Марс

Владимир Буров

Путешествие на Марс. Где живут не совсем люди, хотя и похожи на них чем-то. Не буду заранее пугать, чем именно. Но некоторые Их боятся. Б-рр-ры-и, а другие даже могут откусить нос. Люди едут Туда не только развлекаться, но чтобы найти киллеров, которые превратили эту, еще вполне пригодную для счастья планету в место, где ни проехать, ни пройти, чтобы у вас чего-нибудь ни попросили: – Дай, да, дай! – Как в Одиссее: – А можно я тебя съем? – И без знака вопроса, тащит каждый и каждая себе.

Глава 3

— Меня это не устраивает. Нет, нет и нет, я третьим не буду.

Конечно, это Марс, здесь, скорее всего, можно трахать всё, что шевелится, но не могу. Кого-нибудь другого, мэй би, даже местную богиню, но вот так, изменить сразу, у меня не получится. А бабам всё равно:

— Лишь бы человек был хороший: кудрявый блондин.

Но один раз я решил попробовать. Взял на корабле железный прут, нагрел в костре, и завил себе тоже несколько локонов. Красиво, но, кажется, заметно, что не от бога. Тем более, пахнет паленым.

— Волосы покрасить? Окей. Краска была, и, разумеется, не корабельная, девушки всегда берут с собой краску для волос. Почему-то все хотят быть блондэ. В принципе это понятно. Так-то скажешь глупость — назовут дураком. А там, наоборот, это естественно. И даже, если назовут, имеем право не обижаться. Кому охота бросаться на людей, как злая собака. Поэтому все и хотят попасть в Некоторые, которым нравится быть:

— Погорячей.

Поэтому бог Зевз сразу и выдал резюме:

— Некоторые любят погорячей.

— С какой стати? — резонно спросил я.

— Паленым пахнет, — скромно ответил он.

Ольга ничего не сказала, но когда этот Зевз не поехал с нами, а остался на своем острове, дала мне без особых проволочек. Так только предупредила:

— Ты меня любишь?

— Да.

— Как ты меня любишь? — Конечно, она могла, как Мюллер, при этом убрать пистолет со стола. Чтобы я понял: всё идет почти по плану, и уж, по крайней мере, по обоюдному согласию.

— Тебе удобно? — спросила она.

Я хотел сказать то, о чем давно мечтал:

— Ты не могла бы встать на мостик?

— Как?

— Как на уроке физкультуры.

Но решил отложить наибольшее удовольствие для следующего раза.

Зря, конечно. Надо ковать железный, пока он еще горячий. Кажется:

— Где тогда будет перспектива?

Древние египтяне решили этот вопрос, поняли, как надо смотреть на пирамиды:

— Плоскими глазами.

— Будем надеяться, что на следующем острове никого не будет, — подумал я.

— Рипит ит, плииз! — рявкнула она, я ничего не слышу.

— Кто-то что-то сказал или мне показалось? — спросил я.

— Ты напомнил мне о моем прошлом романе на этом острове. Извини, я просто обезумела. Но была счастлива, — добавила она.

Или ты совсем не хочешь, чтобы я была счастлива?

— Ну, как тебе сказать?

— Говори, как хочешь. Можешь словами, а хочешь — говори мыслями. Я уже почти тебя понимаю. А ты?

— Я? Я ждал тебя и рад, что вижу.

— Нет, к сожалению, к тебе не передалась эта Марсианская сверх способность. Мы с тобой разные люди. Ты просто человек, а я уже:

— Человек Марса.

— Маркса?

— Пожалуйста, меня не путай. Марса, я сказала, а не Маркса.

— Значит, секс между нами еще возможен?

— Не знаю, надо попробовать.

— Спустимся в кубрик?

— Принеси мне сначала сюда что-нибудь.

— А если бы я понимал тебя с полуслова? Даже без слов вообще? Ты что бы сначала выбрала?

— Секс или коктейль с маракуйей? И знаешь: вместе.

— Хорошо, ты сказала. Встань пока на коленки, приготовься. Впереди я поставлю коктейль.

— А сам?

— Как-нибудь сзади.

