За Русь. Глас Владимира Мономаха

Владимир Валерьевич Земша

Рассказ, как отрывок из романа «На переломе эпох». Философские рассуждения о добре и зле, повествование о подвиге Великого князя Киевского Владимира Мономаха и его трудах за Русь. О событиях, происходящих в СССР в 1990-м году на фоне разрушения «социалистического лагеря».

© Владимир Валерьевич Земша, 2016

ISBN 978-5-4483-4166-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Добро и зло

Декабрь 1990 г. Хабаровск.Ул. Истомина, 44.

Вот и сгорел ещё один день. На темнеющей улице было не холодно, всего-то градусов двадцать ниже нуля. Снег мягко искрился в воздухе за окном, расписанным узорами инея. Замороженные пельмени в мешочке висели, привязанные к оконной раме, ожидая часа своего гастрономического триумфа, своего «выхода в свет». По подоконнику прыгал снегирь, аккуратно склёвывая примёрзшие зёрна пшёнки, специально высыпанные ранее для этих птах.

— Сегодня встретил неофашистов, — Влад перемешивал ложкой наваристый мамин борщ.

— Каких ещё неофашистов? — мать посмотрела на него с недоумением.

— Самых что ни на есть настоящих!

— Да? А почему ты так решил?

— Да на них была соответствующая атрибутика. При этом все лысые!

— Может, это только лишь одежда. Дань моде. Юношеский нигилизм. Потом всё это пройдёт. Многие через подобное проходили в юности.

— Знаешь, я лично через это не проходил. И ты это прекрасно знаешь. Увлечение фашизмом не является обязательным связующим звеном между ребёнком и взрослым. А проявления нигилизма могут выражаться и в другом! Мы в школе тоже выражали свой нигилизм, своё несогласие с устройством общества. Спорили с учителями на уроках литературы и обществоведения. В училище мы находили массу расхождений в поведении отдельных партийных руководителей, командования с теорией научного коммунизма, работами Маркса и Ленина! Мы отрицали и открыто спорили!

— А ты за забор училища когда-нибудь выглядывал? Видел там толпы панков, хиппи?

— Виде-ел! Да… Их бы всех в армию! У нас бы их быстро научили Родину любить! Но от панков и хиппи всё же хоть вреда поменьше, чем от неофашистов. — Всё это когда-нибудь перерастётся. Ты видел когда-нибудь дедушку с бритой головой? Куда они все деваются?

— А я думаю, что никуда не деваются, потом такие вот дяди-пере¬ростки молодёжь и воспитывают в таком же духе. Ну, никогда бы не по¬думал, что фашисты могут быть русскими. Я бы им жару задал бы!.. — он потряс кулаком и стукнул по столу.

— Ну, ты с ними, с бритоголовыми-то, всё же лучше не связывайся, — мать беспокойно посмотрела на сына, — и не задерживайся допоздна, как вчера. А то мы с отцом переживаем. Спать, пока ты не вернёшься, не ложимся.

— Мам! Я уже взрослый. Ты же не волнуешься, когда я там, в армии, а там у меня всяк случается.

— Ну, то там, а здесь ты для нас всегда ребёнок, — мама погладила сына по голове.

— Мам, я вообще-то ротой командую, можно сказать. На мне такая ответственность! Так здесь-то, дома, справлюсь уж как-то с самим со¬бой. Какой я ребёнок-то?

— Ладно, ты не сердись. Сам поймёшь потом, когда вырастешь.

— Да вырос я уж давно!

— Вот дети когда у тебя появятся, тогда и поговорим об этом!

— Да ты не обижайся. Я понимаю. Просто не нужно меня ребёнком — то называть. Какой я ребёнок? Я офицер! — он сам усмехнулся от сказанного, вспомнив слова Ярмольника в фильме про Мюнхгаузена.

— Ну, не буду, не буду, — улыбнулась мама, — давай тебе второе поло¬жу, — добавила она, увидев, что борщ в тарелке уж иссяк.

— Давай! Так вот, всех фашистов-то этих, всех видов и национальностей, наверняка одни и те же типы поддерживают.

