Бесконечная гора.

От горизонта до горизонта склоны, вершины не видно, только облака. Я смотрю вверх и пытаюсь представить себе, о чем думают боги, взирающие на мир с вершины Бесконечной горы.

Что бы сделал я, оказавшись там?

Плюнул бы вниз?

Вряд ли…

Слишком глупо и мелко.

Знаете, а ведь они видят почти то — же самое, что и мы — облака. Облака, на которые мы смотрим снизу вверх.

Получается, боги и видеть-то ничего толком не могут, кроме череды призрачных образов, возникающих, меняющихся и распадающихся.

Боги спят и видят сны…

Боги живут в мире иллюзий…

Разве могут боги разглядеть на поросшем лишайником и карликовой березой склоне крохотные фигурки, скачущие по обломкам скал как блохи по спине бродячей собаки…

Но эти жалкие незаметные человеческие фигурки — самая настоящая реальность.

Храмовники здесь развернулись. Двухэтажные деревянные бараки, ангары, грузовой терминал, склады, электростанция, водоочистные сооружения, котельные. Впечатляет, честное слово впечатляет. Конечно, можно и большего достичь за десять-то лет, но, говорят, боги не позволяют. Что-то им нравится, что-то нет. Одно можно строить, другое нельзя.

К хозяйству Храма примыкает большой палаточный городок паломников. Их тысячи. Они собираются группами и молятся:

«Да будут мои шаги легки и невесомы, да не пробудят они страшного зверя, обитающего среди камней. Да не коснутся его отвратительные жвала моих рук и да не коснутся его отвратительные жвала моих ног, да не узнает он вкуса моей крови и соков моего тела, ибо мой разум чист и прозрачен, как воздух в последний день уходящего лета.

Да накроет тень облака восточный склон, дабы солнце, стоящее в зените не выжгло мои глаза и не опалило плечи мои до красных волдырей.

Да поднимется сильный ветер, да унесут его порывы многочисленного зверя, чьи отвратительные челюсти отделяют плоть от костей моих.

Да не встречу я на своем пути острых камней, способных изранить стопы мои.

Да будет свободным дыхание мое, да сохраню я равновесие, когда буду спускаться по склону вниз.

Да сбудется по слову моему, ибо ведомы мне имена Стражей горы, и они знают меня, они слышат меня, ибо я есть Неподвижное Сердце».

Я искренне завидую части паломников, оказавшихся здесь в надежде прикоснуться к божественному. Как правило, это антропы после одной-двух модификаций, еще не морфы, еще не протезы, но уже не люди. Святая простота, очень близкая к той, что хуже воровства.

Они спрашивают: «Зачем все это?»

В смысле: «На кой черт существует то, что существует?»

И сами же отвечают: «Такова воля богов».

И все.

Мне бы так.

Взять бы и остановиться. Стать хоть немножко похожим на них.

Здоровяк назвал этих ребятишек мотыльками.

Мотыльки-однодневки.

Они льют слезы умиления, поют гимны, делают ритуальные приношения, лезут вверх по склону и больше никогда не возвращаются.

Такие дела.

Здоровяка отправили в Термитник, руководство посчитало, что его навыки брата-инструктора пригодятся для налаживания деловых отношений с Великой Сетью. Блондинчик остался что-то учитывать на грузовом терминале. Меня определили в группу технической поддержки Священной фрезы — огромного протеза, медленно ползущего по склону.

Храм прокладывает железную дорогу, соединяющую два опорных лагеря — западный и южный. Грандиознейший проект.

Так оно и пошло: впереди — скалы, позади — полоса размолотой в щебенку горной породы, облако пыли и цепочка преданных, подносящих сменные резцы с твердосплавными насадками. Тупая однообразная работа.