— Я не хочу как-нибудь. Давай по-человечески, я расположусь на спине.

— Я не понимаю, как тогда потреблять коктейль?

— Привяжи его к штурвалу. Он будет постепенно капать мне в рот через трубочку.

— У нас нет такого медицинского приспособления, чтобы пить через трубочку сверху.

— Придумай. Я хочу так.

Всё было просто. Надо только надеть на горлышко бутылки насадку, но из нее текло слишком быстро. Как замедлить?

— Я не знаю. Кап-кап-кап. — Не получается. Я пробовал и хлеб, и сыр и сливочное масло — бесполезно. Наконец помогла изолента. Правда, она пахла химией. Но, скорее всего, она уже ничего не почувствует.

Нет, почувствовала.

— Ты чем думал, когда использовать изоленту для пищевых продуктов?

— Просто, я уже все попробовал, но ничего не помогло.

— Возьми яблоко, и надень кусочек на рожок. В яблоке иголкой сделай канал, по которому маракуйя будет стекать вниз и попадать мне в рот. Окей?

— Какой иголкой: толстой или тонкой?

— Отрегулируй. Попробуй сначала тонкой, потом возьми потолще, если мало, еще потолще. Все просто.

— Просто-то просто, но канитель большая.

— Для тех, кто любит — это норма. А так, с бухты-барахты никогда хорошо не получится. В свободное время поучись на шнурках. Ты в детстве любил завязывать шнурки?

— Нет, я любил сандалии.

— Повтори, пожалуйста, еще раз, но только без второго И.

— Зачем столько подготовки?

— Чтобы ты понял, как надо делать основное событие.

— Это уж не удовольствие, а работа получается, — проворчал я. — Одна работа и никакого удовольствия.

— Не преувеличивай. Если привыкнешь всё делать основательно, то и работа будет, как радость. И да: хватит болтать. Работай, работай, работай.

И я работал. Но иногда увлекался, и маракуйя капала мне на затылок.

— Ты выпил часть моей мары.

— Потом полижешь мне зад.

— Что?!

— Затылок, я имею в виду.

— Все равно не буду.

— Ты, как жена, должна мне делать всё, что не могу я сам. У меня волосы слипнутся на затылке, раз, а во-вторых, я пьянею, так как спирт, отделившись от мары — маракуйи — проникает мне прямо в голову.

Она молчала. Наконец я затих. Только тогда она поняла, что я не врал, и помыла мне голову горячей водой с мылом. Вот так. После такого секса отмыться можно, но не просто так, а только горячей водой с мылом.

Мы причалили к следующему острову.

— Может быть, не надо это делать ночью, — сказал я.

— Сейчас ночь? — спросила она.

— Я думал, это и так видно.

— Дело в том, что мне все равно. Я могу и днем, и ночью. А ты?

— Тоже, наверное, но не сейчас же.

— Почему?

— У меня мысли заняты другим.

— Чем?

— Я думаю, на этом острове нас поджидает опасность.

— Думаю, ты преувеличиваешь.

— Почему?

— Ты всегда преувеличиваешь.

— Не думаю, что всегда.

— Но сейчас — это точно.

— Ты пьяная.

— Ты сам пьяный.

На острове мы встретили козу.

— Если есть коза — значит есть и люди.

— Это кто сказал?

— Я.

— А я думаю, что всё как раз наоборот. И знаешь почему? Здесь вообще нет людей.

— Только марсиане, — сказал я, и добавил: — Но это только версия.

Мы развели костер, и хотели привязать козу, чтобы она не бегала ночью по кустам, и не пугала нас. Но она, не далась.

— И ладно бы отбежала в сторону, а то ведь прется за стол прямо с копытами! — возмутилась Ольга.

Коза натурально села на пенек, и свесила копыта в ожидании подачи вкусных блюд.

— Будем надеяться, что она хотя бы не пьет.

Для смеха Ольга предложила козе капустный лист.

— Что?

— Пошла в отказ. Что она хочет? Что едят козы, кроме капусты?

— Ты меня спрашиваешь? Я никогда не пас коз. Дай ей вина и кусок торта.