Вообще, не могу понять, по логике, русские фашисты должны ненавидеть тогда других фашистов, ан, нет, у них Гитлер кумир! Как это вообще возможно, при том, что столько наш народ пострадал в годы войны, в ум не возьму!

— Многое, что сейчас творится, трудно в ум взять. Ты, главное, себя береги. Держись подальше. Они так, может, и не опасны особо. Всё же русские, не немцы.

— Русские!? Да лучше бы они немцами были! Сталина нет, он бы всех их к стенке! — Влад хлопнул ладонью по столу.

— И не говори. К стенке! Но помни, что одно зло рождает другое, даже если оно и совершается во благо.

— Ой, мам, только не надо мне про толстовское «непротивление злу насилием». Добро должно быть с кулаками. Я бы их поубивал как собак и рука б не дрогнула.

— Страшное ты говоришь, сынок. Ну как можно человека убить, даже если он оступился. Ты ж у меня не убийца.

— Ну да, не убийца. Да, конечно. Мне тут и один мой боец-тренер по кунг-фу, тоже говорит, мол, когда борешься с врагом, сам становишься на него похож. Ну а как не бороться-то с ними?

— Это не наше дело, Владик, с ними бороться. Пусть милиция с ними борется. Они за то свою зарплату и получают. А мы люди маленькие. Чё нам на рожон-то лезть?

— Так многие говорят. Делают вид, что ничего не происходит. А чё ждать-то? Пока беда сама постучится в дом? Не нужно ждать, пока эта беда сама придет в семью, чтобы понять, наконец, что это напасть есть. Они уже среди нас и с каждым днем их становится больше. Сколько люди будут вести страусиную политику, пряча головы в песок? Неужели история никого ничему не учит? Зло разрастается очень быстро. В Германии-то же вон, сидели в иллюзиях. И мы сейчас даже не замечаем эту проблему, потому что даже не всегда знаем, как фашистов отличить от обычных людей. Чего мы ждем? По нашей тридцать седьмой школе уже открыто ходят подростки в атрибутах этого движения, а училки не врубаются, все «дети-дети», всё «шалости», всё «молодёжная мода», а эти детки уже полные готовые отморозки.

— Отморозки они и есть! Вон, с полгода назад такие же нашего соседского парня отлупили, да так, что тот в больнице лежал. А с отморозками лучше не связываться.

— Кого отлупили-то? Ваську что ли?

— Его.

— За что?

— Ни за что. За то, что еврей, может.

— Вот, сволота. Как он сейчас-то?

— Да ничего, вроде. И почему только евреев все так не любят, не только фашисты. В толк не возьму.

— Не знаю. Но евреи сами как фашисты, порой, когда себя за особых держат. По-моему, любое утверждение о собственном превосходстве над другими и есть самый настоящий нацизм. Но бить человека за то, что он еврей — последнее дело. Таких самих нужно бить. Я ж и говорю, что с нацистами необходимо бороться. А ты меня всё пытаешься успокоить.

— Но мы-то что можем, сынок! Чем мы можем-то тут помочь?

— А хотя бы поддержкой моральной. А иначе, если от беды будешь бегать, то она сама к тебе и придёт.

— Ладно, борец! Котлету ещё подложить?

— Ух, негоже на ночь то много есть, а ну, давай.

Ароматный запах сочных котлеток, которые таили во рту, был на¬столько соблазнителен, что невозможно было устоять.

— Это настоящая мечта нильского крокодила! — Влад отломил вилкой очередную котлету…

— Да, кстати, тут посылки тебе пришли, наверное, родители твоих солдат наприсылали своим детям передать. Вот извещения. Как ты только это всё дотащишь?

— А-а-а! Дай-ка! Хорошо, схожу завтра на почту. Ничего, дотащу. Что поделать, ждут бойцы же передачки из дома! Ладно, что не впихну, отправлю назад. Ах, ну ещё добавочку подкину, на сон грядущий!.. — он поднялся к источающей божественный, если так можно сказать, аромат мясных котлет, сковородке… Мама улыбалась…