Рано утром я просыпаюсь, с трудом выползаю из спального мешка, потом еле передвигая деревянные ноги, плетусь в отхожее место, потом умываюсь у ручья и поедаю на камбузе невкусный завтрак. После чего до обеда таскаю резцы из передвижного лагеря к первой точке — это метров триста вверх. От первой точки вниз несу источенные резцы. Их восстанавливают и снова пускают в ход.

Вроде бы ничего страшного, но к обеду я уже ничего не хочу. Ни есть не хочу, ни пить. После обеда — то же самое до ужина, до полного ступора. Священная фреза расходует резцы сотнями и превращает преданных во вьючных скотов.

Первое время я пытался говорить со своими коллегами, но очень скоро отказался заводить новых друзей. Большинство из них полуантропы, одна-две модификации, мозгов как у таракана, только покорность и равнодушие. С их точки зрения лучше горбатиться здесь, чем подыхать на окраинах кластеров, или подключиться к Юго-Восточной Сети. Может быть они и правы, однако я скучаю по старым добрым временам.

Боги гневаются на нас.

Который день Бесконечная гора окутана густым туманом, холодный дождь не прекращается ни днем, ни ночью, и служители Урт-Аб, Храма Неподвижного Сердца, поют заунывные гимны, призывая богов сменить гнев на милость.

Странные ребята.

С одной стороны они богам поклоняются — приносят жертвы и все такое, а с другой стороны ползут и ползут вперед — к вершине. А там… Кто знает, что они устроят…

Священная фреза продолжает перемалывать гранит в порошок, для нее нет хорошей и плохой погоды. Резцы изнашиваются, на моих ногах нарастают новые мозоли, плечи стерты в кровь лямками рюкзака, колени разбиты, мышцы превращаются в жгуты.

Старший жрец-машинист даже рад тому, что идет дождь, и горячий ветер из глубины Ядовитых земель не приносит разъедающую глаза желтую пыль.

— Слава богам, два дня не придется менять фильтры, — говорит он.

Сумасшедший протез-симбионт…

Такие как он собираются в артели, клубки-сети, составляют узкоспециализированный механизм и продают свои услуги арктическим или трансокеанским директориям.

Всегда при деле.

Счастливый…

Знаете, я всерьез думал сбежать.

То есть, о том, чтобы сбежать я думал еще в поезде, а уж теперь.… Так скучно, сил нет. Помните, я говорил, что человек бежит от себя самого? Есть еще один забег — бегство от скуки. И этот забег люди проигрывают.

Что меня держит?

Ничто меня не держит, кроме простого вопроса: « Что дальше?»

Не в том смысле куда рвануть и чем заниматься, найдется, куда и найдется чем.

Дело в другом.

Я вот думаю, а толку-то от этих моих развлекаловок и зарабатывалок?

Деньги?

Деньги, деньги, деньги…

Везде деньги, деньги, деньги…

Куда не плюнь деньги, деньги, деньги.

Понимаете, есть некое пространство, внутри которого действуют два закона: деньги и Апгрейд. И в это пространство входит буквально все, чем мы живем сегодня.

Налево пойдешь — в Апгрейд попадешь, направо пойдешь — в Апгрейд попадешь, куда не пойдешь — результат один и тот же.

Разве у вас не возникало желания узнать можно ли иначе?

Можно ли жить за пределами Апгрейда, или Апгрейд настолько всеобъемлющий, что выйти за его рамки нельзя?

Нельзя?

Но…

Почему?

Если подумать, есть несколько путей:

Первый — нищета, абсолютный отказ от денег и, от Апгрейда соответственно. Сведет вас в могилу за короткое время. Спрос на хомопротеины среди морфов по-прежнему высок.

Второй — отказ от собственной личности, примерно так и поступил я, запродав себя любимого невесть кому не задорого. Посмотрим, сколько смогу протянуть.

Третье.…

Третье…

Третьего не придумать.

И что получается? Апгрейд неизбежен?

Да ладно, так не бывает. Все когда-нибудь заканчивается. И жизнь, и деньги, и Апгрейд. Заканчивались войны, революции, эпохи, эры.