— Для смеха, что ли? На.

— Не берет? Давай я попробую.

— Хорошо, попробуй.

— Прошу вас, — сказал я. Но коза все равно не взяла ничего. — У нее нет своих рук.

— Дай ей сам, — сказала Ольга.

— Хорошо, я попробую. — И коза стала пить вино, и есть торт. — Ничего удивительного, — сказал я. — Я бы тоже так-то не отказался даже от листа капусты.

Конечно, тут можно было ожидать, что Ольга предложит мне лист капусты, но нет, вышло по-другому. Лист предложила мне коза. Как? Не помню. Вот не помню и всё. Скорее всего, зажала между копытами.

В итоге я съел лист и стал козлом. Но не сразу. Сначала пришлось с ней, ли с ним — неизвестно — драться за Ольгу. Так-то она ответила на его предложение отказом. Но только до того, как эта коза написала копытом на прибрежном песке:

— Я — Гера. — Ну, или что, то же самое — Германн.

И они пошли вместе купаться. Но и тогда я еще не стал козлом. Хотя уже очень хотелось. Но я боролся с этим желанием, как мог. А именно, говорил себе, что надо мной все будут смеяться, и никто уж больше не даст, естественно.

Как только они улыбающиеся вышли на берег, я вызвал эту козу на бой.

— Меня? — удивилась Ольга.

— Не тебя, я ее, — сказал я.

— Это не она, а он, — с вызовом ответила Оля.

— Не обращай внимания, дорогая, — сказала коза. — Он в этом не разбирается.

— Ты вообще соображаешь, что делаешь? — обратилась ко мне О.

— А что?

— Это, конечно, твоё дело, но смотри не сломай ей рога.

— Я думал, ты за меня беспокоишься. Этими рогами можно не одного, а двоих насадить. — Да, похоже, я сгоряча предложил этот бой. Не коза, а настоящий меченосец.

— Помирать — так с музыкой, — сказал я и улыбнулся.

— Давай, на тебя это похоже.

— В знак одолжения ты сможешь бить в барабан в время этого трагического боя?

— У нас нет барабана.

— Ну, так чисто кричи: бам, бам, бам-бам-бам.

— И опять: бам, бам, бам-бам-бам?

— Если ничего другого ты придумать не состоянии, то да, так и кричи.

— Ты чё там замёрз, что ли, мужик? — сказала коза и встала на задние ноги. Потом хлопнула передними друг о друга и пошла на меня.

Тут даже неизвестно, какой прием лучше применить, подумал я. И подумал, что лучше вообще не думать, так как эти боги, скорее всего, умеют читать мысли таких примитивных созданий, как человеки. Впрочем, щас буду бить по ногам?

— По каким? — неожиданно услышал я закономерный вопрос?

— Дак, естественно, по задним. — А сам ударил ей кулаком в грудь. Не мой удар. Сработало подсознание. В детстве тренер только и делал, что кричал, когда я был на ринге:

— Правой по корпусу. — Правой по корпусу! Дак, на!

Коза закатила глаза к небу, скрестила лапки на груди и брякнулась на пушисту мураву-траву. Ольга к ней, откачивать. А коза мяучит так жалобно:

— Бе-е, бе-е-е! — А Ольга:

— Сейчас сделаем искусственное дыхание и всё пройдет.

— Что пройдет — то будет мило, — сказал я. Нет, это не я сказал, а кто? Коза, естественно, больше здесь некому.

— Если встанет, я ее замочу, — констатировал я мрачно.

— Ты так меня любишь? — спросила Ольга.

— Лучше тебя, чем козу, — ляпнул я.

— Понят-т-н-о-о, — резюмировала О. — И да: можно продолжать. — Это, скорее всего, относилось уже к козе.

— Давай, давай, — рявкнул я. И подумал: какой спонтанный прием провести этой козе в следующий моментум?

— Что?

— Моментум Морэ.

Коза пошла на меня в подозрительно знакомой стойке. Каратэ, решил я, точно. И так же точно, что зря связался с козой. Было бы с кем. Бежать? Догонит.