Закончится и наш замкнутый круг. Не знаю когда, не знаю как, не знаю почему, но закончится. Это неизбежно.

А пока…

Пока мы как ослики, подающие воду на поля, ходим по кругу и вращаем колесо Апгрейда, и колесо зарывается все глубже и глубже в наши спины, и нет ни надежды, ни веры, ни любви.

И единственно возможное исключение из правил — Бесконечная гора.

Она должна была появиться.

Появиться для того, чтобы продолжить Историю. Уже не историю человека, но историю развития разума.

Апгрейд закончится.

Может быть, мы присутствуем при его конце. Здесь, на склонах Сет-Джесерт боги выстроили последний рубеж, на котором Апгрейд сложит свою буйную голову.

Такие дела.

Вот поэтому я здесь, ребятишки, поэтому до сих пор не сделал ноги в теплые цивилизованные края.

Мне интересно.

Однако интерес этот глобальный и к ежедневной рутине отношения не имеет.

Дни тянутся…

Тянутся…

Тянутся…

Похожие друг на друга словно дубль-клоны…

Я поднимаюсь вверх по склону, перетаскивая очередную партию твердосплавных резцов, забираю отработанные, спускаюсь вниз, беру следующую партию.

И все повторяется.

Все повторяется.

Все повторяется.

Такое ощущение, что попал во временную петлю или что-то вроде того.

Жизнь-фрактал.

А дорога растет, змеится по склону, уходя на юго-восток.

Глава седьмая.

Свободное движение.

«…ибо внемлите, он дал мне свои заклинания на миллионы лет».

Слово устремленного к свету

По Священной Фрезе ударила волна.

У половины симбиот-протезов мгновенно расплавились мозги. Вторую половину атаковал рой-страж. К тому моменту, когда я доплелся со своим тяжеленным рюкзаком до места назначения, боты начисто сожрали сервомоторы и принялись за кормовые пластины.

Преданные в панике бегали вокруг огромной машины. Кто-то молился, упав на колени, кто-то плакал, кто-то благодарил богов за то, что волна прошла мимо его, любимого.

Старший жрец-механик стоял, глядя на поднимающиеся к небу струйки синего дыма, и бормотал:

— Что я теперь буду делать…

Наконец, одному из преданных пришло в голову воспользоваться огнеметом — в блестящий борт Священной Фрезы ударило пламя.

Жрец-механик очнулся и остановил огнеметчика.

— Оставь. Единичный экземпляр, не восстановить. Пусть доедают.

Вот вам слабость протезов как она есть.

Протез — почти всегда единичный экземпляр. Почему-то крайне редко эти развеселые мальчишки и девчонки, превращая себя в машину, задумываются о том, что машины ЛОМАЮТСЯ.

ВСЕ МАШИНЫ ЛОМАЮТСЯ.

Белковые машины ломаются реже, чем кремниевые, здесь у морфов преимущество. Но и белковые машины изнашиваются, стареют и… умирают…

Если бы в мире Апгрейда шла война протезов и морфов, и нужно было бы выбрать сторону, я бы выбрал морфов. Но, в мире Апгрейда идут другие войны, или даже одна большая война всех против всех и каждого с каждым. А в этой войне я на своей собственной стороне.

Через час боты сожрали Священную Фрезу целиком.

От величественного создания осталась горка металлических опилок вперемешку с пластиком и резиной.

Такие дела.

А я взвалил рюкзак на плечи и отправился в базовый лагерь.

Волны и боты.

Во-первых, боты, они же стражи, или рои. Десятки тысяч летучих тварей с атакующими программами. Их добычей становится любая техника. Металлы и пластик — вот что им нужно. Некоторым видам необходима органика, в основном гемоглобин, но они-то как раз наиболее безобидные, апгрейд-аналог насекомых, регрессирующие мутанты, двигающиеся от роботов к живым существам.