— Мы договаривались без каратэ, — на всякий случай сказал я.

Ольга даже не дала этому козлу ответить:

— Нет, нет, пожалуйста, делайте, что хотите, если уж на то пошло.

И я понял:

— Если попадет передней лапой — это еще ничего, а задней будет финита ля комедиум.

Провести бы ей подхват под обе ноги, или заднюю подножку. Но буду делать болевой из стойки. Я проговорился, но коза не поняла, что это значит:

— Болевой из стойки?

Не получилось. И знаете почему? На конце, так сказать, конечности, у нее не было кулака, как у обычного человека, а за шкуру с жиденькими волосиками тем более не зацепиться.

Я упал, а козел поставил лапу на мою грудь. Хорошо, что не на шею, как Чак Норрис или Жан-Клод Ван Дамм.

— Это не совсем честно, — только и мог сказать я, — надо было драться в специальных куртках, предварительно одевшись в них специально.

— Что он сказал? — спросила Ольга участливо. Но оказалось, не ко мне. И поцеловалась с козлом после того, как он ответил:

— Заговаривается.

— Думаю, у него просто легкое сотрясение мозга.

— У него? У кого, у него? У меня значит. На этом месте лучше всего потерять сознание.

Я проснулся, и понял, что стал козлом. Точнее, еще не стал, но было очевидно, что:

— Становлюсь. — Шло обрастание шестью. Прямо на глазах. Хорошо еще, что не хотелось капусты.

— Да-а-а. А что я буду есть? — Скажи спасибо, что голова работает. — Окей, хорошо, по крайней мере, что есть бог, который дает мне полезные советы. Неужели, это действительно так? Я стал козлом, но получил взамен связь с богом. Но за что мне такое счастье?

— Хочешь козу? — понял я вопрос.

— Вы понимаете меня с полуслова, спасибо.

— Спасибо — да, или спасибо — нет?

— Давайте, конечно. И знаете почему? Думаю, возврата к прошлому уже не будет.

— Какую тебе лучше?

— По интеллигентней, но чтобы любила не только по-миссионерски.

— Само собой.

— Дожили, — подумал я печально, — придется, как римские легионеры трахать козу. Скорее всего, не буду. Так просто пусть будет для компании. Хотя, чем ее кормить? Дак, чем себя, естественно. Построим дом, купим кур, будем делать козий сыр. Что еще? Дак, много ли нам надо. Вот, Грязный Гарри тоже держал свиней, а потом поехал защищать проституток за тысячу баксов на троих, и таким образом смог изменить свою жизнь в лучшую сторону. А мы, тем более, вообще на Марсе. Здесь, скорее всего, и летать можно. Давление низкое. Но достаточное ли для полета — вот в чем вопрос. Кто только не летает! Уму непостижимо, а люди — нет. Смешно.

Она явилась только на следующую ночь. Я засыпал с мыслью, чтобы только не по Высоцкому:

— Может вам она, как кляча — мне дак просто в самый раз.

Всё это умствованье мне надоело, Хочу, чтобы просто: увидел и взял себе. Но даже загадывать не хочу, какая она. Так хочется сюрприза. Сюрприз ведь — это праздник.

Мне уже снилось, что я трусь о нее, как мех о стеклянную палочку. И чё-то не то. Никак не могу полностью насладиться.

— Ах! шелк надо тереть, — наконец понял я. Но где его взять? Ведь и во сне я прекрасно понимал, что я козел. Шерсть есть, но о что ее тереть я не мог вспомнить. Что-то такое дефицитное, как магний. Легче достать шелк.

— Но где во сне искать шелк? — вот в чем вопрос. Нет, просто логически не понятно. Если бы я был человек, или человеком, то мог бы его купить в каком-нибудь японском магазине. А так я ума не приложу, где его взять. Почему тогда мне снится и снится, что я трусь именно о шелк и именно стеклянной палочкой?

И тут мой бог хлопнул меня ладонью по лбу:

— Ты и трешься о неё! — Мама мия! Я жду процесса, а он уже пошел. Идет, независимо от моего личного понимания. Так можно всё сделать и не понять, что уже получил наслаждение.