С ботами практически невозможно бороться. Не помогают ни огнеметы, ни электрические разряды. Их слишком много. Слишком. Когда вы попадаете в рой, считайте, ваша песенка спета.

Преданные утверждают, что роями управляют Боги, что полоса стражей скоро закончится и нужно усердно молиться, чтобы не навлечь на себя гнев Богов, молиться и очищать разум благочестивыми размышлениями. Что же, скорее всего именно боги выставили такой заслон, охраняющий их владения от непрошенных гостей. Иначе откуда бы вообще здесь взяться роям? Неплохое изобретение, надо сказать. Хорошо, что техника в кластерах пока не дошла до подобной миниатюризации, иначе… Иначе все населенные пункты мира превратились бы уже в серый порошок, насколько я понимаю людей. Нет, такого страшного оружия людям давать нельзя.

Теперь волны.

Это покруче роев. С роями-то все понятно — роботы, маленькие роботы, всего-навсего. А волны — это штука совершенно другого свойства. Уверен, что именно за этой технологией и охотится Храм Неподвижного Сердца. Да и не только они. Тут, у подножия горы крутятся представители почти всех директорий мира. Что-то я пока не видел моих друзей Истинно Чистых, но они еще объявятся, точно объявятся.

Волна действует так: был один склон, прошла волна — стал другой склон. Иногда пейзаж меняется сильно, иногда не очень, разве что заросли стланика росли слева, а теперь справа. Во время прохождения волны у людей горят мозги. Неважно, морф ты, или протез. Белковые у тебя платы, или кремниевые. Мозги закипают.

Что там делают боги у себя на вершине? Кто знает…Может, жмут на кнопки божественного боевого суперкомпьютера. А может, в карты дуются. При этом вниз идут волны, меняющие непредсказуемым образом пространство-время.

Такие дела.

Я сижу на высохшем кедровом стволе и смотрю на синие прозрачные вершины гор, тянущиеся до самого горизонта. Перевожу дыхание, отгоняю мошкару и размышляю о том, что лучше было бы стребовать вместо механического глаза экзоскелет. Здесь такие штуки более востребованы.

— Любуетесь видами, сын мой?

Еще один большеголовый: высокий, неопределенного возраста, глаза подведены хной.

И что они так лезут ко мне в отцы? В мире Апгрейда нет папочек и мамочек, нет семей. Есть кланы, прайды, банды, есть непонятно что. Семей нет. Семьи — это для антропов.

— Как давно вы здесь?

Он не один. Неподалеку тяжело дыша, отмахиваются от мошки пятеро, разодетые в желтый шелк.

Важная шишка? Что же, я не прочь поговорить, считай неделями молчу.

— А какой сегодня день?

— О, даже так. Уже потеряли стрелу времени? Так легко утратить ощущение движения во времени, когда ничего не происходит, не правда ли?

— Вроде того?

— Так сколько вы уже здесь?

— Точно не знаю. Месяца два-три.

— Не так много.

Он присаживается рядом.

— Человек хочет как можно точнее знать свое место в мире. Широту, долготу, и точку на стреле времени. Но, с каким же безразличием, с какой непринужденностью он от этого знания отказывается…

Ну да, конечно…

Еще один философ на склоне Бесконечной горы.

Здесь таких пруд пруди.

— Вы кто?

— Не важно, сын мой. На данном этапе для вас это совершенно не важно.

— Что же, по-вашему, для меня важно на данном этапе?

— Важно вот что. Вы никогда не задумывались над тем, как развивается личность?

— Я, в основном, о других вещах задумывался.

— Верно. Для подобных мыслей необходимо свободное время, не так ли. Время, вытесненное из привычного течения, привычного распорядка. Теперь вы подобным временем обладаете. Наверняка что-то изменилось.

Я мрачно хмыкаю.

— Изменилось?

— Да. Как вы думаете, вы нынешний сильно отличаетесь от самого себя прежнего?

— В каком смысле?

— Не физически, не интеллектуально, а личностно. Изменилась ли ваша личность?

— Не знаю.

Оригинальный дядька. Подавляющее большинство лезет с вопросами о богах. Мол, приближаешься ты к богам, сын мой, или отдаляешься? Чувствуешь ли ты в себе семена истинного саху? И прочее и прочее?

Религиозные фанатики.

Если бы религия действительно ответила на все мои вопросы к мирозданию, более преданного последователя вы бы не нашли. Однако на деле все эти учения выдают клубок сахарной ваты и загоняют на огороженное пастбище. А там уж пощипывай травку, подставляй бока под ножницы и не рыпайся.

Один из глубокомысленных преданных назвал религию методом познания мира путем божественного откровения.

— И как часто, приятель, тебя посещают божественные откровения? — спросил я.

Он оскорбился.

Какие же они обидчивые…

— Я задавался подобными вопросами с юности, сын мой, — продолжил мой безымянный собеседник. — В чем коренное отличие меня вчерашнего от меня сегодняшнего? Накопленные знания? Жизненный опыт? Изношенное тело? Все так, но главное различие заключается в другом.

— И в чем же? — мне стало интересно, да и приятно, знаете ли, вот так посидеть-поболтать на возвышенные темы с неглупым человеком. Это же не тяжелый рюкзак в гору переть.

— А вы, почему сидите здесь? — вдруг спросил он, словно очнувшись от раздумий.

— Отдыхаю. Вы что, против? Так теперь мне спешить некуда. Священную Фрезу уничтожили стражи. Резцы больше таскать нет надобности.

Он картинно вскинул руки.

— О! Да. Стражи… Что бы вы сказали, сын мой, если бы я вам предложил поработать на другой должности?

— Согласился бы, — пожал я плечами. — Резцы таскать не слишком весело.

Он поднялся и приказал:

— Оставьте рюкзак здесь, моя свита о нем позаботится. Возвращайтесь в базовый лагерь и разыщите Стальную Леди. Вас переводят.

Я тоже поднялся и посмотрел на желтые шелка сопровождающих.

— За что такая честь?

Считайте, вам просто повезло.

— Ладно. Рюкзак я сам донесу. Мне не трудно.

— Удачи вам, сын мой.

Он удалился.

Я тоже поднялся и медленно побрел вверх по склону.

Один из сопровождающих моего собеседника нагнал и меня и заговорил громким шепотом:

— Вы должны гордиться, сын мой!

— Чем?

— Сам верховный!

Он побежал вниз по склону.

Надо же, сам Верховный. Беседует с простыми смертными подобно средневековому королю на охоте.

Такие дела…

Глава восьмая.

Старые и новые знакомые.

«Даруй мне способность говорить и направь ко мне сердце в час, когда облачно и темно».

Слово устремленного к свету

Порывы холодного ветра надувают желтые шатры, грозя смести их с поросшей редкими кустами карликовой березы седловины. Ветер прогнал мошку, чему несказанно обрадовались измученные преданные, чьи руки и ноги уже успели покрыться кровавой коркой.

— Благодарение Великому Богу Шу! — торжественно произносит Троица — 1, мой старый друг жрец-распорядитель, зябко кутаясь в шерстяную накидку. Он здесь в полном составе, если можно так выразиться. — Да пребудет с нами вечно Его Благословенное Дыхание!

Хвала Богам!

Выражение двухтысячелетней давности актуально сегодня как никогда раньше. И чем дальше от обжитых мест, тем чаще оно звучит.

Хвала Богам!

Вооружившись топором, я раскалываю чурбаки, которые напилил неутомимый Здоровяк.

Такие дела…

Представить себе не мог, что когда-нибудь мне придется готовить еду на костре, пить воду прямо из ручья, спать на камнях, есть консервы. Это даже не варварство, это самая настоящая дикость.

Но что делать, цивилизация осталась далеко позади.

Конец ознакомительного фрагмента.